Владислав Иноземцев: «Россия не существовала вне имперского состояния»
---
Все знают, что Россия была и, вероятно, остается империей, но что это, собственно, означает и имеется ли научный смысл у данного слова? Осенью этого года в издательстве «Альпина Паблишер» выйдет книга историка Александра Абалова и экономиста Владислава Иноземцева «Нескончаемая империя: Россия в поисках себя», где этот вопрос будет подвергнут всестороннему анализу и показан весь генезис и нынешнее состояние российской имперскости. О важнейших идеях книги, о том, что означает термин «империя» и может ли Россия утратить имперскость, «Инвест-Форсайт» беседует с одним из авторов книги, доктором экономических наук, директором Центра исследований постиндустриального общества Владиславом Иноземцевым.
Виталий Белоусов / РИА Новости
Определяя империю
— В своем предисловии к книге вы сразу вводите понятие «имперскость». Значит ли это, что, еще приступая к своему исследованию, вы считали его значимым и методически корректным понятием?
— Не совсем так. Понятие «имперскость» я ввожу не «сразу», а после формулирования понятий империи и империализма. Если постараться быть кратким, я бы сказал, что под имперскостью я понимаю особенное качество политической структуры, которая может сложиться в империи, а может и нет.
В европейских империях отношение к колониям и доминионам не определяло политических структур метрополии, которые в большинстве своем развивались по своей внутренней логике. В тех же Британии или Германии экономическое и политическое развитие самих этих стран в XIX или начале ХХ века очень незначительно определялось динамикой событий в колониях. В России, где пространственная отделенность колоний и метрополии была значительно менее выраженной, чем в европейских империях, система управления была более жесткой и авторитарной, чем в Европе. В определенной мере «отрабатываясь» на колониях, она использовалась и применительно ко всему государству. Иначе говоря, не колонии начинали управляться как просвещенная метрополия, а метрополия превращалась в нечто подобное колонии по отношению к ней суверена.
В литературе существует довольно странное и, на мой взгляд, бессмысленное понятие «внутренней колонизации», но в данном случае речь идет о чем-то подобном: о перенесении на всю страну «колониального» отношения к территориям и их жителям. Российская имперскость — специфическая черта, отражающая «инфицированность» всего государства стандартами управления, традиционными для периферии.
— Итак, что же такое империя?
— Особый тип государства, состоящий из исконной территории, занимаемой тем или иным этносом (под «исконным» я имею в виду не более чем факт проживания представителей данного этноса на некоей территории до начала осуществления им пространственной экспансии вне зависимости от того, сколь долго он ее занимает), и колоний или зависимых территорий, которые изначально были заселены другими народами.
Колониями я называю те области, в которых колонизаторам удается сформировать либо устойчивое этническое большинство, либо «разбавить» местные народы так, что они в итоге превращаются в меньшинство; распространить свою религию и насадить сходные с метрополией формы управления. Зависимыми территориями я считаю те, в которых выходцы из метрополии составляют явное меньшинство, а местные верования и социальные практики остаются весьма распространенными. Относительно условно можно считать, что экспансия Англии и Франции в Северную Америку или России за Урал создавали колонии, а европейские захваты в Африке и Азии, как и российская оккупация Северного Кавказа и Средней Азии, — зависимые территории. Империи могут состоять из колоний и зависимых территорий в разных пропорциях, но отношения доминирования и подчиненности между этносами центра и периферии составляют важную характерную черту любой империи.
— Когда, по вашему мнению, о российском государстве стало можно говорить как об империи?
— С самого его возникновения. Однако этот тезис требует пояснения, которое является чуть ли не основным содержанием книги. Российское государство, на мой взгляд, появилось приблизительно тогда, когда стал использоваться сам термин «Россия» — то есть с первой половины XVII века. Оно отличается как от Руси (совокупности княжеств, заселенных славянами и управлявшимися представителями династии Рюриковичей), так и от Московии (централизованного государства, возникшего в ходе противостояния восточных русских земель Золотой Орде).
