Неиспользованный шанс России
---
В истории каждой страны есть некие узловые точки, в которых провидение решает в каком направлении будет развиваться это государство, решает судьбы народов населяющих это страну.
В период так называемой великой смуты, было несколько таких узловых точек.
Первая связана с личностью Димитрия (Лжедмитрия первого). Это был один из самых ярких руководителей за всю многовековую историю России. Удержись он на престоле, возможно, Россия занимала бы намного более значимое место в истории мировой цивилизации.
Это был воин с имперскими замашками, это был реформатор. Это был любимец простого народа, кумир миллионов.
По сути, реформатор Пётр Великий пошёл этим путём на 100 лет позже - это путь модернизации. Кроме того, Дмитрий сразу приступил к подготовке войны с Турецкой империей, он собирался брать Азов, ровно то, что через 100 лет делал Пётр.
Народу Дмитрий дал свободу, каковой у него никогда не было.
Дмитрий однажды заметил, что "Есть два способа царствовать, милосердием и щедростью или суровостью и казнями; я избрал первый способ; я дал Богу обет не проливать крови подданных и исполню его".
Но самое главное - он начал беспощадную борьбу с коррупцией и мздоимством:
Взяточников приказано было водить по городу, повесив на шею денежную мошну, меха, жемчуг — или даже солёную рыбу — то, чем бралась взятка, и бить палками. Дворяне были избавлены от телесных наказаний, зато вынуждены были за те же преступления выплачивать большие штрафы..
Боярское окружение использовало недовольство людей поляками, во множестве приехавшими в Московию вместе с невестой Димитрия Мариной Мнишек, и под прикрытием народного бунта расправилось с царём-реформатором.
Вот как описывает личность Димитрия Иссаак Масса, голландский торговец, живший в Москве в 1601-1609 годах.
" Он [Димитрий] был мужчина крепкий и коренастый (sterck
onderset), без бороды, широкоплечий, с толстым носом, возле
которого была синяя бородавка, желт лицом, смугловат, обладал
большою силою в руках, лицо имел широкое и большой рот, был
отважен и неустрашим, любил кровопролития, хотя не давал это
приметить. В Москве не было ни одного боярина или дьяка, не
испытавшего на себе его строгости, и у него были диковинные
замыслы, ибо он собрался зимою осаждать Нарву и предпринял бы
это, когда б его не отговорили бояре по причине неудобного [для
осады] времени [года]; также отправил он, о чем мы рассказывали
при изложении его жизни, много амуниции и припасов в город Елец,
с тем чтобы прежде всего напасть на Татарию, но втайне замышлял
напасть на Польшу, чтобы завоевать ее и изгнать короля или
захватить с помощью измены, и полагал так совсем подчинить Польшу
Московии."
Так автор описывает быт и образ жизни Димитрия:
"Димитрий весьма приблизился к Москве, но вступил в нее
только когда достоверно узнал, что вся страна признала его царем,
и вступление свое он совершил 20 июня. И с ним было около восьми
тысяч казаков и поляков, ехавших кругом него, и за ним следовало
несметное войско, которое стало расходиться, как только он
вступил в Москву; все улицы были полны народом так, что
невозможно было протолкаться; все крыши были полны народом, также
все стены и ворота, где он [Димитрий] должен был проехать; и все
были в лучших нарядах и, считая Димитрия своим законным государем
и ничего не зная [о нем] другого, плакали от радости. И миновав
третью стену и Москву-реку и подъехав к Иерусалиму, - так
называется церковь на горе, неподалеку от Кремля, - он
остановился со всеми окружавшими и сопровождавшими его людьми и,
сидя на лошади, снял с головы свою царскую шапку и тотчас ее
надел опять и, окинув взором великолепные стены и город, и
несказанное множество народа, запрудившее все улицы, он, как это
было видно, горько заплакал и возблагодарил бога за то, что тот
продлил его жизнь и сподобил увидеть город отца своего, Москву, и
своих любезных подданных, которых он сердечно любил. Много других
подобных речей [говорил Димитрий], проливая горючие слезы, и
многие плакали вместе с ним;"
"Тотчас же последовали перемены при царском дворе, и все
прежние чиновники, как то: дьяки (cancelieren), подьячие
(secretarissen), конюшие (stalmeesters), ключники
(keldermeesters), стольники (hoofmeesters), повара и слуги
(camerlingen), были удалены и замещены теми, коим царь более
доверял; также сменили правителей (gouverneurs) по всей областям,
городам и другим владениям; и в придворные служители и пажи он
взял к себе одних поляков, которые были проворнее и расторопнее,
также образованнее и умнее, чем московские придворные и дворяне,
нигде, кроме своей родины, не бывавшие и большей частью не
умевшие ни читать, ни писать и жившие, по обычаю русскому, как
животные.
