Откровения бывшего начальника «нелегалов»

Виталий Павлов - второй слева

Мы встречались несколько раз. Я считаю, что мне очень повезло. Это было до официального выхода его теперь уже многим известной книги, и многие теперь знают, что это была за операция "Снег". Тогда это было откровением, и не до конца было понятно, о чем идет речь. Прошло 20 лет. Теперь об этом можно говорить и вспоминать. Я продолжаю тему истории отечественной разведки в день ее столетия.

К сожалению, о подвигах наших разведчиков мы узнаем очень редко, как правило, уже тогда, когда сами они уже ничего не могут рассказать. Тем интереснее было встретиться с человеком, который на протяжении нескольких десятков лет не просто служил в Службе Внешней Разведки, но и руководил многими операциями сам. Генерал-лейтенант в отставке Виталий Григорьевич Павлов с 1933 по 1988 гг служил в разведке.

Он руководил американским направлением Иностранного отдела НКВД, во время войны был резидентом в Оттаве, пока его не объявили персоной нон-грата, возглавлял Управление нелегальной разведки, был сообвиняемым во время суда над Абелем, в 60-е был замначальника всей службы внешней разведки, затем возглавлял резидентуру в Вене, был начальником института разведки и официальным представителем КГБ в Польше, когда к власти пришел Ярузельский.

Но и, выйдя на пенсию, Виталий Павлов не может жить спокойно. Из-под его пера вышло несколько книг как о конкретных операциях наших рыцарей плаща и кинжала, так и книга о предателях и перебежчиках, что особенно актуально после целого ряда провалов российских агентов за границей.

Он живет в знаменитом «красном» доме недалеко от зоопарка. В доме, где на каждом этаже можно встретить живую легенду СВР. Они умеют хранить свои и чужие секреты, но если иногда приоткрывают завесу тайн, вся наша история предстает совершенно в новом свете. Так произошло и во время нашей встречи с Виталием Григорьевичем.



От Берии до Сахаровского

- Вам пришлось общаться и с Лаврентием Берией. Какое у вас сложилось впечатление от личного общения с ним? Что он был за человек?

- Когда Берия стоял во главе госбезопасности, я еще не занимал высоких постов. Но дважды лично я соприкасался с ним. Первый раз, когда он устроил в начале 1940 года показательный урок молодым разведчикам, чтоб его боялись. Он перед нами провел судилище над ветеранами разведки. Это произвело на нас исключительно отрицательное впечатление. Но мы занимались своими делами и особо не раздумывали над этим. К тому же с некоторыми из разведчиков, которых Берия хулил и ругал, мне посчастливилось потом работать, и я убедился в абсурдности выдвинутых обвинений.

Второй раз за несколько месяцев до моего выезда в командировку в США в апреле 1941 года, я лично докладывал ему о готовности выполнить поручения.

Мы никогда не задумывались о том, кто такой Берия. Он был слишком далекой инстанцией в тот период. Но лично на меня произвел впечатление человека высокомерного, абсолютно пренебрежительно относящегося к нижестоящим. Так во время нашей первой встречи он войдя вообще ни с кем не поздоровался. А в целом Берия был конечно опытным организатором и умелым политиканом, который знал все сильные и слабые стороны Сталина. Он сыграл немалую и, наверное, положительную роль в области организации атомных исследований в период войны, сумев использовать свой грубый авторитет в становлении хорошего дела.

- А после войны вы с ним не сталкивались?

- Практически нет. Я был в заграничной командировке с 1942 по 1946 гг., а потом никаких столкновений и отношений уже не было.

- Кто из руководителей внешней разведки был вам ближе всего по духу, и кто из них был вам наиболее неприятен?

- Из наиболее запомнившихся мне с хорошей стороны начальников разведки я бы прежде всего назвал Сахаровского Александра Михайловича, руководившего внешней разведкой с 1956 по 1974 гг.. А из его заместителей мне ближе всего был Александр Михайлович Коротков. Он взял меня на самую интересную работу - нелегальные линии, очень много помог в понимании этой самой совершенной формы разведки и способствовал моему становлению как профессионального разведчика.

А по поводу неприятных... Были конечно разные люди. Несмотря на то, что Панюшкин считается человеком, внесшим большой вклад в дело разведки на Дальнем Востоке, как начальник всей службы он не помогал, а затруднял деятельность, потому что не знал условий «закордонной» работы, за исключением разве что Китая. Приведу лишь один пример. Для разведчика, который занимается активной деятельностью за границей, наличие автомашины, умение водить ее и уходить из-под наблюдения - первая необходимость. При Панюшкине я временно исполнял обязанности руководителя внешнего аппарата и не раз ходил к нему с просьбами ассигновать приобретение машины для того или иного разведчика. На что он меня спрашивал: Зачем? Пусть пешком ходят. А как другие дипломаты передвигаются? Мои попытки объяснить, что разведчик будет связан по рукам и ногам в странах Западной Европы и США, где автомобиль является средством первой необходимости, действия не возымели. Вот такие трудности были. Но мы их пытались преодолеть, доказывая, показывая и объясняя. Я не могу сказать, что тот же Панюшкин мне не нравился как человек. Он был опытным политическим деятелем, послом в США и Китае, главным резидентом в очень трудный период борьбы китайцев с японцами и чанкайшистами.