Россия в ее границах середины XVII века представляла продукт завоевательных усилий Московии — с одной стороны, ее продвижения на Восток и колонизации зауральских пространств; с другой стороны, присоединения ряда территорий, издревле входивших в состав Руси: от Новгорода до левобережной Украины. Россия, таким образом, представляла собой Московскую империю — империю, созданную великими князьями Московскими, превратившимися в самодержцев. Таким образом, Россия никогда не существовала вне имперского состояния, что и наложило на нее совершенно особенную печать имперскости.
— Имеется ли научный смысл у понятия «империализм»?
— Имеется. Я могу показаться банальным, но этот термин неплохо отражал сущность политики европейских держав в XIX и первой половине ХХ века. Империализм — это политика строительства империй с помощью грубой силы с целью создания прочных и устойчивых во времени имперских структур. Последние акты империалистической политики — это поведение Германии, Японии и СССР в годы Второй мировой войны, когда эти страны пытались обрести новые колониальные владения: Япония — в Азии, Германия — в Восточной Европе, Советский Союз — в Прибалтике. С середины ХХ века я не отмечаю примеров империализма.
Как устроена империя
— В вашем анализе имперскости важнейшими понятиями являются «центр» и «периферия». Но что такое «центр» применительно к России? Просто «столица»?
— Это хороший вопрос. Проблема российской/cоветской империи состояла в ряде прочего в том, что границы центра, или метрополии, были очень размыты. Относительно условно «центром» империи я бы назвал территории, которые находились в составе Великого княжества Московского по состоянию на середину XV века: от западных границ современной России, от Карелии до Брянской области, Курска и Рязани на юге, далее по верхнему течению Волги, Камы и до Уральских гор. Дальнейшая экспансия расширила эту территорию на современные Украину и Беларусь на западе и вплоть до Тихого океана на востоке. Это государство я называю Россией, или Московской империей. В середине XVIII века оно начало новую волну экспансии, захватив территории от Польши и Финляндии до Закавказья и Средней Азии. Это была уже Российская империя — империя, созданная Россией, а не Московией. По сути, Российская империя представляла собой матрешку — империю, созданную другой империей, чего в мировой практике никогда не встречалось. Это усложняет определение «центра» — но, учитывая долгие процессы имперского развития, я назвал бы таковым на сегодня территорию современной европейской России за исключением республик Северного Кавказа.
— Оценивая современное поведение России на международной арене, вы отметили, что оно напоминает скорее поведение империи, чем национального государства. В чем это выражается?
— Прежде всего в «зацикленности» на проблеме территорий. Мы прекрасно видели на протяжении последних двухсот лет, что империи исторически обречены: они не могут не распасться. Советский Союз был самой «задержавшейся» на исторической арене империей. Любая постимперская нация после распада империи стремится найти собственную идентичность — и, как правило, ее находит. Попытка России сделать то же самое очевидно не увенчалась успехом. Страна попыталась самоопределиться в новом для себя облике федерации в 1992 году — но уже через полтора года приняла супердиктаторскую конституцию, фактически ликвидировав Федеративный договор, затем начала войну с Чечней, данный договор никогда не подписывавшей, потом увлеклась созданием самодержавных вертикалей власти, а затем начала отвоевывать у соседей (Грузии, Украины, Молдовы) территории и рассказывать о том, что слишком много сделала «подарков» соседям.
Национальное государство сосредоточено на своем развитии и на повышении благосостояния и успешности народа; империя — на принесении народа в жертву амбициям расширения и упрочения самодержавия. Собственно, это главная проблема. Вмешательства России в Сирии, Ливии, Венесуэле и т.д. , которые часто связываются с имперскими замашками, я не считаю имперскими проявлениями — многие национальные государства, в том числе федеративные, республиканские и демократические, занимаются сегодня почти тем же самым.
Ещё одним моментом, который также говорит в пользу России как империи, является ее экономическая организация. В России метрополия ориентирована на извлечение колониальной дани с периферии — этим мы похожи на Испанию и Португалию XVII–XVIII веков. В национальных государствах сложно увидеть настолько бесправные территории и настолько масштабное перераспределение финансов и ресурсов через централизованные фонды и институты.
Все это, подчеркну, является дополняющим моментом, характеризующим российскую империю наших дней — главным моментом я считаю сугубо имперское стремление к территориальной экспансии, отрицание естественности существующих границ и формирование абсолютистской самодержавной вертикали управления.
