Душа и тело американского Юга в работах Салли Манн
---
Работы Салли Манн рассказывают истории американского Юга — мистического, порой пугающего. США в них предстает страной, которая существует будто бы вне времени. Вспоминаем, как Манн создает свои черно-белые шедевры.
«Лучший фотограф в школе помог мне проявить мою первую пленку, и мы в восторге от результата. Много фотографий с узорами из досок, текстуры потрескавшейся краски на стенах... Резкость и глубина действительно хорошие. Я испытываю счастье и гордость... Это невероятно. Хотя, возможно, результат — полная случайность».
Этот подростковый текст принадлежит одной из самых известных фотографов мира — Салли Манн. Начало карьеры было вполне прозаичным: престижный колледж на Восточном побережье (частная школа Путни в Вермонте), спорт, библиотеки, мастерские, лекции знаменитостей — американская молодость во всей своей красе, девушка из обеспеченной семьи начинает путь в самостоятельную жизнь. Однако путь к великой карьере — сотням выставок по всему миру, престижным галереям, документальным фильмам и монографиям — оказался не так-то прост.
Юг
Салли Манн родилась в совершенно иных краях — на юге Америки, в маленьком и сонном городе Лексингтон, штат Вирджиния. Отец — врач, мать заведовала университетским книжным магазином. Манн выросла полностью вписанной в пейзаж: «Я была почти диким ребенком, взращенным не волками, но двенадцатью собаками породы боксер, которых держал мой отец, на окруженном жимолостью, темном и мистическом участке земли размером в 30 акров».
Переезд в Вермонт и начало учебы в колледже дались молодой Манн нелегко: иногда легче перебраться через океан, чем южанину обустроиться на Севере. «Я была меньшинством, подвергаемым самым изощренным шуткам. В Путни не красили волосы, не пользовались макияжем и не слушали музыку вроде „Righteous Brothers“... Я оказалась в другой стране», — вспоминает Салли Манн в автобиографии «Замри» («Hold Still»). Словно за спасительную соломинку, в колледже она ухватится за фотографию.
Хотя я живу в Америке, иногда я по ней скучаю — под нью-йоркскими свинцовыми небесами я думаю о Юге: месте мистическом, породившем великую литературу, отрицающем современность, консервативном и до боли красивом. В такие моменты я достаю с полки альбом фотографий Салли Манн. Как она сама часто пишет, «жизнь на Юге зачастую означает выход из временного пространства. Южане живут беспокойно между мифом и реальностью, наблюдая за мешаниной на амальгаме из печали, смирения, чести, милости и отступничества, разыгрываемых на фоне расточительной красоты пейзажа». Выпавший из современности, Юг озабочен своим прошлым. Вирджиния, Джорджия, Теннесси, Алабама — в этих штатах ностальгия и ужас перед исторической памятью формируют настоящее и будущее.
Чтобы существовать вне времени, Салли использует полузабытую технику коллодиевой печати: изображение с помощью большой деревянной камеры переносится на влажную, покрытую химикатами стеклянную пластину. Весь процесс съемки и проявки занимает 15 минут, но результат никогда не разочаровывает: фотографии получаются медитативными, глубокими, продуманными.
Коллодиевая печать — это техника XIX века, техника фотографов, снимавших Гражданскую войну между Югом и Севером, — гениальных и смелых Мэттью Брэди, Тимоти О’Салливана, Александра Гарднера. Умелое использование коллодия позволяет времени и пространству «путешествовать» по работам Манн, тянуться, длиться, не свершаться. Когда это? Где это? Что происходит? Что произойдет? Время здесь — декорация; кажется, что фотограф просто пытается сказать нам, что жизнь — штука достаточно тяжелая.
Простые, каждодневные события в ее работах получают вселенское, мистическое значение. В книге «Deep South» — прекрасном оммаже родному краю — переход от семейных портретов к пейзажам становится переходом от частных, индивидуальных воспоминаний к более публичным и эмоциональным — о тех, чье прошлое вскрывается по следам, оставленным в среде обитания. «Я посещаю места, где проходили битвы Гражданской войны, по другой уже земле, век спустя, в поисках ответа на вопрос: помнит ли земля?»
