Дома-коммуны. Дерзкая мечта!
---
Дерзкий эксперимент, который решили поставить над молодыми комсомольцами в Стране Советов, а те с готовностью и воодушевлением в нем участвовали.
Дома-коммуны придумал французский социалист-утопист Шарль Фурье еще в начале 19 века. Он предложил переселять людей в дома-города, которые полностью перекраивали бы устройство общества. Старый уклад, где семья — ячейка общества, по мнению Фурье, был патологичным, вёл к войнам и революциям, соответственно, семейная ячейка должна быть разрушена и заменена профессиональной группой. Коллективизм, труд и верность общими целям должны были стать основой нового общества. Личная жизнь и личный быт — отброшены, контролируемы и отданы на откуп специальным организациям, дабы не отвлекать от строительства социализма.
У граждан молодой Страны Советов уже был опыт жизни в коммуналках, которые создавали в национализированном жилье городской «буржуазии». Но для создания коммун такое жилье оказалось весьма неудобным, особенно в идеологическом смысле: вензеля и позолота, мрамор и иконы соседствовали с портретами советских вождей. Жилье в центре было далеко от рабочих окраин, вне транспортной доступности. Протопить комнаты с пятиметровыми потолками также было сложно. Нет, здесь нужен был отдельный, современный тип жилья, учитывающий особенности жизни коммуны.
Запрос общества на дома нового типа совпал с расцветом советского конструктивизма. Этот стиль архитектуры оказался как нельзя более подходящим для таких целей. Так в 20-хх годах 20 века в СССР появились проекты, а затем и первые дома-коммуны, воплотившие самые смелые идеи в самой современной архитектурной форме.
Дома-коммуны, предполагали объединение жилых и общественных пространств в единые комплексы. За счет обобществления быта, женщины должны были освободиться от «кухонного рабства» для участия в благородном труде на благо страны. Готовка, стирка и даже (!) воспитание детей возлагались на общественные службы: прачечную, ясли, столовую, расположенные, по сути, в одном здании. Предусмотрены были и места для досуга (совместного, конечно): библиотеки, клубы, концертные залы и «солярии» на крыше.
Общность условий жизни должна была взрастить «нового человека». А новым людям много не надо: в 1919 году Наркомздрав установил нормы жилплощади (довольно спорные): 18 квадратных аршин (около 9 кв. м.) на человека.
Некоторые проекты отличались аскетизмом. Например, проект Сталинградского тракторного завода предполагал дом-коммуну с общими шестиместными спальнями и «комнатами для ночлега», где по расписанию могли уединяться семейные пары.
КАК ЖИТЬ?
В 1928 году Центржилсоюз выработал «Типовое положение о доме-коммуне». В нем регламентировались даже такие мелочи как:
Что взять при переезде? Да ничего! Отказаться от мебели и предметов быта из прошлой жизни;
Где питаться? В общих столовых или готовыми блюдами с фабрики-кухни;
А мыться? В общей душевой или в городских банях;
Как отдыхать? В общественном пространстве для досуга, там же отмечать праздники в компании товарищей-коммунаров;
А спать? В ячейке — небольшой комнате для сна или просто койко-месте. Вот и всё твоё личное пространство, товарищ!
Коммуна управлялась домовым советом из 25 человек, объединенных в четыре секции: детскую, санитарно-бытовую, культурно-гигиеническую и хозяйственную. Исполнительная власть принадлежала президиуму совета — председателю, секретарю и главам секций. Получалась своего рода советская власть в миниатюре.
ИЗ ЧЕГО ЖЕ, ИЗ ЧЕГО ЖЕ?
Над проектами домов-коммун трудились самые сильные архитектурные бюро. Они совершали невозможное: проектировали экспериментальное жилье в условиях чудовищной нехватки материалов. Дело спасал каркас из железобетона, а вот заполнение было невообразимым: в 1920-хх в ход шли саманные кирпичи (из смеси соломы и глины) и блоки из камыша — камышит.
Энтузиасты верили, что вскоре мировая революция пройдёт по планете, всюду расцветёт социализм, и эти дома будут снесены а на их месте вырастут башни до небес. Но строили на совесть, так, что дома-коммуны до сих пор стоят прочно, без капитального ремонта.
ИЗВЕСТНЫЕ ДОМА-КОММУНЫ
Дом-коммуна РЖСКТ «Первое Замоскворецкое объединение»
Москва, ул. Лестева, 18
1929, Архитекторы Г. Вольфензон, С. Айзикович
Первый дом-коммуна в СССР. Построен в форме расходящейся буквы П, что относительно Шуховской радиобашни выглядит, как расходящиеся от неё лучи. В средней части расположились 230 ячеек площадью 9–14 м², удобства и кухня — на этаже. В центральном корпусе на первом этаже располагались: столовая на 150 мест, детский сад на 60 детей и ясли на 35 детей. Над столовой — клуб, на шестом этаже — спортзал, а на крыше солярий и душевые кабины.
