Сионисты, алкоголики и фанатики
---
лет назад убили одного из главных священников России — Александра Меня. Дело так и не раскрыто
Ровно 30 лет назад, 9 сентября 1990 года, был убит один из самых известных российских священников — протоиерей Александр Мень. Его тело обнаружили неподалеку от дома, где он жил, близ платформы Семхоз Загорского района Подмосковья. Врачи констатировали смерть от потери крови после нанесенного удара по голове. Ему было 55 лет. Убийство популярного священника вызвало такой резонанс в обществе, что расследование преступления взяли под личный контроль Михаил Горбачев и Борис Ельцин. Но дело так и не раскрыли. К годовщине гибели отца Александра «Лента.ру» вспоминает обстоятельства гибели священника и основные версии убийства.
Впервые этот текст был опубликован в 2015 году и сегодня публикуется повторно
***
Мень вышел из дома утром в 6 часов 30 минут и направился к своему приходу — Сретенской церкви в Новой Деревне Пушкинского района. Тропинка, ведущая на платформу Семхоз, была почти пуста. На некотором расстоянии от отца Александра шли к платформе женщины с детьми. Преступник или преступники напали на священника в «слепой зоне» — единственном месте, где дорога изгибается и не просматривается. Александр Мень получил удар топором по голове, злоумышленники отняли у него портфель, после чего скрылись. Священник, обливаясь кровью, стал искать, как ему казалось, оброненный им портфель, а затем побрел к своему дому.
Женщины, которые шли к платформе, не видели нападения, а только заметили, что отец Александр повернул назад. Поравнявшись с ним, дети первыми заметили кровь на его лице. Женщины предложили священнику помощь, но он сказал, что справится сам. Мень дошел до забора своего дома и через некоторое время умер. Жена отца Александра Наталья Григоренко услышала стоны у калитки, вышла на улицу, увидела окровавленного мужчину, не узнала в нем мужа (на улице было туманно, а дом находится в лесополосе) и поспешила обратно в дом, чтобы позвонить в скорую помощь. Медики прибыли через 20 минут, но удар по голове, как потом установило следствие, был нанесен профессионально, и спасти отца Александра было невозможно.
В 1993 году Наталья Григоренко вспоминала: «Я услышала какие-то звуки, предсмертные хрипы, спросонья я не могла понять, что это. В окно я крикнула: "Кто тут? Что случилось?" Потом выскочила, подошла, посмотрела, было темновато, вижу, кто-то лежит на земле с другой стороны от ворот. Я не поняла, кто это, было темно, а я близорукая».
Дом Александра Меня
Соседи Меня вспоминают, что видели около его дома двух неизвестных людей поздно вечером, за день до убийства, но их спугнула патрульная милицейская машина — возможно, нападение готовилось на вечер восьмого сентября. Как пишет автор книги «Хроника нераскрытого убийства», журналист «Московского комсомольца» Сергей Бычков, следователи нашли и допросили всех, кто находился во время убийства Меня на платформе. После этого они заключили, что на ней были два молодых человека (около 30-35 лет), которых никто из местных жителей не знал. «Казалось, немедленно следовало бы изготовить фотороботы. Предполагаемых убийц видели люди — составлены их описания!» — пишет Бычков. Однако этого сделано не было. Мать местного жителя Николая Силаева (он позже попадет в число подозреваемых) рассказывала: «Люди ехали на работу в то утро. Многие видели, как эти двое сидели на скамье на платформе и пили вино».
Бытовое убийство
Следствие подгоняли со всех сторон, общество требовало ответа на вопрос «Кто поднял руку на священника?» — под таким заголовком была опубликована заметка в ТАСС. Милиция проверяла всех жителей поселка, и уже 12 сентября был арестован сосед отца Александра — бывший уголовник Геннадий Бобков. Вышестоящему начальству отрапортовали, что преступление раскрыто и убийца арестован. Бобков действительно сознался в убийстве, мотивом которого, по его первоначальным показаниям, послужило якобы то, что отец Александр когда-то жаловался на него в милицию, а портфель и топор Бобков будто бы бросил в семхозский пруд.
Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Владимир Соловьев вспоминает: «Бобков признался в убийстве под гипнозом. Все это происходило с использованием видеокамеры. Лучшие специалисты отслеживали все это». Затем предполагаемый убийца начал менять показания и рассказал совсем другую историю, согласно которой к нему за десять дней до убийства приходил «человек в черном», подговоривший убить священника, а преступление помог совершить собутыльник Бобкова Николай Силаев. «Человек в черном» в показаниях Бобкова постепенно превратился в жителя поселка Семхоз, сотрудника отдела внешних церковных сношений Московской патриархии архимандрита Иосифа (Александра Пустоутова) и его «сообщника» — старосту церкви в поселке Удельная Михаила Рогачева. «Этот черный человек мне сказал: "Ты русский или не русский?" Я сказал: "русский". Затем этот человек говорит: "Как ты думаешь, как надо убить священника, который по национальности еврей?" Ну, и Бобков говорит: "Надо подумать…"» — вспоминал показания Бобкова следователь Соловьев.