Начало на фоне репрессий

- Вам удалось избежать репрессий, которые обрушились на сотрудников внешней разведки. Как другие чекисты реагировали на аресты своих товарищей? Как Вы себя чувствовали в данной ситуации?

- Если говорить о пике репрессий в разведке (это 38-39 годы), то он совпал с приходом нас, молодых работников, абсолютно ничего не представляющих в этой работе. Нам пришлось занять место тех, кто ушел или кого ушли. В разведке, имевшей штат около 100 человек, более 80 человек «ушли». И первый раз я столкнулся с репрессиями в обобщенном виде, когда 3 месяца учился в высшей школе в 1938 году. Сегодня нам читал лекцию один человек и обещал рассказать что-то интересное, а завтра не было не только этого интересного, но и самого человека. А нам, в ответ на недоумение, говорили: забудьте, это враг народа. И мы только удивлялись, как в такой организации могли оказаться враги на таком важном участке работы.

Во время моей трехмесячной подготовки к нелегальной работе уже в ШОНе (Школе особого назначения), повторилась та же история. А когда нам в ноябре объявили, что мы не будем работать по нелегальной линии, а пойдем в штаб легальной разведки, потому что все материалы о нас выдали враги народа на Запад, мы были просто ошарашены. Только начали работать, а уже наши фотографии и данные находятся где-то у иностранных шпионов. И никто нам конечно ничего не объяснял.

Когда я начал работать в 1939 году уже в штабе разведки, мы чувствовали, что ушли опытные люди. Почему ушли, в общем плане нам говорили. Но открытых репрессий - сегодня работал, завтра забрали - уже в тот период не было. А разведчиками нам помогали стать те, кто избежал обвинений: Зарубин, Ахмеров, Коротков, Журавлев.

- А как они реагировали на происходящее?

- Они были опытные разведчики и понимали, что с молодежью на эту тему говорить нельзя. Да и мы лишних вопросов не задавали. Поэтому никаких обсуждений у нас не было. Мы были преданы своему делу, и это определяло все. А ветераны конечно понимали, что это беззаконие, и некоторые, такие как Орлов, даже принимали решение остаться на Западе.



Операция «Снег»

- Кто был автором и основным руководителем операции «Снег», и почему она до сих пор была тайной за семью печатями? Многие разведчики-ветераны вообще отрицают, что эта операция была.

- Когда я писал воспоминания, с конца 1989 по 1992 гг., я вообще даже забыл об этой операции. Во-первых, потому что мы ничего не знали о результатах. Единственное что я знал от Ахмерова, что его агент - бывший друг «Снега» - сказал, что «Снег» меня разыскивал и очень хотел поблагодарить за какую-то идею. Но это конечно не оценка операции. Эта операция стала для меня важной и жизненной только в 1992 году, когда я прочитал книгу бывшего американского конгрессмена-изоляциониста Гамильтона Фиша. Он написал «Мемуары американского патриота», в которых обрушился на Уайтта («Снега»), как шпиона советской разведки. И обвинил его в подталкивании Рузвельта к началу войны с Японией и гибели сотен тысяч погибших во время этой войны американских солдат. В книге приводились официальные документы из Госдепартамента США. В частности записка Уайтта министру финансов от июня, когда мы с ним встречались, и потом в ноябре она изложена в сжатой форме, практически так, как она вошла в ноту США Японии. Гамильтон Фиш называет эту записку ультиматумом Японии, который и послужил поводом для начала войны. Это чушь с точки зрения оценки настоящих причин. Тем более, что нота была вручена японцам 27 ноября, а 20-го, по данным наших архивов, японский МИД дал указание своему послу пойти к Гитлеру в Берлине и сказать, что Япония не будет нападать на СССР, так как у нее другие планы и намерения. То есть Япония уже тогда решила напасть на США, безо всяких нот с американской стороны.

