Сколько преступлений нужно совершить несовершеннолетнему чтобы его наконец посадили.
---
- В 13 лет под влиянием старших ребят, которым было по 17-18, я начал совершать преступления - кражи и в пятнадцать оказался в следственном изоляторе. Меня никто не заставлял, я работал на себя, просто в том возрасте не полностью осознавал общественную опасность своих действий. У меня было очень много краж.
Даня специализировался на офисах. Заходил, к примеру, в бизнес-центр, вскрывал замки и выносил оттуда либо деньги, либо технику. На дело шел ночью и днем. Но днем в офисах были люди, и Даня делал так, чтобы превратиться в человека-невидимку. Это не всегда получалось.
— Где ты находил покупателей на технику?
— В каждом мегаполисе, Новосибирск — не исключение, есть люди, которые продают б/у технику: ноутбуки, сотовые телефоны. Они по дешевке скупают и краденое. Их не интересует, откуда та или иная вещь. Но чаще я брал деньги. Они могли просто лежать в тумбочке, в ящике стола — все по-разному. А по ночам я вскрывал сейфы.
— Так ты медвежатник?
— Да. Только я их вскрывал грубой силой. Гнул железо. Брал лом, инструменты и отжимал дверцу.
— А на что тратил деньги?
— На жизнь. Еду покупал, в кафе ходил, одежду в торговых центрах приобретал, в барах друзей угощал, компьютерные клубы посещал. Я постоянно в Интернете сидел, в компьютерные игры играл.
— В детском доме не спрашивали, откуда новая одежда?
— Они, конечно, догадывались. Вели со мной воспитательную работу. Говорили, что это плохо и так делать нельзя, потому что можно оказаться в тюрьме. Сами они никогда на меня в полицию не заявляли.
— Не страшно было, что поймают на месте преступления?
— Да, страшно, особенно днем, потому что вокруг люди. Могли задержать и вызвать полицию. Бывало неоднократно, что меня принимали на месте. Допрашивали и отпускали. Поэтому я чувствовал полную безнаказанность.
Я был уверен, что даже если поймают, все равно не посадят. У меня были даже знакомые сотрудники, занимавшиеся оперативно-розыскной деятельностью. Они мне звонили и говорили: «Ты сделал? Приезжай: надо с тебя объяснения взять!»
Его всегда находили. Да он особо и не прятался. Оставлял отпечатки пальцев, следы обуви, попадал на камеры видеонаблюдения.
— Был молодой и глупый. Сотрудники органов знали, что это я работаю. Я не отрицал своей вины, не петлял, а всегда признавался. Если меня доставят в полицию, допросят в качестве подозреваемого, то изберут меру пресечения в виде подписки о невыезде и отпустят. Так очень много раз было.
А потом просто я реально надоел, и следователь из Следственного комитета вышел в суд с ходатайством, чтобы в отношении меня избрали меру пресечения с заключением под стражу, но суд отказал, и меня опять оставили на свободе. Я опять совершил кражу, и теперь уже меня арестовали.
— Чаша переполнилась?
— Да, мне именно так и сказали. Я помню эту фразу: «Чаша переполнилась». С июня 2012 года я находился в следственном изоляторе, всего 5 лет и один месяц. До этого неоднократно давали условные сроки.
— Так сколько у тебя судимостей?
— Условных было множество, но так получалось, что все они находились в стадии исполнения приговора, и в это время я совершал новые преступления. Поэтому у меня одна общая большая судимость, а эпизодов около ста. Статья 158-я, часть 2-я.
На процессе в Ленинском районном суде я с судьей испортил отношения, потому что упорно отстаивал свою правовую позицию, добивался защиты моих прав и законных интересов. Ей это не понравилось, и она дала мне такой срок — 5 лет и 6 месяцев лишения свободы. Это очень большой срок наказания. Но потом мне удалось его снизить на 5 месяцев.
— Ты считаешь, что тебе много дали? Пять с половиной лет за 100 эпизодов — разве это несправедливо? Мне кажется, если бы на твоем месте оказался взрослый человек, он получил бы еще больше.
— Да, я считаю, что мой срок несправедливый, потому что у меня все преступления были средней тяжести. Несовершеннолетним даже за такие тяжкие преступления, как убийство, давали 5 лет. Я понимаю, что условные наказания повлияли, но все равно несправедливо. За то, что я совершил, надо было дать четыре года с половиной.
Неунывающий "домушник" - Даня.
