Вспоминает танкист
---
Аркадий Вестерман
- Сколько танков пришлось поменять за два года войны?
А.В. - Пять раз меня подбивали или поджигали.
Первый раз на Курской дуге, я там толком и повоевать не успел.
На Западной Украине, уже после Львова, мой танк снова сожгли. Мы пошли в атаку, я нагнулся к механику-водителю, показываю ему, где лучше проехать, и тут в нас попали. Механик выскочил, я сразу за ним, через его люк, и тут зацепился ремешком кобуры за крюк.
У меня на рукоятке ТТ был ремешок который крепился к поясу, вот я им и зацепился. Рванул себя вперед изо всех сил, пистолет остался в танке, а через пару секунд, как только я из Т-34 выскочил, танк взорвался… Еще пришлось гореть в танке на Сандомирском плацдарме, когда остатки бригады бросили на погибель, в неподготовленную атаку. Мой танк получил снаряд из самоходки в борт и сразу загорелся, но я, один из экипажа, успел выскочить…
И последний раз меня подожгли "фаустпатроном" уже в центре Берлина…
- Как формировались экипажи?
А.В. - В Нижнем Тагиле в маршевой роте все экипажи были укомплектованы без отбора и разбора, считайте, что "по алфавитному списку", а на фронте в этом вопросе был свой правильный подход. Приходит из тыла маршевая танковая рота с экипажами, не имеющими боевого опыта. Эти экипажи "дробили" и "разбавляли", старались, чтобы в каждом экипаже половина была из опытных, уже "понюхавших пороха" танкистов.
Мне перед штурмом Берлина в экипаж дали двоих пацанов 1927 года рождения, фамилия одного из них, наводчика, была - Бураченко, и оба они погибли, когда нас сжег "фаустник".
А вот механик-водитель у меня с лета 1944 года был свой, постоянный. Это был Иванченко, кавалер пяти боевых орденов, очень опытный танкист, который воевал в бригаде еще с 1941 года, начинал войну еще под Москвой. Иванченко был четыре раза ранен, но все время после излечения в санбате возвращался в свою бригаду. Это был очень хладнокровный и смелый человек. Помню, когда моему Т-34 перебило гусеницы, танк крутануло на месте, и сразу же нам влепили снаряд в башню, мы выскочили из танка, и я, потеряв ориентацию, побежал от танка в сторону немцев. Иванченко кинулся за мной, закричал -"Лейтенант! Стой!Там немцы! Назад!", и только тогда я понял, что "ошибся направлением", и развернулся в свою сторону.
Бегу, а вокруг пули свистят. Думал, что уже живым не выберусь…
Иванченко помимо прекрасных боевых качеств, обладал еще одним редким умением - он безошибочно определял, где на пути нашего следования на марше может быть спиртзавод. Перед этим он меня просил: "Лейтенант, покажи карту, посмотрим, где тут спиртзавод?"…
- Какими были потери в бригаде?
А.В. - Из тех, кто воевал в экипажах еще на Курской дуге - до Берлина дошло не более 20 %...
Летом 1943 года в бригаде остался на ходу один танк, все остальные машины сгорели или были подбиты. На Сандомирском плацдарме бригада утратила всю матчасть, нашу бригаду там просто безжалостно и бездарно истребили до последнего Т-34.
Перед Варшавой в бригаде оставалось всего 4 танка…
Это была, чуть ли не норма - такой вот - "порядок в танковых войсках"- никто не считал и не считался с потерями, все бригады воевали "до последнего танка"
До сих пор не могу забыть, как на Зееловских высотах перед нами пустили в атаку полк тяжелых танков ИС-2, всего 21 танк. Их всех быстро сожгли, прямо на наших глазах.
- А что произошло на Сандомирском плацдарме?
А.В. - Нас послали в совершенно неподготовленную атаку, не проведя предварительно никакой разведки или артподготовки. Пошли вперед "на авось", и за это заплатили большой кровью.
На этом плацдарме, с самого начала, все для нас складывалось как-то неудачно.
До этого нас жутко бомбили немцы, а потом досталось от своих штурмовиков ИЛ-2.