Но тем не менее я понял, что Уайтт принял идею и написал просторный меморандум, который лег в основу ноты по приказу Рузвельта. Так что наши действия как минимум подтолкнули Уайтта к более решительному шагу. Вот после прочтения книги Фиша я и решил, что эту операцию надо включить в мои воспоминания, ради автора идеи - Ахмерова Исхака Абдуловича. До возвращения на работу в США он год проработал нелегалом в Пекине. Он прекрасно понимал угрозу, нависшую в случае войны над нашим Дальним Востоком, и даже получал подтверждающие опасность документы. Он думал, что может сделать разведка, чтобы СССР как-то избежал войны в этом регионе. Ахмеров сказал мне, что в США у него есть агент «икс», в свою очередь у того есть друг - Уайтт. И невольно мы пришли к выводу, что помочь с нашим планом может Уайтт. А как это сделать? Вот тут-то и проявился мой молодой энтузиазм и его огромный опыт. Мы пришли к выводу, что заочно и по телефону мы ничего сделать не сможем. Тем более, что с «Иксом» нет связи, а с Уайттом вообще никакого контакта. Нужно было ехать. И моя доля - исполнение идеи.

- Но почему эта операция так долго скрывалась?

- Когда я осуществил эту операцию и возвращался домой, нападение Германии на СССР застало меня в Японии. И все мысли были уже только о войне. В Москву я приехал в ночь с 23 на 24 июля - день первой бомбардировки Москвы немцами. Я кратко доложил начальнику разведки Фитину Павлу Михайловичу, и конечно, что у этой операци будет еще и какой-то результат мы тогда не думали. Единственное было - указание Берии: «Забудь об этом, ничего не было, все кончилось». Если бы не война, я бы доложил обо всем рапортом, а так все прервалось. Тем более, что еще перед отъездом Берия сказал, «никаких бумаг не составлять». И в архивах ничего не осталось.

После разоблачения Берии я - заместитель начальника управления нелегальной разведки - встретился с Ахмеровым, который тогда был начальником отдела, и он мне сказал, что наша идея сыграла какую-то роль. Будучи скромным человеком он не придавал никакого значения этой операции. Но по прошествии времени я решил рассказать о той операции и том, что с ней было связано.

ГРУшные задачки

- Пик вашей карьеры пришелся на времена Хрущева, которого частенько обвиняют в развале нашей резидентской сети. Как вы сами оцениваете подобные утверждения?

- Пик моей карьеры совпал с работой в нелегальной разведке. Я прилагал очень большие усилия закрепится в этой области. Хрущев не был для нас какой-то значительной фигурой. Для нас главным было то, чтобы разведчики-нелегалы были убеждены в проводимой в то время политике партии, связанной с чисткой рядов в постсталинский период. Мой пик был раньше. В 1946 году я вернулся из командировки, а в 1949 меня взял Коротков. Это было еще при Берии. И по 53-й год я занимался становлением нелегальной разведки. Когда после смерти Сталина Берия начал реорганизацию, я короткий период даже возглавлял аппарат нелегальной разведки. Главное было спасти нелегалов от разгрома, который в очередной раз готовил Берия. Я даже пошел на нарушение служебной дисциплины, собрал все дела наиболее ценных резидентов и ушел вместе с ними в географическое подразделение. Под предлогом, что только я знаю, как с ними связываться и какие указания им давать. И я игнорировал указания отозвать некоторых из них. Опыт был, некоторых нелегалов еще до этих событий я выводил за границу. Работал с Абелем.

А в руководство при Хрущеве я перешел благодаря Сахаровскому. Он и предложил сделать меня своим заместителем в конце 1960 года.

- А против вас самого Берия не проводил репрессий, учитывая то, что вы скрыли личные дела резидентов?

- У меня был шанс стать репрессированным, когда я вернулся из командировки в 1946 году. Меня выдворили из Канады из-за перебежчика Гузенко - шифровальщика ГРУ. Была попытка за выдворение возложить вину на меня. Бежал человек у ГРУвцев, а я как представитель НКВД отвечал и за их людей. Как потом рассказывал Коротков, меня даже хотели арестовать. Но он доказал, что это неправильно. Помог и заместитель начальника Зарубин, который меня хорошо знал. Я то об этом даже не подозревал. Только после разоблачения Берии Коротков мне между прочим сказал: «Имей в виду, что тебя тоже собирались арестовать».

- А как вы сотрудничали с ГРУ? Они были под вами или работали параллельно?

- Одно время мы работали вместе. В 1949 году, думаю, что по инициативе Берия, который все время подбирался к военному министерству, но никак не мог, потому что ему мешал Ворошилов, разведку и ГРУ объединили. Объединили в Комитет информации, но при МИДе СССР. Его возглавлял Молотов. Маневр Берии не принес ему желаемых результатов. Мы вышли из-под его влияния, а ГРУ он не получил. Но по ноябрь 1952 года мы работали вместе.

