Жанна Д Арк послесоветского совхоза: демобилизация
---
В день, когда должны были приехать к “таджикам” за данью, у нас большинство бойцов собрались в готовности в клубе и правлении, почти все сутки кемарили сидя, ждали команд по тревоге. Но никто не приехал! Тогда муж велел “таджикам” и троим бойцам из шести уйти с поста в совхоз, только запас еды оставить троим оставшимся, чтобы они, спрятавшись, вели секретное наблюдение.
Теперь, стало быть, если приедут, то только совхоз громить…
Этой же ночью провели учения, как по тревоге занимать окопы, кому где стоять, как выпрямиться неожиданно и одновременно по сигнальной ракете.
Кому куда выпустить осветительные ракеты, кому стрелять по кабинам, кому по бензобакам и колёсам, кому кидать бутылки и гранаты, как разбегаться по окопам после каждого выстрела, чтобы ответная пуля не поймала.
Отдельная группа бойцов, в неё вошёл и директор, должна была выводить и прикрывать во время боя отход баб, детей, стариков по посёлку, а может и в степь.
Эту группу возглавил снайпер, чтобы надёжно валить тех бандитов, кто увяжется за эвакуацией. Ему муж отдал из своей рухляди прибор ночного видения, из него в темноте видно, но всё в каких-то потёмках зелёных.
Директор каждый день говорил по телефону с начальником милиции, докладывал нашу обстановку, потом ходил хмурый, начальник ему ничего про ход дела с сельпошниками и бандитами не сообщал.
Наступил пятый день… Муж пришёл с ночного дежурства и лёг спать. А в десять часов дня заявились директор с кремлёвцем в какой-то не то радости, не то тревоге, попросили разбудить мужа, и пусть даже не встаёт, так переговорить можно.
Я пошла в спальню, тронула мужа за плечо, он вскочил мгновенно, даже толком не проснувшись, и кинулся к своей одежде, схватив пистолет из-под подушки. Я его угомонила да позвала посетителей нежданных.
Они влетели и с порога объявили, что звонил начальник милиции, весёлый весь, сказал, что, мол, начинайте всеобщую “демобилизацию”, закончилась тревога, что приедет к нам через час и всё подробно расскажет.
Приедет на уазике, который у бандитов отбили, так, мол, предупредите своих бойцов, чтоб случаем не взорвали-сожгли-расстреляли. А сам хохочет в телефон. Муж выслушал хмуро, потом ответил в том смысле, что “что нам делать” сами порешаем, когда всё узнаем.
А вот насчёт уазика надо позаботиться и проследить, люди сильно утомлены. Хорошо выспалась только команда снайпера, вот ими и надо заменить все посты на въезде в посёлок, хорошенько предупредить, а всех прочих оттуда отправить на отсып.
Кремлёвец пошёл исполнять, а директор двинул в правление встречать начальника, чтобы потом к нам с ним зайти. Муж велел мне накрыть стол, а сам прилёг ещё покемарить.
Примерно через час и пятнадцать минут пришли начальник с директором. Уселись. Муж спокоен, но в напряге. Директор чуть не прыгает от нетерпения, сразу к начальнику с вопросом, мол, как там сидится вражинам нашим?
А начальник со смехом отвечает: “Да что им сделается, уж выпустил всех давно…”. Директор прямо в крик, мол, как же так!? А начальник: “Да угомонись ты… Тебе что нужнее, чтоб они сидели, или чтобы к вам никто больше не лез? Лучше слушайте, как дело обернулось…
В тот раз, когда этих сволочей повязали, я сразу к “таджикам” заехал и от них заявления взял. Потом приехал, подержал этих гадов часа три под замком по отдельности и “колоть” начал. Первым вызвал старшего сельпошника, я его с детства знаю, в одной школе учились.
Он всегда был хитрый и наглый, а нутро слабое, когда прижмут, чтоб не вывернуться, он враз растекается. Привели его, начал допрашивать. Он и заталдычил, что не понимает своего задержания, к Гаврилычу приехал поговорить насчёт долга давнего, который тот не хочет отдавать, так как расписки с него взято не было, вот и пользуется, бессовестный.
В общем, базарил, как по-писаному. У бандюков хорошие адвокаты на зарплате, так они с ними совместно каждую свою пакость планируют и намечают, что кому говорить при задержании. Я ему заявление от “таджиков” показываю, а он мне и про них то же самое поёт.