От батальона оставалось 7 танков с двух рот, мы собрались в одном месте, стоим, ждем приказа, и тут появляется эскадрилья ИЛов и пикирует прямо на нас. Экипажи кинулись под танки, а рядом с нами нет авианаводчика, чтобы предупредил штурмовиков, что они бомбят своих.
Стрелок - радист заскочил в танк, вышел по рации на волну летчиков и заорал -"Летчики ! Своих бомбите!", и услышал голос пилота -" Вот, гады! Они еще и по - русски говорят! Ваня, давай еще один заход!"…У нас сожгли один танк…
Утром остаткам бригады приказали атаковать немцев, но никто из нас не знал: где свои? где точно находится противник? Сначала нас бомбили, а потом по месту, где находились наши танки, был открыт шквальный огонь из минометов, этот обстрел продолжался долго. Танкист из соседнего экипажа, как только огонь затих, вылез из машины и пошел в сторону, метров на двадцать, чтобы оправиться, и тут его утащила немецкая разведка, Мы только услышали крик и нет его, стреляли по направлению куда могла уйти немецкая разведка, но все бесполезно…
А потом приказ - "В атаку!"… Мы и пошли … Получил снаряд из самоходки в борт.
Все наши танки были сожжены, до единого. Я успел выскочить из горящей машины, с других экипажей тоже несколько человек смогли уцелеть, а остальные ребята сгорели …
- В танковых экипажах бригады, кроме механика-водителя Иванченко, были еще были "старые танкисты", воюющие в армии Катукова с зимы 1941 года?
А.В. - У нас в батальоне таких больше не было, а вот в соседнем батальоне были два старших лейтенанта, два друга, начинавшие войну сержантами еще под Москвой в 1941 году….Фамилий этих ребят уже не помню. С ними произошел трагический случай в день окончания войны.
В Берлине мой танк сожгли на Вильгельмштрассе и я, раненый в ногу, оказался в армейском госпитале.. 9-го мая в 6-00 утра в палату забежал обгорелый танкист с забинтованными руками и крикнул -" Война закончилась!". Мы ему не поверили, послали его куда подальше, и тут замполит госпиталя зовет всех на торжественное построение по случаю капитуляции Германии. Что тут началось…А потом на двух "виллисах" в госпиталь приехали ребята из нашей бригады и по приказу комбрига забрали назад в свою часть четверых раненых офицеров. Мы прибыли к зданию германского Министерства пропаганды, где вся бригада занимала левое крыло первого этажа. За столом всего семнадцать офицеров, все, кто остался в строю. Началась пьянка.
И тут один старший лейтенант, самый "старый ветеран бригады", стал всем показывать свой трофейный пистолет, маленький "браунинг". Прозвучал случайный выстрел, видимо, пуля была в стволе, и пуля попала прямо в голову его лучшего друга, с кем он вместе воевал почти четыре года. Старший лейтенант хотел тут же застрелиться, но мы ему не дали… После такой нелепой смерти никто эту пьянку, конечно, уже не продолжал…Старшего лейтенанта судили в трибунале и он получил "символический" срок за "убийство по неосторожности"…
- Бригада участвовала в рейдах в немецкий тыл?
А.В. - Это происходило в основном в январском наступлении в Польше и весной 1945 года в Германии.
Фактор внезапности здесь имел решающее значение и именно в этих рейдах мы наносили немцам самый чувствительный урон. Я помню, как мы ворвались на станцию Финстервальде, а в это время к станции подошел немецкий эшелон с 9-ью танками на платформах и стал разгружаться. Командир головного танка из соседней бригады своей "тридцатьчетверкой" врезался в паровоз, немецкие экипажи бросили свои танки и разбежались, а мы стали расстреливать танки в упор. Пехота обнаружила на станции цистерну со спиртом на дне, стали черпать оттуда спирт котелками, потом два пехотинца полезли внутрь цистерны и сразу задохнулись насмерть от концентрированных паров спирта.
