Михаил Чумаков и клещевой энцефалит
---
Михаил Чумаков – великий вирусолог, который заболел открытым при его участии клещевым энцефалитом, но выжил и за оставшиеся 56 лет поквитался с этой болезнью.
Когда Чумаков заканчивал 1-й Московский медицинский институт (позднее имени Сеченова), его отец, ветеринарный фельдшер, погиб от сибирской язвы. И Михаил выбрал специальность бактериолога, чтобы бороться с инфекциями. С радостью принял он предложение поехать в Хабаровск, где началась эпидемия непонятной болезни, поражающей нервную систему.
Как только в мае 1937 года экспедиция прибыла на место, её руководитель Лев Зильбер сразу же предположил, что это вирусный энцефалит, и переносят его клещи. Смертность среди заболевших была велика: умирал каждый четвертый, а выздоравливающие оставались калеками. Чумаков вскрывал трупы, чтобы изолировать вирус, и брал сыворотку крови у выздоравливающих, чтобы ввести её больным. В первую очередь спасали детей. В июне на счету Чумакова было уже несколько излечений. Препаратом мозга погибших заражали мышей. Чумаков откормил на больных мышах толпы клещей, и показал, что они могут заразить других мышей. Последнее, что он успел сделать, пока не заболел – это вызвать пассивный иммунитет у козла.
Заразился он вечером 29 июля. Умер больной особо тяжёлой формой энцефалита, а прозекторский набор увезли в другой отряд. Вскрывать же надо было срочно – стояла жара, пропадал ценный препарат. Орудуя подручными инструментами, Чумаков поранился осколком черепа. Через три дня он уже был на краю гибели. В спинномозговой канал ему вводили сыворотку выздоровевшего. Нашлось применение и козлу. Спасённый Михаил Петрович вызывал всеобщее сочувствие - обе руки парализованы, голова свёрнута набок, слух исчез вовсе. Без особых надежд на реабилитацию его направили лечиться в Крым.
Через некоторое время органы обвинили Зильбера в том, что он специально открыл энцефалит, чтобы заразить им московский водопровод и лично товарища Сталина. Пока главу экспедиции терзали на Лубянке, газеты расхваливали Чумакова как главного героя - он научился двигать левой рукой, и оказалось, что левое ухо сохранило 5% слуха. Скорее из жалости, чем для пользы дела, его приняли на работу в институт экспериментальной медицины и дали лабораторию.
Но уже в 39-м году этот инвалид устроил грандиозную экспедицию на Урал, где нашёл энцефалитного клеща. Более того, он установил, что клещи передают вирус по наследству своим личинкам. Это значило, что болезнь гнездится в природных очагах. Нужно было составить карту энцефалитной опасности в СССР и соседних странах, чтобы знать, где нельзя без подготовки начинать большое строительство.
За это Чумаков получил Сталинскую премию 1 степени и квартиру в Москве, в новом доме на улице Чкалова. Правда, его тут же уплотнили: в двух комнатах поселился новый любимчик вождя Андрей Громыко, который готовился стать послом в США. Соседи подружились, и уезжая за границу, Громыко оставил Чумаковым ключи от своих комнат.
Чумаков совершал подвиг за подвигом: в 42-м году поборол вспышку энцефалита на Волховском фронте, в 44-м занялся другой эпидемией в войсках – среди участников освобождения Крыма. Это была неизвестная прежде болезнь, «крымская Эбола», которую затем нашли также в Конго и назвали конго-крымской геморрагической лихорадкой. В Крыму в августе 45-го Чумаков опять рисковал жизнью, но на сей раз обошлось. За громкое открытие его сделали директором института вирусологии.
