Бежавший из Германии российский эмигрант рассказал о немецких ужасах

Программист Николай Эрней сначала уехал из России в Германию, а потом бежал обратно. Скандал с его участием сегодня «полощется» на весь русскоязычный ЕС. Форумы «наших бывших» полны обсуждений и осуждений: как посмел какой-то компьютерщик, выходец из России, критиковать немецкий порядок и немецкую систему образования! Но Николай не просто критикует Германию — он подал на нее в суд от лица своего семилетнего сына, теперь уже второклассника Максима Эрнея.

В прошлом году спешно эмигрировала из России в Испанию трансгендер Юлия Савиновских, у которой опека отняла двух приемных детей; совсем недавно удрала гей-пара с двумя тоже приемными мальчишками, опасаясь уголовного преследования…

Это стало модно — уезжать отсюда куда подальше, кляня родину-мать на чем свет стоит. За нарушение прав человека, невозможность быть самим собой, да и вообще за то, что наша страна такая, как есть, а мы, ее граждане, другие…

Поэтому обратный процесс — когда люди возвращаются назад ради безопасности своей семьи, так как их преследуют в Европе, — кажется либо глупой шуткой, либо пропагандой.

Однако хорошо там, где нас нет, считает программист Николай Эрней, еще совсем недавно проживавший в Германии.

«Я срочно увез Макса из Германии в Россию еще до начала этого учебного года, — объясняет отец. — В местной школе его избивали и душили, втыкали карандаш в горло, мы не могли его защитить. Потому что это делали беженцы. Такое происходит повсеместно, и если потерпевшие начинают жаловаться, во всем сразу же обвиняют родителей, которых могут посадить в тюрьму, оштрафовать, а детей отнять…»

Программист Николай Эрней, по его словам, входит в 1% наиболее обеспеченных представителей среднего класса в Германии. «Я зарабатываю столько, сколько один из сотен тысяч коренных немцев», — гордится мужчина.

Он покинул Россию в поисках лучшей доли. Можно сказать, эта европейская мечта воплотилась в реальность.

Ежедневно на почту Николая прилетают десятки предложений о работе со всего мира.

Теперь он опасается другого — что однажды его маленький сын может не вернуться из школы. «Тогда мне скажут: «Эй, парень, ты же сам выбрал эту страну для достойной жизни». Но когда три года назад мы переезжали сюда, такого беспредела с беженцами не было. Мне кажется, что немцы теперь и сами не знают, как же остановить все то, что сейчас происходит».

Николая Эрнея уж точно нельзя назвать апологетом нынешних российских порядков. Он всегда был фрондером и оппозиционером. Еще когда только начинал свою карьеру в Томске, в начале нулевых, устроил скандал против непомерных тарифов ЖКХ.

«У моих родителей была небольшая квартира на окраине. Когда я посмотрел в квитанции, сколько тратим на «коммуналку», умножил эту сумму на количество квартир в доме, а затем на количество домов… Получилась астрономическая цифра! И это при том, что у нас никогда не чистили дороги от снега, не делали ремонт. А за отопление, по моим подсчетам, жители города заплатили больше, чем производила за год вся городская ТЭЦ! Так я понял, что мы бараны, которых стригут. Наша квартира располагалась на шестом этаже в доме, в котором по плану этажей должно быть всего пять. Шестой надстроили незаконно, материалы были явно ворованные, их не хватило. По законам физики вся эта хлипкая конструкция рано или поздно должна была рухнуть, через стену пошла огромная трещина…»

— Вы фильм «Дурак» смотрели? — перебиваю я своего собеседника. — Там как раз про такого героя. Только человеку, который пытался спасти разрушающийся дом, в результате набили морду сами жильцы.

— В моем случае я организовал партнерство по защите прав жителей, проживающих в доме, пытался заставить коммунальщиков обосновать свои расценки, ездил из Томска в Москву на заседание Госстроя… Я был молодым и наивным — не нашлось мудрого товарища, который вовремя бы дал мне подзатыльник: «Эй, что ты делаешь? Зачем прешь против системы?» И меня действительно за мою деятельность однажды избили.

— Вы слишком умный для нашей действительности, наверное.