Крест на месте убийства в Семхозе
В это время водолазы изучали дно пруда, а затем пожарные трое суток осушали водоем. Еще столько же шли поиски топора и портфеля, но ничего не было найдено. На следственном эксперименте Бобков продолжил путаться, версия не склеивалась. Успех МВД и прокуратуры омрачили специалисты из КГБ РСФСР: «Проведенный анализ полученных в процессе расследования материалов, а также добытая оперативным путем информация показали, что причастность Бобкова Г.А., Силаева Н.А., Пустоутова А.П. и Рогачева М.П. к данному преступлению целенаправленно сфальсифицирована. […] Наиболее вероятной причиной, заставившей Бобкова Г.А. взять на себя вину за убийство А. Меня, является оказание на него психологического и физического воздействия со стороны одного из сотрудников милиции». Выводы чекистов были подтверждены результатами полиграфа («детектора лжи»), кроме того, результаты судебно-психиатрической экспертизы показали, что Бобков нездоров. Видеозаписи признания Бобкова и следственного эксперимента исчезли из дела. «Его после ареста избивали в СИЗО, он рассказывал, его пропускали через строй и били, пришлось признаться. Следователи обошли после убийства все дома, расспрашивали, мол, кто, по вашему мнению, мог убить? Ну и топоры забирали», — рассказывают соседи Бобкова.
В конце октября 1990 года руководитель следственной группы Анатолий Дзюба в интервью газете «Рабочая трибуна» заявил, что убийство отца Александра планировалось заранее, и выразил сомнения в причастности к преступлению Бобкова. В конце февраля 1991 года группа следователей под руководством Дзюбы была распущена, а сам Дзюба уволился из прокуратуры.
Портфель с компроматом
Кроме бытовой версии убийства, разрабатывались еще четыре. Согласно первой, преступление было совершено на великодержавной националистической почве. Вторая предполагала участие в нем просионистских элементов, совершивших его с целью создания общественного мнения о серьезных проявлениях антисемитизма в СССР. Третья заключалась в том, что убийство священника было выгодно идейным противникам Меня в общественно-религиозной деятельности. Наконец, подозревали, что преступление совершили фанатики с экстремистскими наклонностями или психическими заболеваниями.
Версию о причастности к убийству идейных противников Меня в церковной среде обсуждали с подачи газеты «Аргументы и факты». Осенью 1991 года газета писала: «Незадолго до гибели отец Александр Мень получил материалы, компрометирующие высшее церковное, партийно-государственное и чекистское руководство. Эти документы находились в портфеле Меня, бесследно исчезнувшем после имевшего трагические последствия нападения двоих неизвестных». Об этом газете якобы рассказал бывший сотрудник «церковного» отдела КГБ, попросивший не называть его имени. По его данным, «гибель отца Александра, как и последующие убийства двух священников, друзей Меня, — дело рук спецслужб, выполнявших заказ заинтересованных лиц». Следователи проверяли эту версию, но никаких серьезных доказательств не обнаружили. Родственники отца Александра также считают ее маловероятной и не верят в то, что у него был какой-то компромат, поскольку он резко отрицательно относился к таким вещам, а знакомым священникам советовал не использовать подобные материалы, а сжигать.
Заговор
Руководителем новой следственной группы назначили следователя по особо важным государственным преступлениям Московской областной прокуратуры Ивана Лещенкова. Он подошел к делу более творчески, чем предшественник, и начал разрабатывать сионистскую и антисионистскую версии убийства. Причиной для этого стали провокационные письма анонимов, сумасшедших, и, прежде всего, заявления лидера национально-патриотического фронта «Память» Дмитрия Васильева. Он открыто заявлял, что Александр Мень — еретик и что как проповедник он «приносит не только вред, но и очень опасен».
Как рассказывает историк из Сергиева Посада Олег Устинов, представители «Памяти» приезжали выяснять отношения на приход к Александру Меню. В свою очередь священник, депутат Госдумы Глеб Якунин выступил тогда с заявлением, что это убийство — дело рук русских националистов. Последние отказались брать на себя вину и обвинили в убийстве Меня МОССАД (политическая разведка Израиля — прим. «Ленты.ру»). Несмотря на кажущуюся абсурдность ситуации, к этим обвинениям тогда относились серьезно — общество «Память» рассматривалось многими как организация, способная на убийства (стоит отметить, что и МОССАД для национал-патриотического движения был реальным участником российской политики того времени). Раскручивание этой линии в разношерстной прессе дало повод следствию уйти с головой в эту версию.
Судя по перечню вопросов к прихожанам отца Александра, составленному следователями группы Лещенкова, их интересовало все, что угодно, но не убийство священника. Из 49 вопросов ни один не был основан на материалах дела и только три касались преступления. Почти все они были навеяны специфическими газетными публикациями о еврейском заговоре внутри общины отца Александра, который якобы существовал для разрушения РПЦ изнутри. Вырезки из газет на эту тему собирал лично Лещенков.
