Гордость против холодильника: О новой духоподъемной идее, которую в Кремле готовят вместо повышения доходов
---
О трансформации власти
На это указывает и Хабаровск с его уже почти месячными протестами, и пример с братской Белоруссией, демонстрирующий, что на идее иностранного вмешательства, когда экономика страны на последнем издыхании, а все политические свободы перекрыты, — далеко не уедешь. И в Кремле это очень хорошо понимают: без объединяющей, духоподъемной идеи, когда штаны сваливаются без ремня и подтяжек, любой авторитарный режим либо падает, либо превращается в жесткую диктатуру, чей век, как правило, недолог.
В 2014 году такой идеей стало присоединение Крыма, пресловутый «Крымнаш». И она сработала. Запала хватило аж до 2018 года, когда Владимир Путин без проблем переизбрался на очередной президентский срок. Видимо, предполагалось, что ее хватит и на людоедскую «пенсионную реформу». Но реальность для Кремля оказалась разочаровывающей: власть недооценила эффект от перманентного ухудшения материального состояния народа, который и без того, как вода — камень, подтачивал «крымский консенсус».
Да, если бы «реформу» провели сразу после присоединения полуострова, объяснив ее необходимость через санкции и проч., тогда бы, возможно, все прошло бы куда легче: она как минимум ложилась в концепт. Выступать против «реформы» тогда было бы равносильно выступлению против присоединения, а по этому поводу было полное согласие. По истечению же четырех лет «реформа» для власти принесла очень нехорошие последствия: рейтинг «Единой России», а следом и самого Владимира Владимировича ушли в глухое падение, которое продолжается и по сей день (так, согласно данным «Левада-центра"*, уровень доверия Путину упал с 59% в ноябре 2017 до 23% в июле текущего).
Очередной духоподъемной идеей должна была стать «путинская Конституция», знаменующая собой новый общественный договор. Но не стала. Во-первых, надо признать, Владимир Владимирович поскупился на «пряники». Прописать в Основном законе то, что МРОТ не может быть ниже прожиточного минимума, а пенсии должны индексироваться не ниже инфляции (то, что и так уже было закреплено в федеральных законах), — этого оказалось маловато, чтоб перебить послевкусие «горького лекарства» Медведева, а внесение горячих бесплатных завтраков для школьников вообще можно было посчитать чуть ли не оскорблением: это же уровень какой-то «банановой республики», а не России, которая, по словам президента, встала с колен.
Во-вторых, все сильно напортила «поправка Терешковой» об обнулении президентских сроков Владимира Путина. Так новая Конституция стала восприниматься как маневр главы государства, чтобы остаться у власти.
В-третьих, не надо списывать со счетов фактор коронавируса, который распылил все то позитивное, что можно было бы выжать из «путинской Конституции». Пандемия, с одной стороны, сильно отсрочила «недореферендум», снизив градус «драйва» до минимума, с другой — ее последствия для многих и страны в целом оказались весьма и весьма тяжелыми.
Но вместе с этим «ковид», как и любая масштабная катастрофа, указал выход из сложившейся ситуации, по сути, сам став этим выходом: «Со времен Второй мировой войны в нашей стране не было никаких проблем, которые так сильно зависят от нашей совместной солидарности», — в середине марта заявила канцлер Германии Ангела Меркель, заложив тренд на сравнение пандемии с войной.
Президент США Дональд Трамп, королева Великобритании Елизавета II, премьер-министр Испании Педро Санчес и прочие, прочие — все отдали дать этой моде. Разумеется, не остался в стороне и российский лидер. Так, Владимир Путин сначала сравнил пандемию с «половцами и печенегами», а после — говоря об уровне эффективности — с Великой Отечественной войной, напомнив, что в те нелегкие для страны дни «за несколько недель вывезли все промышленные предприятия почти из европейской части и с ходу в поле запустили производство и уже танки поставляли на фронт. Поэтому в наших-то условиях мы обязаны это сделать и работать еще лучше».