Практически весь срок он отбывал в СИЗО. Дмитрий Петров, координатор общественного движения «Русь сидящая» по Сибири, пишет: «Это старая арестантская забава — продержаться как можно дольше в СИЗО.
Мотивы у всех разные: кто-то пытается добиться справедливости там, где она и не ночевала, кто-то не хочет ехать в лагерь, потому что ничего хорошего его там не ждет.
Для того чтобы задержаться на централе, нужно знать все тонкости судебно-исполнительной бюрократии. Только одна причина не дает отправить арестанта из СИЗО в колонию — необходимость его личного присутствия в суде.
Если можно обойтись видеоконференцсвязью — в колонию, там уже везде есть технические возможности для этого. А вот доставлять в суды арестантов могут только из СИЗО. Именно поэтому осужденные долго и тщательно знакомятся с материалами дела, подают различные жалобы и ходатайства. Данила-FM был знатоком этого дела».
— В исправительном учреждении я находился очень мало, максимум две-три недели, — подтверждает он. — Меня этапировали и возвращали в СИЗО, так как я писал очень много жалоб, что требовало моего личного участия в судах. Нет такой практики, чтобы осужденных этапировали из исправительных учреждений в суды.
— А разве в тюрьме лучше, чем в колонии?
— Лучше. Если в колонии администрация могла оказать на тебя сильное давление и серьезно повлиять на твои действия и решения, то в СИЗО это было невозможно. Там я чувствовал себя более независимо. Я действовал по закону, и администрация ничего не могла с этим поделать.
— Но попытки сломить волю строптивого осужденного, наверное, были?
— Возникали неприятные моменты. Меня пытались сломить. Но я все выдержал. Например, лишали телевизора, радио — делали так, чтобы мне было очень скучно. В тюрьме без этих вещей очень плохо, потому что ты сидишь в изоляции от общества, словно в вакууме. Кроме того, это реальное развлечение в камере. Наслаждаешься музыкой, слушаешь новости, узнаешь, что в мире происходит.
— Даня, как к тебе относились в СИЗО другие заключенные? Ты пользовался авторитетом?
— Половина ко мне относилась положительно, потому что я отлично знал уголовное законодательство, а другие 50 процентов — отрицательно. Они меня критиковали за то, что я конфликтую с начальством, а им из-за этого тоже доставалось.
— Среди арестантов он слыл «невменом» — неадекватным типом, сворачивающим кровь «дубакам» (сотрудникам СИЗО) и терзающим и без того расшатанные нервы сидельцев, — подтверждает Дмитрий Петров, который познакомился с Даниилом в СИЗО. — Парень без образования, без адвокатов, без какой-либо поддержки с воли, выцарапывая каждый правовой документ, заучивая его наизусть, освоил юридическую науку так, что ему могли бы позавидовать многие адвокаты.
Он проехал все суды не только в городе, но и во многих районах области. Он знает всех судей по именам и дает им точные характеристики. Все судьи тоже знают Данилу, и мне почему-то кажется, что, когда они видят очередной документ, написанный его аккуратным почерком (а пишет Данила на редкость грамотно), им становится немного не по себе.
— У меня было много юридической литературы и уйма свободного времени. Я сидел в камере, учил законодательство и подавал жалобы. В месяц выходило 100–200, — объясняет свой феномен Даниил. — Так я наработал обширную практику.
Если обычного адвоката взять, он в месяц подает 10–20 жалоб максимум. Я писал жалобы не только в отношении моего уголовного дела, но помогал и другим заключенным. Я говорил начальнику СИЗО: «Вы за это ответите!» — и никогда не сдавался. У меня острое чувство справедливости, и я все делал для того, чтобы она восторжествовала.
Эта история наделала много шуму в Новосибирске. В начале 2015 года Татьяна Константинова, которая на тот момент была индивидуальным предпринимателем и имела свою станцию техобслуживания, в компании с бывшим мужем и двумя его приятелями решилась на преступление.
Красивая девушка под надуманным предлогом заманила водителя дорогого внедорожника в безлюдные гаражи, прыснула ему в лицо струей из баллончика со слезоточивым газом, а ее подельники вытащили мужчину из салона, избили и задушили. Тело жертвы вывезли за город, сбросили в вырытую в снегу яму, облили бензином и подожгли. Потом обгоревший труп нашли в пригороде Новосибирска.
Автомобиль преступники разобрали на запчасти, которые принялись продавать через Интернет. На этом они и попались: полиция вышла на их след по номерным деталям из похищенного джипа.
