Рукопашная с кабаном обернулась травмами
---
Вальхалла — небесный чертог павших воинов в скандинавской мифологии, рай для доблестных воинов. Он представляет собой гигантский зал с крышей из позолоченных щитов, которые подпираются копьями. У этого зала 540 дверей, через которые входят 800 воинов по зову бога Хеймдалля. Каждый день они облачаются в доспехи и сражаются, а после садятся за общий стол пировать. Едят они мясо вепря Сехримнира, которого забивают каждый день, но он воскресает.
ФОТО: SHUTTERSTOCK
Как-то осенью, благодаря мооировскому сайту, оказался я на охоте в совсем незнакомой мне команде.
Местом встречи была охотничья изба на краю деревни.
Я, как новичок в компании, с разговорами не лез, а больше слушал.
Но так как дело было в пятницу, а дорога в этот день всегда бывает и сложной и утомительной, продержался я недолго и быстро заснул.
Разбудили меня утренние хождения и сборы.
Наскоро перекусив, охотники отнесли свои рюкзаки и ружья в машины.
Приехал егерь и после короткого инструктажа выписал нам необходимые для охоты документы.
Получив лицензию на одного лося, команда выдвинулась колонной из нескольких машин в угодья. Осенний лес не торопился расстаться с желтой листвой. Влажный воздух был прохладен и свеж. Выйдя на заросшую просеку, я почувствовал запах грибов.
Рассчитавшись на первый-второй, мы поочередно стояли на номерах, шли в загоны, гоняли весь день, до поздних сумерек. Зверь был, но на номера не шел, уходил в непроходимые заросли кустарников и равнодушно следил за происходящим.
Привыкший за лето к людям, собирающим ягоды, а ближе к осени к грибникам, лось перестал бояться человеческого голоса, и даже выкрики загонщиков не помогли выгнать ко всему привыкшего зверя на номера.
Первый день, увы, прошел без результата. Вымотанные, мы еле доползли до оставленных на опушке машин.
Вернулись на базу, сбросили с себя промокшее от пота белье, переоделись. В бревенчатые стены повсюду были щедро забиты толстые, почерневшие от времени гвозди, чтобы можно было развесить вещи и прочее охотничье имущество.
Между кроватями стоял маленький стол, покрытый такой же клеенкой, что и в сенях. Теснота никого не тяготила — сближала. В доме от хорошо протопленной печи было душно, но зато можно раздеться, остаться в майках и ходить босиком по прохладному дощатому полу.
Длина тела взрослого кабана достигает 175 см, высота в холке 1 м, вес до 200 кг. ФОТО: SHUTTERSTOCK
У стола сидел грузный мужчина средних лет. Было видно, что большинство охотников ему знакомы. С новичками он говорил открыто и радушно, в его рукопожатии чувствовалась сила.
— Виктор, — представлялся он.
Что-то выдавало в нем отставного военного. Я видел, как ему было тяжело идти в лесу по раскисшим дорогам. Но в избе, за столом, он ожил. Мы еще стягивали с себя промокшее белье, а на столе уже появились кастрюли, банки, контейнеры с едой, бутылки с домашним самогоном.
Запах мужской усталости сразу улетучился — его перебили кулинарные ароматы. Я хотел было поставить что-то из своих домашних заготовок, но на столе не осталось места.
Мы выпивали и закусывали, никто не скромничал. Чувство голода потихоньку отступило, а наложившийся на усталость алкоголь немного освежил чувства. Мы начали вспоминать прошедший день.
Когда за столом остались лишь самые стойкие, Виктор разлил по рюмочкам остатки самогона и предложил выпить за удачу.
Всех расстраивало отсутствие кабанов, которые так оживляли загоны в предыдущие годы. Мне вспомнилась одна охота, которая чуть было не закончилась трагически, когда добытый нами секач, перед тем как его разделывать, вдруг ожил.
Оставленные у поваленного дерева ружья были слишком далеко, и мы, перепуганные и растерянные, схватившись за ножи, во все глаза смотрели на внезапно ожившего зверя, а тот, недолго думая, резво вскочил и был таков.
— Ну, это вы хорошо отделались, — сказал Виктор. — А вот у меня все вышло наоборот.
Он вышел из-за стола и, закатав штанины до колен, показал исполосованные шрамами ноги. История, которую он нам рассказал вполголоса, чтобы не разбудить спящих, заставила нас забыть про сон. Вот его рассказ.
