За столом сидела бабушка и ела суп из воробья
---
Никогда книга Молоховец не пользовалась таким огромным успехом, как в Ленинграде в 1941-42 году. Это, кстати, не циничный стеб, а цитата из блокадного дневника. Документы тех лет оставляют совсем неоднозначное впечатление. Да, ужас. Но и мимолетные секунды счастья.
Много ли человеку нужно для этого счастья? Оказывается, совсем ничего – засохшая пастила, да кусочек конины. А еще пучок ранней редиски. Только очень хочется эту вот редиску и конину сунуть в морду всяким мечтающим сегодня о войне «патриотам» со словами: «А вот это вы повторить не желаете?»
Музей хлеба в Санкт-Петербурге. Экспозиция, посвященная блокаде:
1941 год, 24 ноября
Весь Ленинград голодает. Только, пожалуй, еще живут ничего те, кто работает на пищевых предприятиях. Пухнут с голода. Некоторые умирают. Есть случаи самоубийства. По карточкам и то крупы не достать, говорят еще уменьшат норму хлеба.
Из дневника Капы Вознесенской, 1927 года рождения, школьницы.
1941 год, 15 декабря
Выдача продуктов по карточкам принимает случайный характер: кому что достанется, приблизительно напоминающее нормированные продукты (сыр вместо масла), в зависимости от поступления продуктов на базы. Создаются колоссальные очереди. У нас лично кончается всякое дополнительное питание, а когда сядем только на карточные продукты, то мы с Лизой, вероятно, сляжем, так как сил день ото дня становится все меньше.
Из дневника В.П.Аргировского, 1890 года рождения, преподавателя.
1941 год, 31 декабря
Через несколько часов Новый год. Но ничто не напоминает об этом. Попив горячей воды с кусочком хлеба, наши домочадцы разошлись по своим комнатам. Я лежала в постели и вспоминала о довоенных новогодних приготовлениях. Вот мы с мамой принесли домой большую пушистую елку. В квартире густо запахло смолой. Обеденный стол сдвинут к стене и завален елочными игрушками. В муфточки, коробочки и сумочки засыпаем драже и театральный горошек. Шоколадные конфеты в нарядных фантиках вешаем на елку вместе с игрушками… Стоп! Я вдруг вспоминаю, что большие длинные конфеты, похожие на хлопушки, сохранились из-за яркой красочной обертки. Их уже года два-три вешали на елку. В обертках была пастила, поэтому конфеты были легкими и не оттягивали елочные лапки.
И вот я осознала, что такое сокровище лежит в коробке с игрушками. С воплем «ура!» соскакиваю с постели, зажигаю коптилку, стаскиваю со шкафа коробку и добываю драгоценные конфеты.
- Давайте съедим их сегодня все!
Хоть пастила высохла в сухарик, все равно вкусно. И по-праздничному. Горит керосиновая лампа. С Новым 1942 годом!
Из дневника Галины Зимницкой, 1927 года рождения, школьницы
1942 год, 18 января
Больше двух недель проболел. Обычная ленинградская болезнь – дистрофия или, как назвал ее посетивший меня врач Свердловской больницы, фронтовая болезнь… Ездил в горком к Лазутину с просьбой помочь мне едой немножечко. Конечно, отказал. Поступил, как настоящий порядочный чиновник. Помогли старые сослуживцы Добронравин Л.А. и Лычев ПП., навестили меня и привезли около килограмма овсяной крупы и немножечко конинки. Прямо спасение. Бабушка неделю варила овсянку и понемножку подкармливала. Пожалуй, это и помогло мне сегодня встать. Что дальше будет, не знаю.
Из дневника А.К.Козловского, директора завода «Севкабель».
1942 год, 7 марта
За столом сидела бабушка и ела суп из воробья. Она нашла на улице замерзшую птичку, ощипала ее и сварила с лавровым листом. Я заглянула в кастрюльку – какой же воробушек маленький! С собой я принесла кусочек хлеба с котлеткой, положила его перед бабушкой. Она посмотрела на меня и заплакала, потом отщипнула маленький кусочек и заела воробья.
Из дневника Галины Зимницкой, 1927 года рождения, школьницы.
1942 год, 2 апреля
Интеллигенты – люди, наименее приспособленные к войне. Характерен разговор – какой сытый народ были довоенные нищие. Изучают поваренные книги, вспоминают меню трапез и рецепты приготовления любимых блюд. Никогда книга Молоховец не пользовалась таким огромным успехом, как в Ленинграде в 1941-42 году.
Из дневника Э.Г.Левиной, 1908 года рождения, архитектора.
