Как немцы откупились через еврея. Русские в Берлине 1760 г.
---
"8 октября 1760 года, в 2 часа утра, меня позвали в Берлинскую Городскую Думу, где собралась и находилась в крайнем отчаянии большая часть членов магистрата. Мне сообщили горестную весть об отступлении наших войск и о беззащитном состоянии города. Ничего не оставалось делать, как постараться, по возможности, избегнуть бедствия посредством покорности и уговора с неприятелем.
Затем возник вопрос, кому отдать город, русским или австрийцам. Спросили моего мнения, и я сказал, что, по-моему, гораздо лучше договориться с русскими, нежели с австрийцами; что австрийцы - настоящие враги, а русские только помогают им; что они прежде подошли к городу и требовали формально сдачи; что, как слышно, числом они превосходят австрийцев, которые, будучи отъявленными врагами, поступят с городом гораздо жестче русских, а с этими можно лучше договориться. Это мнение было уважено. К нему присоединился и губернатор, генерал-лейтенант фон Рохов, и таким образом гарнизон сдался русским.
Граф Тотлебен потребовал от города страшной суммы в 4 миллиона государственных талеров старого чекана. Городской голова Кирхейзен пришел в совершенное отчаяние и от страха почти лишился языка.
Нашествие австрийцев в ноябре 1757 года стало городу всего в 2 миллиона талеров, и сбор этих денег причинил тогда великую тревогу и несказанные затруднения. А теперь откуда было взять вдвое больше?
Русские генералы подумали, что голова притворяется, либо пьян, и в негодовании приказывали отвести его на гауптвахту. Оно так бы и случилось; но я с клятвой удостоверил русского коменданта, что городской голова уже несколько лет страдает припадками головокружения.
Итак, неприятель овладел городом без всякого договора и немедленно потребовал продовольствия для войска. Никто не знал, как быть. Вторгнувшиеся войска тотчас очистили магазин главного комиссара Штейна, заготовленный им для снабжения королевской армии, и тем причинили ему 57 583 талера убытку, и он потом никогда не получил за то ни гроша.
Моими мольбами и плачем довел я графа Тотлебена до того, что он согласился получить вместо 40 бочек золота только 15 и, кроме того, 200 тысяч государственных талеров в пощадных деньгах (Douceurgeld), и не старого чекана, а тогдашней ходячей серебряной монетой или дукатами, считая по 4 талера в дукате.
Немедленно я, можно сказать, полетел в Думу объяснить о том магистрату и купечеству. Тотчас военный советник и бургомистр Ридигер составил и договор о сдаче города. Члены магистрата отправились к графу Тотлебену с этим договором, который и был проверен, подписан и разменен на обе стороны.
10 октября гр. Тотлебен, по приказанию ген. Фермора, должен был разорить, разграбить и сделать негодными к дальнейшему производству все находившиеся в Берлине королевские фабрики, а равно забрать все воинские запасы, находившиеся в общественных местах и, конечно, весьма значительные. В списке фабрик, подлежавших опустошению, находилась также золотая и серебряная мануфактуры.
Узнав о том еще накануне, я пошел к графу Тотлебену, сообщил ему эту горестную весть и клятвенно уверил его, что эта мануфактура только по имени своему королевская, но доходы ее не поступают в королевскую казну, а идут все на содержание Потсдамского сиротского дома и многих сотен бедных сирот. Я должен был изложить письменно это заявление, подписать и подтвердить клятвенно; граф крикнул коменданта и приказал ему вычеркнуть обе эти фабрики из списка.
Графу Тотлебену предписывалось прижать в особенности евреев и взять в заложники Ефраима и Ицига. Еврейские старшины, три дня сряду остававшиеся в помещении графа, поведали мне свою беду. Я представил генералу, что в договоре о сдаче города эти евреи не поименованы особо и что они внесли деньги, сколько приходилось по раскладке на их долю. Мне стоило величайших усилий переубедить графа Тотлебена, и евреи были пощажены.
11 октября магистрат уведомил меня, что графом Тотлебеном приказано сносить на большую дворцовую площадь всякое без исключения находящееся в городе огнестрельное оружие, о чем дано знать в каждый дом. Никто не знал, по какому это поводу, и жители снова встревожились.
