Популярные фейки о деятелях искусства
---
В интернете много лайков собирают интересные трогательные факты из истории, и некоторые вовсю этим пользуются, прибегая к нечестной игре: вместо того, чтобы искать реальную информацию, они придумывают истории об известных людях. Но в интернете же можно и проверить любой из фактов, особенно с тех пор, как крупные библиотеки дали бесплатный доступ к своим книгам. Вот несколько растрогавших миллионы людей историй, которые оказались выдумкой ради популярности.
Руки брата
По легенде, которую прочёл уже каждый, в пятнадцатом веке в одной деревушке жил не слишком богатый ювелир – все его доходы уходили на прокорм восемнадцати детей. Два сына ювелира, Альберт и Альбрехт, хотели стать художниками и договорились, что сначала один из них будет работать в шахте, чтобы оплачивать учёбу второму, а потом они поменяются. Но, когда Альбрехт через годы обучения на художника вернулся и сказал брату, что теперь готов спуститься в шахты, чтобы Альберт тоже обучился, брату пришлось отказаться: его руки уже были изуродованы тяжёлым трудом и не годились для рисования. Растроганный Альбрехт Дюрер (а юношей-художником был именно он) в благодарность запечатлел руки брата сложенными в молитвенном жесте.
На самом деле, как известно, Дюреры жили в городе (и действительно, что делать ювелиру в деревне?), и Дюреру-старшему не приходилось кормить восемнадцать детей – ведь большинство из них умерли малышами, как часто бывало в те времена. Выжили только три мальчика – Альбрехт, Эндрес и Ханс. Никакого Альберта! Кроме того, никакой Академии Художеств, о которой упоминается в полном тексте интернет-легенды, в те годы в Нюрнберге также не существовало.
Кроме того, пятнадцатый век – время, когда рождались, учились, работали, женились и умирали в своей гильдии и своём цеху. Никогда бы сын ювелира не стал искать работу в шахте – это просто было немыслимым. Он пристроился бы если не в ученье к другому ювелиру, то хотя бы изготавливать гравюры (кстати, так, вероятно, подрабатывал Дюрер-старший, когда ему нужны были лишние деньги). Иначе весь цех ювелиров счёл бы себя опозоренным, и сына ювелира, решившего уйти в шахтёры, могли и убить.
Впрочем, даже если не знать этих подробностей, но рассматривать рисунок Дюрера достаточно внимательно, без труда заметишь, что изображены вовсе не руки рабочего человека. На них – аккуратный маникюр, пальцы тонкие, без следов переломов (которые упоминаются в легенде), без заметных ссадин, шрамов, мозолей – а Дюрер очень тщательно, детально вырисовал эти руки. Кстати, искусствоведы уверены, что это руки самого Альбрехта Дюрера – у него узнаваемая форма мизинца на левой руке.
А это рисунок полностью, в том виде, в котором он хранится в музее в Будапеште. Видно, что это наброски к большой картине, то есть руки персонажей.
Вы убили Бетховена
Эта история – часть теста. В нём есть вопрос: «Если бы вы встретили беременную женщину, у которой уже 8 детей, из них трое глухих, двое слепых, один умственно отсталый, а сама женщина больна сифилисом – вы бы посоветовали ей сделать аборт?» и предположение об ответе: «Да, кстати, насчет аборта: если ваш ответ «да», то вы только что убили Бетховена».
Биография Людвига ван Бетховена хорошо задокументирована. Он жил во времена, когда в церквях тщательно записывали всех детей семьи (ведь их приносили на крещение), он общался с большим количество знаменитостей и, что особенно немаловажно, его отец общался со многими видными людьми своего времени – ведь Бетховен-старший был небезызвестным в Бонне человеком, придворным тенором. Певцом был и дед Людвига ван Бетховена. Это, впрочем, ещё не означает, что мать великого композитора не могла быть больна сифилисом – в восемнадцатом веке эта болезнь была широко распространена. Другой вопрос, что никто сейчас не знает точно. Если фрау Ван Бетховен обращалась к докторам с таким пикантным диагнозом, они сохранили её тайну.
