Приветствуя бурю — почему кризис живителен для России
---
Анна Долгарева
Мир стряхнет лишнее, и мы станем тем, кем были всегда внутри: космонавтами, звездными комиссарами, исследователями. Мы снова окунемся в атмосферу борьбы и превозмогания, только эта атмосфера пригодна для русского дыхания, только в этой атмосфере мы становимся сами собой.
Сейчас с грохотом рушится мир потребления.
Не только западного капитализма, но и нашего, посконного, с его дефицитом и очередями, стремлением урвать себе более престижную тряпку, когда мир был скучным и благополучным. Потом потребление стало диким в девяностых, оно превратилось в божество, превратилось в культ, и даже маленькие дети мерились уровнем потребления во дворах: немецкая Барби круче индийской подделки, я могу купить «Зуко», а ты нет, у меня двадцать бегемотиков из «Киндер-сюрприза», а у тебя три, потому что ты лох и родители твои на «Киндер-сюрпризы» не зарабатывают.
Все эти бандитские перестрелки, все эти блеск и нищета, трупы во дворах, народные артисты на корпоративах, все эти незабываемые атрибуты девяностых – это всего лишь разборки за право на потребление. Мое потребление должно быть круче, чем твое! Мое потребление должно быть более престижным!
И за это убивали.
Убивать перестали, мир в целом стал спокойнее, но никуда не делось потребление как сверхценность. Напротив, именно уровень и качество потребления окончательно установились в качестве мерила человеческой успешности.
И тут китаец из Уханя съел, сволочь такая, летучую мышь.
— Всем привет, — сказал дух невинноубиенной летучей мыши. – Кончилось ваше время, буржуи!
(Мышь была маоисткой.)
Пандемия коронавируса не стала интересоваться, какой у тебя айфон и сколько яхт, британский премьер ты или российская пенсионерка. Она просто двинулась в свой марш от тайги до Британских морей, переворачивая и уничтожая привычную нам экономику. Вместе с экономикой прямо в Британские моря посыпались привычные ценности и представления о важном в жизни.
Дух летучей мыши бодро напевал с китайским акцентом:
«Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем…»
А затем нам ничего не останется, кроме как строить новый мир.
Крах эпохи потребления пусть станет началом звездной эпохи. Видите ли, звезды и потребление исключают друг друга.
«Гляну сквозь стеклопакет
И, как всегда, офигею –
Вместо звезд и планет
Горит реклама «ИКЕИ».
Грустно сижу на жопе
На их табуретке фанерной.
Нынче не время утопий
Об покорении Вселенной», — писал Всеволод Емелин в известном стихотворении 2006 года.
Да и живопись того исторического периода была полна тоскливого недоумения и плохо скрытого реваншизма:
Так вот, многие сейчас задаются вопросом: что же будет с экономикой после коронавирусной пандемии, что же будет с сознанием людей? Отвечу словами Малкольма Рэйнолдса, капитана звездного корабля «Серенити» из культового сериала «Светлячок»: «Нас немного потрясет, а потом мы вообще взорвемся!»
Я совершенно уверена, что глобального кризиса не избежать, потому что мы уже сидим в поезде, который едет туда.
И вот тогда-то мы вспомним, что в детстве мы мечтали о космосе.
Нам, русским, неудобно и несвойственно существовать в эпоху сытости и застоя. Нам нужны преодоления трудностей, нам нужны крутые виражи, нам нужно, чтобы было сложно, это глубинная психология, проросшая во многих поколениях наших предков.
Был послевоенный голод и разруха, а в советских НИИ шла работа над созданием космических технологий. Первый космический спутник был советским и поднялся на околоземную орбиту спустя всего 12 лет после конца Великой Отечественной войны. Еще через четыре года в космос полетел Юрий Гагарин, и миллиарды людей со всего света не могли представить: как эта перепаханная войной, едва оправившаяся от тяжелейших ее последствий страна, эта безумная Soviet Russia отправила человека в космос?
А в том-то и дело, что мы безумны. Для нас естественно думать не о стульях из «Икеи», а о звездах. То, что застой постепенно вырастил и вскормил культ потребления в нашем обществе – это не нормально для нас. Это болезнь. И это болезнь, которую мы имеем шанс преодолеть через кризис.
Кризис этот не сформирован никем из власть имущих, ни из России, ни из Америки, ни из тайного общества рептилоидов. (Хотя над вариантом рептилоидов можно подумать: не исключено, что им очень надоела Земля и они решили подтолкнуть ее к постройке новых космических кораблей, чтобы поскорее вернуться на родину.) Пандемия явилась сама как неотвратимое решение Господа, и кризис, в который она ввергла мир, — это тоже нечто, лежащее за пределом человеческих решений. Это нечто ветхозаветное, огромное, всемирное – и такое, что не оставит мир неизменным.
Значит, мы изменимся.
Мир стряхнет лишнее, и мы станем тем, кем были всегда внутри: космонавтами, звездными комиссарами, исследователями. Мы снова окунемся в атмосферу борьбы и превозмогания, только эта атмосфера пригодна для русского дыхания, только в этой атмосфере мы становимся сами собой.
Мир изменяется.