— Я учился в двух университетах на трех факультетах. Ходорковский — тогда при силе — оплатил мое, в числе прочих счастливчиков, обучение в университете Heriot-Watt, одном из лучших учебных заведений мира, где ты можешь сидеть во время лекции рядом с будущим президентом транснациональной корпорации. Эти юношеские связи станут работать на тебя потом всю оставшуюся жизнь… Но в итоге выяснилось, что вместо меня отправили сынка высокопоставленного начальника. Вот так просто взяли и перечеркнули мое будущее, показали место у параши.

Потомок немецкого народа

— После этого вы решили уехать из России?

— Не сразу, конечно, но я понимал, что уезжать нужно. Хоть тушкой, хоть чучелком. Если сейчас почитать российские форумы про эмиграцию, то там часто разбираются способы, как можно легко свалить и получить вид на жительство или гражданство. Один из способов — докажи, что ты нетрадиционной сексуальной ориентации, и тогда тебе будет зеленый свет в ЕС, поэтому я не всегда верю, что это правда о том, как в РФ притесняют геев, например, в той же Чечне. Да их там и нет. Потому что я видел чеченцев, которые перебрались сюда, совершив каминг-аут. Это просто работающая схема быстрой натурализации. Иногда выходцы из Северного Кавказа еще покупают поддельные документы, представляясь сирийскими или другими беженцами.

— Но вы сами приехали как поздние переселенцы?

— Да, я уезжал в 2016 году как потомок немецкого народа: у меня мама немка, бабушка немка. В 90-е годы таких, как мы, были миллионы, сейчас осталась капля в море. Мы сразу получили гражданство, оплаченные языковые курсы, все льготы.

Сперва нас поселили в гостиницу, где проживали три семьи беженцев. Там я впервые столкнулся с этой проблемой… Наши дети играли в машинки и с плюшевыми мишками, а их дети, видевшие в своей жизни только войну и смерть, могли лишь драться и нападать. Кто-то из немцев наивно решил, что представители титульной нации смогут объяснить пришельцам, как это — жить по закону, по европейским традициям, и они со временем станут такими же, как и мы. Будут работать, платить налоги… Да они прекрасно и сейчас понимают, что такое хорошо и что такое плохо. Им просто совершенно не нужно поступать так, как хочет от них общество.

Скажем, сын наших соседей пошел и украл велосипед. Разве он не знал, что так делать нельзя? Да ему на его далекой родине просто отрубят руку за то, что он натворил! А здесь, в Германии, можно все. Потому что наказание несоразмерно преступлению. Если у них на Ближнем Востоке тюрьма — настоящий ад, откуда не выйдешь живым, то немецкие места лишения свободы — как пятизвездочные отели: с трехразовым питанием, телевизором, чистым бельем, спортивными тренажерами… Нельзя наказать и перевоспитать преступника, помещая его в подобные условия.

— Но разве сами немцы этого не понимают? Зачем они все приглашают и приглашают к себе новых беженцев?

— Властям выгодно так поступать. Это приносит деньги всем. В Германии, с тех пор как сюда стали прибывать беженцы, в три раза выросла стоимость номера в отелях. Какой смысл сдавать комнату немцу за 30 евро, если государство финансирует и можно сдавать ее приезжему за 100? Сколько от этой суммы идет в карман чиновнику, выбирающему, в какую гостиницу завозить новую партию?

Помимо коррупции, сопровождающей программы по ассимиляции, на которые государство выделяет огромное количество средств, с появлением так называемых «сирийцев» коренных граждан прижали к ногтю. Помните, сразу после смерти Сталина была объявлена амнистия и на свободу выпустили тысячи уголовников? Перед лицом реальной опасности все другие вопросы обычно уходят на задний план. Никому не нужны свобода слова, честные выборы, рост благосостояния. Потому что, когда улицы заполоняют убийцы и насильники, главным становится: купить железную дверь и провожать детей в школу.

Несколько лет назад у нас в Германии произошел пенсионный скандал: выяснилось, что пенсионный фонд опустел, поэтому немцы, которые выходят на заслуженный отдых сегодня, даже если когда-то они зарабатывали так же хорошо, как я, могут рассчитывать лишь на такую пенсию, что и голодранцы, всю жизнь сидевшие на пособии. Недовольство реформой среди населения было огромным, но вскоре в страну запустили… беженцев — и все сразу об этом забыли: сработал инстинкт самосохранения, люди кинулись закупать железные двери.