— На вашей понятийной шкале, где различаются понятия «империя» и «национальное государство», чем являются США?
— Соединенные Штаты являются национальным государством. Единственным имперским моментом в их истории был период их территориального расширения со времен Американской революции и до обретения ими нынешних границ. Но даже в этот период сложно говорить о США как об империи, так как вытеснение и уничтожение аборигенов не предполагало их подчинения и включения в «империю» как периферийного субъекта. Речь шла о колонизации, расширении территории, но это не было строительством империи, так как не возникало отношений доминирования центра над периферией. Страна изначально строилась как система самоуправляемых территорий, в которой новые относились к федеральному центру так же, как и штаты-основатели страны. Федерация (а США сегодня безусловно являются [и всегда были] федеративным государством) «по определению» не может являться империей. Так что вопроса тут по сути и нет.
При этом многие авторы, включая самих американцев, говорят об Америке как империи в связи с ее внешней политикой — эти разговоры пошли еще с рубежа XIX и XX веков в связи с захватом Кубы и Филиппин, экспериментами с Панамским каналом и т.д. С некоторой долей условности можно говорить о том, что в тот период США были империей (хотя и в данном случае это не очень очевидное утверждение, так как в большинстве империй метрополия представляет собой не слишком большую часть имперского целого) — однако после обретения этими странами независимости вопрос вообще снят с повестки дня. Войны, которые вели США в ХХ и XXI веках — от Второй мировой до войн в Афганистане и Ираке, — не сопровождались присоединением территорий или образованием доминионов. Я бы даже сказал, отношение американцев к внешней политике сегодня глубоко антиимперское — мысли о продолжительном вмешательстве в чужие дела в других регионах мира вызывают у избирателей единодушное отторжение.
Быть империей — это навсегда
— Каковы, по вашему мнению, важнейшие социальные механизмы, которые воспроизводят российское государство именно в форме империи?
— Я думаю, для такого воспроизводства есть глубокие исторические основания. Ещё раз повторю: все империи, которые формировались и распадались в течение последних пятисот лет, создавались национальными государствами. Те как бы надевали на себя пышные одежды, которые можно было снять и жить дальше. К тому же все они распадались к ХХ веку уже не один раз. Посмотрите на карту мира 1828 года: она девственно чиста в смысле европейских владений. Колонии в Америках уже потеряны, а Азии, Африке и Океании — еще не захвачены. «Шубу» сняли, потом надели «пальто». Потом в 1960-е сняли «пальто», остались в «костюме». Это нормальный для европейцев ход истории.
А Россия развивалась как империя с самого начала; она сейчас не без пальто, а фактически голая. К тому же Москва не понимает, почему постсоветский раскол произошел именно по этим границам. Она отступила к рубежам времен Алексея Михайловича, но все равно неясно, окончательный ли это распад — ведь границы «метрополии», «центра» все равно не определены. Внутри страны — и сибирские колонии, и когда-то оккупированные и незаселенные русскими территории Северного Кавказа.
Россия не умеет быть не-империей, не умеет управляться без самодержавия, не умеет даже выживать без бесправного податного сословия и колониальных богатств, поступающих из-за Урала, будь то пушнина, золото или нефть. Россия сегодня очень напугана и вместо того, чтобы искать нормальные формы самоуправления и сосуществования с другими странами, она лишь пытается воссоздать имперские символы и структуры. В этом ее большая беда. Она — осколок прошлого в оправе чуждого ей мира, перефразируя слова Марка Блока о Венеции как осколке Византии.
— Видите ли вы направления эволюции российской имперскости в настоящее время?
— На самом деле не вижу. Владимир Путин — вполне типичный имперец, он не собирается ослаблять свою хватку. Напротив, именно он во многом воссоздал нынешнюю систему. При Борисе Ельцине возрождение империи было во многом гротескным и иллюзорным: перезахоронение Романовых; болтовня про Севастополь как русский город; война в Чечне, закончившаяся ее de facto отделением. При Путине имперский ренессанс стал национальной идеей. От гимна, мелодия которого напоминает, что Русь когда-то кого-то сплотила, до полного искоренения экономического и политического федерализма. Правда, при этом Москва платит дань Чечне, как когда-то платила Крыму, ну да это мелочи, вишенка на торте. А в остальном — чистая имперская политика, с захватами территории в Крыму и на Донбассе, вассальными осетинскими и абхазскими князьками, генерал-губернаторами из числа фаворитов-придворных за Уралом — просто здравствуй, XIX век! Поэтому тут скорее надо говорить об инволюции, а не эволюции: терминологически так явно будет правильнее…
Беседовал Константин Фрумкин
Виталий Белоусов / РИА НовостиОпределяя империю
— В своем предисловии к книге вы сразу вводите понятие «имперскость». Значит ли это, что, еще приступая к своему исследованию, вы считали его значимым и методически корректным понятием?