В боковых флигелях размещалось 40 квартир с обычной планировкой — для тех, кто к новому быту еще только присматривался. Внутри комплекса располагался глубокий парадный двор со спортплощадкой и бассейном-фонтаном, выходивший некогда прямо в зеленую зону Хавско-Шаболовского поселка. Сегодня дом находится в удовлетворительном состоянии, но все помещения бытового корпуса еще в 50-х были отданы под жилье с перепланировкой.
В 1960–1970 годы центральную часть дома расселили, с 2020-х здесь находятся офисы.
Дом Наркомфина
Москва, Новинский бульвар, 25, корпус 1.
1928–1930 гг. Архитекторы: Моисей Гинзбург, Игнатий Милинис, инженер Сергей Прохоров.
Самый известный из московских домов-коммун, также популярен во всем мире. Когда в Москву приезжают иностранные студенты-архитекторы, они обязательно идут сюда на экскурсию.
Во многом вдохновлен работами знаменитого французского новатора Ле Корбюзье. Кстати, сам мэтр приезжал в Москву специально, чтобы посмотреть на уникальное строение, и был впечатлён.
Строго говоря, это не дом-коммуна, а дом переходного типа — от буржуазного к коммунарскому быту. Авторы проекта понимали, что людям нужно время и подходящее пространство для того, чтобы адаптироваться к особенностям и привилегиям нового быта.
Шестиэтажное здание на 2,5-метровых сваях было рассчитано на 200 сотрудников Народного комиссариата финансов.
Архитекторы разместили несущие стены не снаружи, а внутри здания, также укрепили конструкцию колоннами диаметром 350 мм, пронизывающими все строение.
Вместо квартир спроектированы очень компактные, но при этом просторные ячейки 11 типов. Удобства, хоть и минимальные, были почти в каждой из них. Самые большие, сдвоенные ячейки типа 2F — для больших семей — включали две жилые комнаты, столовую, раздельный санузел с ванной и кухню. А для наркома Милютина специально был построен пентхаус на верхнем этаже.
В отдельном здании находилась фабрика-кухня. На крыше — терраса для прогулок. Отдельное здание, в котором располагался детский сад, жилые ячейки, гараж и прачечная, и собственный парк, построить не успели.
В этом доме нет ничего случайного — продумано и функционально всё. Моисей Гинзбург предложил революционные идеи, например, разноуровневые потолки: там, где человек проводит время в сидячем или горизонтальном положении (прихожая, туалет, душ и спальня) высотой 2,2 метра, а помещения для общения и работы (гостиная и столовая) — 3,75 метра. Простор не в площади, а в объеме помещения — верил Гинзбург — и это можно прочувствовать в знаменитых «эфках» (ячейках типа F). Компактные за счёт двухъярусной компоновки, но все же просторных за счет больших окон, продуманных цветовых решений и большого количества «воздуха».
Также проектировочные решения подарили здоровому телу здания здоровый дух: в рамках всесоюзной борьбы с туберкулезом архитекторы соблюдали жесткие нормы по инсоляции и проветриванию помещений. Говорят, поэтому дом получился узким — всего 8,5 м. в ширину.
Ещё одно невероятное решение — один коридор на два этажа. Представьте: вы распахиваете двери двух соседних квартир, а из их одинаковых прихожих видны лестницы: в одной квартире — наверх, в другой вниз. Немного как в «Алисе в стране чудес», но это реально работало: экономило место и строительные материалы.
К концу 30-хх от коммуны не осталось и следа, и большинство квартир превратили в обычные коммуналки. 80 лет дом не ремонтировался, долгие годы находился в аварийном состоянии, был практически выселен, жизнь теплилась лишь в 10 квартирах. В июле 2020 года был полностью отреставрирован, теперь все квартиры раскуплены, причем новые собственники могли выбрать отделку: нейтральную или в реставрационной окраске, как в 30-хх. Также в здании есть гостиничные номера для тех, кто желает пожить в историческом доме.
РКЖСТ "Показательное строительство"
Москва, Гоголевский бульвар,8, стр. 1-2-3
1932 г. Михаил Барщ, Владимир Владимиров, Игнатий Милинис, Александр Пастернак, Любовь Славина, Сергей Орловский
Уникальный дом-эксперимент, в котором поселились коммуной сами архитекторы, строившие его, чтобы на себе испытать идеи обобществления быта. Он был построен на месте снесенной церкви Ржевской иконы Божьей матери. Состоит из двух жилых и одного общественного корпусов.В последнем размещались мастерские, спортзал, столовая, клуб, зал для собраний, на крыше —площадка для солнечных ванн.
Здесь использовали ставшие уже легендой двухуровневые «эфки», просторные за счет кубатуры пространства, по площади же всего 33 кв.м. Так же, как в Доме Наркомфина, соседние двери в коридоре вели на верхний или на нижний этаж.
Полноценных кухонь не было, лишь стыдливо спрятанные во встроенный шкаф кухонные уголки.
Несущий каркас здания заполняли камышитом — строительными блоками из камыша. Во-первых (и в-главных), чтобы снизить стоимость строительства, во-вторых, сделать дом теплоэффективным. Правда, бонусом к этому шла чудовищная слышимость — архитекторы перестукивались и переговаривались через стенку.