— Тогда чем же Германия отличается от России, если вы говорите, что здесь тоже процветает коррупция?

— Только тем, что деньги, которые разворовывают наши, немецкие коррупционеры, работают у нас же, в ЕС, а ваши, российские взяточники отправляют их за границу — то есть тоже к нам. Германия действительно центр Европы сегодня. Экономический, политический, финансовый. И при этом несчастная страна, повесившая себе на шею непосильный крест.

Пресловутый «орднунг» — это фантазии русских о порядке здесь. Когда ты турист — ты наблюдаешь одну благостную картину, но если постоянно тут находишься, то видишь совсем другое.

Мы жили в Кельне, моя фирма располагалась в Мюнхене. Из поездов, на которых я ездил на работу, ни один не пришел вовремя, нормальное опоздание — на час, на два… Разве в России такое возможно? Как-то возникла ситуация, когда выпало три миллиметра снега, — так железная дорога вообще перестала функционировать. В Германии поезда обычно забиты битком, потому что билеты продаются не по числу мест, а в зависимости от расстояния, от точки А до точки Б. При желании можно даже добираться до конечного пункта с пересадками не за один день. Но если вы сели в переполненный поезд, то контролеры даже при наличии билета могут указать вам на дверь, если число пассажиров будет превышать количество плацкарты.

У меня была бонусная «черная карта», и я имел право проезда на любых поездах и в любых направлениях, и все-таки при перегруженности вагонов меня запросто могли выкинуть вон. Для того чтобы этого не произошло, я уходил в вагон-ресторан и там трясся, пережидая опасность. Но бог с ним — в конце концов, это все мелкие неприятности по сравнению с остальным…

«Не нужна нам колбаса»

— Я хотел эмигрировать в демократическую страну, где работают законы, где есть правосудие, где у моих детей будут реальные социальные лифты; мне не были нужны колбаса, дорогая машина, трехэтажный особняк, — утверждает Николай Эрней. — У нас с супругой родилась младшая дочь. Максим пошел в детский сад и заговорил на двух языках. Причем русский и немецкий у него в голове существуют параллельно, он научился думать как на одном, так и на другом. Не представляю, как это у него получается!

Для комфортной жизни мы специально выбрали достаточно элитный район Кельна. Там не было беженцев. Еще при аренде дома предусмотрели наше будущее социальное окружение. Потому что к тому времени поняли, насколько это важно: быть среди своих, без «бедных» мальчиков, ворующих велосипеды…

Да, какие-то вещи не очень нравились. Например, подход к воспитанию ребенка в детском саду и далее в школе. В России Макса учили говорить правду, открыто проявлять свои эмоции. Если не хочешь с кем-то играть, то не играй, это твое право. В Германии детей наказывают за то, что они не хотят общаться с беженцами. Это обязательно. У малыша могут быть свои предпочтения и интересы, но его волю безжалостно ломают. При том что жаловаться на происходящее родителям нельзя — только представителям государства. Вообще мама с папой вторичны по отношению к власти. Однажды сын пришел из учебного заведения весь в слезах: «Папа, разве я злой?!» Оказывается, педагог поведала им о том, как однажды злые русские убили много добрых немцев. Вот так здесь рассказывают про Вторую мировую войну, хотя на государственном уровне вам, разумеется, скажут про чувство вины, которое испытывают немцы вот уже 80 лет. Но это все ложь, прививаемая с детства, выгодная многим. Кстати, в нашем классе Максим был единственный русский немец.

— Насколько я знаю, вы вступили в конфликт со своим работодателем из-за Максима. И даже стали объектом внимания социальных служб.

— Да, так получилось, что мой первый работодатель недоплачивал мне денег. Тогда я сфотографировал Макса, который сидит за столом, рядом с ним стоял стакан воды и лежала корочка хлеба, и отправил этот снимок в немецкие СМИ. Конечно, его не напечатали, зато почти сразу же ко мне пожаловали представители Югендамт (немецкий аналог службы опеки с расширенными полицейскими полномочиями. — Авт.), чтобы проверить, правда ли, что мой сын голодает. Проблема была разрешена.