— Не совсем так. Понятие «имперскость» я ввожу не «сразу», а после формулирования понятий империи и империализма. Если постараться быть кратким, я бы сказал, что под имперскостью я понимаю особенное качество политической структуры, которая может сложиться в империи, а может и нет.
В европейских империях отношение к колониям и доминионам не определяло политических структур метрополии, которые в большинстве своем развивались по своей внутренней логике. В тех же Британии или Германии экономическое и политическое развитие самих этих стран в XIX или начале ХХ века очень незначительно определялось динамикой событий в колониях. В России, где пространственная отделенность колоний и метрополии была значительно менее выраженной, чем в европейских империях, система управления была более жесткой и авторитарной, чем в Европе. В определенной мере «отрабатываясь» на колониях, она использовалась и применительно ко всему государству. Иначе говоря, не колонии начинали управляться как просвещенная метрополия, а метрополия превращалась в нечто подобное колонии по отношению к ней суверена.
В литературе существует довольно странное и, на мой взгляд, бессмысленное понятие «внутренней колонизации», но в данном случае речь идет о чем-то подобном: о перенесении на всю страну «колониального» отношения к территориям и их жителям. Российская имперскость — специфическая черта, отражающая «инфицированность» всего государства стандартами управления, традиционными для периферии.
— Итак, что же такое империя?
— Особый тип государства, состоящий из исконной территории, занимаемой тем или иным этносом (под «исконным» я имею в виду не более чем факт проживания представителей данного этноса на некоей территории до начала осуществления им пространственной экспансии вне зависимости от того, сколь долго он ее занимает), и колоний или зависимых территорий, которые изначально были заселены другими народами.
Колониями я называю те области, в которых колонизаторам удается сформировать либо устойчивое этническое большинство, либо «разбавить» местные народы так, что они в итоге превращаются в меньшинство; распространить свою религию и насадить сходные с метрополией формы управления. Зависимыми территориями я считаю те, в которых выходцы из метрополии составляют явное меньшинство, а местные верования и социальные практики остаются весьма распространенными. Относительно условно можно считать, что экспансия Англии и Франции в Северную Америку или России за Урал создавали колонии, а европейские захваты в Африке и Азии, как и российская оккупация Северного Кавказа и Средней Азии, — зависимые территории. Империи могут состоять из колоний и зависимых территорий в разных пропорциях, но отношения доминирования и подчиненности между этносами центра и периферии составляют важную характерную черту любой империи.
— Когда, по вашему мнению, о российском государстве стало можно говорить как об империи?
— С самого его возникновения. Однако этот тезис требует пояснения, которое является чуть ли не основным содержанием книги. Российское государство, на мой взгляд, появилось приблизительно тогда, когда стал использоваться сам термин «Россия» — то есть с первой половины XVII века. Оно отличается как от Руси (совокупности княжеств, заселенных славянами и управлявшимися представителями династии Рюриковичей), так и от Московии (централизованного государства, возникшего в ходе противостояния восточных русских земель Золотой Орде).
Россия в ее границах середины XVII века представляла продукт завоевательных усилий Московии — с одной стороны, ее продвижения на Восток и колонизации зауральских пространств; с другой стороны, присоединения ряда территорий, издревле входивших в состав Руси: от Новгорода до левобережной Украины. Россия, таким образом, представляла собой Московскую империю — империю, созданную великими князьями Московскими, превратившимися в самодержцев. Таким образом, Россия никогда не существовала вне имперского состояния, что и наложило на нее совершенно особенную печать имперскости.
— Имеется ли научный смысл у понятия «империализм»?