Ладно, говорю, может это на следствии и прокатит, да только у тебя в машине оружие нашли и пули от него у Гаврилыча в дверях, а у “таджиков” в машине. Что скажешь? А он мне заявляет, что дальше будет отвечать только в присутствии своего адвоката. Тут я его и прессанул. Твоё, говорю, дело.
Можешь говорить при адвокатах, но тогда ты – подозреваемый, завтра поедешь в Волгоград в СИЗО, там сидеть начнёшь и на допросы ходить. Поэтому я с тобой сейчас без протокола поговорю, глаз тебе открою.
Твои подельники стволы сбросили тебе в машину без своих пальчиков, да ещё орали при всех, что ты их подставил. Стало быть, вписываться за тебя не станут.
Сядешь ты в СИЗО, и адвокаты, на которых ты рассчитываешь, тебе сразу же скажут: ” Бери всё на себя, чтобы бродяги вышли, а мы тебе максимально срок скостим, и сидеть будешь нетрудно. Заартачишься, так тебе в СИЗО такую жизнь устроят, что в петлю захочешь. Если же бродяги из-за тебя сядут, то тебя тоже закроем по максимуму, и живым оттуда уже не выйдешь”.
Ты, конечно, можешь мне не поверить, но после тебя я бродяг допрошу и покажу тебе, какие бочки они на тебя накатят. А он мне отвечает в том смысле, что вот давай после этого допроса снова и поговорим. Ну уж нет, заявляю ему.
Ты мне сейчас бумаги подписать должен: либо ты отказываешься говорить без адвоката и тогда ты подозреваемый, которого завтра в СИЗО без вариантов, хоть ты что мне потом напой, либо мы сейчас так поговорим, что вы с сыном уйдёте отсюда как свидетели под подписку о невызде. А как , спрашивает, это сделать?
Разъясняю ему, ты и твой сын подтверждаете мне показания других свидетелей, что это бандюки стреляли у “таджиков” и Гаврилыча, а себе в оправдание напишите, что да, хотели только насчёт долгов со всеми договориться, но сами должны этим бандюкам (вы же им точно должны, по-другому не бывает!), вот те за вами и увязались, вас самих запугали, ну и наделали то, что натворили.
Подумал он малость и, чуть не рыдая, прошелестел, что бандиты, узнав про такие показания, их самих замочат. Узнают, говорю, но не скоро, да и нам тоже таких свидетелей, как вы, терять неинтересно, беречь будем, не сомневайся.
Опять же и бандиты знают, что замочи они вас, то бродяги всё равно сядут да ещё по максимуму, показания-то с вас уже взяты, и в суде их не опровергнешь, с мёртвыми ведь в суде не поспоришь. Пугать, конечно, они попытаются, но мы свои меры примем.
Ты и твой сын нам вообще не нужны, поможете эту банду прищемить и живите себе на воле, претензий к вам от нас не будет. В общем, уломал я его, потом сына вызвал, тот хоть и смотрел недоверчиво, но тоже всё это в присутствии папаши написал и подписал.
После чего они дали подписку о невыезде и вымелись восвояси. А я на следущее утро бродягу-главаря на допрос вызвал. Он мне с порога гавкает, что под протокол будет говорить только при адвокате и желает сделать звонок по телефону, который по закону полагается.
Ладно, говорю, позвонишь, только сначала давай без протокола пообщаемся… Он согласился, если дам закурить. Дал ему пачку и разговорились. Спрашиваю, чего ж они так позорно вляпались? А он мне напевает, что барыги слёзно попросили уговорить своих должников рассчитаться по-хорошему, ну они и согласились по доброте душевной помочь бедолагам.
Тогда, спрашиваю, откуда ж промеж вас стволы взялись? А он мне гонит, что про это ничего не знает, сам эти стволы только при обыске и увидел. Что ж, говорю, нормальная отмазка. Если бы ты со своими корешами мне это всё в протоколе подписали, то я вас сразу и отпустил бы как свидетелей под подписку о невыезде. Вы ведь мне не нужны, мне барыг ваших ущемить интересно.
А он мне эдак с ухмылочкой, мол, понимаю, начальник, сам хочешь хозяйничать, а для этого барыг затоптать надо. Я же продолжаю в том смысле, что боюсь только одного, вот выпущу их, а они прикатят с предъявой в совхоз, где их повязали.