Статьи у Тани Константиновой серьезные: 105-я, часть 2, и 162-я, часть 4 (убийство и разбой с отягчающими обстоятельствами).
Невеста Дани - Таня. Сидит за убийство.
— Не было у нее умысла на убийство, — защищает любимую Даниил. — Она шла только на разбой. У Тани есть адвокаты, и они борются за то, чтобы уменьшить срок наказания.
Они познакомились в следственном изоляторе. Встретились на прогулке. Взгляды, улыбки, слова. Даня влюбился с первого взгляда. Ему — 20, ей — 30, но для пары эта разница в возрасте ничего не значит. Таня — девушка яркая, выглядит максимум на 25 лет.
Начался тюремный роман с редкими встречами в прогулочном дворике, записками. Послания шли по «дороге» — так называют тюремный телеграф. За любую попытку установления межкамерной связи, которая является самым распространенным нарушением режима в СИЗО, заключенные могут быть наказаны взысканием и даже карцером. Но влюбленных это не пугало.
— Когда Таню вели на следственные действия мимо моей камеры, она успевала передать мне записку, и мы могли даже чуть-чуть поговорить, буквально одну минуту. Конечно, за это наказывали, но я знал, что по УДО все равно не уйду, и не обращал внимания на взыскания.
Но всех этих маленьких знаков внимания обоим было недостаточно. И великий комбинатор Даня придумал, как устроить свидание в тюрьме.
— Я подал заявление частного обвинения мировому судье, что Таня якобы меня ударила и причинила мне телесные повреждения. Это статья 116 УК РФ о нанесении побоев. Мы ничем не рисковали, потому что дело всегда можно прекратить за примирением сторон. Нас этапировали для судебного разбирательства в суд. Мы сидели рядом, держались за руки, обнимались один раз.
Потом Даниила освободили, а Таню отправили этапом в колонию общего режима. Ей осталось больше двенадцати лет.
Переписка, передачи и краткосрочные свидания через стекло, когда не дотронуться рукой, не прижаться губами. Это все, что у них есть сегодня.
— Я к ней приезжал один раз, — рассказывает Даня. — Передачу привозил с продуктами. Я люблю Таню. Она красивая, умная, настойчивая. Она знает, что я готов на ней жениться. Но там сложная ситуация.
Есть еще один человек, который тоже ее любит и предлагает замуж. Ярослав служил в спецназе и в ОМОНе, и он Таню «принимал» — проводил задержание. Сейчас он уже уволился оттуда. Живет у нее дома. Пока Таня ему отказывает, а ее мама, Галина Михайловна, хочет, чтобы они поженились. Она ко мне хорошо относится, но считает, что мы не пара.
— А какие у тебя отношения с Ярославом? Все-таки вы соперники!
— Я с ним неоднократно встречался. У нас хорошие отношения. Мы договорились, что Таня сама примет решение. Достаточно сказать, что после освобождения из СИЗО я несколько дней жил у Ярослава и Галины Михайловны.
Жаль, что Таня не может мне даже позвонить, — печалится он. — В колонии ты имеешь право звонить на определенные номера, которые успел ввести на карту. Таня может звонить только маме и Ярославу. Остаются только краткосрочные свидания раз в два месяца. В прошлый раз был я, теперь поедет Ярослав.
— Прости, но на твоей страничке в социальной сети не только Таня…
— У меня есть знакомые девушки. С Олей мы тоже познакомились в тюрьме. Оля отбывала наказание за грабеж. Она уже освободилась, и мы встречались. Но с Таней у нас другое.
— Девушки у тебя отчаянные — совсем не тургеневские. Тебе именно такие нравятся?
— Мне нравятся умные, спокойные, красивые, не дерзкие.
— Если я спрошу про самый страшный день в твоей жизни?
— Наверное, когда меня осудили к лишению свободы. Еще хуже было только в психоизоляторе с резиновыми стенами.
— А счастливый день можешь вспомнить?
Даня задумывается, потом спотыкается на букве «н» (он немного заикается) и честно отвечает: «Н-н-не знаю. Это очень сложный вопрос».