Но в январе 1953 года он лишился этой должности. Из-за «дела врачей» повсюду стали избавляться от сотрудников с «неправильными фамилиями». Спустили разнарядку и Чумакову – минимум трех, с указанием имен. Он отказался, за что был уволен и положил партбилет на стол. Попытки найти еврейские корни у него – сына епифанского мещанина и украинской крестьянки – оказались бесплодны, поэтому Чумакову не запретили заниматься наукой. Ему разрешали приходить в институт и работать. На два года его сфера деятельности ограничилась Московской областью. Но он и здесь обнаружил клещевой энцефалит. И мало того, выяснил, что дачники заражаются как от укуса клеща, так и через молоко энцефалитных коз.
В 55-м году инфекции вторглись в большую политику. Прибалтийские республики охватила эпидемия полиомиелита. Уже пошли разговоры, что советская власть неспособна одолеть вирус. Соседняя Польша вовсю бунтовала. Не хватало ещё, чтобы волнения перекинулись на территорию СССР. Чумаков довёл эту мысль до Громыко – без пяти минут министра – и тот организовал ему разговор с Микояном, отвечавшим в ЦК за питание и здоровье населения. Будто из-под земли вырос для Чумакова институт полиомиелита. Как Михаил Петрович одолел эту страшную болезнь – отдельная грандиозная сага. Покончив с полиомиелитом, он опять взялся за личного врага – энцефалит.
Технологии уже позволяли сделать живую вакцину. В 60-е годы вирусологи взялись за Кемеровскую область – самый важный промышленный район Сибири. Сочетая массовую вакцинацию с обработкой лесов дустом, энцефалит в Кузбассе уничтожили. Параллельно Чумаков готовил вакцину от кори, чтобы прекратить эпидемию на Украине. В последний момент министр здравоохранения Борис Петровский, однокашник Чумакова по институту, закрыл украинскую программу. Михаил Петрович сказал ему прямо на коллегии: «Много дураков видал я в этом кресле, но такого, как ты, Боря, вижу впервые». Чумаков не понимал, что произошло с властью. Он думал, что оппоненты не думают о всеобщем благе по глупости, а перед ним были бюрократы, для которых главное – стабильность, штат и бюджет. Дерзкого Чумакова понизили с директора института до зама по науке, но он ещё был нужен: партия строила БАМ. В природном очаге энцефалита собрали десятки тысяч строителей со всего Союза. Иммунизации в родных местах они не проходили, а на месте прививаться не хотели: «зачем это?» Начальство командовало, но его больше не слушались. В любой момент могла вспыхнуть эпидемия, чреватая чудовищным скандалом.
Тогда Чумаков двинулся по трассе БАМа во главе бригады, вооруженной безыгольными инъекторами. Их взяли у военных. Теперь мы знаем, что лучшего инструмента не найти – при подкожной иммунизации вакцина контактирует с антигенпредставляющими клетками. Тогда же это была догадка Чумакова. На первой остановке во время обеда Михаил Петрович пришёл в столовую посёлка Звёздный и рассказал строителям историю своей болезни. Да так красноречиво, что мужики потеряли аппетит. На следующий день они организованно, под началом бригадиров, пришли на прививку. В других посёлках трудностей с вакцинацией не возникло.
Научный интерес для него, как ни странно, представляло ухудшение собственного здоровья. Ноги отнялись, он больше не мог поднести ложку ко рту, ему осталась только речь и способность пить через соломинку. Это энцефалит, я узнаю его, - говорил Чумаков, - вылез на фоне старческого ослабления иммунитета. В центральной нервной системе вирус активизировался и ведёт прогрессирующий процесс. Значит, вирус не исчезает на фоне гуморального иммунитета, а ждёт, пока носитель ослабнет. Уникальный случай – известна дата заражения, и пациент всё время под наблюдением. Раз отнимаются руки и ноги, вирус надо искать в сохранных участках двигательной коры головного мозга. Чумаков завещал сотрудникам исследовать свой мозг: это будет важный эксперимент.