1942 год, апрель
Ночью – стук в дверь. Я открываю, стоит в дверях моя родная сестра Валя – она пешком шла с Финляндского вокзала. За плечами – мешок. Раскрыли, боже: хлеб чисто ржаной, солдатский, булка – кирпич пышный, немного сахара, крупа, капуста кислая… Она – солдат в шинели. И пир горой, вот счастье!
Из дневника А.Е.Крупновой-Шамовой, 1911 года рождения.
1942 год, 22 июня
Поехали сегодня с Еленой Ивановной в Лесной, хотели в Удельнинском парке погулять. Не тут-то было. Ну, мы пошли вдоль дач, воздух чудесный. Встретили мужчину, который нес в сетке редиску. Где купили? Сам продаю. Сколько? 100 грамм хлеба или 45 рублей. При всей моей бедности вытащила 45 рублей. Какая редиска! Больше года не ели сырых овощей или фруктов. В пучке было 15 редисок, очень крупных, с грецкий орех, сочных, крепких, чудесных. Хлеб у нас с собою был. Мы дошли до какого-то обмывочного пункта, где во дворе стояли скамейки. Уселись и чудно позавтракали на солнышке под грохот артиллерийского обстрела.
Из дневника Л.В.Шапориной, 1879 года рождения, театрального режиссера.
1942 год, 20 августа
В облике сегодняшнего ленинградца много черточек очень характерных. Они уйдут вместе с блокадой, очень важно запомнить. Походка, жесты, манера говорить – мелочи, которых не поймет приезжий. Идет женщина, из кармана торчит пачка папирос – всем понятно: продает. То же с хлебом: хлеб, купленный для себя, заворачивается и тщательно прячется. Идти медленно по улице с любым продуктом – значит продавать, и такая уже своеобразная этика, что чувствуешь себя обязанной завернуть хлеб, папиросы, чтобы не обманывать публику: «несешь, а не торгуешь».
Из дневника Э.Г.Левиной (1908 года рождения) архитектора
1942 год, 23 октября
Ну, раз начала о ценах, надо написать и еще несколько примеров на память потомству. Самый дорогой предмет – хлеб, «ленинградское золото». Ан.Мих. N продала в феврале золотую длинную цепочку за 400 р. (это была стоимость килограмма хлеба). 100 гр табаку до его исчезновения стоили 300 гр.хлеба, а сегодня за 150 гр. Спрашивали 1 кг 200 гр хлеба и кто-то купил!
Из дневника Л.К.Заболоцкой (1894 года рождения), школьного инспектора
p_syutkin
Много ли человеку нужно для этого счастья? Оказывается, совсем ничего – засохшая пастила, да кусочек конины. А еще пучок ранней редиски. Только очень хочется эту вот редиску и конину сунуть в морду всяким мечтающим сегодня о войне «патриотам» со словами: «А вот это вы повторить не желаете?»
Музей хлеба в Санкт-Петербурге. Экспозиция, посвященная блокаде:
1941 год, 24 ноября
Весь Ленинград голодает. Только, пожалуй, еще живут ничего те, кто работает на пищевых предприятиях. Пухнут с голода. Некоторые умирают. Есть случаи самоубийства. По карточкам и то крупы не достать, говорят еще уменьшат норму хлеба.
Из дневника Капы Вознесенской, 1927 года рождения, школьницы.
1941 год, 15 декабря
Выдача продуктов по карточкам принимает случайный характер: кому что достанется, приблизительно напоминающее нормированные продукты (сыр вместо масла), в зависимости от поступления продуктов на базы. Создаются колоссальные очереди. У нас лично кончается всякое дополнительное питание, а когда сядем только на карточные продукты, то мы с Лизой, вероятно, сляжем, так как сил день ото дня становится все меньше.
Из дневника В.П.Аргировского, 1890 года рождения, преподавателя.
1941 год, 31 декабря
Через несколько часов Новый год. Но ничто не напоминает об этом. Попив горячей воды с кусочком хлеба, наши домочадцы разошлись по своим комнатам. Я лежала в постели и вспоминала о довоенных новогодних приготовлениях. Вот мы с мамой принесли домой большую пушистую елку. В квартире густо запахло смолой. Обеденный стол сдвинут к стене и завален елочными игрушками. В муфточки, коробочки и сумочки засыпаем драже и театральный горошек. Шоколадные конфеты в нарядных фантиках вешаем на елку вместе с игрушками… Стоп! Я вдруг вспоминаю, что большие длинные конфеты, похожие на хлопушки, сохранились из-за яркой красочной обертки. Их уже года два-три вешали на елку. В обертках была пастила, поэтому конфеты были легкими и не оттягивали елочные лапки.