Так этот босяк даже обиделся, мол, совсем нас за лохов парашных держишь? У нас к ОМОНу предъяв не сосчитать, но мы же их не штурмуем. На какой хрен нам сдалась эта кодла краснопёрых с волынами, да ещё натасканных, как вертухаи на зоне? Зачем нам идти под пули и статьи?
Впрягаться за барыг? Так эти бакланы ещё ни копья нам в общак не занесли. Нагнали порожняка и подставили. Так что нам с них теперь только получать положено за все косяки. Ничего твоим навозникам не будет от нас, начальник, я отвечаю.
Да ты-то, говорю, отвечаешь по-любому, если случится тут от вас кипишь, так тебя первого закроем и надолго. Но вот поставите вы барыг на деньги, от тюрьмы отмажете, а им где брать, только здесь…
Тут бродяга задумался, потом рассуждать начал, мол, барыги могут забакланить другую бригаду, чтоб помогала район нагнуть. А для этого по-любому тот духарной совхоз опустить придётся, чтобы остальные зашестерили. Так что за барыг отвечать не будет.
Ладно, говорю, расклад ясен. Если хочешь, пиши свою отмазку, кореша твои пусть её повторят, выпущу вас под подписку и валите отсюда, пусть с вами в Волгограде разбираются. А он и согласился, но только в присутствии хотя бы одного своего кореша.
Кореша привести я был не против, но предупредил, если кинут меня, сговорившись, то это пойдёт за беспредел, и завтра в СИЗО будет им пресс-хата, а уж потом хоть допросы с адвокатом, хоть жалобы с прокурором.
Они и сами это знают, сидельцы старые, но напомнить никогда не помешает. В общем, всё прошло штатно, написали, подписали подписку о невыезде, получили обратно отобранное при обыске, кроме ножей и анаши, они их сами не взяли.
Перед уходом я им невзначай сообщил, что сельпошники-то раньше их вышли под подписку, за них сразу надавили, видно покруче бродяг будут… Главаря от этого сообщения аж судорога передёрнула, пулей из отдела вылетел.
А через час влетели ко мне сельпошники в полной панике! Бродяги к ним заявились, велели послезавтра быть в Волгограде на толковище, паханы будут решать, как они заплатят за свои косяки. Бандюки забрали их “Волгу”, сказали, что отдадут в Волгограде после толковища, и укатили.
Я шлангом прикинулся, сказал сельпошникам, что доложил о задержании в Волгоград, и оттуда получил указание выпустить под подписку, прокуратура потребовала, видно у бандитов там завязки. Потом сельпошникам говорю, да и езжайте на это толковище, дам сопроводительную записку, там отметитесь в управлении и скажете по какому адресу будете в Волгограде.
На толковище тоже обязательно скажите, что отмечались и адрес пребывания в ментовке указали. Послушаете, что они вам предъявят и потребуют, заберёте “Волгу”, вернётесь и напишете заявление об угрозах с указанием всех, кто там присутствовал из “братвы”.
Бродяг этих ваших мы после толковища по вашему заявлению сразу опять посадим, и уже не вырвутся, а вас здесь беречь начнём по полной программе до суда. А после суда вы бандитов уже интересовать не будете.
Выслушали они меня без вопросов, только молодой зверем зыркал, взяли сопроводиловки в Волгоград и ушли. Послезавтра мне доложили, что на утренний рейс в Волгоград сельпошники почти весь автобус заняли, сели со всеми своими домашними, нагрузились чемоданами да баулами всякими.
В Волгоград приехали, отметились в управлении и – пропали!! На другой день выяснилось, что сели всем кагалом на украинский поезд и смылись. У них в Запорожье и Днепропетровске родни много, вот, видимо, к ним… Так что я их с чистой совестью в розыск объявил.
А сегодня ночью, под утро, ихний пустой домина как запылает! Вы же знаете, какие хоромы они себе подняли на палёной водке. Так ничего не осталось, одни головни. Разом вспыхнуло, пока пожарные приковыляли, всё, считай, закончилось.
