На войне и поросенок - божий дар
Эти майские дни – время историй и воспоминаний, которые так или иначе связаны с нашими семьями и войной. Вчера многие друзья рассказывали, как воевали их родственники, как работали в тылу. Или просто еще детьми пережили это военное лихолетье.
Ни вчера, ни до этого я старался не рассуждать о подвигах и геройстве. Этого и без наших постов было немало. А вот рассказать о быте войны, о том, как складывалась ежедневная «негероическая» жизнь наших соотечественников тогда, - это не менее важно. Знаете, если мальчишкам показывать только штурмы, грохот орудий, пируэты истребителей – это одно. А если – голод, грязь и кровь, которые всегда сопутствуют войне, - совсем другое. И может быть, если люди будут знать о неизбежности таких страданий, станет меньше победных визгов насчет «можем повторить», и наряжаний детей в гимнастерки.
Вот почему мне показался очень важным рассказ нашего друга – писателя и журналиста Сергей Синельникова о своем отце. Он сделал очень нужное дело – расспросил и записал рассказ ветерана. Вот бы каждый из нас повторил этот опыт! В общем, читаем эту непридуманную историю:
«Как и чем кормили наших бойцов во время войны»? С таким вопросом я пришел к своему отцу – Марку Федоровичу Синельникову, полковнику в отставке, кандидату военных наук, ветерану войны, прошедшему с боями от Курска до Будапешта сначала снайпером в пехоте, а потом механиком-водителем тяжелого танка «Клим Ворошилов».
Итак: «Крошка сын к отцу пришел и спросила кроха»:
– Папа, во время войны все-таки приходилось голодать?
Пожалуй, только в тылу голод ощущали постоянно. Помню, привезли нас, недоучившихся салаг, из пехотного училища в Череповце, на фронт под Белгород – шла Курская битва (как ее потом назвали). Построили. Командир полка осмотрел строй и говорит: «Как же вы такие худющие воевать-то будете?!»… Приказал старшине получить продукты сверх нормы и накормить всех до отвала. Рота «доходяг» мгновенно умяла 2 полных полевых кухни макарон со свиной американской тушенкой. Когда уже не лезло, набили котелки про запас. Через несколько дней отъелись и уже тогда стали думать о доме, близких, о нашем будущем – в общем, о жизни. Правда, думать долго не дали – начались бои…
На фронте особых проблем с едой не было, а если и случались, то солдатская смекалка выручала. Конечно, так, как перед войной обещал нарком продовольствия Анастас Иванович, не получилось -- какао, конфетами и вареньем нас, естественно, не кормили. Но известно, что путь к сердцу солдата, а значит, и к победе, лежит, как и у любого мужчины, через желудок. Голодный много не навоюет. Поэтому питание армии во время войны было таким же решающим фактором боеготовности, как и обеспечение боеприпасами. Не случайно служба снабжения войск снарядами и патронами называлась «боепитанием», а у каждого солдата, кроме личного оружия, всегда в вещмешке был «боевой набор» – котелок, кружка и ложка. Ложку, правда, чаще держали за голенищем, чтобы всегда была «на взводе» – в постоянной боевой готовности.
– А кто для вас готовил?
– Горячая пища (полный котелок супа с мясом и крупой или каша, чаще перловая) и чай 1-2 раза в сутки были законом. При следовании в эшелоне выделялся специальный вагон, где устанавливалась полевая кухня с запасом продуктов на весь путь следования или до ближайшей узловой станции – тут получали продукты со склада. Регулярно (обычно по утрам) выдавали и по 800-900 граммов черного хлеба – его пекли в специальных передвижных пекарнях, которые следовали за войсками, – качества он был, мягко говоря, невысокого, но «таял» во рту мгновенно… Надо сказать, что система питания в армии была отработана до мелочей – все было организовано очень четко и просто.