Польско - германскую границу из нашей бригады достигли два танка, мой танк шел вторым. По рации нам передали приказ - прорваться в другой район, примерно двадцать километров на северо-запад по карте. Мы повернули, и по дороге видим впереди, в 500 метрах от нас, колонну из 15 машин с пехотой, и большой обоз, примерно семьдесят повозок. Сначала выстрелили осколочным снарядом по головной машине, а потом поставили снаряды "на шрапнель" и начали долбить по этой колонне, вдобавок поливая все огнем из танковых пулеметов.
Мы эту колонну просто превратили в сплошное кровавое месиво. Когда подошли к ней совсем близко, там уже добивать было некого…Сотни трупов…
В Польше, в подобной ситуации, мы нарвались на "тыловой обоз" - стоящие полукругом десятки немецких грузовиков "Ман". Нас было пять танков, и мы там все разнесли в щепки.
Там убитых немцев было столько, что сосчитать невозможно…
- Танкисты брали в плен?
А.В. - Нет… А куда их девать, в свой танк пленного немца же не посадишь.
Наша ярость по отношению к немцам было дикой, и отношение к пленным было тоже диким и предельно жестоким … Отвечу вам честно - пехота в плен немцев брала, а мы, танкисты, - в живых за собой обычно никого не оставляли…
В Германии, в Кинтервальде, мы захватили в плен большую группу немцев, и тут нам передают приказ на продолжение движения. Спросили комбрига Бойко - "Что делать с пленными?", и он приказал -"Расстрелять на месте!". Начали делить пленных по ротам и экипажам, кому сколько достанется "немцев в расход" отправить, вышло где-то по тридцать человек на роту.
Когда немцы поняли, что их ведут на расстрел, они стали разбегаться, но всех их посекли из автоматов и танковых пулеметов…
На окраине Берлина взяли в плен "власовца". Его привели к нашему заместителю командира батальона капитану Кузнецову, родители которого были повешены немцами. Все это знали, так как наша бригада освобождала родное село капитана. Капитан Кузнецов всегда лично и без малейшей жалости убивал пленных, и нам говорил - "Ни одного не пропущу!". Подводят пленного к Кузнецову, пленный орет -"Гитлер капут!". А Кузнецов посмотрел на него - "Ты же, сволочь, не немец. Морда ведь, у тебя наша, русская", и ударил пленного кулаком в лицо. Пленный сразу завопил по - русски - "Товарищ офицер! Не убивайте!", а Кузнецов ему - "Какой я тебе товарищ!". "Власовец" упал на колени, стал целовать сапоги Кузнецова и умолять -"Не расстреливайте!", и Кузнецов ему ответил -"Нет. Мы тебя расстреливать не будем. Твоя смерть другой будет". Привязали "власовца" веревками за ноги к двум танкам и разорвали его на части…
- Как складывались отношения с немецким гражданским населением в Германии весной 1945 года?
А.В. - Так и я не горю особым желанием рассказывать об этом… Понимаете, о войне надо рассказывать только правду, или, вообще, ничего не говорить… Но в Германии происходило всякое, было там много "мрачных моментов", и я понимаю ветеранов, которым трудно определиться - а стоит ли откровенно говорить об этом…
Немок на первых порах безнаказанно насиловали на каждом шагу, хотя, и немки, и полячки, потом сами охотно соглашались на близость с нашими солдатами и офицерами…
Насилием занималась в основном пехота. Мстили Германии по разному…
Люди на войне озверели и одичали, а стрелковые части иной раз напоминали орду.
В Германии как-то заночевали в одном доме, жарим кур и гусей, а хозяйка, немка лет 35-ти, нам говорит - Русские пришли, все оборванные, грязные, сразу спросили -"Ур (часы)есть?!А теперь, ложись!". Потом другие заходят -"Ур есть?!"… Короче, за ночь ее изнасиловали четыре раза…
У нас был сержант - разведчик, мародер, на каждой руке носил по пять трофейных наручных часов, так он стал нам рассказывать, как вдвоем с товарищем по пьянке изнасиловал двух немок, мать и дочь, а мужа, под дулом автомата, заставили во время изнасилования играть на рояле…
В апреле - мае сорок пятого года массовое насилие прекратилось, но изредка были эксцессы.