Зима, загоны. Косули резвые и верткие. Овраг, расходящийся на две половинки. И вдруг — кабанья лежка. Крупный секач. Под полтора центнера. Потрогал я ее рукой — еще теплая. Снег растоплен, а листва под ним остыть не успела. Только что зверь поднялся.
Деваться ему некуда, с двух сторон загонщики. Разве что в распадок. Я своим по рации передал, чтобы перезарядились на крупного зверя. Перед нами был овраг, который делился на три части. Не успели мы поменять патроны в стволах, как прогремели первые выстрелы.
Стрелял друг мой, Славка. По рации отчитался, что попал, но по ребрам, и зверь ушел в овраг. У меня тогда «комбинашка» была.
Нарезной ствол под .30-06 и 12-й с картечью. Оружие хорошее, но не для такого случая. Это я потом понял.
Время уже к вечеру шло, нужно было торопиться. Спустившись в овраг, я сразу на след подранка вышел. Было понятно, что зацепил Славка его сильно. Кровь на снегу. Ложился зверь пару раз. Надо было подождать, когда совсем ляжет, но оставлять на утро добычу никто не хотел.
На дне оврага журчал ручей, камыш был выше головы, а сквозь него пробит ход. Уткнувшись в густой кустарник мордой, секач лежал на брюхе задом ко мне, отрывисто дышал. В этот момент мне бы и выстрелить, но, побоявшись испортить мясо, я стал заходить сбоку, чтобы за ушко попасть.
Тут он вскочил и в ольшаник забился. Стреляю. Вижу, что попал, но зверь жив. В гладком остался патрон. Решил выждать: попал же!
ФОТО: SHUTTERSTOCK
В этот момент кабан, одуревший от злости и боли, развернулся и прыгнул на меня. Между нами было не больше пяти метров. Я даже прицелиться не успел. Стреляю — мимо. Взяв ружье двумя руками, пытаюсь отразить удар. Куда там!
Секач сбивает меня с ног одним ударом. Ружье отлетает в сторону. Чувствую, он грызет мой сапог. Отбиваюсь от разъяренного вепря, лежа на спине, словно кручу педали на водном велосипеде. Чувствую, как его клыки прокусывают мою ногу под коленом. Снег окрашивается кровью. Вспомнив про нож, выдергиваю его из ножен и вонзаю в шею зверя.
Клинок заходит в тело кабана мягко, словно в масло. Почувствовав короткий укол, секач отскакивает назад и снова катком валит на меня. Это сейчас я понимаю, что попал в калкан. Руки, мокрые и грязные, не удержали рукоять клинка. Я напуган. Работаю ногами, отползаю по кустам и остаюсь без штанов.
Точнее, они сползли до колен. Тут силы кончаются не только у меня, но и у моего преследователя. Он берет паузу и отступает, чтобы в очередной раз взять разбег и напасть на меня. И вот он прет с новой силой, но вязнет в ольшанике всей тушей. Это мой шанс.
Я хватаю его одной рукой за ухо, другой за шкуру и, закинув ногу на хребет, валю его на бок. Мы оба не сдаемся, поэтому бьемся не на жизнь, а на смерть. А ребята, похоже, и не догадываются о происходящем.
Видимо, стоят на выходах из оврага, а я без штанов, один на один барахтаюсь с живучим чудовищем.
Тут вспоминаю, что у меня в нагрудном кармане лежат два запасных патрона: картечь и .30-06 полуоболочка. Мой охотничий НЗ. Быстро соображаю, как их достать, чтобы не потерять преимущества в позиции.
Вцепившись зубами в ухо и высвободив руку, выхватываю из кармана нарезной патрон. Не раздумывая, вонзаю его в правый глаз секача. Зверь дергается от боли, и мы снова, ломая кусты, кружим на снегу, окрашивая его нашей кровью.
В этой возне я вдруг вижу свое ружье над головой. Выбитое из рук одним ударом, оно повисло на ветках и сейчас оказалось на расстоянии вытянутой руки. В кармане лежит последний патрон с картечью, и я знаю, как его достать. Остается только изловчиться и снять с кустов ствол.
Выждав момент, я трясу куст, и ружье падает на нас. Держась одной рукой за шкуру, я снова вцепляюсь зубами в кабанье ухо и, освободив руку, достаю патрон. Стараясь не суетиться, загоняю его в патронник.
Лежу в обнимку с кабаном, держа его за щетину, зубами за ухо, и в руке у меня заряженное ружье. Только длины руки никак не хватает, чтобы отвести
ружье в сторону и произвести решающий выстрел.