Меж тем послали за мнимой матерью Димитрия, которую, как о
том выше сказано, Годуновы отправили в пустынь и перед своим
концом повелели умертвить, но ее уберегли; и во всех городах,
через которые она проезжала, народ торжественно встречал ее, как
бывшую царицу и седьмую жену царя Ивана Васильевича; в то время
она была инокинею.
Подъехав к Москве, она остановилась в [селе] Тайнинском
(Таninsco), что в двух милях от Москвы, где был царский дворец, и
сюда выехал навстречу к ней Димитрий с множеством вельмож и
других людей. И они [Димитрий и Марфа] приветствовали друг друга,
и весь народ вопил и плакал"
"Также повелел он разыскивать по всей стране самых лучших и
злых собак, и почти каждое воскресенье он тешился с ними на
заднем [дворцовом] дворе, куда привозили в клетках множество
медведей, и он выпускал их на собак; также приказывал он
некоторым знатнейшим дворянам, которые по большей части были
отличными охотниками, выходить на медведей с рогатиною
(swynspriet), и некоторые [охотники] проявляли поистине геройскую
отвагу, и я сам видел, как многие выходили на большого, свирепого
медведя с одною рогатиною и так ловко вонзали ее ему в горло или
в грудь, что было прямо невероятно, и хотя по большей части их
руки бывали изранены, они одерживали победу, но ежели бы кто
промахнулся, то мог бы поплатиться жизнью; вокруг стояли охотники
с вилами, следившие за медведями, и в случае промаха [борца]
тотчас пронзали медведю горло; поистине отвратительное зрелище
(afgryselycke speculatie); он и сам пожелал выйти на злобных
медведей, но по неотступным просьбам вельмож отложил свое
намерение.
Также часто выезжал он из Москвы охотиться в поле, куда по
его повелению выпускали медведей, волков и лисиц, и он
преследовал их с великой отвагою; он в один день загонял по
нескольку лошадей и часто менял платье. Поистине он был лихой
наездник (belt te peerde), как бы ни была дика лошадь, он укрощал
ее своими руками, чему все дивились, хотя там все хорошие
наездники, ибо они с детства до самой смерти ездят верхом; в
Москве каждый купец, даже не богатый, держит лошадей, и из одной
улицы в другую переезжает верхом, и лошади и их прокорм там
дешевы, ибо в урожайное время содержание лошади там может стоить
четыре ливра в год; он также был искусным правителем и все
установленные им законы в государстве (alle wetten stellende in
den regimente) были безупречны и хороши и он сам нередко
наставлял чиновников.
Он также возомнил, что ему недовольно владеть Московиею, но
помышлял о завоевании всей Татарии, Швеции и Дании, полагая, что
то будет нетрудно привести в исполнение, но прежде всего он
устремил взоры на Татарию; он был отважным воином и охотно
смотрел на кровопролитие, но не давал этого приметить и держал
все в глубокой тайне (maer hiel de dief noch in de mouwe), также
обладал неимоверной силой в руках."