Хотя бывали, конечно, и накладки – вовремя не подвезли продукты, разбомбили обоз или еще что приключилось… Но голодными все-таки не оставались. Да и к продуктам солдаты все-таки относились серьезно. Помню, подбили немцы наш танк. Из подбитой машины надо выскакивать молниеносно, иначе в этом бронированном крематории сгоришь вмиг. Ребята выскочили, а заряжающего нет. Может, ранен – надо лезть в танк, вытаскивать. Пока решали, кто полезет, тот из верхнего люка выбирается, прижимая к груди комбинезона две буханки хлеба – ведь только утром получили. Солдат жизнью за еду рисковал: дно в танке выложено ящиками со снарядами, по бортам – баки с горючим, сзади – мотор… Рванет – мало не будет!
– Какие-то забавные случаи, связанные с едой на войне ты помнишь?
– На нашем 2-м Украинском фронте ходила такая байка. На передовую прислали бойца какой-то редкой национальности, который не говорил не только по-русски, но и ни на одном из известных языков (солдаты-то были со всей страны). Как использовать его во взводе, толком никто не знал, и «немого» новичка приставили к питанию – в большом заплечном термосе он носил в окопы продукты и кашу из расположенной в тылу полевой кухни. Однажды он отправился в свой очередной «пищевой рейд» и пропал – решили, заблудился, напоролся на немцев и сгинул. Однако через трое суток наш «кормилец» неожиданно объявился. С фингалом под глазом, термосом, полным горячей каши, и запиской, в которой на ломаном русском языке было написано: «Больше таких идиотов к нам за кашей не посылайте»… Видимо, немцы так и не смогли от него ничего путного добиться, плюнули и просто отпустили, наполнив термос кашей и дав пару раз по шее. Говорят, на следующий день на передовую приехала контрразведка СМЕРШ и забрала бедолагу, на этот раз с концами – больше его уже никто никогда не видел. А вражескую кашу, конечно же, с удовольствием и безо всяких вредных последствий съели…
– И не побоялись, что каша отравленная?
– Нет, конечно. К еде немцы (большинство из их солдат, как и наших, были из крестьян) относились с большим уважением. Какой же крестьянин еду отравит… Да и дисциплинированные они были до абсурда. Помню, уже в Венгрии, в самом конце войны, навстречу нам двигалась четким строем немецкая колонна с оружием в руках. Мы уже приготовились открыть огонь из танка, но они что-то заорали и стали отчаянно махать руками. Оказалось, что немцы, с присущей им педантичностью, просто искали нашу комендатуру, чтобы организованно сдаться в плен. Такие вот бывали казусы! Теперь смешно, а тогда было не до смеха….
– Ну, а «подножный корм» помогал?
– При действиях небольшими группами на спецзаданиях (например, в разведке) бойцам выдавали сухой паек на несколько суток. Стандартный немудреный набор был в радость – сухари, банка тушенки, пачка концентратов, круг полукопченой колбасы (типа польской), кулечек чая и соль. Правда добрую половину пайка, а то и весь, съедали обычно в первый же день, а потом переходили на «подножный корм». Уж как повезет. Однажды в Молдавии в чистом поле увидели бегущего зайца. Со всех машин открыли отчаянную пальбу. Зайца пристрелили, разделали и сварили такой супец, что до сих пор, как вспомню, слюнки текут… Иногда умельцы рыбку ловили и варили отменную ушицу – отличная закусь, я тебе скажу. Как говорили в фильме «Чапаев»: «На войне и поросенок – божий дар»… Кстати, иногда на постое (особенно на Украине) «подножный корм» бывал очень даже недурен. Нас по 8-10 человек размещали по домам, и если какому-то молодцу удавалось ублажить хозяйку (бабы-то в основном были одинокие), то утром на всех выставлялась огромная сковорода с картошечкой на сальце, а иногда (за особые заслуги!) – и бутыль «довоенного» самогона…
– Кстати, о самогоне – а спиртное на войне полагалось?