Общность интересов сплотила жильцов лучше всякой идеи: даже после провала коммунарских идей, все экспериментаторы остались жильцами дома на долгие годы.
Общежитие Текстильного института
Москва, 2-й Донской проезд, д. 9
1929-1930, архитектор Иван Николаев
Другие названия этого строения — «машина для жилья» и «конвейер» — идеально отражают его суть. Студенческое общежитие на 2000 человек стало самым радикальным воплощением идеи нового быта. Тотальная совместность, регламентированная до минут жизнь коммунаров, ничего личного, не комнаты, а кабины для сна 2,7 на 2,3 кв.м. (на двоих) — помещались только две узких кровати и тумбочка. Таких кабин в восьмиэтажном корпусе разместилось 1008 .
Автор проекта Николаев боролся за каждый «лишний» сантиметр жилого пространства для студентов. Изначально госзаказчик определил мизерный размер кабин — 4 кв.м, что позволяло установить только двухъярусную кровать. К тому же, окна в помещениях не предполагались. Из-за малого объема помещений (гораздо меньше, чем требовали санитарные нормы) могли возникнуть проблемы вентиляцией, но Николаев запроектировал венткамеры над лестничными клетками, для многократной смены воздуха, а также добился увеличения размеров кабин.
Здание, как по конвейеру, проводило студента по жесткому распорядку дня: в шесть утра общий подъем во всех кабинах, направлялся в санитарный корпус, где проходил последовательно душевые(10 минут на умывание, 5 на душ), зал для зарядки (5 минут), раздевалку (5 минут на одевание). Далее по лестнице или пандусу спускался в столовую, затем отправляется в институт или учебный корпус с библиотекой и залами для занятий. Вечером звонок приглашает всех на прогулку, затем в обратном порядке: гардероб, душевые, спальный корпус, и в одном исподнем проходит в спальную кабину. Отбой в 22 часа. В течение ночи спальная кабина вентилируется с применением озонирования воздуха, не исключена возможность усыпляющих добавок».
И хоть студенты казались идеальными подопытными (без семей и вещей), идеологи просчитались: жесткие правила практически сразу стали нарушаться, и никакой утопии не вышло.
Распорядок дня сохранялся до 1960-хх годов. Сейчас в здании живут аспиранты МИСиС. Конечно, современный быт общежития сильно отличается от заявленного в проекте, но все же дух авангарда никуда не
Дом Коллектива
Иваново, ул. Красных Зорь, д.1
1929-1931 гг., архитектор И.А. Голосов
Оригинальной была идея строить не ввысь, а развернуть объём по горизонтали
План обобществления был почти столичный: комплекс из шести- и четырехэтажных зданий, детский сад, магазин, столовая, клуб. Отдельное здание прачечной во дворе. Кухни и санузлы объединенные для нескольких квартир. Но вот, пока шло строительство, в столицах уже поняли, что коммуна нежизнеспособна. Поэтому и в «Доме Коллектива» отказались от соединительных переходов. Дома построили как обычные многоэтажки, однако, прачечная и места общего назначения все же остались. Архитектурные решения позволяют причислять комплекс к лучшим образцам конструктивизма.
Сегодня здания жилые, но находятся в ужасном состоянии, требуют капитального ремонта.
«Культурная революция»
Нижний Новгород, ул. Пискунова, 3, корп. 1-5.
1929–1932 гг., архитектор В.В. Медведев
Выдающийся образец конструктивизма. Три жилых здания соединены подвесными (!) деревянными переходами на уровне второго и пятого этажа — для удобного перемещения в любую точку здания, без выхода на улицу. Это был первый дом в Нижнем, где установили сразу два лифта.
Как и полагается дому-коммуне, здесь был ряд помещений общественного пользования: столовая, санузлы и душевые (на этажах), библиотека, медпункт, зал для собраний.
Примечательно, что на материалах при постройке сильно экономили, например, известь мешали с глиной, а полости в стенах заполняли мхом.
Сейчас комплекс жилой, но требует срочного капитального ремонта, т.к. разрушается год от года все больше.
«ИЗОТЕРМА» или «Конторский дом Хладкомбината»
Москва, ул. Рождественка, д. 21/7
1929-1930 гг. Архитектор Николай Колли.
Семиэтажное здание необычной формы (один из углов скошен и формирует подобие эркера), аскетичного дизайна. Строилось как здание смешанного типа: здесь коммунары должны были жить и работать, пользоваться общественной прачечной и столовой — полноценные кухни в квартирах не предусмотрены. Часть денег в строительство вкладывали пайщики — будущие жильцы. Но вскоре жилищные кооперативы упразднили, а здание перешло в собственность государства и стало полностью офисным. Сегодня строение признано исторически ценным градоформирующим объектом.
Жилой дом Общества бывших политкаторжан
Санкт-Петербург, Троицкая площадь, 1.