"Это казалось московитам весьма диковинным, ибо они ничего
подобного не видали и не знали, что об этом думать, ибо все
московские прирожденные цари выезжали верхом в сопровождении
одних стрельцов. И последних Димитрий держал постоянно при себе,
две или три тысячи человек, вооруженных длинными пищалями; он
повелел также отлить много пушек, хотя их было много в Москве.
Сверх того он иногда приказывал строить крепостцы и брать их
приступом и обстреливать из больших пушек, в чем принимал участие
сам, как простой воин, и не пренебрегал никакою работою, желая
вселить в московитов доброе разумение, как вести войну, и однажды
повелел сделать чудище - крепость, двигавшуюся на колесах, с
многими маленькими полевыми пушками внутри и разного рода
огнестрельными припасами, чтобы употребить [эту крепость] против
татар и тем устрашить как их самих, так и их лошадей, и поистине
это было измышлено им весьма хитроумно. Зимою эту крепость
выставили на реке Москве на лед, и он [Димитрий] повелел отряду
польских всадников ее осадить и взять приступом, на что он мог
взирать сверху из своих палат и все отлично видеть, и ему
мнилось, что эта [крепость] весьма удобна для выполнения его
намерения, и она была весьма искусно сделана и вся раскрашена; на
дверях были изображены слоны, а окна подобно тому, как изображают
врата ада, и они должны были извергать пламя, и внизу были
окошки, подобные головам чертей, где были поставлены маленькие
пушки. Поистине, когда бы эту крепость употребили против таких
врагов, как татары, то тотчас же привели бы их в замешательство и
обратили в бегство, ибо это было весьма искусно придумано. Того
ради московиты прозвали ее чудищем ада, и после смерти Димитрия,
которого они называли чародеем, говорили, что он на время запер
там черта, и там его [Димитрия] также сожгли.
Он повелел также отлить много мортир (mortieren), чтобы
стрелять ядрами (vierballen), и часто испытывал их; сверх того он
часто вместе с дворянами принимал участие в военных забавах
(lustich stormende crychswyse) и часто подвергал себя опасности"
"Осенью царь повелел сделать все приготовления к тому, чтобы
зимою с большим войском осадить Нарву, но вельможи отсоветовали
ему и упросили, так что он уступил, не ведая по какой причине.
Также призвал он из Углича Густава, сына короля шведского, о
котором мы довольно говорили при изложении [истории] царствования
Бориса, и повелел ему принести клятву и присягу московской короне
в том, что он будет верно служить, когда будет нужда призвать
его, но Густав, человек сумасбродный (dullen eygenen сор
hebbende), сказал, что он сам сын короля и с ним нельзя так
говорить, но лучше бы оказали ему милость и пособили бы овладеть
шведским королевством, что ему подобает; на что Димитрий
разгневался и повелел его [Густава] связать и бросить в сани и
вместе со шведским слугою, которого звали Симоном, заточить в
темницу в Ярославле, что в пятидесяти милях от Москвы, где он и
умер; и как я полагаю, его отравили."
"Димитрий вознамерился по совершению своей свадьбы выступить
со всем войском в поход на крымских татар, для чего всю зиму
посылали великое множество амуниции, припасов и провианту в Елец,
город на татарской границе; и все это свозили туда, чтобы
сопровождать войско, так что к весне запасли много муки, пороху,
свинцу, сала и всяких других вещей на триста тысяч человек, и
было велено все сберегать до его [Димитрия] прибытия; затем он
отправил посла в Крым объявить хану, что он должен возвратить
московскому царю все подати, которые Московское государство
прежде принуждено было уплатить хану, а не то он обреет хана и
весь его народ наголо, как мех, который он ему посылает и который
был начисто обрит, совсем наголо (en heel gescoren was, cael
totten gronde); но гонец, отправленный с этим [посланием], не
возвратился."
В период так называемой великой смуты, было несколько таких узловых точек.