Мы увидели их методы работы, они - наши. Нам наши методы нравились больше, у нас не было солдафонства: «слушаюсь», «будет выполнено»... Я удивлялся, когда они получали приказ начать такую-то разработку, к такому-то сроку завербовать. Приказом нельзя вербовать. Надо сначала поработать. И потом у нас приказание руководителя не всегда точно будет выполнено, мы вступаем в обсуждение. У нас подчиненных всегда выслушивали, особенно тех, кто ведет дело и знает лучше начальника суть вопроса. Но с другой стороны в ГРУ была более четкая исполнительная дисциплина. Если уж указание дано, его надо или выполнить или доложить. У нас этого не было. Так что польза от временного объединения была и для них и для нас. Но в целом эксперимент был неудачный.



Братская помощь Польше

- Несколько слов о вашей миссии в Польше. В чем она заключалась, и с кем приходилось работать по данному вопросу?

- У меня два «светлых часа» - нелегальная разведка и Польша. И там, и там я работал по 11 с половиной лет. В Польшу я поехал с определенными сомнениями, поскольку мне надо было представлять Комитет Государственной Безопасности в общегосударственном значении. Но во время работы я почувствовал, что могу применить свой оперативный опыт разведчика. А в разведке к тому времени я проработал уже 35 лет. Когда я уезжал, Андропов сказал мне: «Ты едешь в дружественную союзную социалистическую республику, и никакой разведки, никаких тайных встреч и тем более вербовок. Забудь об этом. Но ты едешь в страну, о которой мы должны все знать. О чем думают, как делают, что предпринимают, какие руководители, о чем думает население...» Я посмотрел на Юрия Владимировича и спросил: «А как?» - «А это уж тебе решать, ты разведчик!» С этим я и уехал. И мне удалось решить эту задачу, причем даже получил за это следующее генеральское звание.

Работал с высшими руководителями Польши. В течение всего времени очень часто встречался и проводил беседы с Ярузельским, ставшим в последствии президентом страны, Каней, который был секретарем ЦК, а потом первым секретарем до 1981 года, когда его заменил Ярузельский. Работал я и с другими руководителями Польши. И конечно с министрами внутренних дел Ковальчиком, Милевским, Кищаком. Из них хуже всего работалось с Ковальчиком, хотя это продолжалось 7 лет. Об этих годах я рассказал в книге «Польша глазами разведчика», которая издана в Варшаве. А у нас ее до сих пор не издали, рукопись на русском языке лежит у меня дома.

- Планировалось ли силовое решение с участием войсковых формирований КГБ в случае кризиса?

- Если говорить о нашей стороне, то такого решения не планировалось. Более того, в течение длительного времени мы пытались убедить поляков, что это выдумки Запада, что это активные мероприятия американцев, которые хотят запугать их угрозой агрессии ввода советских войск на территорию Польши и заставить действовать по своей указке. Надо сказать, что польское руководство поверило этим домыслам. И мы с большим трудом разубедили поляков, что все что у нас делается для предотвращения возможной победы контрреволюции, в основном согласовывается с ними и в интересах обеспечения стратегических линий связи СССР и ГДР, стоящих в передней линии борьбы с угрозой НАТО.

На ранней стадии возникновения кризиса в 1980 году по поручению Андропова я проанализировал обстановку в Польше и высказал мнение, что ни в коем случае мы не должны вмешиваться силовым методом. Мы должны помогать политически и экономически. Андропов с этим полностью согласился: "Хватит нам одного Афганистана". Эту линию он проводил упорно. Мы с ним каждый день по несколько раз по телефону обсуждали положение дел, тоже самое с Крючковым и с Бобковым.

В дружеских беседах я говорил и Ярузельскому и Кане: «Вы боитесь самих себя. Чего вы боитесь? Армия у вас надежная, партия по вашим словам надежная. Не пугаться же кучки контрреволюционеров. Хотите объявить военное положение - объявляйте. Вы победите!"

Не верили до 13 декабря 1981 года, что победят. В этот день утром Ярузельский звонил по ВЧ и разговаривал, по-моему, с Микояном.

- Если у нас не получится, вы пришлете нам помощь?

- Нет, и не надейтесь. Только своими силами. Такова позиция Политбюро.

После этого Ярузельский собрал совещание и в ночь объявил военное положение. Но до последнего поляки боялись этого спасительного и исторически важного решения. Если бы решение о военном положении не приняли, в Польше началась бы резня, которая возможно вынудила бы нас ввести для решения проблемы советский воинский контингент. В этих целях у нас и проводились отдельные мероприятия.

- С кем из польских руководителей проще всего было работать?

- Хорошо работалось с руководителями министерства внутренних дел. Когда Кищака удалось продвинуть на пост начальника главного управления контрразведки, он стал мой лучший друг и приятель, хотя и раньше у нас были прекрасные отношения.

