«Он поехал молиться за нас». Почему народ не верил в смерть Гоголя
---
165 лет назад, 4 марта 1852 г., если верить полицейским протоколам, скончался «чиновник VIII класса, коллежский асессор, урождённый Яновский».
Потеря вроде невеликая — согласно последней «Переписи чиновничьего состояния», таковых насчитывалось 4671 человек. Но по факту Россия осиротела — звали покойного Николаем Гоголем.
В Британии национальным героем считается король Артур. Согласно народным представлениям, он не умер, а ждёт своего часа, чтобы вернуться и спасти Родину. У нас в качестве подобного героя выступает легендарный покоритель Сибири Ермак. Да ещё Гоголь. Во всяком случае, спустя пару месяцев после его смерти писатель Григорий Данилевский, побывавший на хуторе Яновских, услышал от крестьянки: «То неправда, что толкуют, будто он умер. Похоронен не он, а один убогий старец; сам он, слышно, поехал молиться за нас в святой Иерусалим. Уехал и скоро опять вернётся сюда».
Это не просто почитание. Это почти религиозное поклонение. Знакомый Гоголя, художник Фёдор Иордан, был поражён: «Он лежал с лавровым венком на голове, который при закрытии гроба был снят и принёс весьма много денег от продажи листьев — каждый хотел обогатить себя сим памятником».
«Стечение народу невероятное — два дня не было проходу по Никитской улице». «Шествие так велико, что не видно конца». Что это? Революция? Всенародное волнение? Нет, похороны Гоголя. Впрочем, они могли обернуться как угодно, чему свидетельством слова тогдашнего генерал-губернатора Москвы Арсения Закревского: «В день погребения народу было всех сословий и обоего пола очень много, а чтобы в это время было всё тихо, я приехал сам».
Больше всего это напоминает страх перед стихией. Он охватил власть — та реагировала на самые невинные мелочи нервно и неадекватно. Скажем, Иван Тургенев в некрологе для «Московских ведомостей» называет Гоголя «великим писателем». По особому распоряжению министра внутренних дел его за это арестовывают и держат в тюрьме две недели. Более того. Поступает распоряжение вообще не упоминать имени Гоголя в печати — вместо него рекомендуют замену: «Известный писатель».
Человек, абсолютно лояльный власти, поддерживающий монархию. Человек глубоко верующий и преклоняющийся перед авторитетом Церкви. И вдруг — такая реакция. В чём дело?
Мемуарист Лев Арнольди, знакомый Гоголя, оставил описание одного званого обеда, на котором присутствовали писатель и несколько сенаторов. Один из них, глядя на Гоголя, сказал: «Как это пускают его в порядочные дома? Ведь это революционер! Не могу видеть этого человека! Посмотрите на этого гуся, как он важничает, как за ним ухаживают, как перед ним заискивают!»
Писатель Николай Васильевич Гоголь (стоит 4 справа) с группой русских художников в Риме. 1845 год.
Последние слова ключевые. Перед Гоголем действительно заискивали, искали его дружбы или внимания. Даже литераторы калибра Некрасова робели в его присутствии. Что говорить о тех, кто попроще и помоложе? Для них Гоголь был почти божеством.
«Нам приходилось нередко вступать в горячие прения с разными пожилыми людьми, негодовавшими на нового идола молодёжи... Он нам безгранично нравился своей простотой, силой, меткостью. Мы все были точно пьяные от восторга и изумления. Каждая подробность о его жизни была полна интереса для общества. Каждое слово, сказанное им, непременно подхватится, разнесётся и может получить такое значение, которого он давать ему и не думал». Такое впечатление, что речь идёт о рок-идоле на пике славы. Однако это наш школьный классик в воспоминаниях современников.
Чудовищный, всеподавляющий авторитет. И ладно бы только среди «продвинутой молодёжи» — это не сильно страшно. Власть пугало другое. В тех же сводках с похорон Гоголя неоднократно упоминается: «Присутствует несметное количест-во лиц всех сословий». Даже жандармы, которые, по свидетельствам очевидцев, «рыскали во все стороны, будто ожидали восстания», относились к покойному с великим уважением. Правда, по-своему. На провокационный вопрос писателя Болеслава Маркевича: «Кого хоронят?» — один блюститель порядка ответил: «Его превосходительство генерала Гоголя!»
