Мое отношение к растущему списку санкций

Послушала новости - впечатление, что вокруг нас сжимается кольцо. Закрытие неба, отказ в поставках запчастей в разных отраслях экономики, удар по спорту - переносы соревнований и нос в другую сторону от наших спортсменов. Всевозможные запреты, исключения из организаций. Вот и китайские банки слились. И братушки один за другим дают драпака...

Хотя простая болгарка, уехавшая от хорошей жизни на заработки в Испанию, услышав русскую речь, сказала мне: "Вы никогда не уезжали из нашего сердца."

Но есть от чего коленям задрожать, да?

С чем я могу сравнить свои ощущения...

У меня в жизни много чего было. Еще до 1991-го и до 1993-го, когда к окну моего редакционного кабинета можно было только подползти, потому что на улице стреляли, а в небольшом рукаве коридора, где не было окон, скопилось много молодых сотрудников и не все сохранили присутствие духа. Ты - в руководящем составе, значит, отвечаешь за всех. За их жизнь и здоровье. И тебе совершенно не до себя, когда снова кто-то заходит и говорит, что машинистку вырвало от ужаса прямо на пишущую машинку... Простите.

И взрыв, вы знаете, у нас в редакции был. А с утра ничего не предвещало. И за пять минут до него я заглядывала в маленький кабинет в конце коридора, где, если память права, ближе в подоконнику сидел Дима Холодов со счастливым азартным лицом, потому что перед ним был кейс, где должны были лежать важные документы, а оказалось взрывчатка.

Я тоже думаю долгие годы, как все его товарищи, упрекающие себя до сих пор - если бы удалось тогда наорать как следует, что от отдела должен кто-то пойти на совещание по выставке прессы на ВДНХ, может, всё сложилось бы иначе...

Потом вспоминала свои встречи со свидетелями, настоящими и липовыми. Особенно авантюрную поездку в Челябинск, где обещали за 250 тысяч долларов видеозапись с подготовкой и взрывом.

Пришлось блефовать. Конечно, денег нам с собой никто не дал. Но ведь те, кто звал, думали, что я их привезла. Помню, как кричали на меня мужики из небольшого числа сопровождавших, когда я вошла со свидетелем в лифт, а они не успели... В те годы сравнялся с жизнью кошелек, где лежала куда меньшая сумма.

Не помню страха.

Но сейчас у меня другие ассоциации.

Когда я читаю про то, куда мы мчимся со страшной скоростью, то вспоминаю - поймите правильно, это из области чувств, а не прямых аналогий - пейзаж в иллюминаторе самолета. Кабульская чаша в феврале 1987 года была в снегу. Говорили, так бывает редко.

И ничего, кроме азарта, я не чувствовала. Кроме ответственности - доехать до госпиталя, до частей... Довезти до наших военных посылки, собранные московской молодежью. Доехать, в руки отдать.

Дошли слухи, что не доходят. Поэтому мы летели. Вчетвером. Трое мужчин, в числе которых был Герой Советского Союза, самый тревожный из нас человек. И я, молодая. глупая, не знающая, с какой стороны берут оружие.

Я вспоминаю дорогу туда. Не обратно. Помню, что мозг был занят одним - как лучше выполнить свою миссию. Миссию в Кабуле. И всё.

Наверное, я идеалистка. Но в любой тревожной ситуации, когда мне рассказывают про то, как трудно жить, я вспоминаю всех своих родных, включая родителей, которые росли и растили детей в алтайской тайге. Ни у кого ничего не просили, ни от кого ничего не ждали. Я не помню, чтобы моя сибирская бабушка Каплинья, умершая в Карагайке, когда пошла попариться в баньку и уснула на лавке, домой принесли, она в рай и отошла, хоть раз в жизни пошла ко врачу. А ведь она пережила целый ХХ век со всеми его войнами и революциями.

Представляете, если бы я ей сейчас села про санкции рассказывать.

Что касается того, что сжимается круг, то если он - триста спартанцев, то я предпочту встать рядом с царем Леонидом, моим кумиром из греческой истории и из старого, не компьютерного, фильма.





Не Ксеркс с его войском, воины которого уходят аж за горизонт, мой герой.



И еще один круг. Из сегодняшнего века.

Круг, который не сдался. Его не забудут, в отличие от тех, кто стоял на обочине, но не в центре истории.







Могу ли я их предать?

Один чудак с лицом фальшиво-грустным,
«Ютясь» в салоне своего «порше»,
Сказал: "Мне стыдно называться русским.
Мы – нация бездарных алкашей."

Солидный вид, манера поведенья –
Всё дьяволом продумано хитро.
Но беспощадный вирус вырожденья
Сточил бесславно всё его нутро.

Его душа не стоит и полушки,
Как жёлтый лист с обломанных ветвей.

А вот потомок эфиопов  Пушкин
Не тяготился русскостью своей.

Себя считали русскими по праву
И поднимали Родину с колен
Творцы российской мореходной славы
И Беллинсгаузен, и Крузенштерн.

И не мирясь с мировоззреньем узким,
Стараясь заглянуть за горизонт,
За честь считали называться русским             
Шотландцы – Грейг, де Толли и Лермонт.

Любой из них достоин восхищенья,
Ведь Родину воспеть – для них закон!
Так жизнь свою отдал без сожаленья
За Русь грузинский князь Багратион.

Язык наш – многогранный, точный, верный –
То душу лечит, то разит, как сталь.
Способны ль мы ценить его безмерно
И знать его, как знал датчанин Даль?

Да что там Даль! А в наше время много ль
Владеющих Великим языком
Не хуже, чем хохол Мыкола Гоголь,
Что был когда-то с Пушкиным знаком?

Не стоит головой стучать о стенку
И в бешенстве слюною брызгать зря!
"Мы - русские!" - так говорил Шевченко.
Внимательней читайте кобзаря.

В душе любовь сыновнюю лелея,
Всю жизнь трудились до семи потов
Суворов, Ушаков и Менделеев,
Кулибин, Ломоносов и Попов.

Их имена остались на скрижалях
Как подлинной истории азы.
И среди них как столп - старик Державин,
В чьих жилах кровь татарского мурзы.

Они любовь привили и взрастили
От вековых истоков и корней.
Тот - русский, чья душа живёт в России,
Чьи помыслы - о матушке, о ней.

Патриотизм не продают в нагрузку
К беретам, сапогам или пальто.
И коль вам стыдно называться русским,
Вы, батенька, не русский. Вы – никто.

Константин Фролов-Крымский.

Источник: neputevie.ru

уникальные шаблоны и модули для dle