Если говорить о политических руководителях, то сложно было с Ярузельским. Это был высокоэрудированный человек, прекрасно владеющий идеологическими знаниями, очень сдержанный и неэмоциональный, прекрасный военачальник. Но политически он был трусоват. Перестраховщик. Постоянно проявлял чрезмерную осторожность.  Но у нас сложились хорошие отношения с первой встречи, тем более, что я сумел его заинтересовать.

Он любил знать, что происходит в мире, а я как разведчик очень внимательно следил за событиями, читал газеты разных стран, слушал радио, внимательно просматривал перехваты. И когда приходил к Ярузельскому, всегда ему рассказывал что-то интересное - что говорят о нем или о Польше. Он даже ждал наших встреч.

Это был своеобразный человек. Ни разу не пропустил ни одной передачи новостей по радио. А вообще его политические оценки были очень важные, я бы даже сказал решающие.

Каня, как я его звал - бульдозер. Этот человек кипел энергией. И его тандем с Ярузельским был очень плодотворен. Идеи Ярузельского, осуществление - Кани. К нашей стране они относились дружественно, и в этом плане с ними было легко.

С Каней я говорил даже резко, особенно когда он начал увлекаться выпивкой и меня пытался вовлечь. На что я ему отвечал: «Отставь свой коньяк, я с тобой пить не буду и тебе не советую. Тебя уже начинают называть в руководстве пьяницей».

Очень легко, относительно конечно, было с Хмелевским, заместителем, а потом министром внутренних дел. Посложнее было с Кищаком, который, став министром, почувствовал чисто польскую амбициозность - нельзя ли уйти из-под влияния Павлова - не вышло. Я это уловил и принял меры, мы опять подружились. А недавно на телевидении Кищак сказал: когда Павлов приедет в Польшу, пусть имеет в виду - у меня есть дом, где второй этаж я всегда готов предоставить ему.



Тяжелый хлеб разведки

- Ваша оценка нынешнего положения дел в СВР. Можно ли говорить о полном разгроме отечественной разведки? Или эти утверждения изначально неверны, а провалы в США просто цепь досадных случайностей.

- Разведка - часть нашего российского организма. Раз понесло потери государство, то и в СВР потери неизбежны. Я боялся, что в разведке будут такие сокрушительные перемены как во внутренних органах и КГБ. Им нанесен очень большой ущерб. Но мои опасения в отношении разведки к счастью не оправдались. Очевидно благодаря Примакову и профессионалам, которые ему помогали. Основное ядро разведки сохранено. Потери, конечно, есть, но они вполне поправимы.

Моим основным направлением работы была американская линия, и если говорить о провалах Эймса, Николсона и Питса - они, естественно, неприятны. Однако, я не считаю их чем-то экстраординарным. Когда разведчик работает так долго как Эймс (он проработал 9 лет), угроза провала неизбежно возникает. Я пережил подобный провал с Абелем в Америке, с Беном и Кроуверами в Англии. Полученный до этого позитивный результат во много раз превосходит неизбежный ущерб при провале.

С другой стороны у меня возникло глубокое удовлетворение: в 94-м году, в новых условиях у нас был агент в ЦРУ! Это же заветная мечта каждого разведчика пробраться в чужую спецслужбу и завербовать там "крота". К тому же Эймс обезвредил десяток предателей внутри нашей службы, чем принес политический ущерб нашим противникам. И, кстати, даже своим провалом. Повышен авторитет СВР России.

ЦРУ же в итоге начало "охоту за ведьмами". В Британии спецслужбы МИ-5 и МИ-6 заявляют, что в связи с провалами в США, главная угроза теперь - наша разведка. Это - честь. Они теперь тщательно проверяют личное материальное положение каждого разведчика. Ясно, как это действует на моральное состояние сотрудников. Тех же разведчиков, кто испытывает материальные трудности, решено уволить, как потенциальных агентов конкурирующей стороны.

Нам легче их будет вербовать в таких условиях. Ведь все известные иностранные агенты нашей службы в последнее время работали из-за денежных трудностей. По сравнению с нами они конечно получают много - 75 тысяч долларов в год. Но по их масштабам - это мелочь.

Утверждение же, что у нас было очень много изменников и предателей с позиций анализа ложно. У нас их меньше, чем у западных спецслужб. А ведь нам пришлось бороться почти против всех разведок мира.

И обидно слушать слова о разложении разведки. Особенно от полупредателей, каким я, например, считаю Калугина. Он ведь фактически выдал Липку, и того арестовали.

Наша разведка хлеб зря не ест.

Справка

Павлов родился 30 сентября 1914 года в Барнауле. В 1930 году, после окончания школы работал на Барнаульском паровозоремонтном заводе. В 1938 году после окончания Сибирского автодорожного института был направлен на работу в органы НКВД СССР. После учебы назначался стажёром Американского отделения 5-го отдела, оперуполномоченным, заместителем начальника 1-го отделения, с 1940 года — 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР.