1929–1933 гг. Архитекторы: Григорий Симонов, Павел Абросимов, Александр Хряков
Дом политкаторжан был не просто «домом переходного типа», он стал одним из самых комфортных домов-коммун. Жить в нем собирались ветераны каторги с подорванным здоровьем, поэтому квартиры были со всеми удобствами. Из общего только: питание в столовой и общий досуг в библиотеке и «солярии» на крыше. Больше похоже на санаторий, чем на коммунарские будни.
Три корпуса в шесть-семь этажей соединены между собой. Внутри — 144 квартиры по две-пять комнат с ванной, уборной, мусоропроводом и кухонной нишей с электроплиткой, нагревателем и баком с водой для мытья посуды. В 1960 году в квартиры провели газ, а небольшие жилые комнаты переделали в полноценные кухни.
Визитка дома — 75-метровое ленточное окно первого этажа. На первом этаже размещались: Музей каторги и ссылки, зал заседаний, комнаты для занятий, столовая-ресторан с кухней, детский сад, амбулатория, закрытый магазин-распределитель, коммутаторная, домовая контора, а в подвале — механизированная прачечная, газоубежище, овощехранилище и котельная.
В доме была своя богатая библиотека. К ней вёл широкий балкон со столиками и шезлонгами для чтения на воздухе. На крыше — солярий и душ. Люди выходили на крышу, общались с удовольствием.
В квартирах предусматривались балконы-консоли, для прогулок предназначались общие террасы. В подъездах были широкие, отделанные деревом и зеркалами лифты, а во дворе работал клуб с залом на 500 мест, киноустановкой и эстрадой.
В 2022-м это элитный жилой дом.
Дом-коммуна инженеров и писателей («Слеза социализма»)
Санкт-Петербург, улица Рубинштейна, 7.
1929–1930 гг. Архитекторы: Андрей Оль, К. Иванов, А. Ладинский
В проекте этот дом назывался «Домом радости», но на практике жильцы убедились в обратном и прозвали его «Слезой социализма». Его на паях выстроила группа молодых писателей и инженеров для «категорической борьбы со старым бытом». Шестиэтажка на 52 квартиры (в том числе двухэтажные) была задумана для немедленного перехода к новому быту.
Многочисленные двери вели из длинных коридоров в маленькие ячейки — на две койки для семейных и на четыре — для холостяков. Туалеты, душевые, вещевые и комнаты отдыха — были общими. Кухни отсутствовали вовсе, питаться ходили в столовую на первом этаже. Звукоизоляция в доме отсутствовала напрочь. Поэтесса Ольга Бергольц, например, вспоминала, что, если на первом этаже кто-то читал стихи, то на пятом было слышно каждое слово. По прошествии времени она называла свой дом «самым нелепым в Ленинграде».
В общем, такая аскетичная и до крайности обобществленная жизнь за несколько лет вымотала даже самых ярых энтузиастов. «Слезинцы» признали, что попытка «фаланстера на Рубинштейна 7 не состоялась». Но дом продолжал жить. Его обитатели обзавелись керогазами и примусами и наловчились готовить на подоконниках. Позднее квартиры оснастили индивидуальными туалетами и кухнями.
Сегодня дом остаётся жилым, его признали памятником культурного наследия регионального значения.
Башня имени Парижской коммуны («Чайник»)
Смоленск, улица Конёнкова
1931–1933 гг., архитектор Олег Вутке
Дом-коммуну построили по заказу рабочего жилищно-строительного кооператива «Труд». В нём семь этажей и 32 квартиры. Многие решения принимали пайщики. Сначала они планировали построить трёхэтажный дом с коридорной системой, однако архитектор предложил дом-коммуну в виде башни, с удобствами в подвале и умывальниками в квартирах. Сопоставив сметы, пайщики склонились ко второму варианту. Подкупила также планировка: по шесть ячеек на этаже и просторная лестничная клетка, которую можно было использовать для общих собраний.
Именно пайщики выбирали степень обобществления. И если от кухонь решили избавиться в пользу столовой, то детей всё же оставили в семьях. На первом этаже расположились: гостиная-кружковая, домовая контора для хранения книг, аптечки. В вестибюле — велосипеды и ящики для галош. Предусмотренный проектом лифт не был установлен из-за экономии. Центрального отопления в доме не было — каждая ячейка обогревалась дровяной печью, а дымоходы торчали из каждого окна. Поэтому в народе башню прозвали «чайником».
Архитектор срифмовал здание с башнями крепостной стены Вознесенского монастыря — у дома почти квадратный план, скругленные углы, геометрические орнаменты на кирпичных стенах.
Воду, канализацию и отопление в ячейки провели только в 1949 году, а в 1985 году дом покинули последние жители. В 2022 году башня находится в аварийном состоянии.
ЧТО СТАЛО С ДОМАМИ-КОММУНАМИ?
Практика домов-коммун была осуждена постановлением «О перестройке быта» ЦК ВКП(б) в 1930 году, идея была признана утопической. Большинство домов были перепланированы в студенческие и рабочие общежития. Но идея в наше время нашла неожиданные воплощения в виде хостелов и даже огромных жилых комплексов, где всё «в шаговой доступности».