Так что расклад получается такой… Сельпошников теперь ищут бандиты и мы. Сельпошным бандитам вы сто лет не нужны, а другую банду им уже на вас не натравить. Так что можете отдыхать и радоваться, но совсем успокаиваться не советую, мало ли кому ещё когда-нибудь на вас захочется глаз положить… Такие уж нынче времена. “
Как закончил начальник свою речь, муж откинулся на спинку стула и глаза ненадолго закрыл, будто гора немыслимая у него с плеч пропала, а директор сунул руки в свою сумку, вырвал оттуда красивую бутылку, на стол поставил и заорал:
“Вот! Сколько лет ждала заветная своего часа! Настоящий французский коньяк “Курвуазье”, любимый коньяк Михаила Шолохова. В год, когда по его книге снимался фильм “Они защищали Родину”, этот коньяк по его просьбе завозили ящиками в волгоградский обкомовский распределитель, оттуда его люди забирали, отвозили в станицу, где шли съёмки, каждый в съёмочной группе, кто хотел, мог получить стакан этого коньяка к обеду и ужину. А я тогда подсуетился и урвал себе эту бутылочку!”.
Разлили мужики по рюмке, выпили, а потом как накинулись на еду, будто сто лет не едали. Пока ели, начальник насмешил всех другим рассказом…
В милиции выяснили, номер сельпошно-бандитского уазика – липовый! И на него нет никаких документов ни у кого вообще. И в розыске по угонам он тоже не числится. Видимо сельпошники купили его в какой-то воинской части, а воры-вояки списали этот новенький уазик, как старый и не подлежащий ремонту.
Бардак же везде, и никакого контроля, никаких концов найти невозможно! Вот начальник и решил, что если за год не найдётся хозяин этой машины, то райотдел милиции официально заберёт его себе, как бесхозное имущество. Будет хоть одна нормальная техническая единица, а то впору пешком по району бегать!
Рассказав это, начальник пожелал нам добывать побольше таких “трофеев”. Все прямо зашлись от хохота! А пока за столом сидели, директор хлопал рюмку за рюмкой, как из пулемёта, муж и начальник только дивились, сроду директор такой прыти не имел. Как поели, директор и окосел.
Пошли они втроём в правление, на улице, на жаре директора совсем развезло, пришлось под руки поддерживать. Подошли к правлению, а там народ шофёра милицейского окружил, едой его угощают, компотом холодным из погреба, и выпытывают, чего начальник заявился?
А тот сам ничего толком не знает, только догадки свои излагает, но люди и это жадно слушают. Как подошла к правлению троица, так директор песню завопил: “Нас ждёт огонь смертельный и всё ж бессилен он…!”.
Все ахнули, никогда его таким не видели, а муж с улыбкой распорядился: “Через полчаса штаб, все объявления после заседания. Директору помочь дойти домой. После чего – всем отдыхать. ” Бойцы директора окружили и себе на плечи уложили, так обычно гробы носят на плечах.
Понесли, а он не унимается, руками машет и грохочет: “Ребята! Орлы! Волкодавы! Ордена всем, да где ж их взять!”. Начальник забрал автоматы с пистолетами и укатил.
Штаб начал заседать, а бабы, детвора и бойцы, которые были у правления, пошли разносить по совхозу, на что сейчас нагляделись.
После штаба всем всё сообщили подробно, народ высыпал на улицу и пошли разговоры-обсуждения, “таджики” радостно погрузились на свою расстрелянную машину, зиловский “бычок”, и укатили открывать постоялый двор.
Через пару часов привезли оттуда тех троих бойцов с рацией, что оставались у них для наблюдения. Ребята были изрядно наклюканы, но их встретили радостно, со смехом.
Штабы собираться продолжали, как и раньше, но уже для “демобилизации”. Порешили, пока караулы от поджогов не снимать, вдруг бандюки решат мелко попакостить, сельпошников же – пожгли.
Поэтому подросткам-вестовым приказали следить за всеми посторонними в селе и рядом, особенно, если такие будут стараться, чтоб их никто не заметил. Всегда иметь небольшую дежурную группу мужиков при оружии, которых можно быстро поднять по тревоге и направить, куда понадобится.
Устроить дежурство ночных сторожей на въезде, возле скотных дворов совхозных и верховых ночных объездчиков у посевов. Всех снабдить ракетами для подачи тревожных сигналов. Раз в месяц проверять всё имеющееся оружие на стрельбище.
У “таджиков” в хозяйстве постоянно держать хорошо спрятанную рацию, чтобы они оттуда могли оперативно сообщать в случае, если опять какие бандиты появятся с требованием дани.
И ещё порешили, что пару суток пусть все отдохнут-отоспятся, в порядок себя приведут, а потом устроить праздник-гульбу всем совхозом, как было в 1946 году, когда местные мужики, которые в Отечественную на фронтах уцелели, окончательно домой вернулись!