– Ну, а как же? На передовой с выпивкой проблем никогда не было, так как в боевых условиях бойцам с самого начала войны полагались «наркомовские» 100 грамм в сутки. Старшина приносил «живую воду» в термосе на весь списочный состав роты и разливал по кружкам. Но обычно после боя «живых штыков» оказывалось куда меньше, и дозу особенно не ограничивали. Однако я ни разу не видел в бою пьяных. В те годы народ, особенно молодой, не был так уж охоч до выпивки – многие и «наркомовские», и махорку меняли на сахар. Однако, были и изыски… Уже в Румынии и Венгрии особым дефицитом стали обычные резиновые грелки – уж очень удобно было наливать в них вино из роскошных местных подвалов, уставленных бочонками, а потом потягивать его во время переходов через тонкую резиновую трубочку…
– В последние годы войны питание как-то изменилось?
Когда в конце войны перешли границу, наш пищевой рацион значительно расширился и стал несравненно богаче! Частенько в пустых ящиках из под снарядов вместе с нами на танке к линии фронта передвигались «трофеи» – хлеб, овощи с ближайших огородов, а повезет – и что посытнее. Помню, в Венгрии, недалеко от Кечкемета, ребята раздобыли где-то мешок хрустящих свиных шкварок – эх, вкуснятина! Наш экипаж тогда несколько дней не расставался с полными пакетами и отъедался в волю.
Ну а полный гастрономический шок я получил уже в тылу, в самом конце войны, когда на все фронты пришел приказ солдат с 10-классным образованием отправить в тыл, в военные училища. Мы тогда готовились к битве под Будапештом, пройдя с боями практически всю Венгрию, сборы были недолгими, остающиеся ребята, зная, что путь нам предстоит нелегкий и неблизкий (пришлось добираться небольшими группами на обычных местных поездах, питаясь только сухим пайком и «подножным кормом»), побросали мне в мешок какое-то трофейное барахло, чтобы его можно было менять на продукты, если что. Я даже толком и не посмотрел. И, представь себе, что добираться пришлось от Балатона до моего танкового училища, которое находилось в Чирчике, под Ташкентом. И вот там, на местном базаре я впервые увидел чебуреки – огромные, горячие, ароматные лоснящиеся жиром… Продавец-узбек, понимая, что денег у меня нет и не может быть, кивнул на мой рюкзак и сказал на довольно хорошем русском: «Махнем не глядя!»… Я кивнул (на войне был такой обычай), засунул руку в рюкзак и… вытащил сверток с лакированными трофейными женскими «лодочками». Уговор есть уговор, довольный продавец убрал лодочки в ящик, а я, счастливый, шагал к училищу, шалея от забытого ощущения вкусной домашней еды, обливаясь горячим соком чебурека и поминая добрым словом кого-то из однополчан, запихавшего мне в мешок этот, казалось бы, совершенно бесполезный трофей. До сих пор к чебурекам у меня отношение особое: увижу красивые женские туфли и, стыдно признаться, сразу есть хочется…
– Меня всегда удивляло, что вы с друзьями всегда вспоминаете эти тяжелые времена какой-то светлой памятью…
– Молодые были, да и война – для солдата дело понятное: впереди – враг, позади – Родина. Отступать некуда. Хотя и не все было так просто. Например, если раненый солдат приходил в полевой медпункт без оружия, его практически неизбежно ждала штрафная рота. Когда в боях под Харьковом летом 1943 года (почти сразу после Курской битвы) я был тяжело ранен в плечо, ребята перевязали меня индивидуальным пакетом прямо поверх гимнастерки и отправили в тыл – искать медсанбат. Попал я туда только к вечеру, но не в наш, а в другой дивизии – в непрерывных боях все перемешалось, хотя это было не важно, принимали всех. Главное, чтобы у тебя в руках была твоя винтовка, записанная в красноармейскую книжку – солдатский паспорт. У меня была снайперская винтовка с большим оптическим прицелом, тащить ее было тяжело и неудобно, плечо нещадно болело, но я больше всего боялся ее ненароком потерять. Стало темнеть, я ослабел от потери крови и еле брел, спотыкаясь даже о самые маленькие кочки. Но донес!
