К годовщине гибели «Мамая»: большое интервью легендарного командира «Пятнашки»

Сегодня исполнилось 2 года со дня гибели легендарного Олега Мамиева — «Мамая», командира интербригады «Пятнашка».

Как дань его светлой памяти предлагаем вашему вниманию интервью с «Мамаем» с воспоминаниями о войне на Донбассе.

Интервью обозревателя «Украина.ру» Александра Чаленко с одним из первых российских добровольцев в Донбассе, приехавшем из Осетии, в котором он рассказал о том, как воевал в батальоне «Восток» и для чего был создан Союз добровольцев Донбасса.

— Олег, как я понимаю, ты был одним из первых добровольцев в Донбассе?

— Да, выехали 28 апреля из Владикавказа, а добрались в первых числах мая.

— Как ты принял это решение?

— Я собирался ехать в Луганск, но встретил во Владикавказе троих парней из Донецка. Я им сказал, что собираюсь ехать в Луганск помогать. Они меня начали переубеждать. Показали своего командира. И, в конце концов, переубедили.

— А почему ты хотел ехать в Луганск?

— Если вы помните, то к тому моменту восставшие заняли СБУ и сказали, что будут стоять до смерти. Меня впечатлили их слова. Я подумал: хочу оказаться среди этих смелых людей. Потом во Владикавказе встретил Петю, Сашу и Идесия, к сожалению, его сейчас уже нет в живых.



— А как ты встретил этих донецких парней?

— Они ехали в Чечню и дальше в Дагестан. Во Владикавказе они просто остановились переночевать. Так мы и познакомились.

— А зачем донецкие парни ехали в Чечню и Дагестан?

— (смеется) Честно говоря, не знаю. Но в итоге я попал в Донецк.

— А ты до войны в Донбассе где-нибудь воевал?

— В 2004 году я приехал в Южную Осетию. Там в то время были стычки. В 2008 году также участвовал в пятидневной войне, но то, что происходило в Донбассе, не идет ни в какое сравнение с моими прежними войнами.

— Ты приехал в Донецк и что, каким ты его нашел?

— Сейчас помню, что в городе все ходили тихо и спокойно. Вечерами парни донецкие собирались и обсуждали, как и чего, чтобы не допустить укропов. По городу еще ходила украинская милиция. Никому доверия не было. Местные сотрудники милиции хотели быть в ДНР.

Помню, разговаривал с милиционерами в Куйбышевском районе Донецка. Они говорили: мы не хотим воевать против народа. Но тогда военные части были еще под украинским контролем. Помню, мы в начале мая захватили на Мотеле (место в Донецке рядом с Макеевкой — прим. авт.) военную часть.

— Ты тогда уже был в батальоне «Восток» Александра Ходаковского?

— Я в «Восток» изначально попал. Туда вступили и те трое осетин, которые приехали вместе со мной.

— Ты часто общался тогда с Ходаковским?

— Мы на тот момент были постоянно вместе.

— А он вашему появлению не удивился? Помнишь ваш с ним первый разговор?

— Помню. Он нас благодарил и обнимал. Нам на тот момент выделялось все самое лучшее, как добровольцам. Речь идет об оружии и о прочих нужных в военном деле вещах. Мы занимались подготовкой бойцов.

Представьте себе, последний раз война в Донбассе была в 1943 году, когда его освободили. В тот момент в «Восток» пришли люди, которые оружие в руках никогда не держали. Приходилось их всему учить — и сборке и разборке автомата, и как патрон в патронник посылать.

— Вы в это время были на базе «Востока» в Макеевке?

— Нет, в Куйбышевском районе. В здании бывшего СБУ. Там прошли мои первые недели. Тогда была очень большая проблема с формой и оружием. Я изначально привез сюда свою форму и разгрузку. Потом произошел захват военной части на Мотеле.

— Можешь подробнее об этом рассказать? Тогда, по-моему, все обошлось без стрельбы?