Война закончилась, нас разместили в немецких "танковых" казармах, в небольшом городке.
В один из дней я заступил на службу начальником караула и тут звонок, ЧП, в офицерской казарме наш офицер застрелил немку. Прибегаем в казарму, в комнате лежит голая немка с простреленной головой, пуля ей попала прямо в висок, а на кровати сидит в одних трусах пьяный "в стельку" лейтенант. Спрашиваем его - "Ты что натворил?!", и слышим в ответ - "Я их гадов бил, и буду убивать всех, до единого!". На суде трибунала лейтенант стал выкручиваться, выдвинул "свою версию события", мол, отец этой немки убил всю его семью, он случайно понял это в разговоре с жертвой и не смог сдержать мстительный порыв…
- На передовой Вы сталкивались с проявлениями антисемитизма?
А.В. - Не без этого. Постоянно приходилось слышать "стандартные высказывания" - " Ты наш, а все остальные жиды прячутся в Ташкенте". Были и такие, что прямо при мне, без какого -либо стеснения, выражали вслух свою ненависть к евреям. У меня был командир танка, лейтенант Яшин, так он постоянно заявлял -"Ненавижу жидов и черных!", под "черными" он подразумевал кавказцев. Яшин разбился насмерть, катаясь пьяным на мотоцикле в мае 1945 года.
Или был у нас взводный, лейтенант Денисов, как напьется, так сразу начинал орать: "Жиды, Жиды!", ему все время "евреи жить мешали". Один раз, уже после войны, пьяный Денисов меня ударил. Я спросил: "За что?", он ответил: "Вы, жиды, не воевали!" - "А я как?" - "Да ты просто неправильный, недоделанный жид!", и тогда я ему хорошо врезал по харе…
- Ваш последний бой.
А.В. - В Берлине, в последний день апреля. В Берлине нам ставили задачу - "За сутки отбить у немцев один квартал", и каждый квартал нам стоил 5-7 потерянных танков с экипажами.
В Берлине, кстати, кардинально изменился стиль командования. Если раньше перед боем нам приказывали следующим образом - "Вперед! Еб вашу мать!", то в Берлине, когда потери наши были ужасными, танкистам говорили - "Ребята, пожалуйста, вперед. Это ваш последний бой"…
Наши танки в центре германской столицы горели на каждых десяти метрах.
Мой танк шел по Вильгельмштрассе и вел огонь в сторону рейхстага. Но "фаустники" из подвалов и окон первых этажей и огонь из зениток на прямой наводке не давали нам продвинуться дальше, а вся наша пехота попряталась по подвалам. Я вылез из танка и с пистолетом пошел в подвал, "выкуривать" оттуда нашу пехоту, орал на них -"Мать вашу, перемать! Вылезай, б….! Прикрывайте танки!", и только автоматчики вылезли на белый свет из подвала, как сразу юркнули назад. А в подвале уже шла общая повальная пьянка, там были и гражданские немцы, и солдаты вермахта, не хотевшие сражаться, одним словом - шло братание с противником. Каждый такой подвал соединялся ходом с соседним домом и по этим подвалам можно было спокойно пройти пол -Берлина без остановки. Я взбесился, тут на каждом метре танкисты живьем горят, а эти хреновы автоматчики уже "Войне капут" объявили…
Но делать то нечего. Мы двинулись вперед по улице, без прикрытия, и тут сбоку из окна по нам выпустили "фаустпатрон", который прошил броню и взорвался внутри башни. Я был ранен осколками в ногу и получил контузию. Из танка выбрались только Иванченко, тяжелораненый наводчик Бураченко (он умер потом в госпитале), и я. Но встать на ноги я не мог, стал отползать от горящего танка, а вокруг мешанина, в одном доме наши, в другом немцы, в третьем опять наши засели, огонь со всех сторон. Из -под огня меня вытащила девушка - санинструктор, она меня перевязала, тут подошел танк, меня положили на броню, танк дал задний ход и доставил меня к грузовику, на который собирали раненых и отвозили их в санбат. Из санбата меня отправили в армейский госпиталь 1-й гв. ТА, откуда 9-го мая меня забрали назад в бригаду.