Это директор предложил, ему про это гульбище в детстве много рассказывали его покойный отец-фронтовик со своими боевыми друзьями.
Окончание следует…
Автор: Михаил Гольдреер
Теперь, стало быть, если приедут, то только совхоз громить…
Этой же ночью провели учения, как по тревоге занимать окопы, кому где стоять, как выпрямиться неожиданно и одновременно по сигнальной ракете.
Кому куда выпустить осветительные ракеты, кому стрелять по кабинам, кому по бензобакам и колёсам, кому кидать бутылки и гранаты, как разбегаться по окопам после каждого выстрела, чтобы ответная пуля не поймала.
Отдельная группа бойцов, в неё вошёл и директор, должна была выводить и прикрывать во время боя отход баб, детей, стариков по посёлку, а может и в степь.
Эту группу возглавил снайпер, чтобы надёжно валить тех бандитов, кто увяжется за эвакуацией. Ему муж отдал из своей рухляди прибор ночного видения, из него в темноте видно, но всё в каких-то потёмках зелёных.
Директор каждый день говорил по телефону с начальником милиции, докладывал нашу обстановку, потом ходил хмурый, начальник ему ничего про ход дела с сельпошниками и бандитами не сообщал.
Наступил пятый день… Муж пришёл с ночного дежурства и лёг спать. А в десять часов дня заявились директор с кремлёвцем в какой-то не то радости, не то тревоге, попросили разбудить мужа, и пусть даже не встаёт, так переговорить можно.
Я пошла в спальню, тронула мужа за плечо, он вскочил мгновенно, даже толком не проснувшись, и кинулся к своей одежде, схватив пистолет из-под подушки. Я его угомонила да позвала посетителей нежданных.
Они влетели и с порога объявили, что звонил начальник милиции, весёлый весь, сказал, что, мол, начинайте всеобщую “демобилизацию”, закончилась тревога, что приедет к нам через час и всё подробно расскажет.
Приедет на уазике, который у бандитов отбили, так, мол, предупредите своих бойцов, чтоб случаем не взорвали-сожгли-расстреляли. А сам хохочет в телефон. Муж выслушал хмуро, потом ответил в том смысле, что “что нам делать” сами порешаем, когда всё узнаем.
А вот насчёт уазика надо позаботиться и проследить, люди сильно утомлены. Хорошо выспалась только команда снайпера, вот ими и надо заменить все посты на въезде в посёлок, хорошенько предупредить, а всех прочих оттуда отправить на отсып.
Кремлёвец пошёл исполнять, а директор двинул в правление встречать начальника, чтобы потом к нам с ним зайти. Муж велел мне накрыть стол, а сам прилёг ещё покемарить.
Примерно через час и пятнадцать минут пришли начальник с директором. Уселись. Муж спокоен, но в напряге. Директор чуть не прыгает от нетерпения, сразу к начальнику с вопросом, мол, как там сидится вражинам нашим?
А начальник со смехом отвечает: “Да что им сделается, уж выпустил всех давно…”. Директор прямо в крик, мол, как же так!? А начальник: “Да угомонись ты… Тебе что нужнее, чтоб они сидели, или чтобы к вам никто больше не лез? Лучше слушайте, как дело обернулось…
В тот раз, когда этих сволочей повязали, я сразу к “таджикам” заехал и от них заявления взял. Потом приехал, подержал этих гадов часа три под замком по отдельности и “колоть” начал. Первым вызвал старшего сельпошника, я его с детства знаю, в одной школе учились.
Он всегда был хитрый и наглый, а нутро слабое, когда прижмут, чтоб не вывернуться, он враз растекается. Привели его, начал допрашивать. Он и заталдычил, что не понимает своего задержания, к Гаврилычу приехал поговорить насчёт долга давнего, который тот не хочет отдавать, так как расписки с него взято не было, вот и пользуется, бессовестный.
В общем, базарил, как по-писаному. У бандюков хорошие адвокаты на зарплате, так они с ними совместно каждую свою пакость планируют и намечают, что кому говорить при задержании. Я ему заявление от “таджиков” показываю, а он мне и про них то же самое поёт.
Ладно, говорю, может это на следствии и прокатит, да только у тебя в машине оружие нашли и пули от него у Гаврилыча в дверях, а у “таджиков” в машине. Что скажешь? А он мне заявляет, что дальше будет отвечать только в присутствии своего адвоката. Тут я его и прессанул. Твоё, говорю, дело.