А вскоре в школе, где учился Максим, начался такой беспредел, что все, что было до этого, показалось мелкими трудностями… В конце марта Макс категорически заявил, что больше не будет ходить на уроки. Мы с женой увидели у него пятна от синяков на шее — как будто бы его кто-то душил. Едем в трамвае, и вдруг Максим, изменившись в лице, жестами показывает, как перерезает мне горло: «Du bist tot, papa» («Ты будешь мертв, папа») — так говорит мне мой маленький сын…

Естественно, я был в ужасе. Выяснилось, что у них в классе появился новенький мальчик, который запугал всех соучеников. Он бил детей, душил их, на него не находилось управы, потому что учителя его тоже боялись — ведь он был беженец, а таких запрещено ставить на место.

— Иначе посчитают дискриминацией?

— После весенних каникул хулигана в результате многочисленных жалоб (я сообщил об этом в общий родительский чат, поднял на уши школьную общественность) пересадили за отдельно стоящую парту. Он должен был в одиночестве гулять на переменах и не подходить ни к кому из детей в целях обеспечения их безопасности.

Через несколько дней Хамза — так зовут этого ребенка — попытался воткнуть сыну карандаш в шею, мог попасть в глаз. Он посчитал Максима виноватым в своих несчастьях. «Уходи отсюда, белый мальчик! Это моя школа», — так, по словам Максима, он ему сказал. При том что компенсация за выбитый в школе глаз, если не дай бог что-то случится, — разовая выплата 500–700 евро, то есть зрение ребенка оценивается дешевле смартфона…

— А перейти в другое учебное заведение?

— Бессмысленно. Потому что там будет точно такая же проблема. Только обидчика станут звать не Хамза, а иначе.

Это три года назад в Германии были хорошие и плохие школы. Сейчас они все в принципе одинаковые. Все меньше немецких детей, все больше выходцев с Ближнего Востока, к которым страшно подходить.

Я написал письмо российскому консулу в Бонне: пожалуйста, защитите моего ребенка, возьмите его в посольскую школу, ведь у Макса два гражданства, он по-прежнему остается россиянином. Мы готовы переехать ради этого в Бонн.

— Вам отказали?

— Нет. Дипломаты согласились. У них отличная школа, где в основном учатся дети сотрудников, а по вечерам после уроков туда приходят заниматься немцы, кто хочет изучать русский язык. Она находится на территории консульства РФ, то есть на русской территории, и подчиняется русскому законодательству, не нуждаясь ни в чьих лицензиях. Это законно для всех стран — выбирать учебное заведение для собственного ребенка. Кроме Германии. Когда я информировал местных чиновников из Шульамт (аналог гороно) о том, что мой сын переходит в русскую школу, мне ответили, что это запрещено: Максим обязан получать только немецкое образование. В противном случае, если он не явится к началу нового учебного года, мне прилетит штраф за его прогул: сначала 100 евро в день, затем постепенно эта сумма увеличивается до 1500 евро в день. В случае если ребенок все равно не посещает занятия, его родителей могут посадить в тюрьму.

— Так же хотели поступить с многодетным отцом и тоже русским немцем Евгением Мартенсом, который не пускал 10-летнюю дочку на школьные уроки секс-просвещения?

— Именно так. Это осталось еще со времен Гитлера. В Германии нет домашнего обучения без чрезвычайных на то обстоятельств. Государство должно быть уверено, что ребенок получает правильное государственное образование, и контролировать этот процесс. Но при этом в данный момент не способно обеспечивать ему безопасность в школе.

Через суд нам дали документ, что Максим Эрней стал четвертой жертвой этого новенького в их классе. Сколько еще таких в других классах? А в других школах?..

Многие просто не понимают всей серьезности происходящего, того, что однажды может произойти трагедия. Но сейчас даже в суде будет трудно доказать факт избиения, потому что мы одни, а другие немецкие семьи предпочтут молчать в тряпочку, лишь бы не выносить сор из избы, а та сторона приведет пять, десять, сто друзей из диаспоры, которые дадут какие угодно показания.

— Именно поэтому вы решили вернуться домой и уже из России защищать права сына?

— Директор первой школы заявил мне: если не нравится школа, переводитесь в любую другую, но только немецкую, менять порядки ради одного человека никто не станет, а сами дети имеют право нападать друг на друга — это естественный процесс взросления… Да, по немецким правилам Макс может учиться где угодно, не покидая в Германии. Служба Югендамт запрещает родителям увозить немецких детей в другую страну под угрозой лишения родительских прав.