Позже эту мысль развил ректор РАНХиГС Владимир Мау в своем выступлении на конференции «Сценарии выхода из COVID-кризиса»: «Вирус — это фактически вражеский генштаб, про который мы ничего не знаем, есть врачи, которые сопротивляются, есть ученые, которые пытаются понять, как повлиять на его решение. Принципиально в основе всего этого лежит не экономическая логика. Дальнейшее развитие связано с тем, как будут решаться не экономические вопросы. Это наиболее уместная аналогия с войной, поскольку здесь есть проблема неприемлемого ущерба, есть традиционная для военных действий проблема соотношения между людскими и экономическими потерями», — заявил он.
И эта параллель — она, учитывая, что победа в Великой Отечественной неизменно лидирует среди тех событий и достижений, которыми гордится наше общество, практически беспроигрышна. Однако уже на выигранной победе над коронавирусом стратегию на будущее не выстроишь, массы не ободришь. Поэтому в последнее время риторика несколько трансформировалась в сторону того, что это лишь первый бой, а сама же война не закончена: «Когда я анализирую сложившуюся ситуацию, я понимаю, что это репетиция биологической войны», — заявил известный детский врач Леонид Рошаль, а эпатирующий своими громкими заявления бывший главный санитарный врач РФ, а ныне депутат Госдумы Геннадий Онищенко назвал коронавирус «гибридной атакой», подчеркнув, что «это тоже элемент войны». «Здесь элементы гибридной войны сосредоточены в сегменте спланированной террористической информационной угрозы вокруг этого вируса», — пояснил он.
Но если это была всего лишь «репетиция», то следует ожидать «премьеры», как минимум еще одной, а то и нескольких «гибридных атак» по своей силе, вероятно, превосходящих первую. И вот в этом плане создание вакцины становится задачей номер один на государственном уровне: как гарантии победы в войне. Соответственно, скорость создания (разумеется, при наличии качества) здесь играет одну из ключевых ролей. По сути, та страна, которая изобретет вакцину первой и сможет объявить себя победительницей в противостоянии с «ковидом».
И мы, кажется, уже знаем, кто будет этой страной: «Американцы были удивлены, когда услышали сигналы спутника. То же самое с вакциной. Россия будет в этом первой», — заявил гендиректор Российского фонда прямых инвестиций (РФПИ) Кирилл Дмитриев, которого политолог Станислав Белковский называл одним и возможных преемников Владимира Путина.
Именно создание вакцины, надо думать, и должно стать новой духоподъемной идеей, которая взбодрит массы, вселив в них гордость за свою Отчизну: мы опять, как во времена СССР, первые. Мы победили нацистскую Германию, а теперь — положили на лопатки коварный «ковид». И вот это ощущение победителей — оно и должно стать новым консенсусом между народом и властью, выдав последней еще один кредит доверия и потеснив холодильник, точнее, пустоту в нем.
По всей видимости, в Кремле делают ставку именно на это. И — напрасно. Во-первых, возникает немало сомнений в эффективности вакцины при такой спешке: так, на создание вакцины против Эболы понадобилось пять лет, а здесь нам обещают уложиться в полгода! Кто даст гарантию, что не будет побочных эффектов и проч. А что спешка не обернется позорным поражением, если вдруг отечественную вакцину признают опасной для жизни или просто неэффективной?
А, во-вторых, что самое главное, коронавирус — это все-таки не чума, выкосившая в свое время половину Европы, здесь нет такого ажиотажа, такого саспиенса и накала. Особенно, если доходы будут продолжать свое триумфальное падение. А они будут. Вот в этом — в отличии от эффективности вакцины — нет никаких сомнений. И гордостью, что мы здесь первые (если будем, конечно), — этого не перебить. На что указывает Хабаровск и пример с уже «партнерской» Белоруссией…
* АНО «Аналитический Центр Юрия Левады» Минюстом РФ внесена в реестр организаций, выполняющих функции иностранного агента.