Второй месяц свободы. Позади детдом и тюрьма, впереди — новая и незнакомая самостоятельная жизнь. В планах — запись клипа одного из хитов Валерия Меладзе и поступление на юридический, чтобы стать адвокатом. А пока он волонтер в общественном движении «Русь сидящая». Помогает тем, кто отбывает срок. Ведь уголовное законодательство он знает наизусть.
http://www.mk.ru/social/2017/08/30/bonni-i-klayd-sibirskogo-razliva-istoriya-prestupleniy-i-lyubvi.html
Даня специализировался на офисах. Заходил, к примеру, в бизнес-центр, вскрывал замки и выносил оттуда либо деньги, либо технику. На дело шел ночью и днем. Но днем в офисах были люди, и Даня делал так, чтобы превратиться в человека-невидимку. Это не всегда получалось.
— Где ты находил покупателей на технику?
— В каждом мегаполисе, Новосибирск — не исключение, есть люди, которые продают б/у технику: ноутбуки, сотовые телефоны. Они по дешевке скупают и краденое. Их не интересует, откуда та или иная вещь. Но чаще я брал деньги. Они могли просто лежать в тумбочке, в ящике стола — все по-разному. А по ночам я вскрывал сейфы.
— Так ты медвежатник?
— Да. Только я их вскрывал грубой силой. Гнул железо. Брал лом, инструменты и отжимал дверцу.
— А на что тратил деньги?
— На жизнь. Еду покупал, в кафе ходил, одежду в торговых центрах приобретал, в барах друзей угощал, компьютерные клубы посещал. Я постоянно в Интернете сидел, в компьютерные игры играл.
— В детском доме не спрашивали, откуда новая одежда?
— Они, конечно, догадывались. Вели со мной воспитательную работу. Говорили, что это плохо и так делать нельзя, потому что можно оказаться в тюрьме. Сами они никогда на меня в полицию не заявляли.
— Не страшно было, что поймают на месте преступления?
— Да, страшно, особенно днем, потому что вокруг люди. Могли задержать и вызвать полицию. Бывало неоднократно, что меня принимали на месте. Допрашивали и отпускали. Поэтому я чувствовал полную безнаказанность.
Я был уверен, что даже если поймают, все равно не посадят. У меня были даже знакомые сотрудники, занимавшиеся оперативно-розыскной деятельностью. Они мне звонили и говорили: «Ты сделал? Приезжай: надо с тебя объяснения взять!»
Его всегда находили. Да он особо и не прятался. Оставлял отпечатки пальцев, следы обуви, попадал на камеры видеонаблюдения.
— Был молодой и глупый. Сотрудники органов знали, что это я работаю. Я не отрицал своей вины, не петлял, а всегда признавался. Если меня доставят в полицию, допросят в качестве подозреваемого, то изберут меру пресечения в виде подписки о невыезде и отпустят. Так очень много раз было.
А потом просто я реально надоел, и следователь из Следственного комитета вышел в суд с ходатайством, чтобы в отношении меня избрали меру пресечения с заключением под стражу, но суд отказал, и меня опять оставили на свободе. Я опять совершил кражу, и теперь уже меня арестовали.
— Чаша переполнилась?
— Да, мне именно так и сказали. Я помню эту фразу: «Чаша переполнилась». С июня 2012 года я находился в следственном изоляторе, всего 5 лет и один месяц. До этого неоднократно давали условные сроки.
— Так сколько у тебя судимостей?
— Условных было множество, но так получалось, что все они находились в стадии исполнения приговора, и в это время я совершал новые преступления. Поэтому у меня одна общая большая судимость, а эпизодов около ста. Статья 158-я, часть 2-я.
На процессе в Ленинском районном суде я с судьей испортил отношения, потому что упорно отстаивал свою правовую позицию, добивался защиты моих прав и законных интересов. Ей это не понравилось, и она дала мне такой срок — 5 лет и 6 месяцев лишения свободы. Это очень большой срок наказания. Но потом мне удалось его снизить на 5 месяцев.
— Ты считаешь, что тебе много дали? Пять с половиной лет за 100 эпизодов — разве это несправедливо? Мне кажется, если бы на твоем месте оказался взрослый человек, он получил бы еще больше.
— Да, я считаю, что мой срок несправедливый, потому что у меня все преступления были средней тяжести. Несовершеннолетним даже за такие тяжкие преступления, как убийство, давали 5 лет. Я понимаю, что условные наказания повлияли, но все равно несправедливо. За то, что я совершил, надо было дать четыре года с половиной.
Неунывающий "домушник" - Даня.
Практически весь срок он отбывал в СИЗО. Дмитрий Петров, координатор общественного движения «Русь сидящая» по Сибири, пишет: «Это старая арестантская забава — продержаться как можно дольше в СИЗО.