Парадокс ситуации заключается в том, что многие публикации, очерняющие Меня, были инспирированы «церковным» отделом КГБ, в том числе и слух о якобы создании Менем «еврейской церкви» внутри РПЦ. В итоге следователи, словно религиозные инквизиторы, всерьез выясняли, можно ли «пребывая в православной церкви, соблюдать иудейские синагогальные обряды?» или «является ли богоизбранность евреев по рождению выражением расовой теории?», а также «каким образом относились к о. А. Меню люди, традиционно воспитанные в иудаизме?» Встречались даже такие материалы: «Известно утверждение о том, что в 1985 году было вынесено постановление Ватиканской понтификальной комиссии, согласно параграфу 12 которого "Рим призывает католиков вместе с иудеями подготовлять пришествие Мессии". Знаете ли Вы об этом постановлении и согласны ли Вы с ним?» Не прошли следователи и мимо знаменитых еще по делу Бейлиса ритуальных убийств, якобы практикуемых в талмудическом иудаизме. Конечно, с таким подходом группа Лещенкова быстрее нашла бы тех, кто распял Христа, а не убийц священника из Семхоза.
Ольга Чайковская в «Литературной газете» так описывала стиль работы новой группы следователей: «Пространные рассуждения следователей вопреки закону не содержат ни единой ссылки на листы дела, то есть никаких доказательств». Действительно, никаких подтверждений участия сионистских или антисионистских сил в убийстве священника найдено не было — налицо было затягивание следствия. Очевидный провал работы Лещенков умело камуфлировал рапортами о раскрытии других дел: «Кстати, за время работы по расследованию убийства Меня следственно-оперативной группой параллельно раскрыто 141 преступление: одно убийство, шесть тяжких телесных повреждений, три изнасилования, семьдесят три кражи личного и шестнадцать краж государственного имущества, изъято четыре единицы огнестрельного оружия», — рассказал Лещенков в интервью газете «Гласность». Стоит отметить, что за одну из перечисленных краж посадили все того же Бобкова.
С 1991 по 1994 год Лещенков успокаивал общество, что убийца вот-вот будет найден, что он «близок к раскаянию, готов явиться с повинной, но еще не решился, так как боится». Никто не пришел. Возможно, тактика затягивания следствия и сработала бы, но в Москве в октябре 1994 года убили журналиста «Московского комсомольца» Дмитрия Холодова, который по случайному совпадению был родом из Загорска. Это убийство вызвало бурю возмущения в прессе и обществе, на его волне снова начали говорить о том, что до сих пор не найдены убийцы Александра Меня. В результате президент России Борис Ельцин напрямую потребовал от министра МВД найти убийц по этим двум резонансным делам.
И снова бытовуха
В 1994 году следователь Московской областной прокуратуры Вячеслав Калинин сменил на посту главы следственной группы Ивана Лещенкова, увлекшегося сионистской версией убийства. Калинин отклонил изыскание коллеги, и 8 июля 1994 года расследование было приостановлено. Однако, как уже было сказано выше, спустить дело на тормозах не удалось, и 2 декабря 1994 года появилось заявление о том, что убийца отца Александра Меня арестован и признал свою вину. Новым убийцей священника объявили Игоря Бушнева, ранее судимого и пьющего типа — история повторилась.
По версии следствия, москвич Бушнев со своей невестой Галиной Аникейчик 8 сентября отправились в Хотьково, где проживала теща Бушнева. Они были пьяными, и к ним в электричке привязались какие-то ребята, выкинувшие Бушнева из вагона на станции Заветы Ильича (за восемь станций до Хотьково), а Галину оставили в вагоне. Бушнев дождался следующей электрички, после чего поехал к матери Аникейчик, но там жены не было. Тело Галины Аникейчик нашли на рельсах станции Семхоз в ночь с 8 на 9 сентября, она погибла, попав под электричку. Бушнев об этом не знал, переночевал у ее матери, а утром с похмелья взял топор и поехал искать обидчиков, но так как голова была мутной, сел не в ту сторону. Поняв это, на станции Семхоз он сошел и вдруг увидел человека, похожего на одного из тех, что выкинули его из электрички, после чего убил его топором.
Чтобы увидеть тогда Меня, ему пришлось бы с перрона забраться на горку и еще минут пять быстрым шагом идти по лесополосе до места убийства. Эта нестыковка следствие не волновала, мол, чего человек не сделает в состоянии аффекта.
В своем «чистосердечном признании» дважды судимый Бушнев обнаружил литературный талант: «Я совершил по ошибке непреднамеренное убийство... мой разум помутился, в ушах стоял гул, меня как будто захлестнуло волной, и я, ничего не соображая, кинулся с топором на хорошего человека, думая, что он плохой». Истоки этого высокохудожественного озарения были все те же, что и в случае с Бобковым.
Перед судом над Бушневым следователя Калинина, неожиданно заявившего, что Бушнев невиновен, сменил на посту начальник следственной группы, следователь по особо важным государственным преступлениям Московской областной прокуратуры, Михаил Белотуров. Дело Бушнева все-таки дошло до суда, хотя он не смог на следственном эксперименте указать точное место убийства, а адвокатам удалось доказать алиби Бушнева: рано утром 9 сентября он отправился из Хотьково не в Семхоз, а в Москву в поисках жены и даже занял у ее соседки денег.
5 июня 1996 года случилось то, что в российских судах трудно себе представить. Прокурор Феликс Садыков заявил: «Подсудимый Игорь Алексеевич Бушнев не виновен в совершении убийства священника Александра Меня. Прошу вынести подсудимому оправдательный приговор». Адвокаты поддержали требование прокурора и попросили суд вынести частное определение в адрес Московской областной прокуратуры. 10 июня Бушнев был оправдан.