Во время Великой Отечественной войны Павлов под прикрытием должности дипкурьера находился в командировке в США.

В 1942 году находился в Канаде в качестве легального резидента под прикрытием должности первого секретаря и заведующего консульским отделом посольства СССР в Канаде. В 1945 году Павлов был объявлен персоной нон грата и выслан из Канады.

В 1946 году Павлов был назначен начальником отделения информационного отдела ПГУ МГБ СССР, ст. помощником начальника 1-го отдела 5-го управления. Затем — ст. помощник начальника, зам. начальника, начальник Американского отдела нелегальной разведки КИ при СМ СССР.

С 1953 года — начальник нелегального отдела, зам. начальника 1-го отдела ВГУ МВД СССР. Через год вместе с леонтиной Коэн под видом американского бизнесмена совершил инспекторскую поездку по нелегальным резидентурам в Австрии, Италии, Швейцарии, Франции и Бельгии.

В 1961 году был назначен заместителем начальника Первого Главного Управления КГБ СССР. Через пять лет возглавил резидентуру в Австрии. В 1971 году назначен начальником института ПГУ КГБ СССР, а в 1973 году — руководителем представительства КГБ СССР при МВД Польши.

В отставке с 1987 года. Умер 11 апреля 2005 года в Москве.

До и после операции «Снег»

В истории нашей отечественной разведки есть легендарный человек, чье имя не только вписано на мемориальную доску зала славы СВР (службы внешней разведки), но и стало символом того, как умеет и должен работать настоящий нелегал.

Это Исхак Ахмеров, который разработал операцию «Снег», ставшую поворотной в ходе Второй Мировой войны.



Лектор из разведки

Таких разведчиков можно пересчитать по пальцам. Это были локальные интернациональные группы¸ действовавшие в разных уголках мира: Рихард Зорге – в Токио, Ким Филби – в Лондоне, Яков Рейзман, Исхак Ахмеров и Рудольф Абель – в крупнейших центрах США. Они  в течении длительного времени обеспечивали советское руководство ценнейшей военно-политической информацией, полученной из первоисточников, так сказать, из первых рук. В силу разных причин все сети были рано или поздно раскрыты. Зорге и Рейзман погибли, Абель оказался в тюрьме, Филби был вынужден навсегда покинуть Англию. И только Ахмеров вместе с женой сумел благополучно вернуться в Москву после выполнения задания.

Перед войной Ахмеров возглавлял нашу агентурную сеть в Америке. Среди его знакомых был сотрудник Министерства финансов США Гарри Декстер Уайт — экономист, профессор, выпускник того же Колумбийского университета. В 1934 году Уайт поступил на работу в министерство финансов США, а в 1938-м, после получения докторской степени по экономике, возглавил только что созданный отдел валютных исследований, в котором работали в основном ученые и университетские преподаватели. Придерживался левых взглядов, имел большое влияние на министра финансов Генри Моргентау (младшего), а тот был запросто вхож к президенту США Рузвельту. Уайт не был агентом Ахмерова, он работал с ним не за деньги, а по идейным соображениям. Кстати, по фамилии Уайт, то есть «белый», операция и получила свое название «Снег».

На первой же встрече Ахмеров, представлявшийся, как синолог Билли,  заинтересовал Уайта своими знаниями геополитической обстановки на Дальнем Востоке. В июле 1937 года Япония активизировала военные действия в Китае, и этот вопрос сильно волновал Уайта как экономиста. На встречах в кафе наш разведчик в буквальном смысле читал ему лекции о ситуации в Китае.

В 1939 году в разведке стали проходить чистки, и Ахмерова вызвали в Москву для проверки. Для него все могло закончиться расстрелом. Как и для десятков других выдающихся разведчиков того времени. Но Япония готовилась нанести удар по СССР, поэтому было необходимо реализовывать операцию «Снег», как упреждающую. И Ахмеров остался жив. Правда, обратно в США его не пустили. Как описывал потом в своей книге участник операции Виталий Павлов, с которым обозревателю «ВМ» удалось встретиться еще в 90-е годы, именно ему, 25-летнему молодому сотруднику разведки Исхак поручил провести операцию и лично его готовил.

Доклад Рузвельту

Вот что рассказывал, а позднее и описывал Виталий Павлов.

В конце марта 1941 года в Москву прибыл министр иностранных дел Японии Иосука Мацуока. Японцы в обмен на нейтралитет потребовали продать им Северный Сахалин. Естественно, Москва на это не пошла, и японец отправился восвояси, правда, не без остановки в Берлине, после чего снова вернулся в Москву.