- Сколько танков пришлось поменять за два года войны?
А.В. - Пять раз меня подбивали или поджигали.
Первый раз на Курской дуге, я там толком и повоевать не успел.
На Западной Украине, уже после Львова, мой танк снова сожгли. Мы пошли в атаку, я нагнулся к механику-водителю, показываю ему, где лучше проехать, и тут в нас попали. Механик выскочил, я сразу за ним, через его люк, и тут зацепился ремешком кобуры за крюк.
У меня на рукоятке ТТ был ремешок который крепился к поясу, вот я им и зацепился. Рванул себя вперед изо всех сил, пистолет остался в танке, а через пару секунд, как только я из Т-34 выскочил, танк взорвался… Еще пришлось гореть в танке на Сандомирском плацдарме, когда остатки бригады бросили на погибель, в неподготовленную атаку. Мой танк получил снаряд из самоходки в борт и сразу загорелся, но я, один из экипажа, успел выскочить…
И последний раз меня подожгли "фаустпатроном" уже в центре Берлина…
- Как формировались экипажи?
А.В. - В Нижнем Тагиле в маршевой роте все экипажи были укомплектованы без отбора и разбора, считайте, что "по алфавитному списку", а на фронте в этом вопросе был свой правильный подход. Приходит из тыла маршевая танковая рота с экипажами, не имеющими боевого опыта. Эти экипажи "дробили" и "разбавляли", старались, чтобы в каждом экипаже половина была из опытных, уже "понюхавших пороха" танкистов.
Мне перед штурмом Берлина в экипаж дали двоих пацанов 1927 года рождения, фамилия одного из них, наводчика, была - Бураченко, и оба они погибли, когда нас сжег "фаустник".
А вот механик-водитель у меня с лета 1944 года был свой, постоянный. Это был Иванченко, кавалер пяти боевых орденов, очень опытный танкист, который воевал в бригаде еще с 1941 года, начинал войну еще под Москвой. Иванченко был четыре раза ранен, но все время после излечения в санбате возвращался в свою бригаду. Это был очень хладнокровный и смелый человек. Помню, когда моему Т-34 перебило гусеницы, танк крутануло на месте, и сразу же нам влепили снаряд в башню, мы выскочили из танка, и я, потеряв ориентацию, побежал от танка в сторону немцев. Иванченко кинулся за мной, закричал -"Лейтенант! Стой!Там немцы! Назад!", и только тогда я понял, что "ошибся направлением", и развернулся в свою сторону.
Бегу, а вокруг пули свистят. Думал, что уже живым не выберусь…
Иванченко помимо прекрасных боевых качеств, обладал еще одним редким умением - он безошибочно определял, где на пути нашего следования на марше может быть спиртзавод. Перед этим он меня просил: "Лейтенант, покажи карту, посмотрим, где тут спиртзавод?"…
- Какими были потери в бригаде?
А.В. - Из тех, кто воевал в экипажах еще на Курской дуге - до Берлина дошло не более 20 %...
Летом 1943 года в бригаде остался на ходу один танк, все остальные машины сгорели или были подбиты. На Сандомирском плацдарме бригада утратила всю матчасть, нашу бригаду там просто безжалостно и бездарно истребили до последнего Т-34.
Перед Варшавой в бригаде оставалось всего 4 танка…
Это была, чуть ли не норма - такой вот - "порядок в танковых войсках"- никто не считал и не считался с потерями, все бригады воевали "до последнего танка"
До сих пор не могу забыть, как на Зееловских высотах перед нами пустили в атаку полк тяжелых танков ИС-2, всего 21 танк. Их всех быстро сожгли, прямо на наших глазах.
- А что произошло на Сандомирском плацдарме?
А.В. - Нас послали в совершенно неподготовленную атаку, не проведя предварительно никакой разведки или артподготовки. Пошли вперед "на авось", и за это заплатили большой кровью.
На этом плацдарме, с самого начала, все для нас складывалось как-то неудачно.
До этого нас жутко бомбили немцы, а потом досталось от своих штурмовиков ИЛ-2.