Алексей Мошков
На это указывает и Хабаровск с его уже почти месячными протестами, и пример с братской Белоруссией, демонстрирующий, что на идее иностранного вмешательства, когда экономика страны на последнем издыхании, а все политические свободы перекрыты, — далеко не уедешь. И в Кремле это очень хорошо понимают: без объединяющей, духоподъемной идеи, когда штаны сваливаются без ремня и подтяжек, любой авторитарный режим либо падает, либо превращается в жесткую диктатуру, чей век, как правило, недолог.
В 2014 году такой идеей стало присоединение Крыма, пресловутый «Крымнаш». И она сработала. Запала хватило аж до 2018 года, когда Владимир Путин без проблем переизбрался на очередной президентский срок. Видимо, предполагалось, что ее хватит и на людоедскую «пенсионную реформу». Но реальность для Кремля оказалась разочаровывающей: власть недооценила эффект от перманентного ухудшения материального состояния народа, который и без того, как вода — камень, подтачивал «крымский консенсус».
Да, если бы «реформу» провели сразу после присоединения полуострова, объяснив ее необходимость через санкции и проч., тогда бы, возможно, все прошло бы куда легче: она как минимум ложилась в концепт. Выступать против «реформы» тогда было бы равносильно выступлению против присоединения, а по этому поводу было полное согласие. По истечению же четырех лет «реформа» для власти принесла очень нехорошие последствия: рейтинг «Единой России», а следом и самого Владимира Владимировича ушли в глухое падение, которое продолжается и по сей день (так, согласно данным «Левада-центра"*, уровень доверия Путину упал с 59% в ноябре 2017 до 23% в июле текущего).
Очередной духоподъемной идеей должна была стать «путинская Конституция», знаменующая собой новый общественный договор. Но не стала. Во-первых, надо признать, Владимир Владимирович поскупился на «пряники». Прописать в Основном законе то, что МРОТ не может быть ниже прожиточного минимума, а пенсии должны индексироваться не ниже инфляции (то, что и так уже было закреплено в федеральных законах), — этого оказалось маловато, чтоб перебить послевкусие «горького лекарства» Медведева, а внесение горячих бесплатных завтраков для школьников вообще можно было посчитать чуть ли не оскорблением: это же уровень какой-то «банановой республики», а не России, которая, по словам президента, встала с колен.
Во-вторых, все сильно напортила «поправка Терешковой» об обнулении президентских сроков Владимира Путина. Так новая Конституция стала восприниматься как маневр главы государства, чтобы остаться у власти.
В-третьих, не надо списывать со счетов фактор коронавируса, который распылил все то позитивное, что можно было бы выжать из «путинской Конституции». Пандемия, с одной стороны, сильно отсрочила «недореферендум», снизив градус «драйва» до минимума, с другой — ее последствия для многих и страны в целом оказались весьма и весьма тяжелыми.
Но вместе с этим «ковид», как и любая масштабная катастрофа, указал выход из сложившейся ситуации, по сути, сам став этим выходом: «Со времен Второй мировой войны в нашей стране не было никаких проблем, которые так сильно зависят от нашей совместной солидарности», — в середине марта заявила канцлер Германии Ангела Меркель, заложив тренд на сравнение пандемии с войной.
Президент США Дональд Трамп, королева Великобритании Елизавета II, премьер-министр Испании Педро Санчес и прочие, прочие — все отдали дать этой моде. Разумеется, не остался в стороне и российский лидер. Так, Владимир Путин сначала сравнил пандемию с «половцами и печенегами», а после — говоря об уровне эффективности — с Великой Отечественной войной, напомнив, что в те нелегкие для страны дни «за несколько недель вывезли все промышленные предприятия почти из европейской части и с ходу в поле запустили производство и уже танки поставляли на фронт. Поэтому в наших-то условиях мы обязаны это сделать и работать еще лучше».