— Имеется. Я могу показаться банальным, но этот термин неплохо отражал сущность политики европейских держав в XIX и первой половине ХХ века. Империализм — это политика строительства империй с помощью грубой силы с целью создания прочных и устойчивых во времени имперских структур. Последние акты империалистической политики — это поведение Германии, Японии и СССР в годы Второй мировой войны, когда эти страны пытались обрести новые колониальные владения: Япония — в Азии, Германия — в Восточной Европе, Советский Союз — в Прибалтике. С середины ХХ века я не отмечаю примеров империализма.
Как устроена империя
— В вашем анализе имперскости важнейшими понятиями являются «центр» и «периферия». Но что такое «центр» применительно к России? Просто «столица»?
— Это хороший вопрос. Проблема российской/cоветской империи состояла в ряде прочего в том, что границы центра, или метрополии, были очень размыты. Относительно условно «центром» империи я бы назвал территории, которые находились в составе Великого княжества Московского по состоянию на середину XV века: от западных границ современной России, от Карелии до Брянской области, Курска и Рязани на юге, далее по верхнему течению Волги, Камы и до Уральских гор. Дальнейшая экспансия расширила эту территорию на современные Украину и Беларусь на западе и вплоть до Тихого океана на востоке. Это государство я называю Россией, или Московской империей. В середине XVIII века оно начало новую волну экспансии, захватив территории от Польши и Финляндии до Закавказья и Средней Азии. Это была уже Российская империя — империя, созданная Россией, а не Московией. По сути, Российская империя представляла собой матрешку — империю, созданную другой империей, чего в мировой практике никогда не встречалось. Это усложняет определение «центра» — но, учитывая долгие процессы имперского развития, я назвал бы таковым на сегодня территорию современной европейской России за исключением республик Северного Кавказа.
— Оценивая современное поведение России на международной арене, вы отметили, что оно напоминает скорее поведение империи, чем национального государства. В чем это выражается?
— Прежде всего в «зацикленности» на проблеме территорий. Мы прекрасно видели на протяжении последних двухсот лет, что империи исторически обречены: они не могут не распасться. Советский Союз был самой «задержавшейся» на исторической арене империей. Любая постимперская нация после распада империи стремится найти собственную идентичность — и, как правило, ее находит. Попытка России сделать то же самое очевидно не увенчалась успехом. Страна попыталась самоопределиться в новом для себя облике федерации в 1992 году — но уже через полтора года приняла супердиктаторскую конституцию, фактически ликвидировав Федеративный договор, затем начала войну с Чечней, данный договор никогда не подписывавшей, потом увлеклась созданием самодержавных вертикалей власти, а затем начала отвоевывать у соседей (Грузии, Украины, Молдовы) территории и рассказывать о том, что слишком много сделала «подарков» соседям.
Национальное государство сосредоточено на своем развитии и на повышении благосостояния и успешности народа; империя — на принесении народа в жертву амбициям расширения и упрочения самодержавия. Собственно, это главная проблема. Вмешательства России в Сирии, Ливии, Венесуэле и т.д. , которые часто связываются с имперскими замашками, я не считаю имперскими проявлениями — многие национальные государства, в том числе федеративные, республиканские и демократические, занимаются сегодня почти тем же самым.
Ещё одним моментом, который также говорит в пользу России как империи, является ее экономическая организация. В России метрополия ориентирована на извлечение колониальной дани с периферии — этим мы похожи на Испанию и Португалию XVII–XVIII веков. В национальных государствах сложно увидеть настолько бесправные территории и настолько масштабное перераспределение финансов и ресурсов через централизованные фонды и институты.
Все это, подчеркну, является дополняющим моментом, характеризующим российскую империю наших дней — главным моментом я считаю сугубо имперское стремление к территориальной экспансии, отрицание естественности существующих границ и формирование абсолютистской самодержавной вертикали управления.
— На вашей понятийной шкале, где различаются понятия «империя» и «национальное государство», чем являются США?