Сдача оружия уже началась, когда я поспешил к графу Тотлебену и, спросив его скромно о причине такового распоряжения, представил, что большая часть граждан, имеющих ружья и пистолеты, держит их только для своего удовольствия, что им горько будет это лишение, русским же это оружие обратится лишь в тягость.
Граф и этот раз сослался на приказание графа Фермора. "Но чтобы показать вам, - продолжал он, - как мне нравится ваше усердие ко благу города и ваших сограждан, я велю, чтобы они принесли на площадь несколько сотен старых и негодных ружей; казаки переломают их и побросают в воду. Таким образом и это приказание будет мной для виду исполнено".
Вообще я и весь город можем засвидетельствовать, что генерал этот поступал с нами скорее как друг, нежели как неприятель. Что было бы при другом военачальнике? Чего бы ни выговорил и не вынудил бы он для себя лично? А что произошло бы, если бы попали мы под власть австрийцев, для обуздания которых от грабежа в городе граф Тотлебен должен был прибегать к расстреливанию." - из воспоминаний берлинского негоцианта Гоцковского.
Граф Готтлоб Курт Генрих фон Тотлебен. За берлинскую экспедицию представляется к ордену Александра Невского и званию генерал-поручика, однако, по неясным причинам, не получает ни того, ни другого, а лишь грамоту с благодарностью за исполненный долг (генералы Чернышёв и Панин были за ту же операцию награждены орденами и повышены в чинах).
В феврале 1761 года, пользуясь предоставленными командованием полномочиями на ведение переговоров с противником, Тотлебен установил переписку с принцем Генрихом Прусским и самим Фридрихом II. В результате задержания курьера с шифрованным посланием к Фридриху, Тотлебен был арестован 30 июня (19 июня) 1761 года в городе Бернштайн и обвинён в измене.
На допросах в тайном повытье он показал, что намеревался, завоевав доверие Фридриха, заманить прусского короля в ловушку и захватить его. Учитывая авантюризм и неумеренное честолюбие Тотлебена, можно признать такое объяснение, которому следствие не поверило, правдоподобным, тем более, что сохранившиеся в прусских архивах письма Тотлебена к Фридриху подтверждают его показания на допросах: сведения, сообщаемые пруссакам, являлись неполными, неверными или устаревшими к моменту отправки.
В 1763 году Тотлебен был осуждён военным судом на смертную казнь, но был помилован Екатериной II. Согласно Указу, опубликованному в Москве 22 апреля (11 апреля) 1763 года, он был приговорён за "вредные намерения" против Российского государства к лишению всех чинов и наград и пожизненному изгнанию из пределов России.
В чём состоят "вредные намерения" в Указе не разъясняется. Большинство современников связывало опалу популярного генерала с происками завистников, не простивших ему славы покорителя Берлина, и, в первую очередь, с именем графа Захара Чернышёва.
Захар Чернышев.
Затем Тотлебен, к изумлению современников, вернулся в Россию, где лишь недавно счастливо избежал казни. В России первоначально ему было разрешено проживание в городе Порхове, где на его содержание выдавалось из казны по рублю в день (фунт мяса стоил тогда в столице 5 копеек).
Тотлебен получил прощение, согласно некоторым сведениям, прослужив год рядовым на Кубани, где отличился храбростью при отражении набегов горцев. Необычайная по меркам того времени мягкость наказания, а также быстрое прощение и восстановление в прежних чинах, а затем и повышение в чине военного, чья измена была официально доказана и подтверждена опубликованным Высочайшим указом, представляют доныне загадку.
В 1768 году началась очередная Русско-турецкая война. В 1769 году Императрица Екатерина II направила генерал-майора Тотлебена, во главе отдельного отряда, для ведения боевых действий против турок в Грузии. Тотлебен был назначен главой первой организованной военной силы России, которая прошла Дарьяльское ущелье.
В 1772 году уже генерал-поручик граф Тотлебен был направлен в Польшу, где принимает участие в войне с конфедератами (к которым одно время, после изгнания из России, он намеревался примкнуть). Тотлебен командовал российскими иррегулярными войсками (казаками и башкирами) в Литве.