Когда Михаил Петрович в 93-м году умер от пневмонии, его мозг увезли в институт, который ныне носит имя Чумакова. С помощью ПЦР молекулы РНК вируса клещевого энцефалита нашли именно там, где было предсказано. Чумаков снова угадал. По материалам doktor.ru
Когда Чумаков заканчивал 1-й Московский медицинский институт (позднее имени Сеченова), его отец, ветеринарный фельдшер, погиб от сибирской язвы. И Михаил выбрал специальность бактериолога, чтобы бороться с инфекциями. С радостью принял он предложение поехать в Хабаровск, где началась эпидемия непонятной болезни, поражающей нервную систему.
Как только в мае 1937 года экспедиция прибыла на место, её руководитель Лев Зильбер сразу же предположил, что это вирусный энцефалит, и переносят его клещи. Смертность среди заболевших была велика: умирал каждый четвертый, а выздоравливающие оставались калеками. Чумаков вскрывал трупы, чтобы изолировать вирус, и брал сыворотку крови у выздоравливающих, чтобы ввести её больным. В первую очередь спасали детей. В июне на счету Чумакова было уже несколько излечений. Препаратом мозга погибших заражали мышей. Чумаков откормил на больных мышах толпы клещей, и показал, что они могут заразить других мышей. Последнее, что он успел сделать, пока не заболел – это вызвать пассивный иммунитет у козла.
Заразился он вечером 29 июля. Умер больной особо тяжёлой формой энцефалита, а прозекторский набор увезли в другой отряд. Вскрывать же надо было срочно – стояла жара, пропадал ценный препарат. Орудуя подручными инструментами, Чумаков поранился осколком черепа. Через три дня он уже был на краю гибели. В спинномозговой канал ему вводили сыворотку выздоровевшего. Нашлось применение и козлу. Спасённый Михаил Петрович вызывал всеобщее сочувствие - обе руки парализованы, голова свёрнута набок, слух исчез вовсе. Без особых надежд на реабилитацию его направили лечиться в Крым.
Через некоторое время органы обвинили Зильбера в том, что он специально открыл энцефалит, чтобы заразить им московский водопровод и лично товарища Сталина. Пока главу экспедиции терзали на Лубянке, газеты расхваливали Чумакова как главного героя - он научился двигать левой рукой, и оказалось, что левое ухо сохранило 5% слуха. Скорее из жалости, чем для пользы дела, его приняли на работу в институт экспериментальной медицины и дали лабораторию.
Но уже в 39-м году этот инвалид устроил грандиозную экспедицию на Урал, где нашёл энцефалитного клеща. Более того, он установил, что клещи передают вирус по наследству своим личинкам. Это значило, что болезнь гнездится в природных очагах. Нужно было составить карту энцефалитной опасности в СССР и соседних странах, чтобы знать, где нельзя без подготовки начинать большое строительство.
За это Чумаков получил Сталинскую премию 1 степени и квартиру в Москве, в новом доме на улице Чкалова. Правда, его тут же уплотнили: в двух комнатах поселился новый любимчик вождя Андрей Громыко, который готовился стать послом в США. Соседи подружились, и уезжая за границу, Громыко оставил Чумаковым ключи от своих комнат.
Чумаков совершал подвиг за подвигом: в 42-м году поборол вспышку энцефалита на Волховском фронте, в 44-м занялся другой эпидемией в войсках – среди участников освобождения Крыма. Это была неизвестная прежде болезнь, «крымская Эбола», которую затем нашли также в Конго и назвали конго-крымской геморрагической лихорадкой. В Крыму в августе 45-го Чумаков опять рисковал жизнью, но на сей раз обошлось. За громкое открытие его сделали директором института вирусологии.
Но в январе 1953 года он лишился этой должности. Из-за «дела врачей» повсюду стали избавляться от сотрудников с «неправильными фамилиями». Спустили разнарядку и Чумакову – минимум трех, с указанием имен. Он отказался, за что был уволен и положил партбилет на стол. Попытки найти еврейские корни у него – сына епифанского мещанина и украинской крестьянки – оказались бесплодны, поэтому Чумакову не запретили заниматься наукой. Ему разрешали приходить в институт и работать. На два года его сфера деятельности ограничилась Московской областью. Но он и здесь обнаружил клещевой энцефалит. И мало того, выяснил, что дачники заражаются как от укуса клеща, так и через молоко энцефалитных коз.
