Шпион № 355. Судебное дело Эрнста Унгерн-Штернберга слушалось при закрытых дверях
---
«Сегодня, 28 октября, в Петербургской судебной палате с участием сословных представителей слушалось дело, волновавшее думские и журнальные круги еще с июля. На скамье подсудимых оказался представитель Австро-Венгерского телеграфного агентства, русский подданный барон Эрнст Павлович Унгерн-Штернберг, обвиняемый в государственной измене», — сообщала газета «Русское слово».
Дело было поистине резонансным. Обвиняемый являлся отпрыском старинного и знатного остзейского рода, известного с XIII века, среди представителей которого были рыцари, генералы, писатели и даже легендарный барон-пират, послуживший прототипом для героя поэмы Байрона графа Лара.
Жизнь самого барона напоминала авантюрный роман. Окончив гимназию в Дерпте, он поступил в университет, но вскоре бросил учебу ради службы в драгунском полку. Получив чин корнета и выйдя в запас, Унгерн-Штернберг отправился на поиски приключений.
Сначала он обосновался в Южной Америке, где вместе с другом купил плантацию. После разорения перебрался в Берлин, а жажда экзотики завела его в Африку и на Пиренейский полуостров. За годы странствий по Гибралтару, Испании и Португалии барон успел жениться, заняться журналистикой и издать серию новелл о своих путешествиях.
Его одиссея завершилась в Вене, где Унгерн-Штернберг получил должность корреспондента Австро-Венгерского телеграфного агентства. В 1905 году 38-летний журналист прибыл в Петербург и поселился на набережной Мойки, по соседству с нелегальным клубом большевиков и самим Федором Шаляпиным.
Параллельно с работой, как утверждало следствие, барон начал оказывать «деликатные» услуги посольству Австро-Венгрии. Вхожий в лучшие салоны столицы, он поставлял дипломатам «такого рода сведения, которые, не будучи секретными, не могли быть, однако, помещены в газетах».
На средства от посольства в 1909 году Унгерн-Штернберг попытался издавать в Петербурге газету «Вечерний голос», где, по мнению властей, «всячески поддерживались интересы Австрии». Однако издание быстро прогорело из-за малого числа читателей.
Ярый поклонник всего австрийского, барон, по слухам, даже подумывал сменить подданство, но не успел. Летом 1910 года его неожиданно арестовали. Разоблачение стало заслугой недавно созданного «разведочного отделения» Главного штаба, которое боролось с военным шпионажем. Сотрудникам во главе с ротмистром Владимиром Лавровым удалось завербовать лакея при австрийском посольстве, и тот вывел следствие на барона.
При обыске были изъяты записные книжки Унгерн-Штернберга, где он скрупулезно фиксировал доходы от шпионской деятельности. В частности, там значились «два получения по 150 рублей» от австрийского военного атташе графа Спаннокки — плата за доклад комиссии Госдумы по обороне о числе новобранцев.
«Для иностранных держав эти сведения представляют значительный интерес, так как они помогают выяснить состояние нашей армии в мирное время», — комментировала газета «Русское слово». Это и стало основанием для обвинения в государственной измене.
Судебный процесс проходил при закрытых дверях. На стороне защиты выступали два присяжных поверенных, а в качестве свидетелей вызвали 26 человек, включая видных думцев Александра Гучкова и Владимира Хвощинского.
Австрийская пресса нервно реагировала на арест. Венская газета Die Zeit писала, что «основанием для серьезного обвинения послужила только записная книжка», а смехотворно малые суммы платежей, по мнению редакции, доказывали шаткость обвинений.
Последний руководитель австро-венгерской военной разведки Максимилиан Ронге в мемуарах и вовсе открещивался от провалившегося агента: «Они, конечно, приписали деятельность барона на счет Австрии… В действительности же ничего общего с нашей разведкой он не имел». Впрочем, ни одна спецслужба не любит признавать свои провалы.
Петербургская судебная палата под председательством сенатора Николая Крашенинникова сочла вину Унгерн-Штернберга доказанной и приговорила его к лишению прав состояния и каторжным работам. Австрийского атташе Спаннокки выслали из страны, а Владимира Лаврова произвели в полковники и наградили орденом Святого Владимира.
