Как Георгий Юматов делал всё, чтобы его капризная Муза прожила всю жизнь, как звезда, так и не получив ни одной звёздной роли

Когда звезду советского кино, Георгия Юматова, судили в девяностых за убийство человека, мигом прошёл слух: опять покрывает свою капризную Музу. Она небось и убила. Слух был чистой ложью, кроме одной детали: Юматов был на стороне жены всю свою жизнь. И за это её не любили особенно.



Сказать имя: «Муза Крепкогорская», и мало кто вспомнит эту миловидную блондинку. А показать кадры с ней — и у каждого возникнет ощущение, что видел её много раз. Она действительно мелькала во многих фильмах, но, к своей досаде, только и именно мелькала. Неталантлива? Нет, отличница курса Сергея Герасимова и Тамары Макаровой во ВГИКе. Капризна? Бывали и покапризнее. Вот типаж подкачал: милая, словно с плакатов сошедшая, совершенно без изюминки, без зацепочки блондинка с ямочками на щеках. На большие роли искали девушек похарактернее. Характер Музе Крепкогорской осознание этого не улучшало.

А всё начиналось так хорошо! После всех бед детства — когда Муза обнаружила повесившегося отца, а мать, в девичестве — дворянская дочь, постоянно ждала ареста или репрессий — Музе удалось тайком от родных поступить во ВГИК, продержаться там первый семестр, увериться, что артистка из неё получится. Третья же роль досталась в большом фильме, таком, после которого даже артистов эпизода узнают в лицо — в «Молодой гвардии».

Правда, такая слава пришлась в итоге Музе не по душе. Ведь досталась ей роль предательницы Лазаренко — а в народе плохо отделяли актёра от персонажа, глядели на неё потом в транспорте с неприязнью: ишь, едет, предательница!

Зато на съёмках состоялась встреча, которая Музе казалась судьбоносной: она познакомилась с молодым красавцем Юматовым, исполнителем одном из центральных ролей фильма. Они поженились и не расставались всю жизнь. Муза была сложной женой, Георгий — сложным мужем, но друг за друга они были горой.

Он — алкоголик, она — вертихвостка

Когда об актёрской паре хотели посплетничать, ему припоминали, что любит приложиться к бутылке. Ей — что делает аборты, что плохая хозяйка, что раз за разом ходит на пробы, что муж везде ставит условие: «Снимаюсь, только если Музу тоже берёте», и что… он любит приложиться к бутылке. Взрослый, самостоятельный мужчина, который приучился к крепкой выпивке ещё во время службы на флоте, который вращался после армии в среде, где алкоголизм был вариантом нормы, вдруг, оказывается, начал пить из-за «фифы-жены».

Муза, действительно, в быту была плоха. Но что касается отказа иметь детей — разве она единственная из актрис, кто ставил карьеру выше материнства? Точно так же поступала главная блондинка СССР Любовь Орлова, но ей это в вину не вменяли. И точно так же Орлову продвигал муж — но за это осуждали её гораздо меньше.

А вот Музе припоминали буквально всё. И брата-дипломата: блатная! (А эта блатная в детстве жила без отца-кормильца в бедности, в постоянном страхе за мать, с постоянными кошмарами после того, как обнаружила мёртвого папу). И что муж зачем-то чуть не на руках носит, хотя она для этого ничего не делает: другие ломаются, а она что, её просто любят, что ли?! Не заслужила, не заслужила, нельзя просто любить! И чем больше Юматов пытался помочь жене, тем больше её ненавидели за эту его любовь — и не перестали ненавидеть после смерти обоих.



А Крепкогорская безропотно брала любую маленькую роль — сначала типичной бойкой советской девушки, потом типичной положительной мамы — и выкладывалась на ней, в надежде, что вот, что-то заметят в её игре, увидят огонёк внутри, который видели во ВГИКе. Во многих фильмах её замечали и потом узнавали в лицо — по счастью, теперь уже с одобрением: Крепкогорская старалась брать положительные роли, помня, чем обернулась для неё роль Лазаренко.



А всё же узнавали через раз — точно так же узнавали её в любой другой круглолицей кудрявой блондинке, спрашивая: не вы ли, мол, мама Пети из «Потерянного времени» или генеральша из «Москва слезам не верит»?