А как вам идея общего быта? Хотели бы так пожить? Скажите в комментариях!
Дома-коммуны придумал французский социалист-утопист Шарль Фурье еще в начале 19 века. Он предложил переселять людей в дома-города, которые полностью перекраивали бы устройство общества. Старый уклад, где семья — ячейка общества, по мнению Фурье, был патологичным, вёл к войнам и революциям, соответственно, семейная ячейка должна быть разрушена и заменена профессиональной группой. Коллективизм, труд и верность общими целям должны были стать основой нового общества. Личная жизнь и личный быт — отброшены, контролируемы и отданы на откуп специальным организациям, дабы не отвлекать от строительства социализма.
У граждан молодой Страны Советов уже был опыт жизни в коммуналках, которые создавали в национализированном жилье городской «буржуазии». Но для создания коммун такое жилье оказалось весьма неудобным, особенно в идеологическом смысле: вензеля и позолота, мрамор и иконы соседствовали с портретами советских вождей. Жилье в центре было далеко от рабочих окраин, вне транспортной доступности. Протопить комнаты с пятиметровыми потолками также было сложно. Нет, здесь нужен был отдельный, современный тип жилья, учитывающий особенности жизни коммуны.
Запрос общества на дома нового типа совпал с расцветом советского конструктивизма. Этот стиль архитектуры оказался как нельзя более подходящим для таких целей. Так в 20-хх годах 20 века в СССР появились проекты, а затем и первые дома-коммуны, воплотившие самые смелые идеи в самой современной архитектурной форме.
Дома-коммуны, предполагали объединение жилых и общественных пространств в единые комплексы. За счет обобществления быта, женщины должны были освободиться от «кухонного рабства» для участия в благородном труде на благо страны. Готовка, стирка и даже (!) воспитание детей возлагались на общественные службы: прачечную, ясли, столовую, расположенные, по сути, в одном здании. Предусмотрены были и места для досуга (совместного, конечно): библиотеки, клубы, концертные залы и «солярии» на крыше.
Общность условий жизни должна была взрастить «нового человека». А новым людям много не надо: в 1919 году Наркомздрав установил нормы жилплощади (довольно спорные): 18 квадратных аршин (около 9 кв. м.) на человека.
Некоторые проекты отличались аскетизмом. Например, проект Сталинградского тракторного завода предполагал дом-коммуну с общими шестиместными спальнями и «комнатами для ночлега», где по расписанию могли уединяться семейные пары.
КАК ЖИТЬ?
В 1928 году Центржилсоюз выработал «Типовое положение о доме-коммуне». В нем регламентировались даже такие мелочи как:
Что взять при переезде? Да ничего! Отказаться от мебели и предметов быта из прошлой жизни;
Где питаться? В общих столовых или готовыми блюдами с фабрики-кухни;
А мыться? В общей душевой или в городских банях;
Как отдыхать? В общественном пространстве для досуга, там же отмечать праздники в компании товарищей-коммунаров;
А спать? В ячейке — небольшой комнате для сна или просто койко-месте. Вот и всё твоё личное пространство, товарищ!
Коммуна управлялась домовым советом из 25 человек, объединенных в четыре секции: детскую, санитарно-бытовую, культурно-гигиеническую и хозяйственную. Исполнительная власть принадлежала президиуму совета — председателю, секретарю и главам секций. Получалась своего рода советская власть в миниатюре.
ИЗ ЧЕГО ЖЕ, ИЗ ЧЕГО ЖЕ?
Над проектами домов-коммун трудились самые сильные архитектурные бюро. Они совершали невозможное: проектировали экспериментальное жилье в условиях чудовищной нехватки материалов. Дело спасал каркас из железобетона, а вот заполнение было невообразимым: в 1920-хх в ход шли саманные кирпичи (из смеси соломы и глины) и блоки из камыша — камышит.
Энтузиасты верили, что вскоре мировая революция пройдёт по планете, всюду расцветёт социализм, и эти дома будут снесены а на их месте вырастут башни до небес. Но строили на совесть, так, что дома-коммуны до сих пор стоят прочно, без капитального ремонта.
ИЗВЕСТНЫЕ ДОМА-КОММУНЫ
Дом-коммуна РЖСКТ «Первое Замоскворецкое объединение»
Москва, ул. Лестева, 18
1929, Архитекторы Г. Вольфензон, С. Айзикович
Первый дом-коммуна в СССР. Построен в форме расходящейся буквы П, что относительно Шуховской радиобашни выглядит, как расходящиеся от неё лучи. В средней части расположились 230 ячеек площадью 9–14 м², удобства и кухня — на этаже. В центральном корпусе на первом этаже располагались: столовая на 150 мест, детский сад на 60 детей и ясли на 35 детей. Над столовой — клуб, на шестом этаже — спортзал, а на крыше солярий и душевые кабины.
В боковых флигелях размещалось 40 квартир с обычной планировкой — для тех, кто к новому быту еще только присматривался. Внутри комплекса располагался глубокий парадный двор со спортплощадкой и бассейном-фонтаном, выходивший некогда прямо в зеленую зону Хавско-Шаболовского поселка. Сегодня дом находится в удовлетворительном состоянии, но все помещения бытового корпуса еще в 50-х были отданы под жилье с перепланировкой.