— Соединенные Штаты являются национальным государством. Единственным имперским моментом в их истории был период их территориального расширения со времен Американской революции и до обретения ими нынешних границ. Но даже в этот период сложно говорить о США как об империи, так как вытеснение и уничтожение аборигенов не предполагало их подчинения и включения в «империю» как периферийного субъекта. Речь шла о колонизации, расширении территории, но это не было строительством империи, так как не возникало отношений доминирования центра над периферией. Страна изначально строилась как система самоуправляемых территорий, в которой новые относились к федеральному центру так же, как и штаты-основатели страны. Федерация (а США сегодня безусловно являются [и всегда были] федеративным государством) «по определению» не может являться империей. Так что вопроса тут по сути и нет.
При этом многие авторы, включая самих американцев, говорят об Америке как империи в связи с ее внешней политикой — эти разговоры пошли еще с рубежа XIX и XX веков в связи с захватом Кубы и Филиппин, экспериментами с Панамским каналом и т.д. С некоторой долей условности можно говорить о том, что в тот период США были империей (хотя и в данном случае это не очень очевидное утверждение, так как в большинстве империй метрополия представляет собой не слишком большую часть имперского целого) — однако после обретения этими странами независимости вопрос вообще снят с повестки дня. Войны, которые вели США в ХХ и XXI веках — от Второй мировой до войн в Афганистане и Ираке, — не сопровождались присоединением территорий или образованием доминионов. Я бы даже сказал, отношение американцев к внешней политике сегодня глубоко антиимперское — мысли о продолжительном вмешательстве в чужие дела в других регионах мира вызывают у избирателей единодушное отторжение.
Быть империей — это навсегда
— Каковы, по вашему мнению, важнейшие социальные механизмы, которые воспроизводят российское государство именно в форме империи?
— Я думаю, для такого воспроизводства есть глубокие исторические основания. Ещё раз повторю: все империи, которые формировались и распадались в течение последних пятисот лет, создавались национальными государствами. Те как бы надевали на себя пышные одежды, которые можно было снять и жить дальше. К тому же все они распадались к ХХ веку уже не один раз. Посмотрите на карту мира 1828 года: она девственно чиста в смысле европейских владений. Колонии в Америках уже потеряны, а Азии, Африке и Океании — еще не захвачены. «Шубу» сняли, потом надели «пальто». Потом в 1960-е сняли «пальто», остались в «костюме». Это нормальный для европейцев ход истории.
А Россия развивалась как империя с самого начала; она сейчас не без пальто, а фактически голая. К тому же Москва не понимает, почему постсоветский раскол произошел именно по этим границам. Она отступила к рубежам времен Алексея Михайловича, но все равно неясно, окончательный ли это распад — ведь границы «метрополии», «центра» все равно не определены. Внутри страны — и сибирские колонии, и когда-то оккупированные и незаселенные русскими территории Северного Кавказа.
Россия не умеет быть не-империей, не умеет управляться без самодержавия, не умеет даже выживать без бесправного податного сословия и колониальных богатств, поступающих из-за Урала, будь то пушнина, золото или нефть. Россия сегодня очень напугана и вместо того, чтобы искать нормальные формы самоуправления и сосуществования с другими странами, она лишь пытается воссоздать имперские символы и структуры. В этом ее большая беда. Она — осколок прошлого в оправе чуждого ей мира, перефразируя слова Марка Блока о Венеции как осколке Византии.
— Видите ли вы направления эволюции российской имперскости в настоящее время?
— На самом деле не вижу. Владимир Путин — вполне типичный имперец, он не собирается ослаблять свою хватку. Напротив, именно он во многом воссоздал нынешнюю систему. При Борисе Ельцине возрождение империи было во многом гротескным и иллюзорным: перезахоронение Романовых; болтовня про Севастополь как русский город; война в Чечне, закончившаяся ее de facto отделением. При Путине имперский ренессанс стал национальной идеей. От гимна, мелодия которого напоминает, что Русь когда-то кого-то сплотила, до полного искоренения экономического и политического федерализма. Правда, при этом Москва платит дань Чечне, как когда-то платила Крыму, ну да это мелочи, вишенка на торте. А в остальном — чистая имперская политика, с захватами территории в Крыму и на Донбассе, вассальными осетинскими и абхазскими князьками, генерал-губернаторами из числа фаворитов-придворных за Уралом — просто здравствуй, XIX век! Поэтому тут скорее надо говорить об инволюции, а не эволюции: терминологически так явно будет правильнее…
Беседовал Константин Фрумкин
Источник: hollivizor.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]