Жизнь в колонии для несовершеннолетних на снимках Татьяны Бондаревой
---
Кружки, церковь и родительский день: фотограф Татьяна Бондарева отправилась в колонию для несовершеннолетних, чтобы снять историю о том, как живут осужденные подростки.
За последние пятнадцать лет количество несовершеннолетних, содержащихся в российских воспитательных колониях, сократилось почти в 10 раз: с 18,6 тысячи в 2002 году до 1 369 на 1 мая 2017-го. Это происходит из-за декриминализации «легких» статей. Сейчас в колониях в основном отбывают наказание подростки, совершившие серьезные преступления. Татьяна Бондарева много раз посещала одну из них — сначала как волонтер, потом как фотограф.
«Каждый раз, когда я оказываюсь в учреждении закрытого типа для подростков, директор с гордостью рапортует, что их колония стала лучшей колонией года или что кто-то из воспитанников победил на каком-нибудь конкурсе среди заключенных разных колоний. Если побыть здесь подольше и перестать замечать колючую проволоку и охрану, то создается ощущение, что ты в советском детском лагере. Все заключенные всегда заняты каким-нибудь делом: работают на производстве при тюрьме, занимаются в кружках по интересам, репетируют спектакль, ходят в тренажерный зал», — говорит фотограф.
Татьяна Бондарева:
— Меня интересует тема ограничения свободы человека, его изоляции — насильственной или добровольной. Мой самый первый проект был о девушках из Нигерии, которых обманным путем привезли в Россию и заставили заниматься проституцией. Потом я снимала историю о заключенных и их детях. Через фотографии я знакомила их с жизнью друг друга.
В первый раз я оказалась в тюрьме больше пятнадцати лет назад как волонтер от церкви. Мне было 18. Я побывала в тюрьмах для взрослых — и женских и мужских, в колониях для малолетних преступников — как для девочек, так и для мальчиков, в закрытых спецшколах для подростков. Мы пели песни, организовывали мероприятия и просто общались. Колонию в Колпино, в которой я сняла серию Boys, я тоже пару раз посещала как волонтер около десяти лет назад.
Я и осужденные были тогда почти ровесниками, и я невольно сравнивала их и свою жизнь. Руководство колонии попросило меня организовать команду из моих друзей для игры в ориентирование. В России заключенных, которые хорошо себя ведут, иногда вывозят за пределы колонии на воспитательные мероприятия. Целый день мои друзья — воры, убийцы и насильники — бегали по лесу, готовили на костре обед и душевно разговаривали. Мы шутили про то, все ли вернутся из леса, но никто не сбежал. Один из заключенных, который выглядел очень добродушно, под вечер признался мне, что убил человека, и спросил, что я об этом думаю.
Годы спустя, когда я вернулась в эту же колонию, у меня было ощущение дежавю, только на этот раз я была чужаком вдвое их старше. Там был новый директор, другие порядки и новые мальчики. Они откровенно игнорировали меня, закрывали лицо, отворачивались. У них была одинаковая форма и одинаково безэмоциональные лица. Многое заключенные делают вместе, всем отрядом — строем идут обедать, в школу или в прачечную. Это было похоже на отряд клонированных роботов.
Кроме ежедневных построений и перекличек осужденные обязаны посещать школу. На территории есть свое производство, подростки работают комплектовщиками. Когда я их снимала, они собирали бумажные подставки для кофе. В колонии нет поваров, осужденные готовят сами. Директор объясняет это тем, что за такую маленькую зарплату невозможно найти нормального повара. Я люблю есть у них блинчики.
В свободное время заключенные могут посещать кружки по интересам: театр теней, студию мультипликации, художественную студию. Этой колонией руководил очень неравнодушный человек — Владимир Ивлев, он постоянно придумывал новые виды активности. Например, осужденные построили на территории колонии мемориал в память о Второй мировой войне, у них есть ютьюб-канал, куда они выкладывают свои клипы, каждый год заключенные участвуют в фестивале театральных тюремных коллективов. По мнению директора колонии, подростки не должны иметь ни одной свободной минуты и должны быть все время заняты, чтобы не думать о глупостях.
Раз в три месяца в тюрьме проходит родительский день: заключенные готовят концерт, обедают с родными, проводят вместе около четырех часов. Приезжают не ко всем. Когда родителей запускают на территорию, дети собираются у окна и ждут, высматривают своих.
Во время съемки меня все время сопровождал представитель колонии, поэтому я могу рассказать только о том, что мне готово было показать руководство. Я не исследовала темную сторону содержания заключенных, и у меня нет фактов, чтобы о ней говорить. Наверное, у меня вышел некий «идеальный» образ русской «малолетки». Но я рассматривала колонию не только как место ограничения свободы, но и как некий новый дом, где заключенные адаптируются под существующие порядки и совершают несвойственные им ранее действия, где они проживают и оставляют свою молодость.