Комитет Глубокого Бурения
Попытки снова выдать за убийцу Александра Меня случайного человека все больше убеждали друзей отца Александра и общество в причастности к преступлению КГБ. Повлияли и перемены, произошедшие в стране: подавление ГКЧП, развал СССР и негативное отношение к КГБ самого Ельцина. Тогда была образована парламентская комиссия Верховного Совета РСФСР по передаче архивов ЦК КПСС и КГБ СССР, и в нее вошел близкий друг отца Александра, священник Глеб Якунин. Это привело к тому, что ряд секретных документов спецслужб оказались в руках демократов.
Получила документальное подтверждение слежка за отцом Александром, которую начали в начале 60-х годов. Мень проходил в «церковном» отделе КГБ под псевдонимом Миссионер, за ним не только следили, но и организовывали против него травлю в прессе, через своих агентов-«журналистов». В отчетах спецслужбы Меня также называли ДОН («долговременный объект наблюдения»). Вот показательный пример из докладных записок КГБ: «По объекту ДОН Миссионер через агентуры продолжалась работа по изучению оперативной обстановки, складывающейся в связи с выступлением по ЦТ Маркуса. Агент Никитин маршрутизировался в Загорский район к Миссионеру, где провел с ним ряд бесед. По этому вопросу получена информация, заслуживающая внимания органов КГБ. Сычев».
Следили не только за Александром Менем, но и за местами сбора его товарищей, паствы и связями. Прослушивали и приглядывали за домом, приходом, посещали его публичные выступления. Все это длилось много лет, и можно предположить, что чем более популярным становился отец Александр, тем интенсивнее за ним следили.
Возможно, когда страна попала в зону турбулентности, внимание КГБ к Меню могло ослабнуть и слежка не заметила экстремистов, готовящих убийство, однако это суждение опровергается показаниями местных жителей, которые до сих пор рассказывают, как сотрудники КГБ до последнего дня следили за священником. Незадолго до убийства председатель поселкового совета Семхоза Михаил Остренок недалеко от дома Меня встретил сотрудника КГБ, который предъявил ему удостоверение и долго расспрашивал о священнике. «Его интересовало все до мельчайших деталей, до цвета кота во дворе», — рассказывает историк Олег Устинов.
Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Владимир Соловьев в интервью 5 телеканалу упомянул, что ими проверялась версия причастности спецслужб, но проверка ни к чему не привела. Неудивительно, ведь до сих пор многотомное дело на Миссионера не рассекречено, и никаких материалов о наблюдении за домом Меня КГБ не предоставило. При такой плотности и скрупулезности наблюдения все, кто был вокруг отца Александра за недели и месяцы, пока готовилось убийство, могли быть сфотографированы, записаны прослушкой и, конечно, должны были заинтересовать агентов наружного наблюдения. Убийство готовилось не один день, было тщательно спланировано и выполнено высокопрофессионально (полное отсутствие улик) — это вывод следователей МВД и Генпрокуратуры.
В итоге следствие ограничилось допросом сотрудников «церковного» отдела КГБ. К тексту их показаний был допущен только один человек — журналист Сергей Бычков. Процитируем протокол допроса от 18 мая 1992 года полковника КГБ Владимира Сычева, курировавшего Новодеревенский приход: «Мень попал в поле нашего зрения как человек, осуществлявший связь с иностранными гражданами, представителями капиталистических государств. Мень входил в контакты с иностранными гражданами, посещавшими храм, в котором служил Мень, имел с ними личные контакты. Нас интересовало содержание и характер встреч».
Сычев признается, что как минимум два агента были внедрены в окружение священника: Никитин и Фокин. Настоящих имен он не называет, допрошены эти люди не были. Если предположить, что КГБ причастно к убийству, то эти двое должны были быть включены в подготовку убийства вслепую или открыто, фиксируя перемещения священника, составляя график его дня и не привлекая внимания.
«Общественное мнение свой приговор по этому делу давно вынесло: отец Александр убит по наущению КГБ. Бессмысленно упрекать общественное мнение: по отношению к Лубянке презумпция невиновности отсутствует», — пишет на своем сайте священник Яков Кротов. Версию о причастности КГБ поддерживает и брат отца Александра Павел Мень.
О косвенном подтверждении этой версии в интервью изданию «Афиша-город» рассказал директор Института мировой культуры МГУ Вячеслав Иванов: «Я был близок со священником Александром Менем, убитым в 1990 году, по-видимому, сотрудниками КГБ — во всяком случае, мне это подтверждал в личном разговоре Бакатин, когда он стал министром на короткое время» (Иванов имеет в виду последнего председателя КГБ Вадима Бакатина — прим. «Ленты.ру»). Ни в мемуарах, ни в интервью Бакатин об этом ничего не говорил, поэтому пока не будут в полном объеме рассекречены архивы спецслужб, касающиеся церкви и диссидентов, мы не узнаем, в какой степени КГБ был причастен к убийству.
9 сентября 2000 года следствие по делу об убийстве отца Александра Меня было приостановлено. «В связи с полной исчерпанностью всех возможных следственных действий», — так официально объяснил это решение центр информации и общественных связей Генеральной прокуратуры РФ.