Тотлебен умер от горячки в Варшаве. Он был похоронен со всеми воинскими почестями и к неудовольствию соотечественников-немцев по православному обряду и в православной часовне, несмотря на своё лютеранское вероисповедание.
Затем возник вопрос, кому отдать город, русским или австрийцам. Спросили моего мнения, и я сказал, что, по-моему, гораздо лучше договориться с русскими, нежели с австрийцами; что австрийцы - настоящие враги, а русские только помогают им; что они прежде подошли к городу и требовали формально сдачи; что, как слышно, числом они превосходят австрийцев, которые, будучи отъявленными врагами, поступят с городом гораздо жестче русских, а с этими можно лучше договориться. Это мнение было уважено. К нему присоединился и губернатор, генерал-лейтенант фон Рохов, и таким образом гарнизон сдался русским.
Граф Тотлебен потребовал от города страшной суммы в 4 миллиона государственных талеров старого чекана. Городской голова Кирхейзен пришел в совершенное отчаяние и от страха почти лишился языка.
Нашествие австрийцев в ноябре 1757 года стало городу всего в 2 миллиона талеров, и сбор этих денег причинил тогда великую тревогу и несказанные затруднения. А теперь откуда было взять вдвое больше?
Русские генералы подумали, что голова притворяется, либо пьян, и в негодовании приказывали отвести его на гауптвахту. Оно так бы и случилось; но я с клятвой удостоверил русского коменданта, что городской голова уже несколько лет страдает припадками головокружения.
Итак, неприятель овладел городом без всякого договора и немедленно потребовал продовольствия для войска. Никто не знал, как быть. Вторгнувшиеся войска тотчас очистили магазин главного комиссара Штейна, заготовленный им для снабжения королевской армии, и тем причинили ему 57 583 талера убытку, и он потом никогда не получил за то ни гроша.
Моими мольбами и плачем довел я графа Тотлебена до того, что он согласился получить вместо 40 бочек золота только 15 и, кроме того, 200 тысяч государственных талеров в пощадных деньгах (Douceurgeld), и не старого чекана, а тогдашней ходячей серебряной монетой или дукатами, считая по 4 талера в дукате.
Немедленно я, можно сказать, полетел в Думу объяснить о том магистрату и купечеству. Тотчас военный советник и бургомистр Ридигер составил и договор о сдаче города. Члены магистрата отправились к графу Тотлебену с этим договором, который и был проверен, подписан и разменен на обе стороны.
10 октября гр. Тотлебен, по приказанию ген. Фермора, должен был разорить, разграбить и сделать негодными к дальнейшему производству все находившиеся в Берлине королевские фабрики, а равно забрать все воинские запасы, находившиеся в общественных местах и, конечно, весьма значительные. В списке фабрик, подлежавших опустошению, находилась также золотая и серебряная мануфактуры.
Узнав о том еще накануне, я пошел к графу Тотлебену, сообщил ему эту горестную весть и клятвенно уверил его, что эта мануфактура только по имени своему королевская, но доходы ее не поступают в королевскую казну, а идут все на содержание Потсдамского сиротского дома и многих сотен бедных сирот. Я должен был изложить письменно это заявление, подписать и подтвердить клятвенно; граф крикнул коменданта и приказал ему вычеркнуть обе эти фабрики из списка.
Графу Тотлебену предписывалось прижать в особенности евреев и взять в заложники Ефраима и Ицига. Еврейские старшины, три дня сряду остававшиеся в помещении графа, поведали мне свою беду. Я представил генералу, что в договоре о сдаче города эти евреи не поименованы особо и что они внесли деньги, сколько приходилось по раскладке на их долю. Мне стоило величайших усилий переубедить графа Тотлебена, и евреи были пощажены.
11 октября магистрат уведомил меня, что графом Тотлебеном приказано сносить на большую дворцовую площадь всякое без исключения находящееся в городе огнестрельное оружие, о чем дано знать в каждый дом. Никто не знал, по какому это поводу, и жители снова встревожились.
Сдача оружия уже началась, когда я поспешил к графу Тотлебену и, спросив его скромно о причине такового распоряжения, представил, что большая часть граждан, имеющих ружья и пистолеты, держит их только для своего удовольствия, что им горько будет это лишение, русским же это оружие обратится лишь в тягость.