Тело
В конце прошлого века радикально меняется отношение художников к человеческому телу. Роберт Мепплторп, Андрес Серрано, Франческа Вудман, Кики Смит — артисты новой волны отказались рассматривать тело лишь как объект вожделения и любования. Тело в их работах — это поле битвы за самоидентификацию. С этих пор современные практики в искусстве — не комбинация из художника и обнаженной модели, сексуального объекта и символа; напротив, в фотографии и перформансе хозяин тела — и есть художник, а само тело — оружие в борьбе с гендерной, социальной, политической, экономической несправедливостью. И Салли Манн имеет к этой перемене самое прямое отношение.
«Я приобрела признание и известность, но также и неприятный ярлык „противоречивая“ в начале 1990-х годов, после публикации моей третьей книги „Immediate Family“. В ней были фотографии моих детей — Эмметта, Джесси и Вирджинии, живущих своей жизнью, иногда без одежды, на нашей ферме, упрятанной в холмах Вирджинии. Я верила, что мой объектив должен оставаться открытым для полного охвата их детства. Я фотографировала удачи, гармонию, изоляцию, а также трудности, которые, как правило, частое дело в таком возрасте: синяки, рвоту, кровавые носы, мокрые кровати».
На фотографиях серии «What Remains», снятой в начале 2000-х, — человеческие тела, которые навсегда покинули время и пространство, брошенные на произвол погоды и природных катаклизмов. Место действия — небольшой участок земли, принадлежащий Университету Теннесси в городе Ноксвилл. Это научный эксперимент — изучение цикличности, того, как мы, уйдя из этого мира, становимся его частью. «Кто знает будущую судьбу своих костей или как часто они будут перезахоронены? Кто оракул для собственного праха? Кто знает, будут ли кости после смерти просто разбросаны?» Я всегда вспоминаю эту фразу английского философа, писателя, врача Томаса Брауна (1605—1682) из трактата «Погребение в урнах», рассматривая эти снимки Салли Манн. Браун и Манн — разные вселенные, но тут они пересекаются: американский фотограф ведет диалог с эссеистом эпохи барокко. Я никогда не испытывал ужаса от произведения искусства, подобного ужасу от просмотра «What Remains».
Душа
Городу Лексингтону повезло: в нем родились и жили два главнейших художника Америки — Сай Твомбли и Салли Манн. Они дружили. Манн пишет о друге так: «Я помню множество вечеров, когда я ждала детей из школы и встречала высокую, слегка сутулую фигуру, в высоких носках, плотно завернутую в плащ, бредущую из дома в мастерскую по Барклай-лейн... Мы стали друзьями и соотечественниками, товарищами и помощниками».
Итог этой многолетней дружбы — выставка Салли Манн «Remembered Light», посвященная умершему Твомбли. Она состоится в нью-йоркской галерее Гагосяна и будет говорить о той экзистенциальной пустоте, которая остается, когда сильный, работающий, творческий человек покидает этот мир. Каждая фотография этого портфолио задает вопросы, на которые не существует ответов.
Жизнь иногда состоит из вычитаний: список родных людей уменьшается, сворачивается, как шагреневая кожа. Готовя выставку, Салли узнает сокрушительную новость: ее тридцатишестилетний сын Эмметт Манн, страдающий шизофренией, кончает жизнь самоубийством. Рассматривая многочисленные портреты Эмметта в детстве и уже зная его судьбу, я понимаю, что жизнь не будет благосклонна к этому мальчику.
Я верю, что камерой Салли Манн была снята человеческая душа, когда смотрю на семейный портрет, сделанный в имении Боксервуд во время захоронения праха ее отца.
«Моя мать держит прах отца, и мы готовимся уложить урну в склеп. Полдень, 28 мая, суббота. Я устанавливаю камеру, чтобы снять фото на память. Нелегкая задача с этой толпой... Мы все уставшие, грустные и готовые к выпивке. У меня было время для одной фотографии, и я попросила нашу подругу Хантер, чтоб она спустила затвор после того, как я подготовлю камеру и вернусь к фотографируемым. Неуверенно сказав „Улыбнитесь“, она нажала на спуск. Старый объектив „Goerz Dagor“ впустил свет на одну десятую секунды. Вот и все. Два дня спустя я проявила пленку».