Стоя на номере, можно увидеть то, во что другим трудно поверить. ФОТО: SHUTTERSTOCK
Мне уже казалось, что соперник мой смирился со своим поражением, но поверить в удачу боялся. Прижатый к земле, кабан то затихал, то вновь оживал, стараясь освободиться от моих стальных объятий. Я обдумывал, как соскочить с него и закончить битву.
Выждав момент, я сделал кувырок в сторону. Освободившись, зверюга тоже вскочил на ноги и встал ко мне правой стороной. Из-за пробитого глаза он меня потерял. Эти драгоценные секунды дали мне шанс прицелиться и выстрелить.
Упав на снег, кабан затих, но я смотрел на уши, прижатые к затылку. Неужели не попал? Уши потихоньку встали.
Ребята долго ждали на своих номерах и даже не подозревали, что творилось на дне оврага. Но друг мой почувствовал неладное и решил проверить свои опасения. И опоздал. Застав меня со спущенными штанами и с ружьем в руках, он сначала рассмеялся, рассыпаясь в глупых шутках, но потом все понял.
— Неспроста мне сегодня ночью сон приснился, что ты умираешь, — повторял он раз за разом, помогая мне натянуть штаны.
А я, не веря, что все закончилось, стоял и смотрел на вепря и вытоптанную поляну с окровавленным снегом. Пришли остальные. Собрали по поляне разбросанные вещи. Нашлись и рация, и нож. Откопали в снегу патронташ с разорванным ремнем.
В машине ребята облили мне ноги водкой, обмотали их мусорными пакетами, которые закрепили скотчем. Всю дорогу до дома я смотрел на кузов, в котором лежал мой соперник. Мне было жаль его. Мы честно с ним сражались, и нам обоим хотелось выжить…
В больницу я не поехал. Сам обработал раны, поставил себе несколько скобок, перебинтовался, выпил сдуру два стакана водки, чтобы снять стресс. Стресс-то я снял, но расширил сосуды, и под бинтами сильно намокло. Ну да ничего: дурная кровь ушла и промыла раны повторно.
Добытое в таком бою мясо я отдал ребятам. Оставил себе на память лишь шкуру. Прибил ее над кроватью. Иногда даже разговариваю с ней перед сном. Может, вепрю повезло и он вошел в распахнутые ворота Вальхаллы? Думаю, да. Он это заслужил. Только в виде воина, а не Сехримнира…
Мы долго молчали, пораженные историей, а рассказчик, погрузившись в воспоминания, уныло смотрел в пустое черное окно, за которым давно была ночь.
Автор: Ринат Зайнетдинов
ФОТО: SHUTTERSTOCK
Как-то осенью, благодаря мооировскому сайту, оказался я на охоте в совсем незнакомой мне команде.
Местом встречи была охотничья изба на краю деревни.
Я, как новичок в компании, с разговорами не лез, а больше слушал.
Но так как дело было в пятницу, а дорога в этот день всегда бывает и сложной и утомительной, продержался я недолго и быстро заснул.
Разбудили меня утренние хождения и сборы.
Наскоро перекусив, охотники отнесли свои рюкзаки и ружья в машины.
Приехал егерь и после короткого инструктажа выписал нам необходимые для охоты документы.
Получив лицензию на одного лося, команда выдвинулась колонной из нескольких машин в угодья. Осенний лес не торопился расстаться с желтой листвой. Влажный воздух был прохладен и свеж. Выйдя на заросшую просеку, я почувствовал запах грибов.
Рассчитавшись на первый-второй, мы поочередно стояли на номерах, шли в загоны, гоняли весь день, до поздних сумерек. Зверь был, но на номера не шел, уходил в непроходимые заросли кустарников и равнодушно следил за происходящим.
Привыкший за лето к людям, собирающим ягоды, а ближе к осени к грибникам, лось перестал бояться человеческого голоса, и даже выкрики загонщиков не помогли выгнать ко всему привыкшего зверя на номера.
Первый день, увы, прошел без результата. Вымотанные, мы еле доползли до оставленных на опушке машин.
Вернулись на базу, сбросили с себя промокшее от пота белье, переоделись. В бревенчатые стены повсюду были щедро забиты толстые, почерневшие от времени гвозди, чтобы можно было развесить вещи и прочее охотничье имущество.
Между кроватями стоял маленький стол, покрытый такой же клеенкой, что и в сенях. Теснота никого не тяготила — сближала. В доме от хорошо протопленной печи было душно, но зато можно раздеться, остаться в майках и ходить босиком по прохладному дощатому полу.