Первая связана с личностью Димитрия (Лжедмитрия первого). Это был один из самых ярких руководителей за всю многовековую историю России. Удержись он на престоле, возможно, Россия занимала бы намного более значимое место в истории мировой цивилизации.
Это был воин с имперскими замашками, это был реформатор. Это был любимец простого народа, кумир миллионов.
По сути, реформатор Пётр Великий пошёл этим путём на 100 лет позже - это путь модернизации. Кроме того, Дмитрий сразу приступил к подготовке войны с Турецкой империей, он собирался брать Азов, ровно то, что через 100 лет делал Пётр.
Народу Дмитрий дал свободу, каковой у него никогда не было.
Дмитрий однажды заметил, что "Есть два способа царствовать, милосердием и щедростью или суровостью и казнями; я избрал первый способ; я дал Богу обет не проливать крови подданных и исполню его".
Но самое главное - он начал беспощадную борьбу с коррупцией и мздоимством:
Взяточников приказано было водить по городу, повесив на шею денежную мошну, меха, жемчуг — или даже солёную рыбу — то, чем бралась взятка, и бить палками. Дворяне были избавлены от телесных наказаний, зато вынуждены были за те же преступления выплачивать большие штрафы..
Новый царь изменил составДумы, введя в него в качестве постоянных членов представителей высшего духовенства, и отныне повелел Думе зваться «сенатом». Во время своего недолгого правления царь почти ежедневно присутствовал на заседаниях и участвовал в спорах и решениях государственных дел. По средам и субботам давал аудиенции, принимал челобитные и часто гулял по городу, общаясь с ремесленниками, торговцами, простыми людьми.
Надо ли говорить, что этими новвовидениями он настроил против себя элиты?Боярское окружение использовало недовольство людей поляками, во множестве приехавшими в Московию вместе с невестой Димитрия Мариной Мнишек, и под прикрытием народного бунта расправилось с царём-реформатором.
Вот как описывает личность Димитрия Иссаак Масса, голландский торговец, живший в Москве в 1601-1609 годах.
" Он [Димитрий] был мужчина крепкий и коренастый (sterck
onderset), без бороды, широкоплечий, с толстым носом, возле
которого была синяя бородавка, желт лицом, смугловат, обладал
большою силою в руках, лицо имел широкое и большой рот, был
отважен и неустрашим, любил кровопролития, хотя не давал это
приметить. В Москве не было ни одного боярина или дьяка, не
испытавшего на себе его строгости, и у него были диковинные
замыслы, ибо он собрался зимою осаждать Нарву и предпринял бы
это, когда б его не отговорили бояре по причине неудобного [для
осады] времени [года]; также отправил он, о чем мы рассказывали
при изложении его жизни, много амуниции и припасов в город Елец,
с тем чтобы прежде всего напасть на Татарию, но втайне замышлял
напасть на Польшу, чтобы завоевать ее и изгнать короля или
захватить с помощью измены, и полагал так совсем подчинить Польшу
Московии."
Так автор описывает быт и образ жизни Димитрия:
"Димитрий весьма приблизился к Москве, но вступил в нее
только когда достоверно узнал, что вся страна признала его царем,
и вступление свое он совершил 20 июня. И с ним было около восьми
тысяч казаков и поляков, ехавших кругом него, и за ним следовало
несметное войско, которое стало расходиться, как только он
вступил в Москву; все улицы были полны народом так, что
невозможно было протолкаться; все крыши были полны народом, также
все стены и ворота, где он [Димитрий] должен был проехать; и все
были в лучших нарядах и, считая Димитрия своим законным государем
и ничего не зная [о нем] другого, плакали от радости. И миновав
третью стену и Москву-реку и подъехав к Иерусалиму, - так
называется церковь на горе, неподалеку от Кремля, - он
остановился со всеми окружавшими и сопровождавшими его людьми и,
сидя на лошади, снял с головы свою царскую шапку и тотчас ее
надел опять и, окинув взором великолепные стены и город, и
несказанное множество народа, запрудившее все улицы, он, как это
было видно, горько заплакал и возблагодарил бога за то, что тот
продлил его жизнь и сподобил увидеть город отца своего, Москву, и
своих любезных подданных, которых он сердечно любил. Много других
подобных речей [говорил Димитрий], проливая горючие слезы, и
многие плакали вместе с ним;"
"Тотчас же последовали перемены при царском дворе, и все
прежние чиновники, как то: дьяки (cancelieren), подьячие
(secretarissen), конюшие (stalmeesters), ключники
(keldermeesters), стольники (hoofmeesters), повара и слуги
(camerlingen), были удалены и замещены теми, коим царь более
доверял; также сменили правителей (gouverneurs) по всей областям,
городам и другим владениям; и в придворные служители и пажи он
взял к себе одних поляков, которые были проворнее и расторопнее,
также образованнее и умнее, чем московские придворные и дворяне,
нигде, кроме своей родины, не бывавшие и большей частью не
умевшие ни читать, ни писать и жившие, по обычаю русскому, как
животные.