©
«Лучший фотограф в школе помог мне проявить мою первую пленку, и мы в восторге от результата. Много фотографий с узорами из досок, текстуры потрескавшейся краски на стенах... Резкость и глубина действительно хорошие. Я испытываю счастье и гордость... Это невероятно. Хотя, возможно, результат — полная случайность».
Этот подростковый текст принадлежит одной из самых известных фотографов мира — Салли Манн. Начало карьеры было вполне прозаичным: престижный колледж на Восточном побережье (частная школа Путни в Вермонте), спорт, библиотеки, мастерские, лекции знаменитостей — американская молодость во всей своей красе, девушка из обеспеченной семьи начинает путь в самостоятельную жизнь. Однако путь к великой карьере — сотням выставок по всему миру, престижным галереям, документальным фильмам и монографиям — оказался не так-то прост.
Юг
Салли Манн родилась в совершенно иных краях — на юге Америки, в маленьком и сонном городе Лексингтон, штат Вирджиния. Отец — врач, мать заведовала университетским книжным магазином. Манн выросла полностью вписанной в пейзаж: «Я была почти диким ребенком, взращенным не волками, но двенадцатью собаками породы боксер, которых держал мой отец, на окруженном жимолостью, темном и мистическом участке земли размером в 30 акров».
Переезд в Вермонт и начало учебы в колледже дались молодой Манн нелегко: иногда легче перебраться через океан, чем южанину обустроиться на Севере. «Я была меньшинством, подвергаемым самым изощренным шуткам. В Путни не красили волосы, не пользовались макияжем и не слушали музыку вроде „Righteous Brothers“... Я оказалась в другой стране», — вспоминает Салли Манн в автобиографии «Замри» («Hold Still»). Словно за спасительную соломинку, в колледже она ухватится за фотографию.
Хотя я живу в Америке, иногда я по ней скучаю — под нью-йоркскими свинцовыми небесами я думаю о Юге: месте мистическом, породившем великую литературу, отрицающем современность, консервативном и до боли красивом. В такие моменты я достаю с полки альбом фотографий Салли Манн. Как она сама часто пишет, «жизнь на Юге зачастую означает выход из временного пространства. Южане живут беспокойно между мифом и реальностью, наблюдая за мешаниной на амальгаме из печали, смирения, чести, милости и отступничества, разыгрываемых на фоне расточительной красоты пейзажа». Выпавший из современности, Юг озабочен своим прошлым. Вирджиния, Джорджия, Теннесси, Алабама — в этих штатах ностальгия и ужас перед исторической памятью формируют настоящее и будущее.
Чтобы существовать вне времени, Салли использует полузабытую технику коллодиевой печати: изображение с помощью большой деревянной камеры переносится на влажную, покрытую химикатами стеклянную пластину. Весь процесс съемки и проявки занимает 15 минут, но результат никогда не разочаровывает: фотографии получаются медитативными, глубокими, продуманными.
Коллодиевая печать — это техника XIX века, техника фотографов, снимавших Гражданскую войну между Югом и Севером, — гениальных и смелых Мэттью Брэди, Тимоти О’Салливана, Александра Гарднера. Умелое использование коллодия позволяет времени и пространству «путешествовать» по работам Манн, тянуться, длиться, не свершаться. Когда это? Где это? Что происходит? Что произойдет? Время здесь — декорация; кажется, что фотограф просто пытается сказать нам, что жизнь — штука достаточно тяжелая.
Простые, каждодневные события в ее работах получают вселенское, мистическое значение. В книге «Deep South» — прекрасном оммаже родному краю — переход от семейных портретов к пейзажам становится переходом от частных, индивидуальных воспоминаний к более публичным и эмоциональным — о тех, чье прошлое вскрывается по следам, оставленным в среде обитания. «Я посещаю места, где проходили битвы Гражданской войны, по другой уже земле, век спустя, в поисках ответа на вопрос: помнит ли земля?»