Это касается не только нас, были и другие прецеденты — например, одна семья захотела переехать во Францию, тоже страну ЕС, и у них за это «самоуправство» временно изъяли детей. Иск в ЕСПЧ они проиграли. Другой суд запретил русской матери вместе с ребенком переехать жить в Россию, очертив на карте круг радиусом в 1000 км, внутри которого она вправе пребывать. В него попали Польша, Чехия, Великобритания, Франция, Италия, Испания, Австрия. Но на то, чтобы переехать в Россию, пусть даже в Калининград, тоже входящий в эту территорию, ей вынесен судебный запрет.

— Но вы сами спокойно прилетели с семьей в Москву?

— Но у нас же никакого суда пока не было. Шли обычные летние каникулы. В конце августа Максим должен был явиться на занятия, однако мы остались в Москве, где у нас несколько квартир, в том числе и та, которую мы приобрели для сына, когда он подрастет. 1 сентября мы пошли в хорошую российскую школу, а по законам Германии стали едва ли не преступниками.

Я осознаю, чем лично мне это грозит: арестом счетов, невозможностью въехать в ЕС без опасения, что меня могут задержать по прилете … Да, я обставил все демонстративно, потому что у меня есть дочь: если мы вернемся в Германию, ей тоже предстоит пройти через это все. Она девочка, я хочу, чтобы она не боялась ходить по улицам в ожидании нападения. Поэтому наш выбор —Москва. К тому же я искренне верю, что российское школьное образование на порядок лучше немецкого.

— А как же ваша работа?

— Моя работа не привязана к Германии. Меня могут перевести в Великобританию или в США. Мне придется помотаться по миру, чтобы обеспечить своей семье достойный уровень жизни. Но все же такого открытого проявления агрессии, я надеюсь, не встречу больше нигде.

Ангела Меркель сегодня для Германии — как когда-то Горбачев для СССР. Лично у меня ощущение, что рано или поздно эта система придет к своему краху. Страшно то, что сейчас крадется будущее у немецких детей и их родители не имеют возможности что-то изменить. Не у всех хватит смелости выступить открыто, как это сделал я: подать в суд, требовать признать Германию виновной…

– Чего вы конкретно добиваетесь своим демаршем?

– Я хочу, чтобы мой сын получил возможность учиться там, где он хочет, а не был собственностью немецкого государства. Да, я выступаю в суде от имени Максима, потому что именно его права нарушаются. Как только моему сыну суд откажет в иске, а что откажут я даже не сомневаюсь, на основании этого решения я смогу подать в Европейскую Комиссию (важно, не в суд ЕСПЧ, а в Комиссию ЕС) жалобу о нарушении прав ребёнка на территории республики Германия. Мои выступления перевели на немецкий, на испанский, читают в Бразилии. На днях переведут на хинди и китайский. А Максим, когда вырастет, пусть сам решает – какой страны гражданином считаться.

Опозорили всех

— Как дела, Макс? — спрашиваю у самого семилетнего беглеца из ЕС. — Не скучаешь по «дому»?

— Не очень, — отвечает он задумчиво. — Вот только странно, почему здесь, в России, так много русских и почти нет немцев, а там — совсем наоборот.

— Ну, зато и твоего обидчика здесь тоже нет, — успокаиваю я ребенка. — Ты никогда не пытался дать Хамзе сдачи?

— Я не мог дать ему сдачи, — вздыхает он. — Ведь я лежал на полу. А он был сильнее…

Я смотрю на маленького Максима Эрнея и понимаю, что он не врет. Так устроена жизнь. Кто-то всегда сильнее. И тогда тому, кого бьют, приходится несладко. И если никто тебя не защитит, то сложно сражаться за самого себя одному. Обязательно должен быть, кто подставит плечо. Но это понимаешь только с годами.

История мятежного Николая Эрнея, посмевшего противопоставить интересы своей семьи интересам немецкого государства, широко обсуждается в здешнем сообществе. Его страницу на всякий случай заблокировали в соцсети. Хотя русскоязычные соотечественники, особенно те, кто живет здесь на пособии и не хочет уезжать, Николая не понимают и возмущаются его поступком — «оттолкнуть руку, тебе же дающую».