Можешь говорить при адвокатах, но тогда ты – подозреваемый, завтра поедешь в Волгоград в СИЗО, там сидеть начнёшь и на допросы ходить. Поэтому я с тобой сейчас без протокола поговорю, глаз тебе открою.
Твои подельники стволы сбросили тебе в машину без своих пальчиков, да ещё орали при всех, что ты их подставил. Стало быть, вписываться за тебя не станут.
Сядешь ты в СИЗО, и адвокаты, на которых ты рассчитываешь, тебе сразу же скажут: ” Бери всё на себя, чтобы бродяги вышли, а мы тебе максимально срок скостим, и сидеть будешь нетрудно. Заартачишься, так тебе в СИЗО такую жизнь устроят, что в петлю захочешь. Если же бродяги из-за тебя сядут, то тебя тоже закроем по максимуму, и живым оттуда уже не выйдешь”.
Ты, конечно, можешь мне не поверить, но после тебя я бродяг допрошу и покажу тебе, какие бочки они на тебя накатят. А он мне отвечает в том смысле, что вот давай после этого допроса снова и поговорим. Ну уж нет, заявляю ему.
Ты мне сейчас бумаги подписать должен: либо ты отказываешься говорить без адвоката и тогда ты подозреваемый, которого завтра в СИЗО без вариантов, хоть ты что мне потом напой, либо мы сейчас так поговорим, что вы с сыном уйдёте отсюда как свидетели под подписку о невызде. А как , спрашивает, это сделать?
Разъясняю ему, ты и твой сын подтверждаете мне показания других свидетелей, что это бандюки стреляли у “таджиков” и Гаврилыча, а себе в оправдание напишите, что да, хотели только насчёт долгов со всеми договориться, но сами должны этим бандюкам (вы же им точно должны, по-другому не бывает!), вот те за вами и увязались, вас самих запугали, ну и наделали то, что натворили.
Подумал он малость и, чуть не рыдая, прошелестел, что бандиты, узнав про такие показания, их самих замочат. Узнают, говорю, но не скоро, да и нам тоже таких свидетелей, как вы, терять неинтересно, беречь будем, не сомневайся.
Опять же и бандиты знают, что замочи они вас, то бродяги всё равно сядут да ещё по максимуму, показания-то с вас уже взяты, и в суде их не опровергнешь, с мёртвыми ведь в суде не поспоришь. Пугать, конечно, они попытаются, но мы свои меры примем.
Ты и твой сын нам вообще не нужны, поможете эту банду прищемить и живите себе на воле, претензий к вам от нас не будет. В общем, уломал я его, потом сына вызвал, тот хоть и смотрел недоверчиво, но тоже всё это в присутствии папаши написал и подписал.
После чего они дали подписку о невыезде и вымелись восвояси. А я на следущее утро бродягу-главаря на допрос вызвал. Он мне с порога гавкает, что под протокол будет говорить только при адвокате и желает сделать звонок по телефону, который по закону полагается.
Ладно, говорю, позвонишь, только сначала давай без протокола пообщаемся… Он согласился, если дам закурить. Дал ему пачку и разговорились. Спрашиваю, чего ж они так позорно вляпались? А он мне напевает, что барыги слёзно попросили уговорить своих должников рассчитаться по-хорошему, ну они и согласились по доброте душевной помочь бедолагам.
Тогда, спрашиваю, откуда ж промеж вас стволы взялись? А он мне гонит, что про это ничего не знает, сам эти стволы только при обыске и увидел. Что ж, говорю, нормальная отмазка. Если бы ты со своими корешами мне это всё в протоколе подписали, то я вас сразу и отпустил бы как свидетелей под подписку о невыезде. Вы ведь мне не нужны, мне барыг ваших ущемить интересно.
А он мне эдак с ухмылочкой, мол, понимаю, начальник, сам хочешь хозяйничать, а для этого барыг затоптать надо. Я же продолжаю в том смысле, что боюсь только одного, вот выпущу их, а они прикатят с предъявой в совхоз, где их повязали.
Так этот босяк даже обиделся, мол, совсем нас за лохов парашных держишь? У нас к ОМОНу предъяв не сосчитать, но мы же их не штурмуем. На какой хрен нам сдалась эта кодла краснопёрых с волынами, да ещё натасканных, как вертухаи на зоне? Зачем нам идти под пули и статьи?