— Один выстрел был. Нас зашло в часть, в которой было около 350 военнослужащих, 10 человек. Остальные наши бойцы, человек 100, остались снаружи. Зашли в часть 9 осетин и один боец из Крыма с позывным «Рос». Для меня он великий человек. Мы вызвали старшего и попросили его не делать лишних телодвижений. Они ведь были окружены. Там ребята, в основном, были срочниками. Они ведь ни в чем не были виноваты. Мы их просто взяли, посадили в автобус и отпустили.

Изначально внутри части, когда мы туда попали, был хаос, они не знали, что делать. Один командир нам сказал, что, пока вы не свяжетесь с Киевом, я ничего предпринимать не буду в плане разоружения. Мы его сразу связали. Он был полковником. Такой пожилой мужчина. Надели на него его же наручники и там, на проходной, и оставили, забрав телефон. Под охраной, конечно.

Нашли другого командира. Он был более адекватен. Он понимал, что происходит. Да, они нас положили бы внутри — разговора нет, но они бы оттуда уже не выбрались. Это точно. Мы объяснили людям, что нельзя так делать, что это уже народная республика. Кто не хочет за нее воевать, он может встать и уйти.

Кстати, очень много людей из этой части осталось с нами. Среди них были и спецы. Эти люди до сих пор служат в нашей армии. В этой части до сих пор дислоцируется батальон «Восток».



— Много в этой части было оружия?

— Ну, вы себе представляете, в части было 350 человек и на каждого из них по одному автомату. То есть 350 автоматов как минимум. БК, естественно, там тоже был. Потом мы посадили бойцов на их же автобусы и сопроводили до границы ДНР с Украиной.

— Следующей операцией «Востока» был аэропорт? Ты принимал участие в тех боях, которые были 26 мая?

— Да. В это время я был рядом с Ходаковским. Дело было так. В ночь с 25 на 26 мая, было где-то 3 часа, мы взяли аэропорт под контроль.

У одного из сотрудников аэропорта — если не ошибаюсь, это был начальник службы безопасности — был ключ, который открывал все двери. Мы с ним договорились. Он был сторонником ДНР, поэтому хотел нам помочь. И он нам очень сильно помог, отдав эти ключи и показав, где что находится.

Ночью премьер-министр Александр Бородай, ничего не боясь, сам поднялся… У меня тогда был первый положительный шок или точнее — большое удивление тем, что руководитель республики, рискуя своей жизнью, находился рядом с бойцами. Для меня это был большой показатель.

Помню, он сам ходил по аэропорту, а тут у кого-то граната упала. Охрана легла, а он нет. В аэропорту вроде как все нормально было. Но охрана его долго просила покинуть опасную зону. Кстати, когда начались бои в аэропорту, он тоже там находился. Знаете, это очень большой показатель.

— После трагедии в аэропорту 26 мая многие диванные барабашки из Москвы стали обвинять Ходаковского в том, что он, «ахметовский наймит», специально отправил добровольцев на убой в аэропорт. Что ты думаешь по этому поводу?

— В аэропорту в тот момент среди российских добровольцев были как осетины, так и чеченцы. В новом терминале. Чеченцев было где-то 26 человек. Все осетины, которые приехали в ДНР, были там. Каждый занял свое крыло. Кировоградские десантники нас самих предупреждали: смотрите, сейчас заработает авиация.

Так вот, судите сами, если бы Александр Сергеевич Ходаковский предал бы, то он бы не находился 26 мая сам во время боев за аэропорт. Лично я не считаю его предателем. Это неправда. Я это говорю как человек, который в настоящий момент не находится в его подчинении. То есть у меня нет причин его как-то выгораживать. У нас нет сейчас отношений начальник-подчиненный, и я говорю об этом, руководствуясь только своей совестью.

Ходаковский не подставлял бойцов. Помню, был момент, когда нас накрыло миной и меня взрывной волной закинуло в нижнюю часть терминала, после чего сразу же закрылись двери. Я не мог выбраться оттуда.

Был шквальный огонь в нашу сторону и из стрелкового оружия, и из минометов. Все тогда ушли. И кричали Ходаковскому: «Уходи!». А он остался с бойцом с позывным «Ставрополь». Ходаковский им отвечал, что без Мамая никуда не уйдет.