В 1960–1970 годы центральную часть дома расселили, с 2020-х здесь находятся офисы.
Дом Наркомфина
Москва, Новинский бульвар, 25, корпус 1.
1928–1930 гг. Архитекторы: Моисей Гинзбург, Игнатий Милинис, инженер Сергей Прохоров.
Самый известный из московских домов-коммун, также популярен во всем мире. Когда в Москву приезжают иностранные студенты-архитекторы, они обязательно идут сюда на экскурсию.
Во многом вдохновлен работами знаменитого французского новатора Ле Корбюзье. Кстати, сам мэтр приезжал в Москву специально, чтобы посмотреть на уникальное строение, и был впечатлён.
Строго говоря, это не дом-коммуна, а дом переходного типа — от буржуазного к коммунарскому быту. Авторы проекта понимали, что людям нужно время и подходящее пространство для того, чтобы адаптироваться к особенностям и привилегиям нового быта.
Шестиэтажное здание на 2,5-метровых сваях было рассчитано на 200 сотрудников Народного комиссариата финансов.
Архитекторы разместили несущие стены не снаружи, а внутри здания, также укрепили конструкцию колоннами диаметром 350 мм, пронизывающими все строение.
Вместо квартир спроектированы очень компактные, но при этом просторные ячейки 11 типов. Удобства, хоть и минимальные, были почти в каждой из них. Самые большие, сдвоенные ячейки типа 2F — для больших семей — включали две жилые комнаты, столовую, раздельный санузел с ванной и кухню. А для наркома Милютина специально был построен пентхаус на верхнем этаже.
В отдельном здании находилась фабрика-кухня. На крыше — терраса для прогулок. Отдельное здание, в котором располагался детский сад, жилые ячейки, гараж и прачечная, и собственный парк, построить не успели.
В этом доме нет ничего случайного — продумано и функционально всё. Моисей Гинзбург предложил революционные идеи, например, разноуровневые потолки: там, где человек проводит время в сидячем или горизонтальном положении (прихожая, туалет, душ и спальня) высотой 2,2 метра, а помещения для общения и работы (гостиная и столовая) — 3,75 метра. Простор не в площади, а в объеме помещения — верил Гинзбург — и это можно прочувствовать в знаменитых «эфках» (ячейках типа F). Компактные за счёт двухъярусной компоновки, но все же просторных за счет больших окон, продуманных цветовых решений и большого количества «воздуха».
Также проектировочные решения подарили здоровому телу здания здоровый дух: в рамках всесоюзной борьбы с туберкулезом архитекторы соблюдали жесткие нормы по инсоляции и проветриванию помещений. Говорят, поэтому дом получился узким — всего 8,5 м. в ширину.
Ещё одно невероятное решение — один коридор на два этажа. Представьте: вы распахиваете двери двух соседних квартир, а из их одинаковых прихожих видны лестницы: в одной квартире — наверх, в другой вниз. Немного как в «Алисе в стране чудес», но это реально работало: экономило место и строительные материалы.
К концу 30-хх от коммуны не осталось и следа, и большинство квартир превратили в обычные коммуналки. 80 лет дом не ремонтировался, долгие годы находился в аварийном состоянии, был практически выселен, жизнь теплилась лишь в 10 квартирах. В июле 2020 года был полностью отреставрирован, теперь все квартиры раскуплены, причем новые собственники могли выбрать отделку: нейтральную или в реставрационной окраске, как в 30-хх. Также в здании есть гостиничные номера для тех, кто желает пожить в историческом доме.
РКЖСТ "Показательное строительство"
Москва, Гоголевский бульвар,8, стр. 1-2-3
1932 г. Михаил Барщ, Владимир Владимиров, Игнатий Милинис, Александр Пастернак, Любовь Славина, Сергей Орловский
Уникальный дом-эксперимент, в котором поселились коммуной сами архитекторы, строившие его, чтобы на себе испытать идеи обобществления быта. Он был построен на месте снесенной церкви Ржевской иконы Божьей матери. Состоит из двух жилых и одного общественного корпусов.В последнем размещались мастерские, спортзал, столовая, клуб, зал для собраний, на крыше —площадка для солнечных ванн.
Здесь использовали ставшие уже легендой двухуровневые «эфки», просторные за счет кубатуры пространства, по площади же всего 33 кв.м. Так же, как в Доме Наркомфина, соседние двери в коридоре вели на верхний или на нижний этаж.
Полноценных кухонь не было, лишь стыдливо спрятанные во встроенный шкаф кухонные уголки.
Несущий каркас здания заполняли камышитом — строительными блоками из камыша. Во-первых (и в-главных), чтобы снизить стоимость строительства, во-вторых, сделать дом теплоэффективным. Правда, бонусом к этому шла чудовищная слышимость — архитекторы перестукивались и переговаривались через стенку.