Алексей Сочнев
Ровно 30 лет назад, 9 сентября 1990 года, был убит один из самых известных российских священников — протоиерей Александр Мень. Его тело обнаружили неподалеку от дома, где он жил, близ платформы Семхоз Загорского района Подмосковья. Врачи констатировали смерть от потери крови после нанесенного удара по голове. Ему было 55 лет. Убийство популярного священника вызвало такой резонанс в обществе, что расследование преступления взяли под личный контроль Михаил Горбачев и Борис Ельцин. Но дело так и не раскрыли. К годовщине гибели отца Александра «Лента.ру» вспоминает обстоятельства гибели священника и основные версии убийства.
Впервые этот текст был опубликован в 2015 году и сегодня публикуется повторно
***
Мень вышел из дома утром в 6 часов 30 минут и направился к своему приходу — Сретенской церкви в Новой Деревне Пушкинского района. Тропинка, ведущая на платформу Семхоз, была почти пуста. На некотором расстоянии от отца Александра шли к платформе женщины с детьми. Преступник или преступники напали на священника в «слепой зоне» — единственном месте, где дорога изгибается и не просматривается. Александр Мень получил удар топором по голове, злоумышленники отняли у него портфель, после чего скрылись. Священник, обливаясь кровью, стал искать, как ему казалось, оброненный им портфель, а затем побрел к своему дому.
Женщины, которые шли к платформе, не видели нападения, а только заметили, что отец Александр повернул назад. Поравнявшись с ним, дети первыми заметили кровь на его лице. Женщины предложили священнику помощь, но он сказал, что справится сам. Мень дошел до забора своего дома и через некоторое время умер. Жена отца Александра Наталья Григоренко услышала стоны у калитки, вышла на улицу, увидела окровавленного мужчину, не узнала в нем мужа (на улице было туманно, а дом находится в лесополосе) и поспешила обратно в дом, чтобы позвонить в скорую помощь. Медики прибыли через 20 минут, но удар по голове, как потом установило следствие, был нанесен профессионально, и спасти отца Александра было невозможно.
В 1993 году Наталья Григоренко вспоминала: «Я услышала какие-то звуки, предсмертные хрипы, спросонья я не могла понять, что это. В окно я крикнула: "Кто тут? Что случилось?" Потом выскочила, подошла, посмотрела, было темновато, вижу, кто-то лежит на земле с другой стороны от ворот. Я не поняла, кто это, было темно, а я близорукая».
Дом Александра Меня
Соседи Меня вспоминают, что видели около его дома двух неизвестных людей поздно вечером, за день до убийства, но их спугнула патрульная милицейская машина — возможно, нападение готовилось на вечер восьмого сентября. Как пишет автор книги «Хроника нераскрытого убийства», журналист «Московского комсомольца» Сергей Бычков, следователи нашли и допросили всех, кто находился во время убийства Меня на платформе. После этого они заключили, что на ней были два молодых человека (около 30-35 лет), которых никто из местных жителей не знал. «Казалось, немедленно следовало бы изготовить фотороботы. Предполагаемых убийц видели люди — составлены их описания!» — пишет Бычков. Однако этого сделано не было. Мать местного жителя Николая Силаева (он позже попадет в число подозреваемых) рассказывала: «Люди ехали на работу в то утро. Многие видели, как эти двое сидели на скамье на платформе и пили вино».
Бытовое убийство
Следствие подгоняли со всех сторон, общество требовало ответа на вопрос «Кто поднял руку на священника?» — под таким заголовком была опубликована заметка в ТАСС. Милиция проверяла всех жителей поселка, и уже 12 сентября был арестован сосед отца Александра — бывший уголовник Геннадий Бобков. Вышестоящему начальству отрапортовали, что преступление раскрыто и убийца арестован. Бобков действительно сознался в убийстве, мотивом которого, по его первоначальным показаниям, послужило якобы то, что отец Александр когда-то жаловался на него в милицию, а портфель и топор Бобков будто бы бросил в семхозский пруд.
Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Владимир Соловьев вспоминает: «Бобков признался в убийстве под гипнозом. Все это происходило с использованием видеокамеры. Лучшие специалисты отслеживали все это». Затем предполагаемый убийца начал менять показания и рассказал совсем другую историю, согласно которой к нему за десять дней до убийства приходил «человек в черном», подговоривший убить священника, а преступление помог совершить собутыльник Бобкова Николай Силаев. «Человек в черном» в показаниях Бобкова постепенно превратился в жителя поселка Семхоз, сотрудника отдела внешних церковных сношений Московской патриархии архимандрита Иосифа (Александра Пустоутова) и его «сообщника» — старосту церкви в поселке Удельная Михаила Рогачева. «Этот черный человек мне сказал: "Ты русский или не русский?" Я сказал: "русский". Затем этот человек говорит: "Как ты думаешь, как надо убить священника, который по национальности еврей?" Ну, и Бобков говорит: "Надо подумать…"» — вспоминал показания Бобкова следователь Соловьев.