Я видел, как он рисковал жизнью. Я помню, что, когда все ушли, ему кто-то сказал, что там остались огнеметы «Шмель». Он вернулся обратно. Прошел через шквальный огонь украинской армии. Машина, где находились «Шмели», была подбита. Мы вместе добрались. Он достал их из багажника. Потом мы ушли оттуда.

Очень мужественно вел себя и Александр Захарченко во время этих всех событий. Он также ушел оттуда только тогда, когда из-под обстрелов вышли все бойцы «Оплота». Ни одного не оставил.

То, что произошло в аэропорту, когда наши сами расстреляли КамАЗ с ранеными бойцами, было случайностью. Тогда только учились воевать. Пошел слух о «правосеках»*, а КамАЗ, который ехал к нам, вел стрельбу, думая, что впереди «правосеки», и наши в ответ, не зная, что там тоже наши, открыли по нему ответный огонь. Это была трагическая случайность. Еще раз — все тогда только учились воевать.

У нас, у «Востока», было два провальных боя: это аэропорт и КПП «Мариновка» на границе с Россией, где меня ранили. Это было уже в июне 2014 года.



— А почему в Мариновке был провальный бой?

— Там было точно так же, как и в аэропорту. Мы договорились с ними, что придем, просто имитируем бой, постреляем и все. После этого они уйдут. У Ходаковского было доверие к тем, с кем он договорился. Просто он реально никогда не сталкивался с вероломностью. Он искренне верил в то, что если его собеседник порядочный человек и что-то пообещал, то и другие люди раз пообещали, то это обязательно выполнят. После таких вот случаев я уже не замечал за ним, что он кому-то доверяет, как раньше.

Оказалось, что нас там, на КПП «Мариновка», ждали. Окружили со всех сторон. Это был не просто стрелковый и минометный бой. Там так же, как и в Донецком аэропорту, летали самолеты и бомбили нас. Мы тогда стояли в чистом поле и нас бомбили.

— А сколько вас тогда там было человек?

— Туда приехало две роты. Больше двухсот человек. Офицеров не было. Командиром мог стать, например, простой водитель КамАЗа. Помню, что тогда в машины стали прыгать и бойцы из других подразделений. Смотрят, все едут, ну и они стали запрыгивать. Решили тоже поучаствовать.

Считаю, что было тогда ошибкой, что мы не считали, сколько людей тогда с нами погибло. Многие наши товарищи погибли тогда. Потери в том бою были серьезными. Но нам все-таки Всевышний помогал…

— Как вы вышли тогда из окружения?

— Мы просто вышли на Россию. У нас других вариантов не было. Нас от Донецка отрезали минометы. С другой стороны стояли десантники. С нами тогда был журналист Марк Франкетти. Он, кстати, вышел тогда со мной. Когда прилетела украинская авиация, я тогда отряд вывел из-под обстрела. Мне лично приятно, что он написал в своем репортаже, что благодаря ополченцу «Мамаю» мы остались живы.

Очень помог тогда и Александр Захарченко. Его «Оплот» прикрыл нас от украинских десантников. Если бы не Александр Владимирович, тогда нас положили бы.

— А как ты вывел ополченцев?

— Я просто уже встречался с авиацией. И когда услышал звуки подлетающих самолетов, то понял, что их всех надо оттуда просто вывести. Если бы они там остались лежать, то были бы убиты. Я просто уже понимаю, когда самолет выходит на боевой заход и где будет стрелять. А ребята были неопытными, поэтому не понимали, откуда будет стрельба. Они лежали там, и я сказал, что нужно быстрей уходить оттуда.

— А вы что, ПЗРК с собой не взяли?

— Взяли, но у нас ни один из них не сработал. Они были старые. Они были захвачены в украинских военных частях. Их же годами никто не проверял. Они были отсыревшими.

— В начале июля в Донецк пришла Славянская бригада вместе со Стрелковым. Окружение и сторонники Стрелкова объясняли тогда сдачу Славянска тем, что если бы они тогда не пришли в Донецк, то последний бы был сдан Ходаковским украинцам. Что думаешь по этому поводу?