Портрет тринадцатилетнего Людвига ван Бетховена.
Зато точно известно, что Бетховен был вторым, а не девятым ребёнком своих родителей. Ни один другой ребёнок четы Бетховенов не страдал нарушениями слуха, зрения и умственного развития. Правда, до совершеннолетия дожили не все братья и сёстры Людвига – часть из них умерла в очень раннем возрасте от туберкулёза, но он в тесте в любом случае не фигурирует. Сам Бетховен в детстве также не был глухим, слух он потерял взрослым после тяжёлого отита. В общем, его детство было благополучно, его родители были благополучны, а насчёт того, будут ли жить в этой семье дети или родители обойдутся без них, решили вдвоём беспощадная природа и эпидемиологическая обстановка.
Карлсон был нацистом
«Мало кто сейчас знает, что создательница знаменитого Карлсона в 30-40-х состояла в ультраправой национал-социалистической партии Швеции (Nationalsocialistiska Arbetarpartiet), аналоге немецкой НСДАП, а сам Карлсон прямо списан со второго человека Третьего Рейха, Германа Геринга, с которым она дружила все 30-40-е, а познакомилась еще в 1925 году, когда он, будучи лётчиком-героем Первой мировой, устраивал авиашоу в Швеции.
«Моторчик» Карлсона – намек на Геринга-авиатора. Но все гораздо интереснее. В книгах Астрид Линдгрен их главный герой, Карлсон, постоянно употребляет наиболее расхожие фразы своего прототипа. Знаменитое «Пустяки, дело житейское» – любимая поговорка доброго и полноватого Геринга. «Я мужчина в самом расцвете сил» – тоже одна из наиболее расхожих фраз этого жизнерадостного и милого весельчака, «ужаса человечества». И ему же, Герману Герингу, принадлежит сама идея о моторчике за спиной, которого ему в жизни так не хватало – именно это он сказал однажды в кругу друзей, в числе которых была и Астрид Линдгрен».
Герман Геринг, как и Карлсон, был упитан.
Вероятно, и это «разоблачение» доброй шведской писательницы успел прочесть каждый в русскоязычном интернете. Как и со многими другими знаменитостями, биография Линдгрен известна с малых лет и проверить утверждение нетрудно. «Российская газета» недаром обращалась к дочери Линдгрен за подтверждением или опровержением этой истории – у неё на руках достаточно материала, чтобы обнаружить любое громкое знакомство даже в виде намёков.
Правда в том, что Астрид Лингрен в 1931 году вышла замуж и жила в основном домашними интересами, воспитывая детей. Она не была знаменита или как-либо общественно активна. Когда она не ухаживала за детьми, она на дому писала рассказы или выполняла простую секретарскую работу. Эти годы в жизни Линдгрен не отмечены какой-то особой общительностью или активностью, и причин, по которым Геринг мог начать дружить с тихой шведской домохозяйкой, трудно найти. К тому же никем и нигде фразы Карлсона как произнесённые Герингом не фиксировались. Более того, в том виде, в каком мы их знаем, они – совместный продукт писательницы и её советской переводчицы Лилианы Лунгиной.
Надо сказать, Линдгрен вначале войны действительно сочувствовала Германии – потому что имела о её режиме смутное представление и в основном потому, что не любила Сталина. Кроме того, её серьёзно напугали рассказы встреченной ей в гостях финки, рассказавшей, что русские в Финляндии распинали детей. Но когда информации о зверствах нацистов в Швецию проникать стало всё больше, Линдгрен стала относиться к ним с заметной неприязнью. В общем-то, отношение к детям для неё всегда было нравственным мерилом, с которым она подходила к любому обществу. Разделять идеи о том, что бывают некие «второсортные» из-за происхождения дети, она не могла никогда – это противоречило всему её характеру.
