Немец пишет бабушке в Мюнхен. 1942 г.
---
Ефрейтор штаба одного из артдивизионов 81-го артиллерийского полка 97-й егерьской дивизии вермахта написал летом 1942-го года письмо своей бабушке в Мюнхен.
Это письмо было перехвачено военной цензурой и несколько недель спустя, когда дивизия подходила к Кавказу, было переслано командиру полка мюнхенским Гестапо. В сопроводительном письме предлагалось тотчас же возбудить дело по обвинению в падении боеспособности либо дать автору письма продолжить службу, постоянно держа его под строгим наблюдением.
Командир полка дело возбуждать не стал а передал письмо майору - командиру артдивизиона,тот поразмыслив поручился за бойца но установил за ефрейтором негласное наблюдение.
Письмо:
"Где мы находимся, я не могу тебе сообщить. Но ты вполне можешь понять это, если внимательно читаешь сводки командования вермахта. Мы продолжаем двигаться вперед. Нас окружает благодатная местность. Злаки на полях вырастают метра на три в высоту.
Здесь впервые понимаешь, какая же все-таки в Германии бедная почва. Но здесь измученные солдаты ничего не получают от этой плодородной земли. Нам достается только самая тяжелая доля: шагать, шагать и шагать.
Между маршами мы время от времени сражаемся, но потом снова шагаем. При этом солнце так палит с небес, что порой нам кажется, будто мы попали в Африку. Мы уже давно отвыкли надевать наши гимнастерки и кители, а наши рубахи и майки не просыхают от пота. На всех дорогах лежит толстый слой пыли, так что нам постоянно приходится как можно выше поднимать ноги и все же целый день дышать этой пылью.
Когда нам удается присоединиться к какой-нибудь моторизованной части, это помогает ненамного. Горло постоянно саднит от жажды, нам кажется, что мы от нее умрем все. Наши фляжки пусты. Все время мы думаем только об одном: когда же следующий привал? Когда же раздастся желанная команда: "Разобрать кофе!"?
Но мы, телефонисты штаба, двигаемся далеко впереди основных подразделений, и полевые кухни постоянно отстают от нас. Тогда нам приходится бежать назад на пару километров, а когда прибегаем, то кашевар нам заявляет: "Весь кофе уже закончился!" - и нам приходится рысцой возвращаться, чтобы успеть занять свое место во главе колонны.
Мы шагаем днем и ночью. Привал иногда устраиваем только под утро, а порой и вечером. Едва мы приляжем вздремнуть, как нас снова поднимают. А там все начинается сначала: маршировать и маршировать. И это при том, что многие больны: страдают поносом или лихорадкой, а то и тем и другим. Мы все так смертельно устали, что мечтаем только об одном: упасть на дороге и так и лежать.
Однако унтер-офицеры не перестают подгонять нас: "Вперед, вперед! Кто отстанет, будет расстрелян". Когда тебе уже кажется, что на сегодня более чем достаточно переходов, когда больше не чувствуешь под собой ног, вдруг начинается перестрелка, и пули свистят над нашими головами, а вахмистр орет: "Установить связь!"
Тогда приходится закидывать на спину тяжеленные катушки с кабелем и бежать вперед. Правда, у нас есть конные телефонисты. Но лошадям приходится еще хуже, чем нам, и их постоянно используют в обозе.
Когда начинается перестрелка, мы постоянно несем потери. Вокруг нас более чем достаточно русских, которые ведут по нам огонь. Но немцев становится все меньше, а русских все больше.
Постоянно спрашиваешь себя: сколько это будет еще так продолжаться? И еще я спрашиваю себя, доведется ли мне еще увидеть родину, или я однажды сгину где-нибудь здесь в пыли, как уже сгинуло так много моих товарищей.
Письмо вышло у меня куда как длинное. Но у нас сегодня спокойный день, я постараюсь улучить несколько минут, чтобы написать, как все обстоит на самом деле, дабы вы на далекой родине могли представить себе истинное положение дел здесь."
Это письмо было перехвачено военной цензурой и несколько недель спустя, когда дивизия подходила к Кавказу, было переслано командиру полка мюнхенским Гестапо. В сопроводительном письме предлагалось тотчас же возбудить дело по обвинению в падении боеспособности либо дать автору письма продолжить службу, постоянно держа его под строгим наблюдением.
Командир полка дело возбуждать не стал а передал письмо майору - командиру артдивизиона,тот поразмыслив поручился за бойца но установил за ефрейтором негласное наблюдение.
Письмо:
"Где мы находимся, я не могу тебе сообщить. Но ты вполне можешь понять это, если внимательно читаешь сводки командования вермахта. Мы продолжаем двигаться вперед. Нас окружает благодатная местность. Злаки на полях вырастают метра на три в высоту.
Здесь впервые понимаешь, какая же все-таки в Германии бедная почва. Но здесь измученные солдаты ничего не получают от этой плодородной земли. Нам достается только самая тяжелая доля: шагать, шагать и шагать.
Между маршами мы время от времени сражаемся, но потом снова шагаем. При этом солнце так палит с небес, что порой нам кажется, будто мы попали в Африку. Мы уже давно отвыкли надевать наши гимнастерки и кители, а наши рубахи и майки не просыхают от пота. На всех дорогах лежит толстый слой пыли, так что нам постоянно приходится как можно выше поднимать ноги и все же целый день дышать этой пылью.
Когда нам удается присоединиться к какой-нибудь моторизованной части, это помогает ненамного. Горло постоянно саднит от жажды, нам кажется, что мы от нее умрем все. Наши фляжки пусты. Все время мы думаем только об одном: когда же следующий привал? Когда же раздастся желанная команда: "Разобрать кофе!"?
Но мы, телефонисты штаба, двигаемся далеко впереди основных подразделений, и полевые кухни постоянно отстают от нас. Тогда нам приходится бежать назад на пару километров, а когда прибегаем, то кашевар нам заявляет: "Весь кофе уже закончился!" - и нам приходится рысцой возвращаться, чтобы успеть занять свое место во главе колонны.
Мы шагаем днем и ночью. Привал иногда устраиваем только под утро, а порой и вечером. Едва мы приляжем вздремнуть, как нас снова поднимают. А там все начинается сначала: маршировать и маршировать. И это при том, что многие больны: страдают поносом или лихорадкой, а то и тем и другим. Мы все так смертельно устали, что мечтаем только об одном: упасть на дороге и так и лежать.
Однако унтер-офицеры не перестают подгонять нас: "Вперед, вперед! Кто отстанет, будет расстрелян". Когда тебе уже кажется, что на сегодня более чем достаточно переходов, когда больше не чувствуешь под собой ног, вдруг начинается перестрелка, и пули свистят над нашими головами, а вахмистр орет: "Установить связь!"
Тогда приходится закидывать на спину тяжеленные катушки с кабелем и бежать вперед. Правда, у нас есть конные телефонисты. Но лошадям приходится еще хуже, чем нам, и их постоянно используют в обозе.
Когда начинается перестрелка, мы постоянно несем потери. Вокруг нас более чем достаточно русских, которые ведут по нам огонь. Но немцев становится все меньше, а русских все больше.
Постоянно спрашиваешь себя: сколько это будет еще так продолжаться? И еще я спрашиваю себя, доведется ли мне еще увидеть родину, или я однажды сгину где-нибудь здесь в пыли, как уже сгинуло так много моих товарищей.
Письмо вышло у меня куда как длинное. Но у нас сегодня спокойный день, я постараюсь улучить несколько минут, чтобы написать, как все обстоит на самом деле, дабы вы на далекой родине могли представить себе истинное положение дел здесь."
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]