Разумеется, авторитет писателя пытались подорвать — чужая слава, да к тому же столь опасная, раздражала и пугала неимоверно. По существу придраться было не к чему, и потому мишенью становилось всё подряд. Например, язык, богатство которого восхищало Пушкина: «Гоголь есть не что иное, как ложь, кривлянье балаганного скомороха. Он хочет учиться языку в харчевне, его восхищает всякая дрянь. Милостивый государь, вы слишком много о себе думаете. Оставьте в покое ваше “вдохновенье” да поучитесь наконец русскому языку!» Или выбор «низких», народных тем: «Сочинения Гоголя не должно брать в руки из опасения замараться. Всё, в них заключающееся, можно найти среди подлого народа на блошином рынке». Иногда критики в своём запале доходили до того, что Гоголя, уроженца Миргородского уезда Полтавской губернии, обвиняли в «незнании малороссийских обычаев и малороссийского языка». Вывод делали прекрасный: «Так называемый пасичник Рудый Панько, автор “Вечеров на хуторе близ Диканьки”, никакой не хохол, а глупый переодетый москаль!»
Не стеснялись пускать в ход и административный ресурс: «Когда я был губернатором, то не вытерпел и запретил давать его пьесы. У меня в губернии никто не смел и думать о “Ревизоре” и других его сочинениях». Это при жизни. Через 20 лет после смерти Гоголя министр внутренних дел Александр Тимашев требовал прекратить ставить «Ревизора». Основание: «Пьеса производит слишком сильное впечатление на публику, и притом не то, какое желательно было бы начальству».
«Он поехал молиться за нас». Почему народ не верил в смерть Гоголя Гоголь, смерть, писатель, гений, длиннопост
Часто говорят, что самому высокому начальству, то есть царю, тот же «Ревизор» нравился. Дескать, Николай I, побывав на премьере, отозвался с беззлобным смехом: «Всем досталось, а мне — более всех!» Возможно. Но спустя всего лишь 9 лет произошла любопытная сцена. Фрейлина двора и добрая знакомая Гоголя Александра Смирнова-Россет взялась хлопотать для него пенсию. «Вы же знаете, что пенсии назначаются капитальным трудам, — ответил император. — А я не думаю, что его сочинение достойно того... Что? Вы говорите, “Мёртвые души” — великое произведение? Ну так я его прочту, потому что “Ревизора” я позабыл».
Тем не менее пенсия была назначена. 1 тысяча рублей в год. Для сравнения — актёры императорских театров, игравшие «Ревизора», получали в 10 раз больше. Ровно столько в представлении власти стоил труд человека, о котором современники отзывались так: «От одних слышишь, что Россия гниёт, от других — что Запад околевает, как собака на живодёрне... Но надо всем царит в непоколебимой высоте Гоголь».
Потеря вроде невеликая — согласно последней «Переписи чиновничьего состояния», таковых насчитывалось 4671 человек. Но по факту Россия осиротела — звали покойного Николаем Гоголем.
В Британии национальным героем считается король Артур. Согласно народным представлениям, он не умер, а ждёт своего часа, чтобы вернуться и спасти Родину. У нас в качестве подобного героя выступает легендарный покоритель Сибири Ермак. Да ещё Гоголь. Во всяком случае, спустя пару месяцев после его смерти писатель Григорий Данилевский, побывавший на хуторе Яновских, услышал от крестьянки: «То неправда, что толкуют, будто он умер. Похоронен не он, а один убогий старец; сам он, слышно, поехал молиться за нас в святой Иерусалим. Уехал и скоро опять вернётся сюда».
Это не просто почитание. Это почти религиозное поклонение. Знакомый Гоголя, художник Фёдор Иордан, был поражён: «Он лежал с лавровым венком на голове, который при закрытии гроба был снят и принёс весьма много денег от продажи листьев — каждый хотел обогатить себя сим памятником».
«Стечение народу невероятное — два дня не было проходу по Никитской улице». «Шествие так велико, что не видно конца». Что это? Революция? Всенародное волнение? Нет, похороны Гоголя. Впрочем, они могли обернуться как угодно, чему свидетельством слова тогдашнего генерал-губернатора Москвы Арсения Закревского: «В день погребения народу было всех сословий и обоего пола очень много, а чтобы в это время было всё тихо, я приехал сам».
Больше всего это напоминает страх перед стихией. Он охватил власть — та реагировала на самые невинные мелочи нервно и неадекватно. Скажем, Иван Тургенев в некрологе для «Московских ведомостей» называет Гоголя «великим писателем». По особому распоряжению министра внутренних дел его за это арестовывают и держат в тюрьме две недели. Более того. Поступает распоряжение вообще не упоминать имени Гоголя в печати — вместо него рекомендуют замену: «Известный писатель».
Человек, абсолютно лояльный власти, поддерживающий монархию. Человек глубоко верующий и преклоняющийся перед авторитетом Церкви. И вдруг — такая реакция. В чём дело?