Некоторых вещей раньше не было в их жизни: регулярного посещения школы, занятия в самодеятельных кружках, посещений церкви. Мне было удивительно наблюдать, как подростки с волнением учили стихи перед родительским днем, показывали свои поделки, хвалились выращенным урожаем. Мне казалось, что они компенсируют свое детство. Почти все, с кем мне удалось пообщаться, не окончили даже среднюю школу — в свои 16-17 лет они имеют только 7-8 классов образования.
Некоторые мальчики хотели оказаться в тюрьме, поскольку в их кругах на воле это считается престижным. Они были искренне удивлены, что все оказалось не так.
В этой колонии содержатся очень разные подростки. Есть такие, от разговоров с которыми мороз идет по коже, и тебе самой не хочется столкнуться с этим человеком в темном переулке. Несколько подростков убили дедушку или бабушку, чтобы обокрасть. Другой изнасиловал маленькую сестру. Его навещают родители, хотя обычно к парням, совершившим страшные вещи, почти никто не приезжает. Есть и те, кто «залетел» по глупости — на наркотиках или случайных драках.
У многих родители пьют и не занимаются воспитанием детей. В родительский день приезжает только около 10% родителей.
У многих заключенных очень большие сроки, поэтому в 18 лет их переведут во взрослую тюрьму.
Руководство этого учреждения не поощряет тюремное самоуправление, как во взрослой колонии. Но подростки сами где могут играют в «настоящую тюрьму». Парень в спортивном костюме, который сидит в кресле под плакатом с изображением Иисуса Христа, — их вожак. Заключенные начали общаться только после того, как он заговорил со мной. Некоторые так и не вступали со мной в контакт, а я так и не поняла — они не хотели или им было нельзя.
Есть еще один ритуал, который они взяли из взрослой зоны. Мальчик, который стоит у окна на лестнице, — осведомитель. Как только кто-то входит в их корпус, он начинает нараспев выкрикивать информацию о входящем.
Очень страшно, что эти подростки вернутся в эти же семьи и к тем же друзьям. В России нет адаптационных центров для таких детей, поэтому очень часто они совершают рецидив.
Я хочу уменьшить стигму в отношении заключенных в России. Хочу, чтобы правительство разработало программу по адаптации заключенных после их освобождения. Все эти юноши когда-нибудь выйдут на свободу, и лучше для всех, чтобы они не становились опять угрозой безопасности страны. Также я хочу, чтобы люди подумали о своих детях и не теряли с ними контакт, который так необходим именно подросткам.
©
За последние пятнадцать лет количество несовершеннолетних, содержащихся в российских воспитательных колониях, сократилось почти в 10 раз: с 18,6 тысячи в 2002 году до 1 369 на 1 мая 2017-го. Это происходит из-за декриминализации «легких» статей. Сейчас в колониях в основном отбывают наказание подростки, совершившие серьезные преступления. Татьяна Бондарева много раз посещала одну из них — сначала как волонтер, потом как фотограф.
«Каждый раз, когда я оказываюсь в учреждении закрытого типа для подростков, директор с гордостью рапортует, что их колония стала лучшей колонией года или что кто-то из воспитанников победил на каком-нибудь конкурсе среди заключенных разных колоний. Если побыть здесь подольше и перестать замечать колючую проволоку и охрану, то создается ощущение, что ты в советском детском лагере. Все заключенные всегда заняты каким-нибудь делом: работают на производстве при тюрьме, занимаются в кружках по интересам, репетируют спектакль, ходят в тренажерный зал», — говорит фотограф.
Татьяна Бондарева:
— Меня интересует тема ограничения свободы человека, его изоляции — насильственной или добровольной. Мой самый первый проект был о девушках из Нигерии, которых обманным путем привезли в Россию и заставили заниматься проституцией. Потом я снимала историю о заключенных и их детях. Через фотографии я знакомила их с жизнью друг друга.
В первый раз я оказалась в тюрьме больше пятнадцати лет назад как волонтер от церкви. Мне было 18. Я побывала в тюрьмах для взрослых — и женских и мужских, в колониях для малолетних преступников — как для девочек, так и для мальчиков, в закрытых спецшколах для подростков. Мы пели песни, организовывали мероприятия и просто общались. Колонию в Колпино, в которой я сняла серию Boys, я тоже пару раз посещала как волонтер около десяти лет назад.
Я и осужденные были тогда почти ровесниками, и я невольно сравнивала их и свою жизнь. Руководство колонии попросило меня организовать команду из моих друзей для игры в ориентирование. В России заключенных, которые хорошо себя ведут, иногда вывозят за пределы колонии на воспитательные мероприятия. Целый день мои друзья — воры, убийцы и насильники — бегали по лесу, готовили на костре обед и душевно разговаривали. Мы шутили про то, все ли вернутся из леса, но никто не сбежал. Один из заключенных, который выглядел очень добродушно, под вечер признался мне, что убил человека, и спросил, что я об этом думаю.