Длина тела взрослого кабана достигает 175 см, высота в холке 1 м, вес до 200 кг. ФОТО: SHUTTERSTOCK
У стола сидел грузный мужчина средних лет. Было видно, что большинство охотников ему знакомы. С новичками он говорил открыто и радушно, в его рукопожатии чувствовалась сила.
— Виктор, — представлялся он.
Что-то выдавало в нем отставного военного. Я видел, как ему было тяжело идти в лесу по раскисшим дорогам. Но в избе, за столом, он ожил. Мы еще стягивали с себя промокшее белье, а на столе уже появились кастрюли, банки, контейнеры с едой, бутылки с домашним самогоном.
Запах мужской усталости сразу улетучился — его перебили кулинарные ароматы. Я хотел было поставить что-то из своих домашних заготовок, но на столе не осталось места.
Мы выпивали и закусывали, никто не скромничал. Чувство голода потихоньку отступило, а наложившийся на усталость алкоголь немного освежил чувства. Мы начали вспоминать прошедший день.
Когда за столом остались лишь самые стойкие, Виктор разлил по рюмочкам остатки самогона и предложил выпить за удачу.
Всех расстраивало отсутствие кабанов, которые так оживляли загоны в предыдущие годы. Мне вспомнилась одна охота, которая чуть было не закончилась трагически, когда добытый нами секач, перед тем как его разделывать, вдруг ожил.
Оставленные у поваленного дерева ружья были слишком далеко, и мы, перепуганные и растерянные, схватившись за ножи, во все глаза смотрели на внезапно ожившего зверя, а тот, недолго думая, резво вскочил и был таков.
— Ну, это вы хорошо отделались, — сказал Виктор. — А вот у меня все вышло наоборот.
Он вышел из-за стола и, закатав штанины до колен, показал исполосованные шрамами ноги. История, которую он нам рассказал вполголоса, чтобы не разбудить спящих, заставила нас забыть про сон. Вот его рассказ.
Зима, загоны. Косули резвые и верткие. Овраг, расходящийся на две половинки. И вдруг — кабанья лежка. Крупный секач. Под полтора центнера. Потрогал я ее рукой — еще теплая. Снег растоплен, а листва под ним остыть не успела. Только что зверь поднялся.
Деваться ему некуда, с двух сторон загонщики. Разве что в распадок. Я своим по рации передал, чтобы перезарядились на крупного зверя. Перед нами был овраг, который делился на три части. Не успели мы поменять патроны в стволах, как прогремели первые выстрелы.
Стрелял друг мой, Славка. По рации отчитался, что попал, но по ребрам, и зверь ушел в овраг. У меня тогда «комбинашка» была.
Нарезной ствол под .30-06 и 12-й с картечью. Оружие хорошее, но не для такого случая. Это я потом понял.
Время уже к вечеру шло, нужно было торопиться. Спустившись в овраг, я сразу на след подранка вышел. Было понятно, что зацепил Славка его сильно. Кровь на снегу. Ложился зверь пару раз. Надо было подождать, когда совсем ляжет, но оставлять на утро добычу никто не хотел.
На дне оврага журчал ручей, камыш был выше головы, а сквозь него пробит ход. Уткнувшись в густой кустарник мордой, секач лежал на брюхе задом ко мне, отрывисто дышал. В этот момент мне бы и выстрелить, но, побоявшись испортить мясо, я стал заходить сбоку, чтобы за ушко попасть.
Тут он вскочил и в ольшаник забился. Стреляю. Вижу, что попал, но зверь жив. В гладком остался патрон. Решил выждать: попал же!
ФОТО: SHUTTERSTOCK
В этот момент кабан, одуревший от злости и боли, развернулся и прыгнул на меня. Между нами было не больше пяти метров. Я даже прицелиться не успел. Стреляю — мимо. Взяв ружье двумя руками, пытаюсь отразить удар. Куда там!
Секач сбивает меня с ног одним ударом. Ружье отлетает в сторону. Чувствую, он грызет мой сапог. Отбиваюсь от разъяренного вепря, лежа на спине, словно кручу педали на водном велосипеде. Чувствую, как его клыки прокусывают мою ногу под коленом. Снег окрашивается кровью. Вспомнив про нож, выдергиваю его из ножен и вонзаю в шею зверя.
Клинок заходит в тело кабана мягко, словно в масло. Почувствовав короткий укол, секач отскакивает назад и снова катком валит на меня. Это сейчас я понимаю, что попал в калкан. Руки, мокрые и грязные, не удержали рукоять клинка. Я напуган. Работаю ногами, отползаю по кустам и остаюсь без штанов.