Переговоры и в этот раз ничего не дали, а в день отъезда 13 апреля 1941 года Мацуока получил новые указания премьер-министра Коноэ, в которых уже не шла речь о продаже советской территории. Тем же вечером пакт о нейтралитете между СССР и Японией был заключен, что дало СССР длительную передышку на Дальнем Востоке. Это было важно в условиях общей напряженности. Да и память о боях у озера Хасан и на Халхин-Голе была еще свежа. Пакт был подписан. Но все прекрасно понимали, насколько хрупко это состояние перемирия. Сталин требовал более действенных шагов.

Тогда и приступили к операции «Снег», план которой Берия одобрил еще в октябре 1940 года.

Виталий Павлов выехал в США под прикрытием дипмиссии. По легенде Павлов был коллегой Билли-Ахмерова, видным ученым-синологом, через которого тот передавал Уайту свое виденье на политическую обстановку в Дальневосточном и Тихоокеанском регионах. Павлов созвонился с Уайтом и назначил ему встречу в уже знакомом кафе, чтобы передать весточку от Ахмерова. Уайт немного помедлил, но приглашение принял.

Во время разговора Павлов передал ему записку с тезисами. Американец читал и согласно кивал, заявив в конце встречи, что их мнение совпадает, и на основе записки он составит доклад для министра финансов Моргентау. А тот к осени 1941 года «продавил» президента Рузвельта. В результате текст доклада стал причиной для Ноты Халла – американского ультиматума, предъявленного Японии и спровоцировавшего ее на нападение на Перл-Харбор. В документе излагались жесткие требования: вывести войска из Китая, Вьетнама, Кореи, Маньчжурии, выйти из Тройственного пакта Берлин - Рим - Токио. Японцы категорически отвергли американский ультиматум и поняли, что война неизбежна. 7 декабря 1941 года они нанесли удар по главной морской базе США на Тихом океане. Японии стало уже совсем не до открытия фронта с СССР.

Так, фактически оставшись в стороне, советской разведке удалось поссорить США и Японию, что дало возможность высвободить резервы на Дальнем Востоке и использовать десять сибирских дивизий для побед под Москвой и Сталинградом.

А Берия приказал Ахмерову и Павлову забыть про эту операцию, что они сделали. Все подробности всплыли уже после рампада СССР.

Но это далеко не единственная заслуга Ахмерова.

Как стать разведчиком

Начиналось все в далеком городке Троицк Челябинской области (в то время Оренбургской губернии), который теперь находится на границе с Казахстаном и где ловят идущие из подбрюшья России грузы наркотиков. Исхак Ахмеров  родился 7 апреля 1901 года. А через шесть месяцев внезапно умер отец, и мама с грудным ребенком вернулась в родную деревню в Татарстане.



Дедушка мальчика, кустарь-скорняк, обучил его грамоте и скорняжному ремеслу. А затем семья переехала в Казань, и 12-летнему мальчику пришлось подрабатывать и курьером в типографии, и подмастерьем, и мальчиком на побегушках в галантерейном магазине, и хлебопеком. В 16 лет смышленый парнишка стал приказчиком у купца первой гильдии Бахтеева.

После революции Исхак Ахмеров был направлен в Москву на курсы счетоводов и работал в Народном комиссариате продовольствия. В 18 лет вступил в партию большевиков, а затем стал депутатом Казанского городского совета, потом начальником снабжения армии, начальником управления снабжения Наркомпроса Татарской Республики. Одновременно он учился в Северо-Восточном археологическом и этнографическом институте, открытом при Казанском университете, где стало ясно, что ему очень легко даются иностранные языки. Ахмерова направили на учебу в Москву, в Коммунистический университет трудящихся Востока, где он изучал турецкий язык. Потом перевели в МГУ. В 1923–1924 годах он работал замдиректора Московского педагогического техникума. В 1930 году его взяли на работу в ОГПУ, а через два года перевели в «отдел нелегалов», один из самых важных отделов разведки. В 1930— 1931 годах участвовал в борьбе с басмачеством в Бухарской республике.

Он работал в Средней Азии, затем секретарем Генконсульства СССР в Стамбуле, пройдя за три года путь от стажера до генконсула. В 1934 году он был направлен в качестве оперработника на нелегальную работу в Китай, куда он прибыл по чужим документам через Европу, как турецкий студент-востоковед. Перед этим, в январе 1933 года молодой разведчик был приглашен на беседу к легендарному начальнику разведки Артузову, где и получил новое задание после обстоятельного разговора. К этому времени Исхак в совершенстве владел английским, французским и турецкими языками. Одновременно с обучением в американском колледже в Китае, где он стал одним из лучших учеников, Ахмеров выполнял задания разведки по разработке японских представителей в Китае.