После госпиталя я попал в танковые войска, стал водителем танка и с удивлением обнаружил, что хуже всех в этом плане было танкистам – «потеряв» в бою танк и чудом оставшись в живых, они возвращались в свою часть, неся в руках только… свой танкошлем. А случаев таких было предостаточно — в том числе и с моим экипажем. Как-то подбили наш танк «болванкой» (это такой подкалиберный снаряд, который не взрывается в машине, но обладает большой пробивной силой и, раскаляясь от удара о броню, вызывает пожар и взрыв боеприпасов и баков с горючим). Экипаж молниеносно выскочил и залег неподалеку в свежей воронке. А машина не горит – стоит живехонькая, хотя дымком попахивает. Командир говорит: «Ну, что, славяне (в 1944-45 гг. в моде было такое обращение, вроде нынешнего «мужики», наверное, потому что появились части поляков, болгар, югославов), надо бы залезть и посмотреть, что там случилось, почему машина заглохла». Только встали, как танк вспыхнул словно костер – изо всех люков огонь. Мы облегченно вздохнули и подумали, вот повезло, а то бы оказались в бронированном крематории. У нас в полку была очень популярна песенка на мотив старинной казачьей, где пелось, как танкист с подбитой машины вернулся в свою часть:
…А потом в особый вызвали отдел,
Почему с машиною ты вместе не сгорел?
Вы меня простите, я им говорю,
В следующей атаке обязательно сгорю!
– Все твои ордена и медали я с детства знаю наперечет, а есть какие-то особенно любимые?
– Кроме тех, которыми награждали на многочисленных юбилеях, мне дороги все, в том числе и несколько иностранных. Но есть у меня медаль «За отвагу», которой дорожу особо, поскольку эту самую значимую для любого солдата награду никогда не вручали «за участие» — впрочем, в ее названии уже все сказано… Жаль только, что повесить ее на свой китель мне удалось всего пару лет назад – вместе с указом о награждении она «ходила» по каким-то инстанциям все эти годы (причем, я об этом указе знал), пока через наш военкомат медаль наконец, не нашла своего владельца. Да и я, к счастью, не подкачал и все же «успел» ее получить…
– То, как мы каждый год в нашей семье отмечаем День Победы, я знаю с детства. А с сослуживцами вы как собираетесь?
– В последние годы моей службы, когда в Академии тыла и транспорта, которой я отдал 50 мирных лет, мы с ветеранами отмечали День Победы (самый радостный для нас праздник), то в столовой столы нам накрывали по-фронтовому: алюминиевые кружки, миски и ложки, в центре – бачок с кашей (гречневой или перловой), вокруг фляжки с «наркомовской», квашеная капуста в мисках, соленые огурцы да черный хлеб. Правда, после первого же перекура официантки уже накрывали столы «по-мирному» – в соответствии с выделенными начальством и собранными нами средствами. Тут уж все, как обычно… Но – разговоры, воспоминания, байки о войне – свои, частенько вспоминали и о том, как решали в те непростые времена свои «гастрономические» задачи. И вспоминали – всегда с удовольствием…
– Папа, спасибо за рассказ. С праздником тебя! И главное – будь здоров!
– И я, пользуясь случаем, хочу поздравить своих однополчан, а также всех ветеранов и участников Великой Отечественной войны с Днем Победы. Мира и здоровья вам, чтобы было, что есть и, что немаловажно, чем есть…
Послесловие
Папа скончался 6 декабря 2011 года в возрасте 86 лет, примерно через полгода после появления этого интервью. Умер, победив свой второй инфаркт, но не сумев победить неожиданный тромб. Надеюсь, он даже не успел испугаться, поскольку произошло это мгновенно утром во сне. Через месяц из военкомата пришла открытка, где сообщалось, что правительственным указом ему назначена дополнительная выплата 7 тысяч рублей в месяц за ранение, полученное во время войны. Учитывая, что папа ушел на фронт в 18 лет в 1943 году, сами прикиньте, сколько наших ветеранов дожили до такой почетной «прибавки к пенсии»? Светлая всем им память!
Взято: p-syutkin.livejournal.com