Тело
В конце прошлого века радикально меняется отношение художников к человеческому телу. Роберт Мепплторп, Андрес Серрано, Франческа Вудман, Кики Смит — артисты новой волны отказались рассматривать тело лишь как объект вожделения и любования. Тело в их работах — это поле битвы за самоидентификацию. С этих пор современные практики в искусстве — не комбинация из художника и обнаженной модели, сексуального объекта и символа; напротив, в фотографии и перформансе хозяин тела — и есть художник, а само тело — оружие в борьбе с гендерной, социальной, политической, экономической несправедливостью. И Салли Манн имеет к этой перемене самое прямое отношение.
«Я приобрела признание и известность, но также и неприятный ярлык „противоречивая“ в начале 1990-х годов, после публикации моей третьей книги „Immediate Family“. В ней были фотографии моих детей — Эмметта, Джесси и Вирджинии, живущих своей жизнью, иногда без одежды, на нашей ферме, упрятанной в холмах Вирджинии. Я верила, что мой объектив должен оставаться открытым для полного охвата их детства. Я фотографировала удачи, гармонию, изоляцию, а также трудности, которые, как правило, частое дело в таком возрасте: синяки, рвоту, кровавые носы, мокрые кровати».
На фотографиях серии «What Remains», снятой в начале 2000-х, — человеческие тела, которые навсегда покинули время и пространство, брошенные на произвол погоды и природных катаклизмов. Место действия — небольшой участок земли, принадлежащий Университету Теннесси в городе Ноксвилл. Это научный эксперимент — изучение цикличности, того, как мы, уйдя из этого мира, становимся его частью. «Кто знает будущую судьбу своих костей или как часто они будут перезахоронены? Кто оракул для собственного праха? Кто знает, будут ли кости после смерти просто разбросаны?» Я всегда вспоминаю эту фразу английского философа, писателя, врача Томаса Брауна (1605—1682) из трактата «Погребение в урнах», рассматривая эти снимки Салли Манн. Браун и Манн — разные вселенные, но тут они пересекаются: американский фотограф ведет диалог с эссеистом эпохи барокко. Я никогда не испытывал ужаса от произведения искусства, подобного ужасу от просмотра «What Remains».
Душа
Городу Лексингтону повезло: в нем родились и жили два главнейших художника Америки — Сай Твомбли и Салли Манн. Они дружили. Манн пишет о друге так: «Я помню множество вечеров, когда я ждала детей из школы и встречала высокую, слегка сутулую фигуру, в высоких носках, плотно завернутую в плащ, бредущую из дома в мастерскую по Барклай-лейн... Мы стали друзьями и соотечественниками, товарищами и помощниками».
Итог этой многолетней дружбы — выставка Салли Манн «Remembered Light», посвященная умершему Твомбли. Она состоится в нью-йоркской галерее Гагосяна и будет говорить о той экзистенциальной пустоте, которая остается, когда сильный, работающий, творческий человек покидает этот мир. Каждая фотография этого портфолио задает вопросы, на которые не существует ответов.
Жизнь иногда состоит из вычитаний: список родных людей уменьшается, сворачивается, как шагреневая кожа. Готовя выставку, Салли узнает сокрушительную новость: ее тридцатишестилетний сын Эмметт Манн, страдающий шизофренией, кончает жизнь самоубийством. Рассматривая многочисленные портреты Эмметта в детстве и уже зная его судьбу, я понимаю, что жизнь не будет благосклонна к этому мальчику.
Я верю, что камерой Салли Манн была снята человеческая душа, когда смотрю на семейный портрет, сделанный в имении Боксервуд во время захоронения праха ее отца.
«Моя мать держит прах отца, и мы готовимся уложить урну в склеп. Полдень, 28 мая, суббота. Я устанавливаю камеру, чтобы снять фото на память. Нелегкая задача с этой толпой... Мы все уставшие, грустные и готовые к выпивке. У меня было время для одной фотографии, и я попросила нашу подругу Хантер, чтоб она спустила затвор после того, как я подготовлю камеру и вернусь к фотографируемым. Неуверенно сказав „Улыбнитесь“, она нажала на спуск. Старый объектив „Goerz Dagor“ впустил свет на одну десятую секунды. Вот и все. Два дня спустя я проявила пленку».
©
Взято: dymontiger.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]