От батальона оставалось 7 танков с двух рот, мы собрались в одном месте, стоим, ждем приказа, и тут появляется эскадрилья ИЛов и пикирует прямо на нас. Экипажи кинулись под танки, а рядом с нами нет авианаводчика, чтобы предупредил штурмовиков, что они бомбят своих.
Стрелок - радист заскочил в танк, вышел по рации на волну летчиков и заорал -"Летчики ! Своих бомбите!", и услышал голос пилота -" Вот, гады! Они еще и по - русски говорят! Ваня, давай еще один заход!"…У нас сожгли один танк…
Утром остаткам бригады приказали атаковать немцев, но никто из нас не знал: где свои? где точно находится противник? Сначала нас бомбили, а потом по месту, где находились наши танки, был открыт шквальный огонь из минометов, этот обстрел продолжался долго. Танкист из соседнего экипажа, как только огонь затих, вылез из машины и пошел в сторону, метров на двадцать, чтобы оправиться, и тут его утащила немецкая разведка, Мы только услышали крик и нет его, стреляли по направлению куда могла уйти немецкая разведка, но все бесполезно…
А потом приказ - "В атаку!"… Мы и пошли … Получил снаряд из самоходки в борт.
Все наши танки были сожжены, до единого. Я успел выскочить из горящей машины, с других экипажей тоже несколько человек смогли уцелеть, а остальные ребята сгорели …
- В танковых экипажах бригады, кроме механика-водителя Иванченко, были еще были "старые танкисты", воюющие в армии Катукова с зимы 1941 года?
А.В. - У нас в батальоне таких больше не было, а вот в соседнем батальоне были два старших лейтенанта, два друга, начинавшие войну сержантами еще под Москвой в 1941 году….Фамилий этих ребят уже не помню. С ними произошел трагический случай в день окончания войны.
В Берлине мой танк сожгли на Вильгельмштрассе и я, раненый в ногу, оказался в армейском госпитале.. 9-го мая в 6-00 утра в палату забежал обгорелый танкист с забинтованными руками и крикнул -" Война закончилась!". Мы ему не поверили, послали его куда подальше, и тут замполит госпиталя зовет всех на торжественное построение по случаю капитуляции Германии. Что тут началось…А потом на двух "виллисах" в госпиталь приехали ребята из нашей бригады и по приказу комбрига забрали назад в свою часть четверых раненых офицеров. Мы прибыли к зданию германского Министерства пропаганды, где вся бригада занимала левое крыло первого этажа. За столом всего семнадцать офицеров, все, кто остался в строю. Началась пьянка.
И тут один старший лейтенант, самый "старый ветеран бригады", стал всем показывать свой трофейный пистолет, маленький "браунинг". Прозвучал случайный выстрел, видимо, пуля была в стволе, и пуля попала прямо в голову его лучшего друга, с кем он вместе воевал почти четыре года. Старший лейтенант хотел тут же застрелиться, но мы ему не дали… После такой нелепой смерти никто эту пьянку, конечно, уже не продолжал…Старшего лейтенанта судили в трибунале и он получил "символический" срок за "убийство по неосторожности"…
- Бригада участвовала в рейдах в немецкий тыл?
А.В. - Это происходило в основном в январском наступлении в Польше и весной 1945 года в Германии.
Фактор внезапности здесь имел решающее значение и именно в этих рейдах мы наносили немцам самый чувствительный урон. Я помню, как мы ворвались на станцию Финстервальде, а в это время к станции подошел немецкий эшелон с 9-ью танками на платформах и стал разгружаться. Командир головного танка из соседней бригады своей "тридцатьчетверкой" врезался в паровоз, немецкие экипажи бросили свои танки и разбежались, а мы стали расстреливать танки в упор. Пехота обнаружила на станции цистерну со спиртом на дне, стали черпать оттуда спирт котелками, потом два пехотинца полезли внутрь цистерны и сразу задохнулись насмерть от концентрированных паров спирта.