В 55-м году инфекции вторглись в большую политику. Прибалтийские республики охватила эпидемия полиомиелита. Уже пошли разговоры, что советская власть неспособна одолеть вирус. Соседняя Польша вовсю бунтовала. Не хватало ещё, чтобы волнения перекинулись на территорию СССР. Чумаков довёл эту мысль до Громыко – без пяти минут министра – и тот организовал ему разговор с Микояном, отвечавшим в ЦК за питание и здоровье населения. Будто из-под земли вырос для Чумакова институт полиомиелита. Как Михаил Петрович одолел эту страшную болезнь – отдельная грандиозная сага. Покончив с полиомиелитом, он опять взялся за личного врага – энцефалит.
Технологии уже позволяли сделать живую вакцину. В 60-е годы вирусологи взялись за Кемеровскую область – самый важный промышленный район Сибири. Сочетая массовую вакцинацию с обработкой лесов дустом, энцефалит в Кузбассе уничтожили. Параллельно Чумаков готовил вакцину от кори, чтобы прекратить эпидемию на Украине. В последний момент министр здравоохранения Борис Петровский, однокашник Чумакова по институту, закрыл украинскую программу. Михаил Петрович сказал ему прямо на коллегии: «Много дураков видал я в этом кресле, но такого, как ты, Боря, вижу впервые». Чумаков не понимал, что произошло с властью. Он думал, что оппоненты не думают о всеобщем благе по глупости, а перед ним были бюрократы, для которых главное – стабильность, штат и бюджет. Дерзкого Чумакова понизили с директора института до зама по науке, но он ещё был нужен: партия строила БАМ. В природном очаге энцефалита собрали десятки тысяч строителей со всего Союза. Иммунизации в родных местах они не проходили, а на месте прививаться не хотели: «зачем это?» Начальство командовало, но его больше не слушались. В любой момент могла вспыхнуть эпидемия, чреватая чудовищным скандалом.
Тогда Чумаков двинулся по трассе БАМа во главе бригады, вооруженной безыгольными инъекторами. Их взяли у военных. Теперь мы знаем, что лучшего инструмента не найти – при подкожной иммунизации вакцина контактирует с антигенпредставляющими клетками. Тогда же это была догадка Чумакова. На первой остановке во время обеда Михаил Петрович пришёл в столовую посёлка Звёздный и рассказал строителям историю своей болезни. Да так красноречиво, что мужики потеряли аппетит. На следующий день они организованно, под началом бригадиров, пришли на прививку. В других посёлках трудностей с вакцинацией не возникло.
Научный интерес для него, как ни странно, представляло ухудшение собственного здоровья. Ноги отнялись, он больше не мог поднести ложку ко рту, ему осталась только речь и способность пить через соломинку. Это энцефалит, я узнаю его, - говорил Чумаков, - вылез на фоне старческого ослабления иммунитета. В центральной нервной системе вирус активизировался и ведёт прогрессирующий процесс. Значит, вирус не исчезает на фоне гуморального иммунитета, а ждёт, пока носитель ослабнет. Уникальный случай – известна дата заражения, и пациент всё время под наблюдением. Раз отнимаются руки и ноги, вирус надо искать в сохранных участках двигательной коры головного мозга. Чумаков завещал сотрудникам исследовать свой мозг: это будет важный эксперимент.
Когда Михаил Петрович в 93-м году умер от пневмонии, его мозг увезли в институт, который ныне носит имя Чумакова. С помощью ПЦР молекулы РНК вируса клещевого энцефалита нашли именно там, где было предсказано. Чумаков снова угадал. По материалам doktor.ru
Источник: polonsil.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]