— Стрелков — это тот человек, который не вызывает у меня никакого уважения. Реально не зная меня, он поливает меня грязью. Когда был первый съезд Союза добровольцев Донбасса, в работе которого я принимал участие вместе с Бородаем, он стал обо мне пренебрежительно говорить. Мол, какой-то «Мамай» сидел в президиуме. Да не сидел я в президиуме. Он меня с добровольцем с позывным «Морячок», видимо, перепутал.

И казака Тамерлана Борисовича Еналдиева также упомянул с пренебрежением. Мы, добровольцы, будем всегда друг друга защищать, даже не зная друг друга. И мы в Союзе не допустим, чтобы нас обливали помоями, как это делает Стрелков.

А когда эти люди говорят о том, что кто-то бы сдал укропам Донецк, то это бред. Никогда бы ни Ходаковский, ни Захарченко, смелый человек, который вдохновлял своим мужеством бойцов, не сдали бы город. Кстати, о Захарченко. Я сам видел, как во время боев за Дебальцево он сам поднимался и тем самым увлекал своих бойцов в сражение. Это было и во время боев за Углегорск.

Вы сами посмотрите по карте, кто и что сдавал: Стрелков свои позиции или эти люди. Когда Захарченко сказали сдать Снежное и Дмитриевку, то Захарченко стоял до конца. А другие почему-то уехали оттуда.

Когда Стрелков сдал Славянск и все не понимали, что происходит, мы с моими земляками посмотрели на настрой Александра Владимировича Захарченко, посмотрели на Александра Сергеевича Ходаковского и сказали, что и мы будем с ними стоять до конца, и свои позиции не оставим.

У Стрелкова в бригаде было много хороших парней, поэтому по одному человеку не надо судить в целом о бригаде.

— Чем сейчас занимается «Мамай»?

— Сейчас я нахожусь в Донецке. Вместе с «Абхазом», командиром «Пятнашки».

— Осетин много погибло в войне в Донбассе?

— Не могу сказать, но даже если один погиб бы, то для нас это тоже была бы большая потеря. Просто мы, осетины, очень маленькая нация. Очень много среди нас раненых было. Я пятерых знаю. Двое из них прикованы к кровати. Им надо помогать.



— Почему ты решил вступить в Союз добровольцев Донбасса?

— Да я один из его учредителей. Идея сделать такой Союз принадлежит Александру Бородаю. Понимаете, многие ребята, которые воевали в Южной Осетии, а потом возвращались домой, в Северную Осетию, многим были не нужны. Реально не нужны. А Александр Юрьевич смог собрать почти всех добровольцев Донбасса. Он не дает никому забывать друг о друге. При этом Союз будет оказывать реальную гуманитарную помощь добровольцам, в том числе и медицинскую.

Недавно в Москве я посетил одного добровольца. Он очень болен. Весьма серьезно был ранен. И сейчас ему помогает Союз в лице Александра Юрьевича Бородая. Тут и дорогие операции, и долговременный реабилитационный период. Для этого и нужен Союз, чтобы помогать.

До этого я встречался с этим бойцом в Крыму. У него позывной «Шрам». Я предложил ему вступить в Союз добровольцев Донбасса. Сейчас он лежит в больнице. Ему одну операцию сделали. Сейчас вторую будут делать. Сейчас он лежит и ждет. Человеку сохранили ногу, которую хотели ампутировать. У него уже появилась улыбка. Надежда.

Сейчас ему должны сделать плечевой сустав. Просто одна рука у него висит. Он из-за этого даже на костыле ходить не может. Рука просто висит.

— Олег, человек, который воевал в Донбассе, а сейчас нуждается из-за этого в медицинской помощи, может ли он обратиться к вам за содействием?

— Конечно, на все сто процентов. Мы также будем помогать и семьям погибших ополченцев. Это в обязательном порядке. Я до этого тебе рассказывал об ополченце «Росе». Он заходил в Донбасс вместе с осетинами. Он, к сожалению, погиб.

Его супруга в Союзе возглавила Комитет вдов. Мы распределили обязанности: инвалидами занимается один человек, вдовами — другой. И так далее. Всем добровольцам мы будем помогать.

Александр Чаленко, «Украина.ру»

* запрещенная в России экстремистская группировка

Источник: labuda.blog

уникальные шаблоны и модули для dle