Крест на месте убийства в Семхозе
В это время водолазы изучали дно пруда, а затем пожарные трое суток осушали водоем. Еще столько же шли поиски топора и портфеля, но ничего не было найдено. На следственном эксперименте Бобков продолжил путаться, версия не склеивалась. Успех МВД и прокуратуры омрачили специалисты из КГБ РСФСР: «Проведенный анализ полученных в процессе расследования материалов, а также добытая оперативным путем информация показали, что причастность Бобкова Г.А., Силаева Н.А., Пустоутова А.П. и Рогачева М.П. к данному преступлению целенаправленно сфальсифицирована. […] Наиболее вероятной причиной, заставившей Бобкова Г.А. взять на себя вину за убийство А. Меня, является оказание на него психологического и физического воздействия со стороны одного из сотрудников милиции». Выводы чекистов были подтверждены результатами полиграфа («детектора лжи»), кроме того, результаты судебно-психиатрической экспертизы показали, что Бобков нездоров. Видеозаписи признания Бобкова и следственного эксперимента исчезли из дела. «Его после ареста избивали в СИЗО, он рассказывал, его пропускали через строй и били, пришлось признаться. Следователи обошли после убийства все дома, расспрашивали, мол, кто, по вашему мнению, мог убить? Ну и топоры забирали», — рассказывают соседи Бобкова.
В конце октября 1990 года руководитель следственной группы Анатолий Дзюба в интервью газете «Рабочая трибуна» заявил, что убийство отца Александра планировалось заранее, и выразил сомнения в причастности к преступлению Бобкова. В конце февраля 1991 года группа следователей под руководством Дзюбы была распущена, а сам Дзюба уволился из прокуратуры.
Портфель с компроматом
Кроме бытовой версии убийства, разрабатывались еще четыре. Согласно первой, преступление было совершено на великодержавной националистической почве. Вторая предполагала участие в нем просионистских элементов, совершивших его с целью создания общественного мнения о серьезных проявлениях антисемитизма в СССР. Третья заключалась в том, что убийство священника было выгодно идейным противникам Меня в общественно-религиозной деятельности. Наконец, подозревали, что преступление совершили фанатики с экстремистскими наклонностями или психическими заболеваниями.
Версию о причастности к убийству идейных противников Меня в церковной среде обсуждали с подачи газеты «Аргументы и факты». Осенью 1991 года газета писала: «Незадолго до гибели отец Александр Мень получил материалы, компрометирующие высшее церковное, партийно-государственное и чекистское руководство. Эти документы находились в портфеле Меня, бесследно исчезнувшем после имевшего трагические последствия нападения двоих неизвестных». Об этом газете якобы рассказал бывший сотрудник «церковного» отдела КГБ, попросивший не называть его имени. По его данным, «гибель отца Александра, как и последующие убийства двух священников, друзей Меня, — дело рук спецслужб, выполнявших заказ заинтересованных лиц». Следователи проверяли эту версию, но никаких серьезных доказательств не обнаружили. Родственники отца Александра также считают ее маловероятной и не верят в то, что у него был какой-то компромат, поскольку он резко отрицательно относился к таким вещам, а знакомым священникам советовал не использовать подобные материалы, а сжигать.
Заговор
Руководителем новой следственной группы назначили следователя по особо важным государственным преступлениям Московской областной прокуратуры Ивана Лещенкова. Он подошел к делу более творчески, чем предшественник, и начал разрабатывать сионистскую и антисионистскую версии убийства. Причиной для этого стали провокационные письма анонимов, сумасшедших, и, прежде всего, заявления лидера национально-патриотического фронта «Память» Дмитрия Васильева. Он открыто заявлял, что Александр Мень — еретик и что как проповедник он «приносит не только вред, но и очень опасен».
Как рассказывает историк из Сергиева Посада Олег Устинов, представители «Памяти» приезжали выяснять отношения на приход к Александру Меню. В свою очередь священник, депутат Госдумы Глеб Якунин выступил тогда с заявлением, что это убийство — дело рук русских националистов. Последние отказались брать на себя вину и обвинили в убийстве Меня МОССАД (политическая разведка Израиля — прим. «Ленты.ру»). Несмотря на кажущуюся абсурдность ситуации, к этим обвинениям тогда относились серьезно — общество «Память» рассматривалось многими как организация, способная на убийства (стоит отметить, что и МОССАД для национал-патриотического движения был реальным участником российской политики того времени). Раскручивание этой линии в разношерстной прессе дало повод следствию уйти с головой в эту версию.
Судя по перечню вопросов к прихожанам отца Александра, составленному следователями группы Лещенкова, их интересовало все, что угодно, но не убийство священника. Из 49 вопросов ни один не был основан на материалах дела и только три касались преступления. Почти все они были навеяны специфическими газетными публикациями о еврейском заговоре внутри общины отца Александра, который якобы существовал для разрушения РПЦ изнутри. Вырезки из газет на эту тему собирал лично Лещенков.