Общность интересов сплотила жильцов лучше всякой идеи: даже после провала коммунарских идей, все экспериментаторы остались жильцами дома на долгие годы.
Общежитие Текстильного института
Москва, 2-й Донской проезд, д. 9
1929-1930, архитектор Иван Николаев
Другие названия этого строения — «машина для жилья» и «конвейер» — идеально отражают его суть. Студенческое общежитие на 2000 человек стало самым радикальным воплощением идеи нового быта. Тотальная совместность, регламентированная до минут жизнь коммунаров, ничего личного, не комнаты, а кабины для сна 2,7 на 2,3 кв.м. (на двоих) — помещались только две узких кровати и тумбочка. Таких кабин в восьмиэтажном корпусе разместилось 1008 .
Автор проекта Николаев боролся за каждый «лишний» сантиметр жилого пространства для студентов. Изначально госзаказчик определил мизерный размер кабин — 4 кв.м, что позволяло установить только двухъярусную кровать. К тому же, окна в помещениях не предполагались. Из-за малого объема помещений (гораздо меньше, чем требовали санитарные нормы) могли возникнуть проблемы вентиляцией, но Николаев запроектировал венткамеры над лестничными клетками, для многократной смены воздуха, а также добился увеличения размеров кабин.
Здание, как по конвейеру, проводило студента по жесткому распорядку дня: в шесть утра общий подъем во всех кабинах, направлялся в санитарный корпус, где проходил последовательно душевые(10 минут на умывание, 5 на душ), зал для зарядки (5 минут), раздевалку (5 минут на одевание). Далее по лестнице или пандусу спускался в столовую, затем отправляется в институт или учебный корпус с библиотекой и залами для занятий. Вечером звонок приглашает всех на прогулку, затем в обратном порядке: гардероб, душевые, спальный корпус, и в одном исподнем проходит в спальную кабину. Отбой в 22 часа. В течение ночи спальная кабина вентилируется с применением озонирования воздуха, не исключена возможность усыпляющих добавок».
И хоть студенты казались идеальными подопытными (без семей и вещей), идеологи просчитались: жесткие правила практически сразу стали нарушаться, и никакой утопии не вышло.
Распорядок дня сохранялся до 1960-хх годов. Сейчас в здании живут аспиранты МИСиС. Конечно, современный быт общежития сильно отличается от заявленного в проекте, но все же дух авангарда никуда не
Дом Коллектива
Иваново, ул. Красных Зорь, д.1
1929-1931 гг., архитектор И.А. Голосов
Оригинальной была идея строить не ввысь, а развернуть объём по горизонтали
План обобществления был почти столичный: комплекс из шести- и четырехэтажных зданий, детский сад, магазин, столовая, клуб. Отдельное здание прачечной во дворе. Кухни и санузлы объединенные для нескольких квартир. Но вот, пока шло строительство, в столицах уже поняли, что коммуна нежизнеспособна. Поэтому и в «Доме Коллектива» отказались от соединительных переходов. Дома построили как обычные многоэтажки, однако, прачечная и места общего назначения все же остались. Архитектурные решения позволяют причислять комплекс к лучшим образцам конструктивизма.
Сегодня здания жилые, но находятся в ужасном состоянии, требуют капитального ремонта.
«Культурная революция»
Нижний Новгород, ул. Пискунова, 3, корп. 1-5.
1929–1932 гг., архитектор В.В. Медведев
Выдающийся образец конструктивизма. Три жилых здания соединены подвесными (!) деревянными переходами на уровне второго и пятого этажа — для удобного перемещения в любую точку здания, без выхода на улицу. Это был первый дом в Нижнем, где установили сразу два лифта.
Как и полагается дому-коммуне, здесь был ряд помещений общественного пользования: столовая, санузлы и душевые (на этажах), библиотека, медпункт, зал для собраний.
Примечательно, что на материалах при постройке сильно экономили, например, известь мешали с глиной, а полости в стенах заполняли мхом.
Сейчас комплекс жилой, но требует срочного капитального ремонта, т.к. разрушается год от года все больше.
«ИЗОТЕРМА» или «Конторский дом Хладкомбината»
Москва, ул. Рождественка, д. 21/7
1929-1930 гг. Архитектор Николай Колли.
Семиэтажное здание необычной формы (один из углов скошен и формирует подобие эркера), аскетичного дизайна. Строилось как здание смешанного типа: здесь коммунары должны были жить и работать, пользоваться общественной прачечной и столовой — полноценные кухни в квартирах не предусмотрены. Часть денег в строительство вкладывали пайщики — будущие жильцы. Но вскоре жилищные кооперативы упразднили, а здание перешло в собственность государства и стало полностью офисным. Сегодня строение признано исторически ценным градоформирующим объектом.
Жилой дом Общества бывших политкаторжан
Санкт-Петербург, Троицкая площадь, 1.
1929–1933 гг. Архитекторы: Григорий Симонов, Павел Абросимов, Александр Хряков
Дом политкаторжан был не просто «домом переходного типа», он стал одним из самых комфортных домов-коммун. Жить в нем собирались ветераны каторги с подорванным здоровьем, поэтому квартиры были со всеми удобствами. Из общего только: питание в столовой и общий досуг в библиотеке и «солярии» на крыше. Больше похоже на санаторий, чем на коммунарские будни.