В 1935-м его отправили в Америку, где незадолго до этого в 1934 году в Нью-Йорке в своем номере в отеле был застрелен резидент советской нелегальной разведки. Резидент не успел никому ничего передать. Чуть позже в престижный Колумбийский университет на филфак поступает турецкий студент Мустафа Тагмак - Ахмеров. Агентурную сеть пришлось создавать практически заново. Исхака Ахмерова направляют в помощь новому руководителю резидентуры Борису Базарову — офицеру царской армии, участнику Первой мировой войны, кадровому сотруднику госбезопасности с 1921 года. И Ахмеров активно включается в дело.

По недавно опубликованным в нашей печати сведениям, ценную для нашей страны военно-политическую информацию Ахмеров получал от завербованного им агента «Норд», который работал в военном министерстве и имел доступ к докладам военных атташе США за рубежом, а также к принимаемым по этим докладам правительственным решениям. Ахмеров добыл копии политических докладов послов США в Берлине и Лондоне, Париже и Риме, а также в других европейских столицах.

А затем была операция «Снег».

Любовь по убеждениям

В США Ахмеров занимался не только созданием агентурной сети. Там он влюбился и нашел единственную на всю жизнь спутницу жизни. С Хелен Лоури - племянницей генсека Компартии США Эрла Браудера, разведчик познакомился по служебной необходимости. Хелен была красавицей и обладала незаурядным умом.

В июле 1938 года произошло событие, которое могло стоить им жизни. Резидент советской нелегальной разведки Базаров бесследно пропал. В конце 1930-х годов в Москве в наркомате внутренних дел начались «чистки» командного состава. Базарова, как оказалось, отозвали в Москву и арестовали. Его признали «врагом народа» и впоследствии расстреляли по приказу нового наркома внутренних дел Лаврентия Берии. Ахмеров должен был стать следующим. Но он поступил неожиданно, попросил официального разрешения вступить в брак с гражданкой США Хелен Лоури. Разве мог Берия отказать племяннице влиятельного американского коммуниста – личного друга Сталина? А затем их отозвали в Москву, и показавшего себя с самых лучших сторон разведчика понизили до стажера отдела.

Как это не странно звучит, помогла война. Вместе с Хелен он вернулся в Штаты в сентябре 1941 года для восстановления агентурной сети. Жил в Балтиморе. Для прикрытия Исхак Абдулович создал коммерческую фирму по пошиву и торговле меховыми изделиями, вспомнив скорняжные уроки деда. Бизнес процветал. А многочисленные командировки и разъезды по стране служили прикрытием для встреч с агентурой. Только за военные годы семья Ахмеровых переправила в центр 2766 фотопленок с секретными материалами объемом 75 тысяч машинописных листов. Это были материалы по поиску нацистских преступников, о разработке в США атомного оружия и другая информация. Из опубликованных сотрудниками внешней разведки материалов известно, что еще до начала Тегеранской конференции великих держав советская делегация своевременно получила информацию о планах и намерениях американцев, намечаемых ими шагах. Через группу Ахмерова были получены и чертежи атомного оружия, которые ускорили процесс создания атомного оружия на Южном Урале под руководством Курчатова.

В Америке Ахмеровы проработали до 1946 года. Там в 1944 году у них родилась дочь Маргарита. После возвращения в СССР Исхак Ахмеров был назначен заместителем начальника отдела Управления нелегальной разведки. После отставки преподавал структуре СВР. Он еще неоднократно выезжал в краткосрочные командировки, принимал участие в подготовке новых разведывательных кадров. За выполнение специальных заданий по линии нелегальной разведки полковник Ахмеров награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом «Знак почета» и многими медалями. Кстати Ахмеров и его ученик, не менее легендарный разведчик Рудольф Абель жили в Москве в одном микрорайоне и, будучи старыми друзьями, часто вместе гуляли по тихим улочкам района.

Умер разведчик 18 июля 1976 года. Через пять лет не стало Елены Ивановны (Хелен), которая также имела оперативный псевдоним Таня и была награждена орденом Красной звезды. Оба похоронены в Химках. Его имя стало известно широкой общественности только после смерти, когда были рассекречены некоторые документы. Хотя, если заглянуть в англоязычный интернет и просмотреть многочисленные публикации в США по персоналиям и проблемам современной разведки, можно найти сотни упоминаний об Ахмерове. Поиск можно задавать по-разному и на разные имена: «Юнг», «Альберт», Билл Грейнке, Майкл Грин, Майкл Адамель, «Мэр» и т.д.

В Челябинске 16 апреля 2015 года открыли памятник Исхаку Ахмерову, хотя он никогда не жил в этом городе, а только родился в области. Одна из улиц города также названа его именем. Есть мемориальная доска и улица в Казани. Снят документальный фильм «Мистер резидент». Но многое об этом человеке нам еще предстоит узнать. Когда будет снят гриф «секретно» с его дела.

Источник: extremal.mirtesen.ru

уникальные шаблоны и модули для dle