Мотивы у всех разные: кто-то пытается добиться справедливости там, где она и не ночевала, кто-то не хочет ехать в лагерь, потому что ничего хорошего его там не ждет.
Для того чтобы задержаться на централе, нужно знать все тонкости судебно-исполнительной бюрократии. Только одна причина не дает отправить арестанта из СИЗО в колонию — необходимость его личного присутствия в суде.
Если можно обойтись видеоконференцсвязью — в колонию, там уже везде есть технические возможности для этого. А вот доставлять в суды арестантов могут только из СИЗО. Именно поэтому осужденные долго и тщательно знакомятся с материалами дела, подают различные жалобы и ходатайства. Данила-FM был знатоком этого дела».
— В исправительном учреждении я находился очень мало, максимум две-три недели, — подтверждает он. — Меня этапировали и возвращали в СИЗО, так как я писал очень много жалоб, что требовало моего личного участия в судах. Нет такой практики, чтобы осужденных этапировали из исправительных учреждений в суды.
— А разве в тюрьме лучше, чем в колонии?
— Лучше. Если в колонии администрация могла оказать на тебя сильное давление и серьезно повлиять на твои действия и решения, то в СИЗО это было невозможно. Там я чувствовал себя более независимо. Я действовал по закону, и администрация ничего не могла с этим поделать.
— Но попытки сломить волю строптивого осужденного, наверное, были?
— Возникали неприятные моменты. Меня пытались сломить. Но я все выдержал. Например, лишали телевизора, радио — делали так, чтобы мне было очень скучно. В тюрьме без этих вещей очень плохо, потому что ты сидишь в изоляции от общества, словно в вакууме. Кроме того, это реальное развлечение в камере. Наслаждаешься музыкой, слушаешь новости, узнаешь, что в мире происходит.
— Даня, как к тебе относились в СИЗО другие заключенные? Ты пользовался авторитетом?
— Половина ко мне относилась положительно, потому что я отлично знал уголовное законодательство, а другие 50 процентов — отрицательно. Они меня критиковали за то, что я конфликтую с начальством, а им из-за этого тоже доставалось.
— Среди арестантов он слыл «невменом» — неадекватным типом, сворачивающим кровь «дубакам» (сотрудникам СИЗО) и терзающим и без того расшатанные нервы сидельцев, — подтверждает Дмитрий Петров, который познакомился с Даниилом в СИЗО. — Парень без образования, без адвокатов, без какой-либо поддержки с воли, выцарапывая каждый правовой документ, заучивая его наизусть, освоил юридическую науку так, что ему могли бы позавидовать многие адвокаты.
Он проехал все суды не только в городе, но и во многих районах области. Он знает всех судей по именам и дает им точные характеристики. Все судьи тоже знают Данилу, и мне почему-то кажется, что, когда они видят очередной документ, написанный его аккуратным почерком (а пишет Данила на редкость грамотно), им становится немного не по себе.
— У меня было много юридической литературы и уйма свободного времени. Я сидел в камере, учил законодательство и подавал жалобы. В месяц выходило 100–200, — объясняет свой феномен Даниил. — Так я наработал обширную практику.
Если обычного адвоката взять, он в месяц подает 10–20 жалоб максимум. Я писал жалобы не только в отношении моего уголовного дела, но помогал и другим заключенным. Я говорил начальнику СИЗО: «Вы за это ответите!» — и никогда не сдавался. У меня острое чувство справедливости, и я все делал для того, чтобы она восторжествовала.
Эта история наделала много шуму в Новосибирске. В начале 2015 года Татьяна Константинова, которая на тот момент была индивидуальным предпринимателем и имела свою станцию техобслуживания, в компании с бывшим мужем и двумя его приятелями решилась на преступление.
Красивая девушка под надуманным предлогом заманила водителя дорогого внедорожника в безлюдные гаражи, прыснула ему в лицо струей из баллончика со слезоточивым газом, а ее подельники вытащили мужчину из салона, избили и задушили. Тело жертвы вывезли за город, сбросили в вырытую в снегу яму, облили бензином и подожгли. Потом обгоревший труп нашли в пригороде Новосибирска.
Автомобиль преступники разобрали на запчасти, которые принялись продавать через Интернет. На этом они и попались: полиция вышла на их след по номерным деталям из похищенного джипа.
Статьи у Тани Константиновой серьезные: 105-я, часть 2, и 162-я, часть 4 (убийство и разбой с отягчающими обстоятельствами).