Три корпуса в шесть-семь этажей соединены между собой. Внутри — 144 квартиры по две-пять комнат с ванной, уборной, мусоропроводом и кухонной нишей с электроплиткой, нагревателем и баком с водой для мытья посуды. В 1960 году в квартиры провели газ, а небольшие жилые комнаты переделали в полноценные кухни.
Визитка дома — 75-метровое ленточное окно первого этажа. На первом этаже размещались: Музей каторги и ссылки, зал заседаний, комнаты для занятий, столовая-ресторан с кухней, детский сад, амбулатория, закрытый магазин-распределитель, коммутаторная, домовая контора, а в подвале — механизированная прачечная, газоубежище, овощехранилище и котельная.
В доме была своя богатая библиотека. К ней вёл широкий балкон со столиками и шезлонгами для чтения на воздухе. На крыше — солярий и душ. Люди выходили на крышу, общались с удовольствием.
В квартирах предусматривались балконы-консоли, для прогулок предназначались общие террасы. В подъездах были широкие, отделанные деревом и зеркалами лифты, а во дворе работал клуб с залом на 500 мест, киноустановкой и эстрадой.
В 2022-м это элитный жилой дом.
Дом-коммуна инженеров и писателей («Слеза социализма»)
Санкт-Петербург, улица Рубинштейна, 7.
1929–1930 гг. Архитекторы: Андрей Оль, К. Иванов, А. Ладинский
В проекте этот дом назывался «Домом радости», но на практике жильцы убедились в обратном и прозвали его «Слезой социализма». Его на паях выстроила группа молодых писателей и инженеров для «категорической борьбы со старым бытом». Шестиэтажка на 52 квартиры (в том числе двухэтажные) была задумана для немедленного перехода к новому быту.
Многочисленные двери вели из длинных коридоров в маленькие ячейки — на две койки для семейных и на четыре — для холостяков. Туалеты, душевые, вещевые и комнаты отдыха — были общими. Кухни отсутствовали вовсе, питаться ходили в столовую на первом этаже. Звукоизоляция в доме отсутствовала напрочь. Поэтесса Ольга Бергольц, например, вспоминала, что, если на первом этаже кто-то читал стихи, то на пятом было слышно каждое слово. По прошествии времени она называла свой дом «самым нелепым в Ленинграде».
В общем, такая аскетичная и до крайности обобществленная жизнь за несколько лет вымотала даже самых ярых энтузиастов. «Слезинцы» признали, что попытка «фаланстера на Рубинштейна 7 не состоялась». Но дом продолжал жить. Его обитатели обзавелись керогазами и примусами и наловчились готовить на подоконниках. Позднее квартиры оснастили индивидуальными туалетами и кухнями.
Сегодня дом остаётся жилым, его признали памятником культурного наследия регионального значения.
Башня имени Парижской коммуны («Чайник»)
Смоленск, улица Конёнкова
1931–1933 гг., архитектор Олег Вутке
Дом-коммуну построили по заказу рабочего жилищно-строительного кооператива «Труд». В нём семь этажей и 32 квартиры. Многие решения принимали пайщики. Сначала они планировали построить трёхэтажный дом с коридорной системой, однако архитектор предложил дом-коммуну в виде башни, с удобствами в подвале и умывальниками в квартирах. Сопоставив сметы, пайщики склонились ко второму варианту. Подкупила также планировка: по шесть ячеек на этаже и просторная лестничная клетка, которую можно было использовать для общих собраний.
Именно пайщики выбирали степень обобществления. И если от кухонь решили избавиться в пользу столовой, то детей всё же оставили в семьях. На первом этаже расположились: гостиная-кружковая, домовая контора для хранения книг, аптечки. В вестибюле — велосипеды и ящики для галош. Предусмотренный проектом лифт не был установлен из-за экономии. Центрального отопления в доме не было — каждая ячейка обогревалась дровяной печью, а дымоходы торчали из каждого окна. Поэтому в народе башню прозвали «чайником».
Архитектор срифмовал здание с башнями крепостной стены Вознесенского монастыря — у дома почти квадратный план, скругленные углы, геометрические орнаменты на кирпичных стенах.
Воду, канализацию и отопление в ячейки провели только в 1949 году, а в 1985 году дом покинули последние жители. В 2022 году башня находится в аварийном состоянии.
ЧТО СТАЛО С ДОМАМИ-КОММУНАМИ?
Практика домов-коммун была осуждена постановлением «О перестройке быта» ЦК ВКП(б) в 1930 году, идея была признана утопической. Большинство домов были перепланированы в студенческие и рабочие общежития. Но идея в наше время нашла неожиданные воплощения в виде хостелов и даже огромных жилых комплексов, где всё «в шаговой доступности».
А как вам идея общего быта? Хотели бы так пожить? Скажите в комментариях!
Источник: kvartira.mirtesen.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]