Астрид Линдгрен с дочкой Карин. В молодости писательница не очень-то активно проявляла себя вне дома и никогда не состояла ни в каких партиях.
Сестра Раневской и мясник
«В конце пятидесятых Фаину Георгиевну отыскали родственники и она смогла выехать в Румынию и повидалась с матерью, с которой рассталась сорок лет назад.
Сестра Изабелла жила в Париже. После смерти мужа её материальное положение ухудшилось и она решила переехать к знаменитой сестре, которая, как она предполагала, при всех её званиях и регалиях, купается в роскоши.
Обрадованная, что в её жизни появится первый родной человек, Раневская развила бурную деятельность и добилась разрешения для сестры вернуться в СССР.»
Фаина Раневская с сестрой, Изабеллой Фельдман.
Так начинается эта история, а дальше следует рассказ о том, как парижанка была шокирована тем, что у Раневской нету виллы и как мала (двадцать семь квадратных метров) её квартира. Заканчивается всё тем, что мадам Фельдман (такова была фамилия сестры актрисы) очаровала парижскими манерами мясника в магазине «Мясные изделия» и постоянно брала там «бон филе», то есть хорошее красное мясо. «Бон филе надо уметь выбирать!» гордо сказала она ахнувшей сестре.
Многое в этой истории выглядит сомнительным. Так, в Париже всегда остро стоял жилищный вопрос и маленькая квартира вряд ли могла удивить парижанку – но в любом случае достоверно известно, что в квартире Раневской только одна из комнат была двадцать семь метров, а не вся квартира (была ещё комната на восемнадцать и кухня неизвестного размера), потолки – три с половиной метра, в санузле стояло биде, в общем, эту квартиру трудно назвать убогой. Фойе дома, где жила Раневская, походило на фойе оперного театра.
Кто был недоволен квартирой – а точнее, расположением дома – это сама актриса. До театра ехать было далеко, а до революции райончик считался неблагополучным. Раневская опасалась, что в нём по-прежнему живут сомнительные личности. Да, кстати, тот, кто умеет выбирать, никогда не закажет бон филе, то есть просто кусок мяса. Ведь для конкретных блюд нужны разные участки туши – их-то и надо уметь выбирать.
Руки брата
По легенде, которую прочёл уже каждый, в пятнадцатом веке в одной деревушке жил не слишком богатый ювелир – все его доходы уходили на прокорм восемнадцати детей. Два сына ювелира, Альберт и Альбрехт, хотели стать художниками и договорились, что сначала один из них будет работать в шахте, чтобы оплачивать учёбу второму, а потом они поменяются. Но, когда Альбрехт через годы обучения на художника вернулся и сказал брату, что теперь готов спуститься в шахты, чтобы Альберт тоже обучился, брату пришлось отказаться: его руки уже были изуродованы тяжёлым трудом и не годились для рисования. Растроганный Альбрехт Дюрер (а юношей-художником был именно он) в благодарность запечатлел руки брата сложенными в молитвенном жесте.
На самом деле, как известно, Дюреры жили в городе (и действительно, что делать ювелиру в деревне?), и Дюреру-старшему не приходилось кормить восемнадцать детей – ведь большинство из них умерли малышами, как часто бывало в те времена. Выжили только три мальчика – Альбрехт, Эндрес и Ханс. Никакого Альберта! Кроме того, никакой Академии Художеств, о которой упоминается в полном тексте интернет-легенды, в те годы в Нюрнберге также не существовало.
Кроме того, пятнадцатый век – время, когда рождались, учились, работали, женились и умирали в своей гильдии и своём цеху. Никогда бы сын ювелира не стал искать работу в шахте – это просто было немыслимым. Он пристроился бы если не в ученье к другому ювелиру, то хотя бы изготавливать гравюры (кстати, так, вероятно, подрабатывал Дюрер-старший, когда ему нужны были лишние деньги). Иначе весь цех ювелиров счёл бы себя опозоренным, и сына ювелира, решившего уйти в шахтёры, могли и убить.