Изменимся и мы.
Источник
Мир стряхнет лишнее, и мы станем тем, кем были всегда внутри: космонавтами, звездными комиссарами, исследователями. Мы снова окунемся в атмосферу борьбы и превозмогания, только эта атмосфера пригодна для русского дыхания, только в этой атмосфере мы становимся сами собой.
Сейчас с грохотом рушится мир потребления.
Не только западного капитализма, но и нашего, посконного, с его дефицитом и очередями, стремлением урвать себе более престижную тряпку, когда мир был скучным и благополучным. Потом потребление стало диким в девяностых, оно превратилось в божество, превратилось в культ, и даже маленькие дети мерились уровнем потребления во дворах: немецкая Барби круче индийской подделки, я могу купить «Зуко», а ты нет, у меня двадцать бегемотиков из «Киндер-сюрприза», а у тебя три, потому что ты лох и родители твои на «Киндер-сюрпризы» не зарабатывают.
Все эти бандитские перестрелки, все эти блеск и нищета, трупы во дворах, народные артисты на корпоративах, все эти незабываемые атрибуты девяностых – это всего лишь разборки за право на потребление. Мое потребление должно быть круче, чем твое! Мое потребление должно быть более престижным!
И за это убивали.
Убивать перестали, мир в целом стал спокойнее, но никуда не делось потребление как сверхценность. Напротив, именно уровень и качество потребления окончательно установились в качестве мерила человеческой успешности.
И тут китаец из Уханя съел, сволочь такая, летучую мышь.
— Всем привет, — сказал дух невинноубиенной летучей мыши. – Кончилось ваше время, буржуи!
(Мышь была маоисткой.)
Пандемия коронавируса не стала интересоваться, какой у тебя айфон и сколько яхт, британский премьер ты или российская пенсионерка. Она просто двинулась в свой марш от тайги до Британских морей, переворачивая и уничтожая привычную нам экономику. Вместе с экономикой прямо в Британские моря посыпались привычные ценности и представления о важном в жизни.
Дух летучей мыши бодро напевал с китайским акцентом:
«Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем…»
А затем нам ничего не останется, кроме как строить новый мир.
Крах эпохи потребления пусть станет началом звездной эпохи. Видите ли, звезды и потребление исключают друг друга.
«Гляну сквозь стеклопакет
И, как всегда, офигею –
Вместо звезд и планет
Горит реклама «ИКЕИ».
Грустно сижу на жопе
На их табуретке фанерной.
Нынче не время утопий
Об покорении Вселенной», — писал Всеволод Емелин в известном стихотворении 2006 года.
Да и живопись того исторического периода была полна тоскливого недоумения и плохо скрытого реваншизма:
Так вот, многие сейчас задаются вопросом: что же будет с экономикой после коронавирусной пандемии, что же будет с сознанием людей? Отвечу словами Малкольма Рэйнолдса, капитана звездного корабля «Серенити» из культового сериала «Светлячок»: «Нас немного потрясет, а потом мы вообще взорвемся!»
Я совершенно уверена, что глобального кризиса не избежать, потому что мы уже сидим в поезде, который едет туда.
И вот тогда-то мы вспомним, что в детстве мы мечтали о космосе.
Нам, русским, неудобно и несвойственно существовать в эпоху сытости и застоя. Нам нужны преодоления трудностей, нам нужны крутые виражи, нам нужно, чтобы было сложно, это глубинная психология, проросшая во многих поколениях наших предков.
Был послевоенный голод и разруха, а в советских НИИ шла работа над созданием космических технологий. Первый космический спутник был советским и поднялся на околоземную орбиту спустя всего 12 лет после конца Великой Отечественной войны. Еще через четыре года в космос полетел Юрий Гагарин, и миллиарды людей со всего света не могли представить: как эта перепаханная войной, едва оправившаяся от тяжелейших ее последствий страна, эта безумная Soviet Russia отправила человека в космос?
А в том-то и дело, что мы безумны. Для нас естественно думать не о стульях из «Икеи», а о звездах. То, что застой постепенно вырастил и вскормил культ потребления в нашем обществе – это не нормально для нас. Это болезнь. И это болезнь, которую мы имеем шанс преодолеть через кризис.
Кризис этот не сформирован никем из власть имущих, ни из России, ни из Америки, ни из тайного общества рептилоидов. (Хотя над вариантом рептилоидов можно подумать: не исключено, что им очень надоела Земля и они решили подтолкнуть ее к постройке новых космических кораблей, чтобы поскорее вернуться на родину.) Пандемия явилась сама как неотвратимое решение Господа, и кризис, в который она ввергла мир, — это тоже нечто, лежащее за пределом человеческих решений. Это нечто ветхозаветное, огромное, всемирное – и такое, что не оставит мир неизменным.
Значит, мы изменимся.
Мир стряхнет лишнее, и мы станем тем, кем были всегда внутри: космонавтами, звездными комиссарами, исследователями. Мы снова окунемся в атмосферу борьбы и превозмогания, только эта атмосфера пригодна для русского дыхания, только в этой атмосфере мы становимся сами собой.
Мир изменяется.
Изменимся и мы.
Источник
Источник: bazaistoria.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]