Годы спустя, когда я вернулась в эту же колонию, у меня было ощущение дежавю, только на этот раз я была чужаком вдвое их старше. Там был новый директор, другие порядки и новые мальчики. Они откровенно игнорировали меня, закрывали лицо, отворачивались. У них была одинаковая форма и одинаково безэмоциональные лица. Многое заключенные делают вместе, всем отрядом — строем идут обедать, в школу или в прачечную. Это было похоже на отряд клонированных роботов.
Кроме ежедневных построений и перекличек осужденные обязаны посещать школу. На территории есть свое производство, подростки работают комплектовщиками. Когда я их снимала, они собирали бумажные подставки для кофе. В колонии нет поваров, осужденные готовят сами. Директор объясняет это тем, что за такую маленькую зарплату невозможно найти нормального повара. Я люблю есть у них блинчики.
В свободное время заключенные могут посещать кружки по интересам: театр теней, студию мультипликации, художественную студию. Этой колонией руководил очень неравнодушный человек — Владимир Ивлев, он постоянно придумывал новые виды активности. Например, осужденные построили на территории колонии мемориал в память о Второй мировой войне, у них есть ютьюб-канал, куда они выкладывают свои клипы, каждый год заключенные участвуют в фестивале театральных тюремных коллективов. По мнению директора колонии, подростки не должны иметь ни одной свободной минуты и должны быть все время заняты, чтобы не думать о глупостях.
Раз в три месяца в тюрьме проходит родительский день: заключенные готовят концерт, обедают с родными, проводят вместе около четырех часов. Приезжают не ко всем. Когда родителей запускают на территорию, дети собираются у окна и ждут, высматривают своих.
Во время съемки меня все время сопровождал представитель колонии, поэтому я могу рассказать только о том, что мне готово было показать руководство. Я не исследовала темную сторону содержания заключенных, и у меня нет фактов, чтобы о ней говорить. Наверное, у меня вышел некий «идеальный» образ русской «малолетки». Но я рассматривала колонию не только как место ограничения свободы, но и как некий новый дом, где заключенные адаптируются под существующие порядки и совершают несвойственные им ранее действия, где они проживают и оставляют свою молодость.
Некоторых вещей раньше не было в их жизни: регулярного посещения школы, занятия в самодеятельных кружках, посещений церкви. Мне было удивительно наблюдать, как подростки с волнением учили стихи перед родительским днем, показывали свои поделки, хвалились выращенным урожаем. Мне казалось, что они компенсируют свое детство. Почти все, с кем мне удалось пообщаться, не окончили даже среднюю школу — в свои 16-17 лет они имеют только 7-8 классов образования.
Некоторые мальчики хотели оказаться в тюрьме, поскольку в их кругах на воле это считается престижным. Они были искренне удивлены, что все оказалось не так.
В этой колонии содержатся очень разные подростки. Есть такие, от разговоров с которыми мороз идет по коже, и тебе самой не хочется столкнуться с этим человеком в темном переулке. Несколько подростков убили дедушку или бабушку, чтобы обокрасть. Другой изнасиловал маленькую сестру. Его навещают родители, хотя обычно к парням, совершившим страшные вещи, почти никто не приезжает. Есть и те, кто «залетел» по глупости — на наркотиках или случайных драках.
У многих родители пьют и не занимаются воспитанием детей. В родительский день приезжает только около 10% родителей.
У многих заключенных очень большие сроки, поэтому в 18 лет их переведут во взрослую тюрьму.
Руководство этого учреждения не поощряет тюремное самоуправление, как во взрослой колонии. Но подростки сами где могут играют в «настоящую тюрьму». Парень в спортивном костюме, который сидит в кресле под плакатом с изображением Иисуса Христа, — их вожак. Заключенные начали общаться только после того, как он заговорил со мной. Некоторые так и не вступали со мной в контакт, а я так и не поняла — они не хотели или им было нельзя.
Есть еще один ритуал, который они взяли из взрослой зоны. Мальчик, который стоит у окна на лестнице, — осведомитель. Как только кто-то входит в их корпус, он начинает нараспев выкрикивать информацию о входящем.
Очень страшно, что эти подростки вернутся в эти же семьи и к тем же друзьям. В России нет адаптационных центров для таких детей, поэтому очень часто они совершают рецидив.
Я хочу уменьшить стигму в отношении заключенных в России. Хочу, чтобы правительство разработало программу по адаптации заключенных после их освобождения. Все эти юноши когда-нибудь выйдут на свободу, и лучше для всех, чтобы они не становились опять угрозой безопасности страны. Также я хочу, чтобы люди подумали о своих детях и не теряли с ними контакт, который так необходим именно подросткам.
©
Взято: dymontiger.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]