Парадокс ситуации заключается в том, что многие публикации, очерняющие Меня, были инспирированы «церковным» отделом КГБ, в том числе и слух о якобы создании Менем «еврейской церкви» внутри РПЦ. В итоге следователи, словно религиозные инквизиторы, всерьез выясняли, можно ли «пребывая в православной церкви, соблюдать иудейские синагогальные обряды?» или «является ли богоизбранность евреев по рождению выражением расовой теории?», а также «каким образом относились к о. А. Меню люди, традиционно воспитанные в иудаизме?» Встречались даже такие материалы: «Известно утверждение о том, что в 1985 году было вынесено постановление Ватиканской понтификальной комиссии, согласно параграфу 12 которого "Рим призывает католиков вместе с иудеями подготовлять пришествие Мессии". Знаете ли Вы об этом постановлении и согласны ли Вы с ним?» Не прошли следователи и мимо знаменитых еще по делу Бейлиса ритуальных убийств, якобы практикуемых в талмудическом иудаизме. Конечно, с таким подходом группа Лещенкова быстрее нашла бы тех, кто распял Христа, а не убийц священника из Семхоза.
Ольга Чайковская в «Литературной газете» так описывала стиль работы новой группы следователей: «Пространные рассуждения следователей вопреки закону не содержат ни единой ссылки на листы дела, то есть никаких доказательств». Действительно, никаких подтверждений участия сионистских или антисионистских сил в убийстве священника найдено не было — налицо было затягивание следствия. Очевидный провал работы Лещенков умело камуфлировал рапортами о раскрытии других дел: «Кстати, за время работы по расследованию убийства Меня следственно-оперативной группой параллельно раскрыто 141 преступление: одно убийство, шесть тяжких телесных повреждений, три изнасилования, семьдесят три кражи личного и шестнадцать краж государственного имущества, изъято четыре единицы огнестрельного оружия», — рассказал Лещенков в интервью газете «Гласность». Стоит отметить, что за одну из перечисленных краж посадили все того же Бобкова.
С 1991 по 1994 год Лещенков успокаивал общество, что убийца вот-вот будет найден, что он «близок к раскаянию, готов явиться с повинной, но еще не решился, так как боится». Никто не пришел. Возможно, тактика затягивания следствия и сработала бы, но в Москве в октябре 1994 года убили журналиста «Московского комсомольца» Дмитрия Холодова, который по случайному совпадению был родом из Загорска. Это убийство вызвало бурю возмущения в прессе и обществе, на его волне снова начали говорить о том, что до сих пор не найдены убийцы Александра Меня. В результате президент России Борис Ельцин напрямую потребовал от министра МВД найти убийц по этим двум резонансным делам.
И снова бытовуха
В 1994 году следователь Московской областной прокуратуры Вячеслав Калинин сменил на посту главы следственной группы Ивана Лещенкова, увлекшегося сионистской версией убийства. Калинин отклонил изыскание коллеги, и 8 июля 1994 года расследование было приостановлено. Однако, как уже было сказано выше, спустить дело на тормозах не удалось, и 2 декабря 1994 года появилось заявление о том, что убийца отца Александра Меня арестован и признал свою вину. Новым убийцей священника объявили Игоря Бушнева, ранее судимого и пьющего типа — история повторилась.
По версии следствия, москвич Бушнев со своей невестой Галиной Аникейчик 8 сентября отправились в Хотьково, где проживала теща Бушнева. Они были пьяными, и к ним в электричке привязались какие-то ребята, выкинувшие Бушнева из вагона на станции Заветы Ильича (за восемь станций до Хотьково), а Галину оставили в вагоне. Бушнев дождался следующей электрички, после чего поехал к матери Аникейчик, но там жены не было. Тело Галины Аникейчик нашли на рельсах станции Семхоз в ночь с 8 на 9 сентября, она погибла, попав под электричку. Бушнев об этом не знал, переночевал у ее матери, а утром с похмелья взял топор и поехал искать обидчиков, но так как голова была мутной, сел не в ту сторону. Поняв это, на станции Семхоз он сошел и вдруг увидел человека, похожего на одного из тех, что выкинули его из электрички, после чего убил его топором.
Чтобы увидеть тогда Меня, ему пришлось бы с перрона забраться на горку и еще минут пять быстрым шагом идти по лесополосе до места убийства. Эта нестыковка следствие не волновала, мол, чего человек не сделает в состоянии аффекта.
В своем «чистосердечном признании» дважды судимый Бушнев обнаружил литературный талант: «Я совершил по ошибке непреднамеренное убийство... мой разум помутился, в ушах стоял гул, меня как будто захлестнуло волной, и я, ничего не соображая, кинулся с топором на хорошего человека, думая, что он плохой». Истоки этого высокохудожественного озарения были все те же, что и в случае с Бобковым.
Перед судом над Бушневым следователя Калинина, неожиданно заявившего, что Бушнев невиновен, сменил на посту начальник следственной группы, следователь по особо важным государственным преступлениям Московской областной прокуратуры, Михаил Белотуров. Дело Бушнева все-таки дошло до суда, хотя он не смог на следственном эксперименте указать точное место убийства, а адвокатам удалось доказать алиби Бушнева: рано утром 9 сентября он отправился из Хотьково не в Семхоз, а в Москву в поисках жены и даже занял у ее соседки денег.
5 июня 1996 года случилось то, что в российских судах трудно себе представить. Прокурор Феликс Садыков заявил: «Подсудимый Игорь Алексеевич Бушнев не виновен в совершении убийства священника Александра Меня. Прошу вынести подсудимому оправдательный приговор». Адвокаты поддержали требование прокурора и попросили суд вынести частное определение в адрес Московской областной прокуратуры. 10 июня Бушнев был оправдан.