Позже эту мысль развил ректор РАНХиГС Владимир Мау в своем выступлении на конференции «Сценарии выхода из COVID-кризиса»: «Вирус — это фактически вражеский генштаб, про который мы ничего не знаем, есть врачи, которые сопротивляются, есть ученые, которые пытаются понять, как повлиять на его решение. Принципиально в основе всего этого лежит не экономическая логика. Дальнейшее развитие связано с тем, как будут решаться не экономические вопросы. Это наиболее уместная аналогия с войной, поскольку здесь есть проблема неприемлемого ущерба, есть традиционная для военных действий проблема соотношения между людскими и экономическими потерями», — заявил он.
И эта параллель — она, учитывая, что победа в Великой Отечественной неизменно лидирует среди тех событий и достижений, которыми гордится наше общество, практически беспроигрышна. Однако уже на выигранной победе над коронавирусом стратегию на будущее не выстроишь, массы не ободришь. Поэтому в последнее время риторика несколько трансформировалась в сторону того, что это лишь первый бой, а сама же война не закончена: «Когда я анализирую сложившуюся ситуацию, я понимаю, что это репетиция биологической войны», — заявил известный детский врач Леонид Рошаль, а эпатирующий своими громкими заявления бывший главный санитарный врач РФ, а ныне депутат Госдумы Геннадий Онищенко назвал коронавирус «гибридной атакой», подчеркнув, что «это тоже элемент войны». «Здесь элементы гибридной войны сосредоточены в сегменте спланированной террористической информационной угрозы вокруг этого вируса», — пояснил он.
Но если это была всего лишь «репетиция», то следует ожидать «премьеры», как минимум еще одной, а то и нескольких «гибридных атак» по своей силе, вероятно, превосходящих первую. И вот в этом плане создание вакцины становится задачей номер один на государственном уровне: как гарантии победы в войне. Соответственно, скорость создания (разумеется, при наличии качества) здесь играет одну из ключевых ролей. По сути, та страна, которая изобретет вакцину первой и сможет объявить себя победительницей в противостоянии с «ковидом».
И мы, кажется, уже знаем, кто будет этой страной: «Американцы были удивлены, когда услышали сигналы спутника. То же самое с вакциной. Россия будет в этом первой», — заявил гендиректор Российского фонда прямых инвестиций (РФПИ) Кирилл Дмитриев, которого политолог Станислав Белковский называл одним и возможных преемников Владимира Путина.
Именно создание вакцины, надо думать, и должно стать новой духоподъемной идеей, которая взбодрит массы, вселив в них гордость за свою Отчизну: мы опять, как во времена СССР, первые. Мы победили нацистскую Германию, а теперь — положили на лопатки коварный «ковид». И вот это ощущение победителей — оно и должно стать новым консенсусом между народом и властью, выдав последней еще один кредит доверия и потеснив холодильник, точнее, пустоту в нем.
По всей видимости, в Кремле делают ставку именно на это. И — напрасно. Во-первых, возникает немало сомнений в эффективности вакцины при такой спешке: так, на создание вакцины против Эболы понадобилось пять лет, а здесь нам обещают уложиться в полгода! Кто даст гарантию, что не будет побочных эффектов и проч. А что спешка не обернется позорным поражением, если вдруг отечественную вакцину признают опасной для жизни или просто неэффективной?
А, во-вторых, что самое главное, коронавирус — это все-таки не чума, выкосившая в свое время половину Европы, здесь нет такого ажиотажа, такого саспиенса и накала. Особенно, если доходы будут продолжать свое триумфальное падение. А они будут. Вот в этом — в отличии от эффективности вакцины — нет никаких сомнений. И гордостью, что мы здесь первые (если будем, конечно), — этого не перебить. На что указывает Хабаровск и пример с уже «партнерской» Белоруссией…
* АНО «Аналитический Центр Юрия Левады» Минюстом РФ внесена в реестр организаций, выполняющих функции иностранного агента.
Алексей Мошков
Источник: hollivizor.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]