Крепкогорская срывалась на муже — благо, он всегда был готов её слушать и утешать. Устраивала ему истерики, которые шокировали окружающих. А он… Тратил на неё свои звёздные гонорары, чтобы хоть немного утешить: зато ты, мол, моя звезда! Одевал у лучших портных в импортные ткани, покупал украшения, устраивал суаре в духе зарубежных звёзд, с деликатесами, модной музыкой, выпивкой. И снова шёл «выбивать» ей роль. А потом — сам стирать и гладить рубашки. У него после флота с бытом было всё хорошо.

Он покатился, она виновата

Первый крупный запой у Юматова случился после очередной операции у жены: она прошла неуспешно, и врачам пришлось сообщить паре, что теперь откладывать рождение ребёнка некуда. Не родится теперь ребёнок. А Георгий до того надеялся, что будут дети — конечно, по западному, звёздному сценарию, попозже, чем обычно в СССР. И до того склонный обращаться к алкоголю, Юматов пошёл привычным сценарием — и завяз.

Впервые Георгий охладел к своей Музе. Пошёл крутить романы, драться с мужчинами, буянить. Она отвечала такими же изменами. Но — совсем расставаться они не решились. И, наконец, помирились.

Юматов получил квартиру побольше, с помпой привёз туда свою непризнанную кинозвезду. А она старалась утешить себя и его как могла: обставляла дом, закатывала новые суаре, создавая дух постоянной дружеской вечеринки, вечной молодости, звёздной, в конце концов, жизни. Коктейли на вечеринках Юматов поглощал с такой же лёгкостью, как на посторонних застольях — водку. «Спаивает», стали говорить про Музу, хотя спаивать Юматова было давным давно поздно.



И оба продолжали бесконечно работать, хотя звезда одной так и не засияла, а слава другого уже пошла на закат. Работали и в восьмидесятые, и в трудные девяностые. Это стало тем труднее, что в театре «стариков» решили не держать, а эпизодические кинороли давали копейки. Всё, что копила годами Муза в квартире — антиквариат, какие-то милые вещицы — наконец, пригодилось: распродавали предмет за предметом.

Может быть, они, как иные киноактёры, могли бы пойти в политику, примкнуть к какой-нибудь партии и кормиться за счёт «общественной деятельности», но у обоих характер был — что порох, разругаться им было проще, чем помириться. Их характер могли переносить только они сами, удивляя окружающих: как можно терпеть дома вечную ругань.

Снова громко заговорили о Юматовом и Крепкогорской из-за трагедии: Юматов пригласил дворника помочь похоронить умершую от старости собаку. Был по случаю скорби Юматов нетрезв. Какая-то фраза дворника его вывела из себя, он схватил ружьё — дворник и Муза вцепились в ружьё тоже, пытаясь отнять… Оно выстрелило, и неслучайно. Юматов действительно нажал на курок. Убил человека. А когда пошёл под суд, разнёсся слух: мол, Музу покрывает. Она убила, а Георгий же за неё горой… Хотя Муза, в отличия от мужа, в жизни не участвовала в драках. Да и следствие показало: вмешательство Крепкогорской в драку вообще никак не сыграло роли.



По счастью, адвокат каким-то чудом доказал превышение самообороны вместо умышленного убийства. А вскоре Юматова амнистировали как ветерана Великой Отечественной. Георгий накрепко завязал пить, но, как оказалось, был тяжело болен. Вскоре после трагедии он умер на руках своей Музы. Она успела вызвать «Скорую», но врачи оказались бессильны: аневризма брюшной аорты.

После смерти мужа все злопыхатели, обвинявшие Музу в том, что с Юматовым она из корыстных соображений, не могли поверить глазам: капризная фифа ходила, как в бреду, казалась умалишённой.

Два года она повторяла всем, кто готов был слушать: «Хочу к Жоре!» — и словно нарочно приближала этот миг: стала страшно пить. В последние два года жизни — больше она без Жоры не прожила — к ней ходил почти только Виктор Мережко, друг Георгия Юматова. Он же после смерти Музы сохранил у себя их с Георгием архив: фотографии и письма.

Источник: showbiz.mirtesen.ru

уникальные шаблоны и модули для dle