И вот я осознала, что такое сокровище лежит в коробке с игрушками. С воплем «ура!» соскакиваю с постели, зажигаю коптилку, стаскиваю со шкафа коробку и добываю драгоценные конфеты.
- Давайте съедим их сегодня все!
Хоть пастила высохла в сухарик, все равно вкусно. И по-праздничному. Горит керосиновая лампа. С Новым 1942 годом!
Из дневника Галины Зимницкой, 1927 года рождения, школьницы
1942 год, 18 января
Больше двух недель проболел. Обычная ленинградская болезнь – дистрофия или, как назвал ее посетивший меня врач Свердловской больницы, фронтовая болезнь… Ездил в горком к Лазутину с просьбой помочь мне едой немножечко. Конечно, отказал. Поступил, как настоящий порядочный чиновник. Помогли старые сослуживцы Добронравин Л.А. и Лычев ПП., навестили меня и привезли около килограмма овсяной крупы и немножечко конинки. Прямо спасение. Бабушка неделю варила овсянку и понемножку подкармливала. Пожалуй, это и помогло мне сегодня встать. Что дальше будет, не знаю.
Из дневника А.К.Козловского, директора завода «Севкабель».
1942 год, 7 марта
За столом сидела бабушка и ела суп из воробья. Она нашла на улице замерзшую птичку, ощипала ее и сварила с лавровым листом. Я заглянула в кастрюльку – какой же воробушек маленький! С собой я принесла кусочек хлеба с котлеткой, положила его перед бабушкой. Она посмотрела на меня и заплакала, потом отщипнула маленький кусочек и заела воробья.
Из дневника Галины Зимницкой, 1927 года рождения, школьницы.
1942 год, 2 апреля
Интеллигенты – люди, наименее приспособленные к войне. Характерен разговор – какой сытый народ были довоенные нищие. Изучают поваренные книги, вспоминают меню трапез и рецепты приготовления любимых блюд. Никогда книга Молоховец не пользовалась таким огромным успехом, как в Ленинграде в 1941-42 году.
Из дневника Э.Г.Левиной, 1908 года рождения, архитектора.
1942 год, апрель
Ночью – стук в дверь. Я открываю, стоит в дверях моя родная сестра Валя – она пешком шла с Финляндского вокзала. За плечами – мешок. Раскрыли, боже: хлеб чисто ржаной, солдатский, булка – кирпич пышный, немного сахара, крупа, капуста кислая… Она – солдат в шинели. И пир горой, вот счастье!
Из дневника А.Е.Крупновой-Шамовой, 1911 года рождения.
1942 год, 22 июня
Поехали сегодня с Еленой Ивановной в Лесной, хотели в Удельнинском парке погулять. Не тут-то было. Ну, мы пошли вдоль дач, воздух чудесный. Встретили мужчину, который нес в сетке редиску. Где купили? Сам продаю. Сколько? 100 грамм хлеба или 45 рублей. При всей моей бедности вытащила 45 рублей. Какая редиска! Больше года не ели сырых овощей или фруктов. В пучке было 15 редисок, очень крупных, с грецкий орех, сочных, крепких, чудесных. Хлеб у нас с собою был. Мы дошли до какого-то обмывочного пункта, где во дворе стояли скамейки. Уселись и чудно позавтракали на солнышке под грохот артиллерийского обстрела.
Из дневника Л.В.Шапориной, 1879 года рождения, театрального режиссера.
1942 год, 20 августа
В облике сегодняшнего ленинградца много черточек очень характерных. Они уйдут вместе с блокадой, очень важно запомнить. Походка, жесты, манера говорить – мелочи, которых не поймет приезжий. Идет женщина, из кармана торчит пачка папирос – всем понятно: продает. То же с хлебом: хлеб, купленный для себя, заворачивается и тщательно прячется. Идти медленно по улице с любым продуктом – значит продавать, и такая уже своеобразная этика, что чувствуешь себя обязанной завернуть хлеб, папиросы, чтобы не обманывать публику: «несешь, а не торгуешь».
Из дневника Э.Г.Левиной (1908 года рождения) архитектора
1942 год, 23 октября
Ну, раз начала о ценах, надо написать и еще несколько примеров на память потомству. Самый дорогой предмет – хлеб, «ленинградское золото». Ан.Мих. N продала в феврале золотую длинную цепочку за 400 р. (это была стоимость килограмма хлеба). 100 гр табаку до его исчезновения стоили 300 гр.хлеба, а сегодня за 150 гр. Спрашивали 1 кг 200 гр хлеба и кто-то купил!
Из дневника Л.К.Заболоцкой (1894 года рождения), школьного инспектора
p_syutkin
Источник: hollivizor.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]