Граф и этот раз сослался на приказание графа Фермора. "Но чтобы показать вам, - продолжал он, - как мне нравится ваше усердие ко благу города и ваших сограждан, я велю, чтобы они принесли на площадь несколько сотен старых и негодных ружей; казаки переломают их и побросают в воду. Таким образом и это приказание будет мной для виду исполнено".
Вообще я и весь город можем засвидетельствовать, что генерал этот поступал с нами скорее как друг, нежели как неприятель. Что было бы при другом военачальнике? Чего бы ни выговорил и не вынудил бы он для себя лично? А что произошло бы, если бы попали мы под власть австрийцев, для обуздания которых от грабежа в городе граф Тотлебен должен был прибегать к расстреливанию." - из воспоминаний берлинского негоцианта Гоцковского.
Граф Готтлоб Курт Генрих фон Тотлебен. За берлинскую экспедицию представляется к ордену Александра Невского и званию генерал-поручика, однако, по неясным причинам, не получает ни того, ни другого, а лишь грамоту с благодарностью за исполненный долг (генералы Чернышёв и Панин были за ту же операцию награждены орденами и повышены в чинах).
В феврале 1761 года, пользуясь предоставленными командованием полномочиями на ведение переговоров с противником, Тотлебен установил переписку с принцем Генрихом Прусским и самим Фридрихом II. В результате задержания курьера с шифрованным посланием к Фридриху, Тотлебен был арестован 30 июня (19 июня) 1761 года в городе Бернштайн и обвинён в измене.
На допросах в тайном повытье он показал, что намеревался, завоевав доверие Фридриха, заманить прусского короля в ловушку и захватить его. Учитывая авантюризм и неумеренное честолюбие Тотлебена, можно признать такое объяснение, которому следствие не поверило, правдоподобным, тем более, что сохранившиеся в прусских архивах письма Тотлебена к Фридриху подтверждают его показания на допросах: сведения, сообщаемые пруссакам, являлись неполными, неверными или устаревшими к моменту отправки.
В 1763 году Тотлебен был осуждён военным судом на смертную казнь, но был помилован Екатериной II. Согласно Указу, опубликованному в Москве 22 апреля (11 апреля) 1763 года, он был приговорён за "вредные намерения" против Российского государства к лишению всех чинов и наград и пожизненному изгнанию из пределов России.
В чём состоят "вредные намерения" в Указе не разъясняется. Большинство современников связывало опалу популярного генерала с происками завистников, не простивших ему славы покорителя Берлина, и, в первую очередь, с именем графа Захара Чернышёва.
Захар Чернышев.
Затем Тотлебен, к изумлению современников, вернулся в Россию, где лишь недавно счастливо избежал казни. В России первоначально ему было разрешено проживание в городе Порхове, где на его содержание выдавалось из казны по рублю в день (фунт мяса стоил тогда в столице 5 копеек).
Тотлебен получил прощение, согласно некоторым сведениям, прослужив год рядовым на Кубани, где отличился храбростью при отражении набегов горцев. Необычайная по меркам того времени мягкость наказания, а также быстрое прощение и восстановление в прежних чинах, а затем и повышение в чине военного, чья измена была официально доказана и подтверждена опубликованным Высочайшим указом, представляют доныне загадку.
В 1768 году началась очередная Русско-турецкая война. В 1769 году Императрица Екатерина II направила генерал-майора Тотлебена, во главе отдельного отряда, для ведения боевых действий против турок в Грузии. Тотлебен был назначен главой первой организованной военной силы России, которая прошла Дарьяльское ущелье.
В 1772 году уже генерал-поручик граф Тотлебен был направлен в Польшу, где принимает участие в войне с конфедератами (к которым одно время, после изгнания из России, он намеревался примкнуть). Тотлебен командовал российскими иррегулярными войсками (казаками и башкирами) в Литве.
Тотлебен умер от горячки в Варшаве. Он был похоронен со всеми воинскими почестями и к неудовольствию соотечественников-немцев по православному обряду и в православной часовне, несмотря на своё лютеранское вероисповедание.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]