Последние следы барона теряются в 1916 году, когда в секретном полицейском «Альбоме лиц, подозреваемых в шпионстве», под номером 355 появилась его фотография с особыми приметами. Дальнейшая судьба титулованного шпиона осталась неизвестной.
Источник и продолжение: Санкт-Петербургские ведомости, spbvedomosti.ru
Дело было поистине резонансным. Обвиняемый являлся отпрыском старинного и знатного остзейского рода, известного с XIII века, среди представителей которого были рыцари, генералы, писатели и даже легендарный барон-пират, послуживший прототипом для героя поэмы Байрона графа Лара.
Жизнь самого барона напоминала авантюрный роман. Окончив гимназию в Дерпте, он поступил в университет, но вскоре бросил учебу ради службы в драгунском полку. Получив чин корнета и выйдя в запас, Унгерн-Штернберг отправился на поиски приключений.
Сначала он обосновался в Южной Америке, где вместе с другом купил плантацию. После разорения перебрался в Берлин, а жажда экзотики завела его в Африку и на Пиренейский полуостров. За годы странствий по Гибралтару, Испании и Португалии барон успел жениться, заняться журналистикой и издать серию новелл о своих путешествиях.
Его одиссея завершилась в Вене, где Унгерн-Штернберг получил должность корреспондента Австро-Венгерского телеграфного агентства. В 1905 году 38-летний журналист прибыл в Петербург и поселился на набережной Мойки, по соседству с нелегальным клубом большевиков и самим Федором Шаляпиным.
Параллельно с работой, как утверждало следствие, барон начал оказывать «деликатные» услуги посольству Австро-Венгрии. Вхожий в лучшие салоны столицы, он поставлял дипломатам «такого рода сведения, которые, не будучи секретными, не могли быть, однако, помещены в газетах».
На средства от посольства в 1909 году Унгерн-Штернберг попытался издавать в Петербурге газету «Вечерний голос», где, по мнению властей, «всячески поддерживались интересы Австрии». Однако издание быстро прогорело из-за малого числа читателей.
Ярый поклонник всего австрийского, барон, по слухам, даже подумывал сменить подданство, но не успел. Летом 1910 года его неожиданно арестовали. Разоблачение стало заслугой недавно созданного «разведочного отделения» Главного штаба, которое боролось с военным шпионажем. Сотрудникам во главе с ротмистром Владимиром Лавровым удалось завербовать лакея при австрийском посольстве, и тот вывел следствие на барона.
При обыске были изъяты записные книжки Унгерн-Штернберга, где он скрупулезно фиксировал доходы от шпионской деятельности. В частности, там значились «два получения по 150 рублей» от австрийского военного атташе графа Спаннокки — плата за доклад комиссии Госдумы по обороне о числе новобранцев.
«Для иностранных держав эти сведения представляют значительный интерес, так как они помогают выяснить состояние нашей армии в мирное время», — комментировала газета «Русское слово». Это и стало основанием для обвинения в государственной измене.
Судебный процесс проходил при закрытых дверях. На стороне защиты выступали два присяжных поверенных, а в качестве свидетелей вызвали 26 человек, включая видных думцев Александра Гучкова и Владимира Хвощинского.
Австрийская пресса нервно реагировала на арест. Венская газета Die Zeit писала, что «основанием для серьезного обвинения послужила только записная книжка», а смехотворно малые суммы платежей, по мнению редакции, доказывали шаткость обвинений.
Последний руководитель австро-венгерской военной разведки Максимилиан Ронге в мемуарах и вовсе открещивался от провалившегося агента: «Они, конечно, приписали деятельность барона на счет Австрии… В действительности же ничего общего с нашей разведкой он не имел». Впрочем, ни одна спецслужба не любит признавать свои провалы.
Петербургская судебная палата под председательством сенатора Николая Крашенинникова сочла вину Унгерн-Штернберга доказанной и приговорила его к лишению прав состояния и каторжным работам. Австрийского атташе Спаннокки выслали из страны, а Владимира Лаврова произвели в полковники и наградили орденом Святого Владимира.
Последние следы барона теряются в 1916 году, когда в секретном полицейском «Альбоме лиц, подозреваемых в шпионстве», под номером 355 появилась его фотография с особыми приметами. Дальнейшая судьба титулованного шпиона осталась неизвестной.
Источник и продолжение: Санкт-Петербургские ведомости, spbvedomosti.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]