Впрягаться за барыг? Так эти бакланы ещё ни копья нам в общак не занесли. Нагнали порожняка и подставили. Так что нам с них теперь только получать положено за все косяки. Ничего твоим навозникам не будет от нас, начальник, я отвечаю.
Да ты-то, говорю, отвечаешь по-любому, если случится тут от вас кипишь, так тебя первого закроем и надолго. Но вот поставите вы барыг на деньги, от тюрьмы отмажете, а им где брать, только здесь…
Тут бродяга задумался, потом рассуждать начал, мол, барыги могут забакланить другую бригаду, чтоб помогала район нагнуть. А для этого по-любому тот духарной совхоз опустить придётся, чтобы остальные зашестерили. Так что за барыг отвечать не будет.
Ладно, говорю, расклад ясен. Если хочешь, пиши свою отмазку, кореша твои пусть её повторят, выпущу вас под подписку и валите отсюда, пусть с вами в Волгограде разбираются. А он и согласился, но только в присутствии хотя бы одного своего кореша.
Кореша привести я был не против, но предупредил, если кинут меня, сговорившись, то это пойдёт за беспредел, и завтра в СИЗО будет им пресс-хата, а уж потом хоть допросы с адвокатом, хоть жалобы с прокурором.
Они и сами это знают, сидельцы старые, но напомнить никогда не помешает. В общем, всё прошло штатно, написали, подписали подписку о невыезде, получили обратно отобранное при обыске, кроме ножей и анаши, они их сами не взяли.
Перед уходом я им невзначай сообщил, что сельпошники-то раньше их вышли под подписку, за них сразу надавили, видно покруче бродяг будут… Главаря от этого сообщения аж судорога передёрнула, пулей из отдела вылетел.
А через час влетели ко мне сельпошники в полной панике! Бродяги к ним заявились, велели послезавтра быть в Волгограде на толковище, паханы будут решать, как они заплатят за свои косяки. Бандюки забрали их “Волгу”, сказали, что отдадут в Волгограде после толковища, и укатили.
Я шлангом прикинулся, сказал сельпошникам, что доложил о задержании в Волгоград, и оттуда получил указание выпустить под подписку, прокуратура потребовала, видно у бандитов там завязки. Потом сельпошникам говорю, да и езжайте на это толковище, дам сопроводительную записку, там отметитесь в управлении и скажете по какому адресу будете в Волгограде.
На толковище тоже обязательно скажите, что отмечались и адрес пребывания в ментовке указали. Послушаете, что они вам предъявят и потребуют, заберёте “Волгу”, вернётесь и напишете заявление об угрозах с указанием всех, кто там присутствовал из “братвы”.
Бродяг этих ваших мы после толковища по вашему заявлению сразу опять посадим, и уже не вырвутся, а вас здесь беречь начнём по полной программе до суда. А после суда вы бандитов уже интересовать не будете.
Выслушали они меня без вопросов, только молодой зверем зыркал, взяли сопроводиловки в Волгоград и ушли. Послезавтра мне доложили, что на утренний рейс в Волгоград сельпошники почти весь автобус заняли, сели со всеми своими домашними, нагрузились чемоданами да баулами всякими.
В Волгоград приехали, отметились в управлении и – пропали!! На другой день выяснилось, что сели всем кагалом на украинский поезд и смылись. У них в Запорожье и Днепропетровске родни много, вот, видимо, к ним… Так что я их с чистой совестью в розыск объявил.
А сегодня ночью, под утро, ихний пустой домина как запылает! Вы же знаете, какие хоромы они себе подняли на палёной водке. Так ничего не осталось, одни головни. Разом вспыхнуло, пока пожарные приковыляли, всё, считай, закончилось.
Так что расклад получается такой… Сельпошников теперь ищут бандиты и мы. Сельпошным бандитам вы сто лет не нужны, а другую банду им уже на вас не натравить. Так что можете отдыхать и радоваться, но совсем успокаиваться не советую, мало ли кому ещё когда-нибудь на вас захочется глаз положить… Такие уж нынче времена. “
Как закончил начальник свою речь, муж откинулся на спинку стула и глаза ненадолго закрыл, будто гора немыслимая у него с плеч пропала, а директор сунул руки в свою сумку, вырвал оттуда красивую бутылку, на стол поставил и заорал:
“Вот! Сколько лет ждала заветная своего часа! Настоящий французский коньяк “Курвуазье”, любимый коньяк Михаила Шолохова. В год, когда по его книге снимался фильм “Они защищали Родину”, этот коньяк по его просьбе завозили ящиками в волгоградский обкомовский распределитель, оттуда его люди забирали, отвозили в станицу, где шли съёмки, каждый в съёмочной группе, кто хотел, мог получить стакан этого коньяка к обеду и ужину. А я тогда подсуетился и урвал себе эту бутылочку!”.