Комитет Глубокого Бурения
Попытки снова выдать за убийцу Александра Меня случайного человека все больше убеждали друзей отца Александра и общество в причастности к преступлению КГБ. Повлияли и перемены, произошедшие в стране: подавление ГКЧП, развал СССР и негативное отношение к КГБ самого Ельцина. Тогда была образована парламентская комиссия Верховного Совета РСФСР по передаче архивов ЦК КПСС и КГБ СССР, и в нее вошел близкий друг отца Александра, священник Глеб Якунин. Это привело к тому, что ряд секретных документов спецслужб оказались в руках демократов.
Получила документальное подтверждение слежка за отцом Александром, которую начали в начале 60-х годов. Мень проходил в «церковном» отделе КГБ под псевдонимом Миссионер, за ним не только следили, но и организовывали против него травлю в прессе, через своих агентов-«журналистов». В отчетах спецслужбы Меня также называли ДОН («долговременный объект наблюдения»). Вот показательный пример из докладных записок КГБ: «По объекту ДОН Миссионер через агентуры продолжалась работа по изучению оперативной обстановки, складывающейся в связи с выступлением по ЦТ Маркуса. Агент Никитин маршрутизировался в Загорский район к Миссионеру, где провел с ним ряд бесед. По этому вопросу получена информация, заслуживающая внимания органов КГБ. Сычев».
Следили не только за Александром Менем, но и за местами сбора его товарищей, паствы и связями. Прослушивали и приглядывали за домом, приходом, посещали его публичные выступления. Все это длилось много лет, и можно предположить, что чем более популярным становился отец Александр, тем интенсивнее за ним следили.
Возможно, когда страна попала в зону турбулентности, внимание КГБ к Меню могло ослабнуть и слежка не заметила экстремистов, готовящих убийство, однако это суждение опровергается показаниями местных жителей, которые до сих пор рассказывают, как сотрудники КГБ до последнего дня следили за священником. Незадолго до убийства председатель поселкового совета Семхоза Михаил Остренок недалеко от дома Меня встретил сотрудника КГБ, который предъявил ему удостоверение и долго расспрашивал о священнике. «Его интересовало все до мельчайших деталей, до цвета кота во дворе», — рассказывает историк Олег Устинов.
Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры РФ Владимир Соловьев в интервью 5 телеканалу упомянул, что ими проверялась версия причастности спецслужб, но проверка ни к чему не привела. Неудивительно, ведь до сих пор многотомное дело на Миссионера не рассекречено, и никаких материалов о наблюдении за домом Меня КГБ не предоставило. При такой плотности и скрупулезности наблюдения все, кто был вокруг отца Александра за недели и месяцы, пока готовилось убийство, могли быть сфотографированы, записаны прослушкой и, конечно, должны были заинтересовать агентов наружного наблюдения. Убийство готовилось не один день, было тщательно спланировано и выполнено высокопрофессионально (полное отсутствие улик) — это вывод следователей МВД и Генпрокуратуры.
В итоге следствие ограничилось допросом сотрудников «церковного» отдела КГБ. К тексту их показаний был допущен только один человек — журналист Сергей Бычков. Процитируем протокол допроса от 18 мая 1992 года полковника КГБ Владимира Сычева, курировавшего Новодеревенский приход: «Мень попал в поле нашего зрения как человек, осуществлявший связь с иностранными гражданами, представителями капиталистических государств. Мень входил в контакты с иностранными гражданами, посещавшими храм, в котором служил Мень, имел с ними личные контакты. Нас интересовало содержание и характер встреч».
Сычев признается, что как минимум два агента были внедрены в окружение священника: Никитин и Фокин. Настоящих имен он не называет, допрошены эти люди не были. Если предположить, что КГБ причастно к убийству, то эти двое должны были быть включены в подготовку убийства вслепую или открыто, фиксируя перемещения священника, составляя график его дня и не привлекая внимания.
«Общественное мнение свой приговор по этому делу давно вынесло: отец Александр убит по наущению КГБ. Бессмысленно упрекать общественное мнение: по отношению к Лубянке презумпция невиновности отсутствует», — пишет на своем сайте священник Яков Кротов. Версию о причастности КГБ поддерживает и брат отца Александра Павел Мень.
О косвенном подтверждении этой версии в интервью изданию «Афиша-город» рассказал директор Института мировой культуры МГУ Вячеслав Иванов: «Я был близок со священником Александром Менем, убитым в 1990 году, по-видимому, сотрудниками КГБ — во всяком случае, мне это подтверждал в личном разговоре Бакатин, когда он стал министром на короткое время» (Иванов имеет в виду последнего председателя КГБ Вадима Бакатина — прим. «Ленты.ру»). Ни в мемуарах, ни в интервью Бакатин об этом ничего не говорил, поэтому пока не будут в полном объеме рассекречены архивы спецслужб, касающиеся церкви и диссидентов, мы не узнаем, в какой степени КГБ был причастен к убийству.
9 сентября 2000 года следствие по делу об убийстве отца Александра Меня было приостановлено. «В связи с полной исчерпанностью всех возможных следственных действий», — так официально объяснил это решение центр информации и общественных связей Генеральной прокуратуры РФ.
Алексей Сочнев
Источник: hollivizor.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]