Ты где, русак?
---
В конце 80-х годов, будучи летом в отпуске, мы с женой и двумя детьми отправились в гости к теще. Путь был неблизкий.
Из поселка нашей геологоразведочной экспедиции выехали автобусом до шахтерского городка Мирный, далее самолетом «кукурузник» до столицы Киргизии Фрунзе, потом — самолет до Москвы, поезд до Воронежа, автобус до Панино и, наконец, лошадка до деревни, где проживала теща. Тесть встречал нас на гужевом транспорте.
Одновременно с нами неожиданно приехали еще гости.
Говорят, что в тесноте, да не в обиде, но это только говорят.
Спальное место мне отвели на чердаке летней кухни размером с баню.
Почти на природе, подумал я с радостью, однако обрадовался рано…
Вопли галдящей до полуночи молодежи, громкая музыка, треск мотоциклов свободно проникали через кровлю и не давали мне спать.
Где-то после часа-двух ночи все стихало, но уже в четыре утра начинали орать петухи, крякали во дворах утки, мычали коровы… Деревня просыпается рано.
Я по лесенке спускался с чердака, брал в руки две удочки, которые привез с собой, и вдоль вереницы прудов шел на Шанинский пруд, самый дальний, а путь занимал немногим более часа. Карась на этом пруду ловился хорошо, но только утром.
После девяти часов рыбалку я заканчивал, возвращался домой, завтракал, чистил рыбу и намеревался вздремнуть. Не тут-то было…
На чердаке уже жара от нагревшейся крыши и рядом тарахтел трактор приехавшего на обед тракториста, соседа тещи.
Ему проще было трактор не глушить, чем его заводить, дергая за шнур пускача. Аккумулятор уже давно был пропит, как вещь необязательная, коли пускач имеется. Так делали многие.
Вот и сотрясал воздух железный конь час, а то и два, пуская в небо колечки синеватого дыма, и летела в небеса совхозная солярка. А в доме в это время баловались пятеро оказавшихся вместе ребятишек.
Через неделю у меня от постоянного недосыпа глаза приобрели красноватый оттенок, и голова стала чумная, словно с перепоя.
Когда я шагал по тропинке на рыбалку, на противоположном берегу одного из прудов, из расположенной там фермы, неслись крики доярок, сдобренные матерщиной. Шла утренняя дойка. А когда возвращался обратно, пастухи, отгоняя упрямую скотину от посевов, также орали на коров, и речь у пастухов тоже литературной не являлась.
В общем, Россия-матушка… Как сказал в свое время поэт — любил ли кто тебя, как я!
Однако за время моих передвижений я случайно дважды поднимал с лежек зайцев-русаков, и один раз выводок серых куропаток вспорхнул прямо из-под ног. Дичь там была, и меня одолевали мечты приехать туда зимой на охоту. Не удалось.
Прошло десять лет. Оказавшись на новогодних праздниках у тещи, я в тот раз привез с собой ружье и ждал порошу, а выпала она только на последний день моего короткого там пребывания. С утра я вышел в поле, обнаружил след русака среди заснеженной пахоты и приступил к охоте.
В десяти метрах от меня вскакивает с лежки русак и бросается наутек. Ловлю на мушку его торчащие кверху уши, жму спуск. В это мгновение русак делает резкий поворот, мчится в сторону, а заряд дроби впустую стряхивает снег с кустика травы, где заяц должен был находиться в тот момент.
Промах! Обгоняю стволами косого заново и жму второй спуск. После кульбита через голову здоровенный русачина растягивается на белом снегу. Через полчаса нахожу еще один русачий малик, сворачиваю его тропить, но вскоре начинает идти снег с ветром, и след быстро исчезает. Пришлось топать домой.
Прошло пятнадцать лет. Мы с сыном в начале ноября приехали туда поохотиться на русаков. Тещи с тестем уже не было в живых, остановились у их родственников.
Мы не спеша бродили по окрестностям, периодически сбивая с сапог блины налипающего на подошвы воронежского чернозема, перекусывали чайком с бутербродами, присев в затишке у лесопосадки, или давили сапогами яблоки, лежащие сплошным ковром под засыхающими яблонями заброшенного когда-то совхозного сада. Деревня медленно умирала.
Согласно купленным сезонным путевкам, нам разрешалось отстрелять только шесть русаков на двоих за весь сезон и 60 (!) лисиц.
Пороши мы не дождались, а за пять дней охоты по чернотропу сумели поднять лишь одну лису и одного русака. Лиса ушла, промахнулись, а подранок русак скрылся в бурьяне на краю поля, и найти его без снега не удалось. Вот и вся охота. Классические лисьи схроны мы не проверяли, лисицы нам просто были не нужны, искали русаков, хотя следы лисиц даже по чернотропу обнаруживались повсюду.
Несмотря на неудачу, эта охота осталась в памяти как светлое пятно среди торопливой и какой-то бестолковой суеты нынешней жизни. Рядом с ружьем в руках шагал уже совсем взрослый сын, и нам было так спокойно и хорошо вдвоем…
Прошло еще чуть более семи лет. Ехать в те края на охоту больше нет никакого смысла. По словам проживающего там родственника супруги, русаков в воронежских полях нет совсем, а все поля исполосованы следами от вездеходов, квадроциклов и прочей техники современных «настоящих» охотников. С чем можно их и поздравить. А заодно и всех нас.