Мемуарист Лев Арнольди, знакомый Гоголя, оставил описание одного званого обеда, на котором присутствовали писатель и несколько сенаторов. Один из них, глядя на Гоголя, сказал: «Как это пускают его в порядочные дома? Ведь это революционер! Не могу видеть этого человека! Посмотрите на этого гуся, как он важничает, как за ним ухаживают, как перед ним заискивают!»
Писатель Николай Васильевич Гоголь (стоит 4 справа) с группой русских художников в Риме. 1845 год.
Последние слова ключевые. Перед Гоголем действительно заискивали, искали его дружбы или внимания. Даже литераторы калибра Некрасова робели в его присутствии. Что говорить о тех, кто попроще и помоложе? Для них Гоголь был почти божеством.
«Нам приходилось нередко вступать в горячие прения с разными пожилыми людьми, негодовавшими на нового идола молодёжи... Он нам безгранично нравился своей простотой, силой, меткостью. Мы все были точно пьяные от восторга и изумления. Каждая подробность о его жизни была полна интереса для общества. Каждое слово, сказанное им, непременно подхватится, разнесётся и может получить такое значение, которого он давать ему и не думал». Такое впечатление, что речь идёт о рок-идоле на пике славы. Однако это наш школьный классик в воспоминаниях современников.
Чудовищный, всеподавляющий авторитет. И ладно бы только среди «продвинутой молодёжи» — это не сильно страшно. Власть пугало другое. В тех же сводках с похорон Гоголя неоднократно упоминается: «Присутствует несметное количест-во лиц всех сословий». Даже жандармы, которые, по свидетельствам очевидцев, «рыскали во все стороны, будто ожидали восстания», относились к покойному с великим уважением. Правда, по-своему. На провокационный вопрос писателя Болеслава Маркевича: «Кого хоронят?» — один блюститель порядка ответил: «Его превосходительство генерала Гоголя!»
Разумеется, авторитет писателя пытались подорвать — чужая слава, да к тому же столь опасная, раздражала и пугала неимоверно. По существу придраться было не к чему, и потому мишенью становилось всё подряд. Например, язык, богатство которого восхищало Пушкина: «Гоголь есть не что иное, как ложь, кривлянье балаганного скомороха. Он хочет учиться языку в харчевне, его восхищает всякая дрянь. Милостивый государь, вы слишком много о себе думаете. Оставьте в покое ваше “вдохновенье” да поучитесь наконец русскому языку!» Или выбор «низких», народных тем: «Сочинения Гоголя не должно брать в руки из опасения замараться. Всё, в них заключающееся, можно найти среди подлого народа на блошином рынке». Иногда критики в своём запале доходили до того, что Гоголя, уроженца Миргородского уезда Полтавской губернии, обвиняли в «незнании малороссийских обычаев и малороссийского языка». Вывод делали прекрасный: «Так называемый пасичник Рудый Панько, автор “Вечеров на хуторе близ Диканьки”, никакой не хохол, а глупый переодетый москаль!»
Не стеснялись пускать в ход и административный ресурс: «Когда я был губернатором, то не вытерпел и запретил давать его пьесы. У меня в губернии никто не смел и думать о “Ревизоре” и других его сочинениях». Это при жизни. Через 20 лет после смерти Гоголя министр внутренних дел Александр Тимашев требовал прекратить ставить «Ревизора». Основание: «Пьеса производит слишком сильное впечатление на публику, и притом не то, какое желательно было бы начальству».
«Он поехал молиться за нас». Почему народ не верил в смерть Гоголя Гоголь, смерть, писатель, гений, длиннопост
Часто говорят, что самому высокому начальству, то есть царю, тот же «Ревизор» нравился. Дескать, Николай I, побывав на премьере, отозвался с беззлобным смехом: «Всем досталось, а мне — более всех!» Возможно. Но спустя всего лишь 9 лет произошла любопытная сцена. Фрейлина двора и добрая знакомая Гоголя Александра Смирнова-Россет взялась хлопотать для него пенсию. «Вы же знаете, что пенсии назначаются капитальным трудам, — ответил император. — А я не думаю, что его сочинение достойно того... Что? Вы говорите, “Мёртвые души” — великое произведение? Ну так я его прочту, потому что “Ревизора” я позабыл».
Тем не менее пенсия была назначена. 1 тысяча рублей в год. Для сравнения — актёры императорских театров, игравшие «Ревизора», получали в 10 раз больше. Ровно столько в представлении власти стоил труд человека, о котором современники отзывались так: «От одних слышишь, что Россия гниёт, от других — что Запад околевает, как собака на живодёрне... Но надо всем царит в непоколебимой высоте Гоголь».
Взято: today-rus.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]