Польско - германскую границу из нашей бригады достигли два танка, мой танк шел вторым. По рации нам передали приказ - прорваться в другой район, примерно двадцать километров на северо-запад по карте. Мы повернули, и по дороге видим впереди, в 500 метрах от нас, колонну из 15 машин с пехотой, и большой обоз, примерно семьдесят повозок. Сначала выстрелили осколочным снарядом по головной машине, а потом поставили снаряды "на шрапнель" и начали долбить по этой колонне, вдобавок поливая все огнем из танковых пулеметов.
Мы эту колонну просто превратили в сплошное кровавое месиво. Когда подошли к ней совсем близко, там уже добивать было некого…Сотни трупов…
В Польше, в подобной ситуации, мы нарвались на "тыловой обоз" - стоящие полукругом десятки немецких грузовиков "Ман". Нас было пять танков, и мы там все разнесли в щепки.
Там убитых немцев было столько, что сосчитать невозможно…
- Танкисты брали в плен?
А.В. - Нет… А куда их девать, в свой танк пленного немца же не посадишь.
Наша ярость по отношению к немцам было дикой, и отношение к пленным было тоже диким и предельно жестоким … Отвечу вам честно - пехота в плен немцев брала, а мы, танкисты, - в живых за собой обычно никого не оставляли…
В Германии, в Кинтервальде, мы захватили в плен большую группу немцев, и тут нам передают приказ на продолжение движения. Спросили комбрига Бойко - "Что делать с пленными?", и он приказал -"Расстрелять на месте!". Начали делить пленных по ротам и экипажам, кому сколько достанется "немцев в расход" отправить, вышло где-то по тридцать человек на роту.
Когда немцы поняли, что их ведут на расстрел, они стали разбегаться, но всех их посекли из автоматов и танковых пулеметов…
На окраине Берлина взяли в плен "власовца". Его привели к нашему заместителю командира батальона капитану Кузнецову, родители которого были повешены немцами. Все это знали, так как наша бригада освобождала родное село капитана. Капитан Кузнецов всегда лично и без малейшей жалости убивал пленных, и нам говорил - "Ни одного не пропущу!". Подводят пленного к Кузнецову, пленный орет -"Гитлер капут!". А Кузнецов посмотрел на него - "Ты же, сволочь, не немец. Морда ведь, у тебя наша, русская", и ударил пленного кулаком в лицо. Пленный сразу завопил по - русски - "Товарищ офицер! Не убивайте!", а Кузнецов ему - "Какой я тебе товарищ!". "Власовец" упал на колени, стал целовать сапоги Кузнецова и умолять -"Не расстреливайте!", и Кузнецов ему ответил -"Нет. Мы тебя расстреливать не будем. Твоя смерть другой будет". Привязали "власовца" веревками за ноги к двум танкам и разорвали его на части…
- Как складывались отношения с немецким гражданским населением в Германии весной 1945 года?
А.В. - Так и я не горю особым желанием рассказывать об этом… Понимаете, о войне надо рассказывать только правду, или, вообще, ничего не говорить… Но в Германии происходило всякое, было там много "мрачных моментов", и я понимаю ветеранов, которым трудно определиться - а стоит ли откровенно говорить об этом…
Немок на первых порах безнаказанно насиловали на каждом шагу, хотя, и немки, и полячки, потом сами охотно соглашались на близость с нашими солдатами и офицерами…
Насилием занималась в основном пехота. Мстили Германии по разному…
Люди на войне озверели и одичали, а стрелковые части иной раз напоминали орду.
В Германии как-то заночевали в одном доме, жарим кур и гусей, а хозяйка, немка лет 35-ти, нам говорит - Русские пришли, все оборванные, грязные, сразу спросили -"Ур (часы)есть?!А теперь, ложись!". Потом другие заходят -"Ур есть?!"… Короче, за ночь ее изнасиловали четыре раза…
У нас был сержант - разведчик, мародер, на каждой руке носил по пять трофейных наручных часов, так он стал нам рассказывать, как вдвоем с товарищем по пьянке изнасиловал двух немок, мать и дочь, а мужа, под дулом автомата, заставили во время изнасилования играть на рояле…
В апреле - мае сорок пятого года массовое насилие прекратилось, но изредка были эксцессы.
Война закончилась, нас разместили в немецких "танковых" казармах, в небольшом городке.