Меж тем послали за мнимой матерью Димитрия, которую, как о
том выше сказано, Годуновы отправили в пустынь и перед своим
концом повелели умертвить, но ее уберегли; и во всех городах,
через которые она проезжала, народ торжественно встречал ее, как
бывшую царицу и седьмую жену царя Ивана Васильевича; в то время
она была инокинею.
Подъехав к Москве, она остановилась в [селе] Тайнинском
(Таninsco), что в двух милях от Москвы, где был царский дворец, и
сюда выехал навстречу к ней Димитрий с множеством вельмож и
других людей. И они [Димитрий и Марфа] приветствовали друг друга,
и весь народ вопил и плакал"
"Также повелел он разыскивать по всей стране самых лучших и
злых собак, и почти каждое воскресенье он тешился с ними на
заднем [дворцовом] дворе, куда привозили в клетках множество
медведей, и он выпускал их на собак; также приказывал он
некоторым знатнейшим дворянам, которые по большей части были
отличными охотниками, выходить на медведей с рогатиною
(swynspriet), и некоторые [охотники] проявляли поистине геройскую
отвагу, и я сам видел, как многие выходили на большого, свирепого
медведя с одною рогатиною и так ловко вонзали ее ему в горло или
в грудь, что было прямо невероятно, и хотя по большей части их
руки бывали изранены, они одерживали победу, но ежели бы кто
промахнулся, то мог бы поплатиться жизнью; вокруг стояли охотники
с вилами, следившие за медведями, и в случае промаха [борца]
тотчас пронзали медведю горло; поистине отвратительное зрелище
(afgryselycke speculatie); он и сам пожелал выйти на злобных
медведей, но по неотступным просьбам вельмож отложил свое
намерение.
Также часто выезжал он из Москвы охотиться в поле, куда по
его повелению выпускали медведей, волков и лисиц, и он
преследовал их с великой отвагою; он в один день загонял по
нескольку лошадей и часто менял платье. Поистине он был лихой
наездник (belt te peerde), как бы ни была дика лошадь, он укрощал
ее своими руками, чему все дивились, хотя там все хорошие
наездники, ибо они с детства до самой смерти ездят верхом; в
Москве каждый купец, даже не богатый, держит лошадей, и из одной
улицы в другую переезжает верхом, и лошади и их прокорм там
дешевы, ибо в урожайное время содержание лошади там может стоить
четыре ливра в год; он также был искусным правителем и все
установленные им законы в государстве (alle wetten stellende in
den regimente) были безупречны и хороши и он сам нередко
наставлял чиновников.
Он также возомнил, что ему недовольно владеть Московиею, но
помышлял о завоевании всей Татарии, Швеции и Дании, полагая, что
то будет нетрудно привести в исполнение, но прежде всего он
устремил взоры на Татарию; он был отважным воином и охотно
смотрел на кровопролитие, но не давал этого приметить и держал
все в глубокой тайне (maer hiel de dief noch in de mouwe), также
обладал неимоверной силой в руках."