Может, все не так и я ошибаюсь? Но это вряд ли…
Автор: Владимир Борецкий
Из поселка нашей геологоразведочной экспедиции выехали автобусом до шахтерского городка Мирный, далее самолетом «кукурузник» до столицы Киргизии Фрунзе, потом — самолет до Москвы, поезд до Воронежа, автобус до Панино и, наконец, лошадка до деревни, где проживала теща. Тесть встречал нас на гужевом транспорте.
Одновременно с нами неожиданно приехали еще гости.
Говорят, что в тесноте, да не в обиде, но это только говорят.
Спальное место мне отвели на чердаке летней кухни размером с баню.
Почти на природе, подумал я с радостью, однако обрадовался рано…
Вопли галдящей до полуночи молодежи, громкая музыка, треск мотоциклов свободно проникали через кровлю и не давали мне спать.
Где-то после часа-двух ночи все стихало, но уже в четыре утра начинали орать петухи, крякали во дворах утки, мычали коровы… Деревня просыпается рано.
Я по лесенке спускался с чердака, брал в руки две удочки, которые привез с собой, и вдоль вереницы прудов шел на Шанинский пруд, самый дальний, а путь занимал немногим более часа. Карась на этом пруду ловился хорошо, но только утром.
После девяти часов рыбалку я заканчивал, возвращался домой, завтракал, чистил рыбу и намеревался вздремнуть. Не тут-то было…
На чердаке уже жара от нагревшейся крыши и рядом тарахтел трактор приехавшего на обед тракториста, соседа тещи.
Ему проще было трактор не глушить, чем его заводить, дергая за шнур пускача. Аккумулятор уже давно был пропит, как вещь необязательная, коли пускач имеется. Так делали многие.
Вот и сотрясал воздух железный конь час, а то и два, пуская в небо колечки синеватого дыма, и летела в небеса совхозная солярка. А в доме в это время баловались пятеро оказавшихся вместе ребятишек.
Через неделю у меня от постоянного недосыпа глаза приобрели красноватый оттенок, и голова стала чумная, словно с перепоя.
Когда я шагал по тропинке на рыбалку, на противоположном берегу одного из прудов, из расположенной там фермы, неслись крики доярок, сдобренные матерщиной. Шла утренняя дойка. А когда возвращался обратно, пастухи, отгоняя упрямую скотину от посевов, также орали на коров, и речь у пастухов тоже литературной не являлась.
В общем, Россия-матушка… Как сказал в свое время поэт — любил ли кто тебя, как я!
Однако за время моих передвижений я случайно дважды поднимал с лежек зайцев-русаков, и один раз выводок серых куропаток вспорхнул прямо из-под ног. Дичь там была, и меня одолевали мечты приехать туда зимой на охоту. Не удалось.
Прошло десять лет. Оказавшись на новогодних праздниках у тещи, я в тот раз привез с собой ружье и ждал порошу, а выпала она только на последний день моего короткого там пребывания. С утра я вышел в поле, обнаружил след русака среди заснеженной пахоты и приступил к охоте.
В десяти метрах от меня вскакивает с лежки русак и бросается наутек. Ловлю на мушку его торчащие кверху уши, жму спуск. В это мгновение русак делает резкий поворот, мчится в сторону, а заряд дроби впустую стряхивает снег с кустика травы, где заяц должен был находиться в тот момент.
Промах! Обгоняю стволами косого заново и жму второй спуск. После кульбита через голову здоровенный русачина растягивается на белом снегу. Через полчаса нахожу еще один русачий малик, сворачиваю его тропить, но вскоре начинает идти снег с ветром, и след быстро исчезает. Пришлось топать домой.
Прошло пятнадцать лет. Мы с сыном в начале ноября приехали туда поохотиться на русаков. Тещи с тестем уже не было в живых, остановились у их родственников.
Мы не спеша бродили по окрестностям, периодически сбивая с сапог блины налипающего на подошвы воронежского чернозема, перекусывали чайком с бутербродами, присев в затишке у лесопосадки, или давили сапогами яблоки, лежащие сплошным ковром под засыхающими яблонями заброшенного когда-то совхозного сада. Деревня медленно умирала.
Согласно купленным сезонным путевкам, нам разрешалось отстрелять только шесть русаков на двоих за весь сезон и 60 (!) лисиц.
Пороши мы не дождались, а за пять дней охоты по чернотропу сумели поднять лишь одну лису и одного русака. Лиса ушла, промахнулись, а подранок русак скрылся в бурьяне на краю поля, и найти его без снега не удалось. Вот и вся охота. Классические лисьи схроны мы не проверяли, лисицы нам просто были не нужны, искали русаков, хотя следы лисиц даже по чернотропу обнаруживались повсюду.
Несмотря на неудачу, эта охота осталась в памяти как светлое пятно среди торопливой и какой-то бестолковой суеты нынешней жизни. Рядом с ружьем в руках шагал уже совсем взрослый сын, и нам было так спокойно и хорошо вдвоем…
Прошло еще чуть более семи лет. Ехать в те края на охоту больше нет никакого смысла. По словам проживающего там родственника супруги, русаков в воронежских полях нет совсем, а все поля исполосованы следами от вездеходов, квадроциклов и прочей техники современных «настоящих» охотников. С чем можно их и поздравить. А заодно и всех нас.
Может, все не так и я ошибаюсь? Но это вряд ли…
Автор: Владимир Борецкий
Источник: labuda.blog
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]