В один из дней я заступил на службу начальником караула и тут звонок, ЧП, в офицерской казарме наш офицер застрелил немку. Прибегаем в казарму, в комнате лежит голая немка с простреленной головой, пуля ей попала прямо в висок, а на кровати сидит в одних трусах пьяный "в стельку" лейтенант. Спрашиваем его - "Ты что натворил?!", и слышим в ответ - "Я их гадов бил, и буду убивать всех, до единого!". На суде трибунала лейтенант стал выкручиваться, выдвинул "свою версию события", мол, отец этой немки убил всю его семью, он случайно понял это в разговоре с жертвой и не смог сдержать мстительный порыв…
- На передовой Вы сталкивались с проявлениями антисемитизма?
А.В. - Не без этого. Постоянно приходилось слышать "стандартные высказывания" - " Ты наш, а все остальные жиды прячутся в Ташкенте". Были и такие, что прямо при мне, без какого -либо стеснения, выражали вслух свою ненависть к евреям. У меня был командир танка, лейтенант Яшин, так он постоянно заявлял -"Ненавижу жидов и черных!", под "черными" он подразумевал кавказцев. Яшин разбился насмерть, катаясь пьяным на мотоцикле в мае 1945 года.
Или был у нас взводный, лейтенант Денисов, как напьется, так сразу начинал орать: "Жиды, Жиды!", ему все время "евреи жить мешали". Один раз, уже после войны, пьяный Денисов меня ударил. Я спросил: "За что?", он ответил: "Вы, жиды, не воевали!" - "А я как?" - "Да ты просто неправильный, недоделанный жид!", и тогда я ему хорошо врезал по харе…
- Ваш последний бой.
А.В. - В Берлине, в последний день апреля. В Берлине нам ставили задачу - "За сутки отбить у немцев один квартал", и каждый квартал нам стоил 5-7 потерянных танков с экипажами.
В Берлине, кстати, кардинально изменился стиль командования. Если раньше перед боем нам приказывали следующим образом - "Вперед! Еб вашу мать!", то в Берлине, когда потери наши были ужасными, танкистам говорили - "Ребята, пожалуйста, вперед. Это ваш последний бой"…
Наши танки в центре германской столицы горели на каждых десяти метрах.
Мой танк шел по Вильгельмштрассе и вел огонь в сторону рейхстага. Но "фаустники" из подвалов и окон первых этажей и огонь из зениток на прямой наводке не давали нам продвинуться дальше, а вся наша пехота попряталась по подвалам. Я вылез из танка и с пистолетом пошел в подвал, "выкуривать" оттуда нашу пехоту, орал на них -"Мать вашу, перемать! Вылезай, б….! Прикрывайте танки!", и только автоматчики вылезли на белый свет из подвала, как сразу юркнули назад. А в подвале уже шла общая повальная пьянка, там были и гражданские немцы, и солдаты вермахта, не хотевшие сражаться, одним словом - шло братание с противником. Каждый такой подвал соединялся ходом с соседним домом и по этим подвалам можно было спокойно пройти пол -Берлина без остановки. Я взбесился, тут на каждом метре танкисты живьем горят, а эти хреновы автоматчики уже "Войне капут" объявили…
Но делать то нечего. Мы двинулись вперед по улице, без прикрытия, и тут сбоку из окна по нам выпустили "фаустпатрон", который прошил броню и взорвался внутри башни. Я был ранен осколками в ногу и получил контузию. Из танка выбрались только Иванченко, тяжелораненый наводчик Бураченко (он умер потом в госпитале), и я. Но встать на ноги я не мог, стал отползать от горящего танка, а вокруг мешанина, в одном доме наши, в другом немцы, в третьем опять наши засели, огонь со всех сторон. Из -под огня меня вытащила девушка - санинструктор, она меня перевязала, тут подошел танк, меня положили на броню, танк дал задний ход и доставил меня к грузовику, на который собирали раненых и отвозили их в санбат. Из санбата меня отправили в армейский госпиталь 1-й гв. ТА, откуда 9-го мая меня забрали назад в бригаду.
Взято: skif-tag.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]