Разлили мужики по рюмке, выпили, а потом как накинулись на еду, будто сто лет не едали. Пока ели, начальник насмешил всех другим рассказом…
В милиции выяснили, номер сельпошно-бандитского уазика – липовый! И на него нет никаких документов ни у кого вообще. И в розыске по угонам он тоже не числится. Видимо сельпошники купили его в какой-то воинской части, а воры-вояки списали этот новенький уазик, как старый и не подлежащий ремонту.
Бардак же везде, и никакого контроля, никаких концов найти невозможно! Вот начальник и решил, что если за год не найдётся хозяин этой машины, то райотдел милиции официально заберёт его себе, как бесхозное имущество. Будет хоть одна нормальная техническая единица, а то впору пешком по району бегать!
Рассказав это, начальник пожелал нам добывать побольше таких “трофеев”. Все прямо зашлись от хохота! А пока за столом сидели, директор хлопал рюмку за рюмкой, как из пулемёта, муж и начальник только дивились, сроду директор такой прыти не имел. Как поели, директор и окосел.
Пошли они втроём в правление, на улице, на жаре директора совсем развезло, пришлось под руки поддерживать. Подошли к правлению, а там народ шофёра милицейского окружил, едой его угощают, компотом холодным из погреба, и выпытывают, чего начальник заявился?
А тот сам ничего толком не знает, только догадки свои излагает, но люди и это жадно слушают. Как подошла к правлению троица, так директор песню завопил: “Нас ждёт огонь смертельный и всё ж бессилен он…!”.
Все ахнули, никогда его таким не видели, а муж с улыбкой распорядился: “Через полчаса штаб, все объявления после заседания. Директору помочь дойти домой. После чего – всем отдыхать. ” Бойцы директора окружили и себе на плечи уложили, так обычно гробы носят на плечах.
Понесли, а он не унимается, руками машет и грохочет: “Ребята! Орлы! Волкодавы! Ордена всем, да где ж их взять!”. Начальник забрал автоматы с пистолетами и укатил.
Штаб начал заседать, а бабы, детвора и бойцы, которые были у правления, пошли разносить по совхозу, на что сейчас нагляделись.
После штаба всем всё сообщили подробно, народ высыпал на улицу и пошли разговоры-обсуждения, “таджики” радостно погрузились на свою расстрелянную машину, зиловский “бычок”, и укатили открывать постоялый двор.
Через пару часов привезли оттуда тех троих бойцов с рацией, что оставались у них для наблюдения. Ребята были изрядно наклюканы, но их встретили радостно, со смехом.
Штабы собираться продолжали, как и раньше, но уже для “демобилизации”. Порешили, пока караулы от поджогов не снимать, вдруг бандюки решат мелко попакостить, сельпошников же – пожгли.
Поэтому подросткам-вестовым приказали следить за всеми посторонними в селе и рядом, особенно, если такие будут стараться, чтоб их никто не заметил. Всегда иметь небольшую дежурную группу мужиков при оружии, которых можно быстро поднять по тревоге и направить, куда понадобится.
Устроить дежурство ночных сторожей на въезде, возле скотных дворов совхозных и верховых ночных объездчиков у посевов. Всех снабдить ракетами для подачи тревожных сигналов. Раз в месяц проверять всё имеющееся оружие на стрельбище.
У “таджиков” в хозяйстве постоянно держать хорошо спрятанную рацию, чтобы они оттуда могли оперативно сообщать в случае, если опять какие бандиты появятся с требованием дани.
И ещё порешили, что пару суток пусть все отдохнут-отоспятся, в порядок себя приведут, а потом устроить праздник-гульбу всем совхозом, как было в 1946 году, когда местные мужики, которые в Отечественную на фронтах уцелели, окончательно домой вернулись!
Это директор предложил, ему про это гульбище в детстве много рассказывали его покойный отец-фронтовик со своими боевыми друзьями.
Окончание следует…
Автор: Михаил Гольдреер
Источник: labuda.blog
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]