"Это казалось московитам весьма диковинным, ибо они ничего
подобного не видали и не знали, что об этом думать, ибо все
московские прирожденные цари выезжали верхом в сопровождении
одних стрельцов. И последних Димитрий держал постоянно при себе,
две или три тысячи человек, вооруженных длинными пищалями; он
повелел также отлить много пушек, хотя их было много в Москве.
Сверх того он иногда приказывал строить крепостцы и брать их
приступом и обстреливать из больших пушек, в чем принимал участие
сам, как простой воин, и не пренебрегал никакою работою, желая
вселить в московитов доброе разумение, как вести войну, и однажды
повелел сделать чудище - крепость, двигавшуюся на колесах, с
многими маленькими полевыми пушками внутри и разного рода
огнестрельными припасами, чтобы употребить [эту крепость] против
татар и тем устрашить как их самих, так и их лошадей, и поистине
это было измышлено им весьма хитроумно. Зимою эту крепость
выставили на реке Москве на лед, и он [Димитрий] повелел отряду
польских всадников ее осадить и взять приступом, на что он мог
взирать сверху из своих палат и все отлично видеть, и ему
мнилось, что эта [крепость] весьма удобна для выполнения его
намерения, и она была весьма искусно сделана и вся раскрашена; на
дверях были изображены слоны, а окна подобно тому, как изображают
врата ада, и они должны были извергать пламя, и внизу были
окошки, подобные головам чертей, где были поставлены маленькие
пушки. Поистине, когда бы эту крепость употребили против таких
врагов, как татары, то тотчас же привели бы их в замешательство и
обратили в бегство, ибо это было весьма искусно придумано. Того
ради московиты прозвали ее чудищем ада, и после смерти Димитрия,
которого они называли чародеем, говорили, что он на время запер
там черта, и там его [Димитрия] также сожгли.
Он повелел также отлить много мортир (mortieren), чтобы
стрелять ядрами (vierballen), и часто испытывал их; сверх того он
часто вместе с дворянами принимал участие в военных забавах
(lustich stormende crychswyse) и часто подвергал себя опасности"
"Осенью царь повелел сделать все приготовления к тому, чтобы
зимою с большим войском осадить Нарву, но вельможи отсоветовали
ему и упросили, так что он уступил, не ведая по какой причине.
Также призвал он из Углича Густава, сына короля шведского, о
котором мы довольно говорили при изложении [истории] царствования
Бориса, и повелел ему принести клятву и присягу московской короне
в том, что он будет верно служить, когда будет нужда призвать
его, но Густав, человек сумасбродный (dullen eygenen сор
hebbende), сказал, что он сам сын короля и с ним нельзя так
говорить, но лучше бы оказали ему милость и пособили бы овладеть
шведским королевством, что ему подобает; на что Димитрий
разгневался и повелел его [Густава] связать и бросить в сани и
вместе со шведским слугою, которого звали Симоном, заточить в
темницу в Ярославле, что в пятидесяти милях от Москвы, где он и
умер; и как я полагаю, его отравили."
"Димитрий вознамерился по совершению своей свадьбы выступить
со всем войском в поход на крымских татар, для чего всю зиму
посылали великое множество амуниции, припасов и провианту в Елец,
город на татарской границе; и все это свозили туда, чтобы
сопровождать войско, так что к весне запасли много муки, пороху,
свинцу, сала и всяких других вещей на триста тысяч человек, и
было велено все сберегать до его [Димитрия] прибытия; затем он
отправил посла в Крым объявить хану, что он должен возвратить
московскому царю все подати, которые Московское государство
прежде принуждено было уплатить хану, а не то он обреет хана и
весь его народ наголо, как мех, который он ему посылает и который
был начисто обрит, совсем наголо (en heel gescoren was, cael
totten gronde); но гонец, отправленный с этим [посланием], не
возвратился."
Взято: skif-tag.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]