Впрочем, даже если не знать этих подробностей, но рассматривать рисунок Дюрера достаточно внимательно, без труда заметишь, что изображены вовсе не руки рабочего человека. На них – аккуратный маникюр, пальцы тонкие, без следов переломов (которые упоминаются в легенде), без заметных ссадин, шрамов, мозолей – а Дюрер очень тщательно, детально вырисовал эти руки. Кстати, искусствоведы уверены, что это руки самого Альбрехта Дюрера – у него узнаваемая форма мизинца на левой руке.
А это рисунок полностью, в том виде, в котором он хранится в музее в Будапеште. Видно, что это наброски к большой картине, то есть руки персонажей.
Вы убили Бетховена
Эта история – часть теста. В нём есть вопрос: «Если бы вы встретили беременную женщину, у которой уже 8 детей, из них трое глухих, двое слепых, один умственно отсталый, а сама женщина больна сифилисом – вы бы посоветовали ей сделать аборт?» и предположение об ответе: «Да, кстати, насчет аборта: если ваш ответ «да», то вы только что убили Бетховена».
Биография Людвига ван Бетховена хорошо задокументирована. Он жил во времена, когда в церквях тщательно записывали всех детей семьи (ведь их приносили на крещение), он общался с большим количество знаменитостей и, что особенно немаловажно, его отец общался со многими видными людьми своего времени – ведь Бетховен-старший был небезызвестным в Бонне человеком, придворным тенором. Певцом был и дед Людвига ван Бетховена. Это, впрочем, ещё не означает, что мать великого композитора не могла быть больна сифилисом – в восемнадцатом веке эта болезнь была широко распространена. Другой вопрос, что никто сейчас не знает точно. Если фрау Ван Бетховен обращалась к докторам с таким пикантным диагнозом, они сохранили её тайну.
Портрет тринадцатилетнего Людвига ван Бетховена.
Зато точно известно, что Бетховен был вторым, а не девятым ребёнком своих родителей. Ни один другой ребёнок четы Бетховенов не страдал нарушениями слуха, зрения и умственного развития. Правда, до совершеннолетия дожили не все братья и сёстры Людвига – часть из них умерла в очень раннем возрасте от туберкулёза, но он в тесте в любом случае не фигурирует. Сам Бетховен в детстве также не был глухим, слух он потерял взрослым после тяжёлого отита. В общем, его детство было благополучно, его родители были благополучны, а насчёт того, будут ли жить в этой семье дети или родители обойдутся без них, решили вдвоём беспощадная природа и эпидемиологическая обстановка.
Карлсон был нацистом
«Мало кто сейчас знает, что создательница знаменитого Карлсона в 30-40-х состояла в ультраправой национал-социалистической партии Швеции (Nationalsocialistiska Arbetarpartiet), аналоге немецкой НСДАП, а сам Карлсон прямо списан со второго человека Третьего Рейха, Германа Геринга, с которым она дружила все 30-40-е, а познакомилась еще в 1925 году, когда он, будучи лётчиком-героем Первой мировой, устраивал авиашоу в Швеции.
«Моторчик» Карлсона – намек на Геринга-авиатора. Но все гораздо интереснее. В книгах Астрид Линдгрен их главный герой, Карлсон, постоянно употребляет наиболее расхожие фразы своего прототипа. Знаменитое «Пустяки, дело житейское» – любимая поговорка доброго и полноватого Геринга. «Я мужчина в самом расцвете сил» – тоже одна из наиболее расхожих фраз этого жизнерадостного и милого весельчака, «ужаса человечества». И ему же, Герману Герингу, принадлежит сама идея о моторчике за спиной, которого ему в жизни так не хватало – именно это он сказал однажды в кругу друзей, в числе которых была и Астрид Линдгрен».
Герман Геринг, как и Карлсон, был упитан.