Некоторые вообще не верят, что он существует: «История — вброс, придуманная, один из элементов информационной войны, которую ведет РФ против «загнивающей Европы»…» Другие предлагают герою «пойти подлечиться»: «Неудивительно, что у вас проблемы в жизни, потому что, куда бы вы ни приехали, вы берете с собой — себя, а люди везде одинаковые, плохие и хорошие, но если плоха вся страна, то у меня для вас плохие новости…»

Но есть и такие, кто сам стал жертвой европейской политкорректности, — их не так уж и мало:

«Держитесь, моего сына тоже пробовали в школе душить, причем на уроке, учитель не реагировал. Взяв пару коллег, сходила к директору, пообещали разнести школу вдребезги с правовыми последствиями. Больше этого беженца в классе не было».

«Раньше я жил в России. Теперь живу в Германии вместе с родителями. Мне 14 лет. Я ненавижу эту страну, эту школу. Они обзывают, смеются надо мной, лезут в драку. Но я все равно горжусь тем, что я русский».

— Мы, в России, выдумали для себя такую Германию, которой на самом деле не существовало, — уверен мой собеседник. — Беда в том, что любые беженцы, откуда бы ни были, — турки, иракцы, иранцы, чеченцы, сирийцы, албанцы — тут же находят своих, объединяются с ними и дальше уже помогают друг другу. Русские, переезжающие из бывшего СССР, Казахстана, Украины, первое, что делают, — забывают себя, стремясь раствориться среди немцев и поддакивать им, ни в коем случае не высказывая своего мнения. Мы как будто бы стыдимся быть собой и опасаемся, что нас погонят прочь, как бедных родственников. А я никому и ничего не должен. Ведь Германия меня не содержит, я сделал себя сам.

■ ■ ■

Да, хорошо там, где нас нет. Потому что мы просто не знаем, какие в этом «нет» существуют проблемы; мы воображаем себя в стране мечты, а она, как известно, кардинальным образом может отличаться от реальности.

Макс Эрней, который пошел в Москве уже во второй класс, с одинаковой легкостью переходит с немецкого на русский и с русского — на немецкий. Он может думать на обоих языках. Он — тот самый человек будущего, о котором мы все грезили еще во времена СССР, слыша «голос из прекрасного далека».

Как жаль, что этот новый и дивный мир, где не будет границ, ненависти, войн, с каждым годом отдаляется от нас все дальше. Вместе с очередной толпой беженцев, с новым этапом информационной войны, с нежеланием понять, что все люди разные, хоть и хотят примерно одного и того же.

Наверное, мы сами пока недостойны этого прекрасного мира.

КОММЕНТАРИЙ

Гарри МУРРЕЙ, директор Европейского информационно-правозащитного центра:

—Германия остается единственной страной Европы, где существует так называемая «школьная повинность», только не нужно путать ее с правом на бесплатное и всеобщее образование. Немецкая школьная система в ее сегодняшнем виде восходит своими корнями к Бисмарку и Гитлеру.

В 1938 году нацисты убрали право на частное, домашнее образование, фактически лишили детей и родителей выбора. Этот вопрос контролирует исключительно государство.

Но при этом следует помнить, что 7-летний Максим Эрней является гражданином не только Германии, но и России. Следовательно, на него распространяются не только немецкие, но и российские законы. Согласно Венской конвенции о консульских сношениях в функцию российских дипломатов входит защита интересов мальчика, что и было сделано.

Николай Эрней добивался вполне законного перевода сына, подвергавшегося травле и физическому воздействию, в школу Генконсульства России в Бонне.

Действия чиновников земли Северная Вестфалия, запретившие этой семье переезжать в другой регион и учиться в русской школе, противоправны по своей сути, так как нарушают как Основной федеративный закон Германии, так и Всеобщую декларацию прав человека.

Сейчас Николай подал в суд на администрацию города Кельна — с их стороны ему уже пришел штраф в 1000 евро. Это не просто гипотетические угрозы, единственным спасением для семьи стало возвращение в Россию. Но это не решение проблемы, так как в похожем положении, смею вас уверить, находится множество других русскоязычных детей, проживающих здесь. И за всех них мы будем бороться дальше.

Источник

Источник: bazaistoria.ru

уникальные шаблоны и модули для dle