Точнее, они сползли до колен. Тут силы кончаются не только у меня, но и у моего преследователя. Он берет паузу и отступает, чтобы в очередной раз взять разбег и напасть на меня. И вот он прет с новой силой, но вязнет в ольшанике всей тушей. Это мой шанс.
Я хватаю его одной рукой за ухо, другой за шкуру и, закинув ногу на хребет, валю его на бок. Мы оба не сдаемся, поэтому бьемся не на жизнь, а на смерть. А ребята, похоже, и не догадываются о происходящем.
Видимо, стоят на выходах из оврага, а я без штанов, один на один барахтаюсь с живучим чудовищем.
Тут вспоминаю, что у меня в нагрудном кармане лежат два запасных патрона: картечь и .30-06 полуоболочка. Мой охотничий НЗ. Быстро соображаю, как их достать, чтобы не потерять преимущества в позиции.
Вцепившись зубами в ухо и высвободив руку, выхватываю из кармана нарезной патрон. Не раздумывая, вонзаю его в правый глаз секача. Зверь дергается от боли, и мы снова, ломая кусты, кружим на снегу, окрашивая его нашей кровью.
В этой возне я вдруг вижу свое ружье над головой. Выбитое из рук одним ударом, оно повисло на ветках и сейчас оказалось на расстоянии вытянутой руки. В кармане лежит последний патрон с картечью, и я знаю, как его достать. Остается только изловчиться и снять с кустов ствол.
Выждав момент, я трясу куст, и ружье падает на нас. Держась одной рукой за шкуру, я снова вцепляюсь зубами в кабанье ухо и, освободив руку, достаю патрон. Стараясь не суетиться, загоняю его в патронник.
Лежу в обнимку с кабаном, держа его за щетину, зубами за ухо, и в руке у меня заряженное ружье. Только длины руки никак не хватает, чтобы отвести
ружье в сторону и произвести решающий выстрел.
Стоя на номере, можно увидеть то, во что другим трудно поверить. ФОТО: SHUTTERSTOCK
Мне уже казалось, что соперник мой смирился со своим поражением, но поверить в удачу боялся. Прижатый к земле, кабан то затихал, то вновь оживал, стараясь освободиться от моих стальных объятий. Я обдумывал, как соскочить с него и закончить битву.
Выждав момент, я сделал кувырок в сторону. Освободившись, зверюга тоже вскочил на ноги и встал ко мне правой стороной. Из-за пробитого глаза он меня потерял. Эти драгоценные секунды дали мне шанс прицелиться и выстрелить.
Упав на снег, кабан затих, но я смотрел на уши, прижатые к затылку. Неужели не попал? Уши потихоньку встали.
Ребята долго ждали на своих номерах и даже не подозревали, что творилось на дне оврага. Но друг мой почувствовал неладное и решил проверить свои опасения. И опоздал. Застав меня со спущенными штанами и с ружьем в руках, он сначала рассмеялся, рассыпаясь в глупых шутках, но потом все понял.
— Неспроста мне сегодня ночью сон приснился, что ты умираешь, — повторял он раз за разом, помогая мне натянуть штаны.
А я, не веря, что все закончилось, стоял и смотрел на вепря и вытоптанную поляну с окровавленным снегом. Пришли остальные. Собрали по поляне разбросанные вещи. Нашлись и рация, и нож. Откопали в снегу патронташ с разорванным ремнем.
В машине ребята облили мне ноги водкой, обмотали их мусорными пакетами, которые закрепили скотчем. Всю дорогу до дома я смотрел на кузов, в котором лежал мой соперник. Мне было жаль его. Мы честно с ним сражались, и нам обоим хотелось выжить…
В больницу я не поехал. Сам обработал раны, поставил себе несколько скобок, перебинтовался, выпил сдуру два стакана водки, чтобы снять стресс. Стресс-то я снял, но расширил сосуды, и под бинтами сильно намокло. Ну да ничего: дурная кровь ушла и промыла раны повторно.
Добытое в таком бою мясо я отдал ребятам. Оставил себе на память лишь шкуру. Прибил ее над кроватью. Иногда даже разговариваю с ней перед сном. Может, вепрю повезло и он вошел в распахнутые ворота Вальхаллы? Думаю, да. Он это заслужил. Только в виде воина, а не Сехримнира…
Мы долго молчали, пораженные историей, а рассказчик, погрузившись в воспоминания, уныло смотрел в пустое черное окно, за которым давно была ночь.
Автор: Ринат Зайнетдинов
Источник: labuda.blog
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]