Вероятно, и это «разоблачение» доброй шведской писательницы успел прочесть каждый в русскоязычном интернете. Как и со многими другими знаменитостями, биография Линдгрен известна с малых лет и проверить утверждение нетрудно. «Российская газета» недаром обращалась к дочери Линдгрен за подтверждением или опровержением этой истории – у неё на руках достаточно материала, чтобы обнаружить любое громкое знакомство даже в виде намёков.
Правда в том, что Астрид Лингрен в 1931 году вышла замуж и жила в основном домашними интересами, воспитывая детей. Она не была знаменита или как-либо общественно активна. Когда она не ухаживала за детьми, она на дому писала рассказы или выполняла простую секретарскую работу. Эти годы в жизни Линдгрен не отмечены какой-то особой общительностью или активностью, и причин, по которым Геринг мог начать дружить с тихой шведской домохозяйкой, трудно найти. К тому же никем и нигде фразы Карлсона как произнесённые Герингом не фиксировались. Более того, в том виде, в каком мы их знаем, они – совместный продукт писательницы и её советской переводчицы Лилианы Лунгиной.
Надо сказать, Линдгрен вначале войны действительно сочувствовала Германии – потому что имела о её режиме смутное представление и в основном потому, что не любила Сталина. Кроме того, её серьёзно напугали рассказы встреченной ей в гостях финки, рассказавшей, что русские в Финляндии распинали детей. Но когда информации о зверствах нацистов в Швецию проникать стало всё больше, Линдгрен стала относиться к ним с заметной неприязнью. В общем-то, отношение к детям для неё всегда было нравственным мерилом, с которым она подходила к любому обществу. Разделять идеи о том, что бывают некие «второсортные» из-за происхождения дети, она не могла никогда – это противоречило всему её характеру.
Астрид Линдгрен с дочкой Карин. В молодости писательница не очень-то активно проявляла себя вне дома и никогда не состояла ни в каких партиях.
Сестра Раневской и мясник
«В конце пятидесятых Фаину Георгиевну отыскали родственники и она смогла выехать в Румынию и повидалась с матерью, с которой рассталась сорок лет назад.
Сестра Изабелла жила в Париже. После смерти мужа её материальное положение ухудшилось и она решила переехать к знаменитой сестре, которая, как она предполагала, при всех её званиях и регалиях, купается в роскоши.
Обрадованная, что в её жизни появится первый родной человек, Раневская развила бурную деятельность и добилась разрешения для сестры вернуться в СССР.»
Фаина Раневская с сестрой, Изабеллой Фельдман.
Так начинается эта история, а дальше следует рассказ о том, как парижанка была шокирована тем, что у Раневской нету виллы и как мала (двадцать семь квадратных метров) её квартира. Заканчивается всё тем, что мадам Фельдман (такова была фамилия сестры актрисы) очаровала парижскими манерами мясника в магазине «Мясные изделия» и постоянно брала там «бон филе», то есть хорошее красное мясо. «Бон филе надо уметь выбирать!» гордо сказала она ахнувшей сестре.
Многое в этой истории выглядит сомнительным. Так, в Париже всегда остро стоял жилищный вопрос и маленькая квартира вряд ли могла удивить парижанку – но в любом случае достоверно известно, что в квартире Раневской только одна из комнат была двадцать семь метров, а не вся квартира (была ещё комната на восемнадцать и кухня неизвестного размера), потолки – три с половиной метра, в санузле стояло биде, в общем, эту квартиру трудно назвать убогой. Фойе дома, где жила Раневская, походило на фойе оперного театра.
Кто был недоволен квартирой – а точнее, расположением дома – это сама актриса. До театра ехать было далеко, а до революции райончик считался неблагополучным. Раневская опасалась, что в нём по-прежнему живут сомнительные личности. Да, кстати, тот, кто умеет выбирать, никогда не закажет бон филе, то есть просто кусок мяса. Ведь для конкретных блюд нужны разные участки туши – их-то и надо уметь выбирать.
Источник: fresher
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]