Невеста Дани - Таня. Сидит за убийство.
— Не было у нее умысла на убийство, — защищает любимую Даниил. — Она шла только на разбой. У Тани есть адвокаты, и они борются за то, чтобы уменьшить срок наказания.
Они познакомились в следственном изоляторе. Встретились на прогулке. Взгляды, улыбки, слова. Даня влюбился с первого взгляда. Ему — 20, ей — 30, но для пары эта разница в возрасте ничего не значит. Таня — девушка яркая, выглядит максимум на 25 лет.
Начался тюремный роман с редкими встречами в прогулочном дворике, записками. Послания шли по «дороге» — так называют тюремный телеграф. За любую попытку установления межкамерной связи, которая является самым распространенным нарушением режима в СИЗО, заключенные могут быть наказаны взысканием и даже карцером. Но влюбленных это не пугало.
— Когда Таню вели на следственные действия мимо моей камеры, она успевала передать мне записку, и мы могли даже чуть-чуть поговорить, буквально одну минуту. Конечно, за это наказывали, но я знал, что по УДО все равно не уйду, и не обращал внимания на взыскания.
Но всех этих маленьких знаков внимания обоим было недостаточно. И великий комбинатор Даня придумал, как устроить свидание в тюрьме.
— Я подал заявление частного обвинения мировому судье, что Таня якобы меня ударила и причинила мне телесные повреждения. Это статья 116 УК РФ о нанесении побоев. Мы ничем не рисковали, потому что дело всегда можно прекратить за примирением сторон. Нас этапировали для судебного разбирательства в суд. Мы сидели рядом, держались за руки, обнимались один раз.
Потом Даниила освободили, а Таню отправили этапом в колонию общего режима. Ей осталось больше двенадцати лет.
Переписка, передачи и краткосрочные свидания через стекло, когда не дотронуться рукой, не прижаться губами. Это все, что у них есть сегодня.
— Я к ней приезжал один раз, — рассказывает Даня. — Передачу привозил с продуктами. Я люблю Таню. Она красивая, умная, настойчивая. Она знает, что я готов на ней жениться. Но там сложная ситуация.
Есть еще один человек, который тоже ее любит и предлагает замуж. Ярослав служил в спецназе и в ОМОНе, и он Таню «принимал» — проводил задержание. Сейчас он уже уволился оттуда. Живет у нее дома. Пока Таня ему отказывает, а ее мама, Галина Михайловна, хочет, чтобы они поженились. Она ко мне хорошо относится, но считает, что мы не пара.
— А какие у тебя отношения с Ярославом? Все-таки вы соперники!
— Я с ним неоднократно встречался. У нас хорошие отношения. Мы договорились, что Таня сама примет решение. Достаточно сказать, что после освобождения из СИЗО я несколько дней жил у Ярослава и Галины Михайловны.
Жаль, что Таня не может мне даже позвонить, — печалится он. — В колонии ты имеешь право звонить на определенные номера, которые успел ввести на карту. Таня может звонить только маме и Ярославу. Остаются только краткосрочные свидания раз в два месяца. В прошлый раз был я, теперь поедет Ярослав.
— Прости, но на твоей страничке в социальной сети не только Таня…
— У меня есть знакомые девушки. С Олей мы тоже познакомились в тюрьме. Оля отбывала наказание за грабеж. Она уже освободилась, и мы встречались. Но с Таней у нас другое.
— Девушки у тебя отчаянные — совсем не тургеневские. Тебе именно такие нравятся?
— Мне нравятся умные, спокойные, красивые, не дерзкие.
— Если я спрошу про самый страшный день в твоей жизни?
— Наверное, когда меня осудили к лишению свободы. Еще хуже было только в психоизоляторе с резиновыми стенами.
— А счастливый день можешь вспомнить?
Даня задумывается, потом спотыкается на букве «н» (он немного заикается) и честно отвечает: «Н-н-не знаю. Это очень сложный вопрос».
Второй месяц свободы. Позади детдом и тюрьма, впереди — новая и незнакомая самостоятельная жизнь. В планах — запись клипа одного из хитов Валерия Меладзе и поступление на юридический, чтобы стать адвокатом. А пока он волонтер в общественном движении «Русь сидящая». Помогает тем, кто отбывает срок. Ведь уголовное законодательство он знает наизусть.
http://www.mk.ru/social/2017/08/30/bonni-i-klayd-sibirskogo-razliva-istoriya-prestupleniy-i-lyubvi.html
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]