Один на один с Христом — трудно
---
Если Рождественский пост не пища и питие, а созерцание Христа, то – как же это трудно! Порой мне кажется, что именно здесь лежит настоящая причина нашей религиозной суеты, с бесконечными записками, правилами, церковными сплетнями и торжествами. Религия – лучший способ спрятаться от Христа.
Архимандрит Савва (Мажуко)
Школьником я впервые оказался в Третьяковской галерее. Это был второй год моего воцерковления, и я с жадным восторгом ходил по залам иконописи. Там и правда есть на что посмотреть – образа почтенной древности и подлинного мастерства. Это было много лет назад, но из всех изображений ясно и отчётливо помню только один образ, который буквально вошёл в душу – Спас из Звенигорода.
Для меня вовсе не важно, что это Андрей Рублёв и XV век. Кажется, тогда я даже не обратил на это внимание. Огромная доска с утраченными красками – даже левкас сошёл, — и небольшой островок Лика. Ни благословляющих рук, ни Евангелия, ни нимба нет на этой иконе, надписание Священного Имени утратилось, и только Лицо Спасителя, Его Пречистые Очи!
У подростков нет привычки подолгу стоять перед картинами в музее. Но я остановился и не торопился уходить, стоял, а потом и сидел, и это был тем более странно, что я не смотрел на Образ – всего лишь оставался рядом, изредка подымая глаза. Мне было достаточно просто быть в Его Присутствии. Словно не краска сошла с доски, а наоборот, Христос заглядывает в небольшой проём, который будто Он Сам пробил в этот мир, и там, где сошло косное и давно умершее дерево, глаза в глаза можно повидаться с Богом.
Это прекрасно!
И очень страшно!
Я это понял, когда оказался в зале с иконописью XVII века. Многофигурные, красочные, утопающие в золоте и буйстве орнамента иконы, такие роскошные, что кружится голова. И они, на самом деле, красивы и праздничны. Но слепящая позолота и иконное многолюдство не только кричит о торжестве Православия, о богатстве и силе нашей веры, о нашей религиозной правоте. Этот восторг красок и фигур прячет Христа, Он просто утопает в этой «сладости церковной». Именно так я переживаю следы религиозного триумфа, которые остались в церковном искусстве.
Троицу – бессмертное творение Андрея Рублёва, созданное в единстве простоты, святости и художественного гения, столетиями прятали под толстой золотой ризой, усыпанной драгоценными камнями, тяжёлыми нимбами и цатами. И таких золотых окладов было несколько, так что сама икона смотрелась бедной сиротой, которую ещё терпят из жалости и сочувствия ради очевидных заслуг дальних родственников.
С Христом трудно. Особенно один на один. Это глубина, на которую мы не заходим, потому что нескромно и дерзко, и отовсюду сочувственно кивают:
— Кто ты, а кто Христос! Понимать надо!
Но я открываю книгу Деяний апостолов и послания Павла, и они говорят совсем о другом: христиане – это люди, которые живут Христом! Не религией – она ещё только оформлялась в апостольский век, — а Христом. Они с нетерпением ждали Его возвращения, жили Его Присутствием. Когда апостол Павел говорит, что крестившийся облёкся во Христа, он ни капли не лукавит: не в религию облекались первые ученики, а во Христа, и правду этих слов они ощущали кожей! Главным молитвенным призывом весны христианства был апокалиптический возглас «Ей, гряди, Господи Иисусе!» Ученики звали Его, жаждали Его Явления и не хотели ничего знать, кроме Иисуса и притом распятого!
А потом пришли более осторожные поколения христиан, которые всерьёз призывают усилить молитвы, чтобы отсрочить день Его Пришествия, и этим людям мы должны сказать спасибо, потому что они хотя бы так напоминают об этом дне и Того, Кто обещал прийти.
Только совсем недавно в тюрьмах и ссылках томились христиане, у которых было отнято всё – храм, богослужение, роскошные библиотеки и полнокровные хоры, высокие колокольни и многолюдные праздники, и они были рады чудом сохранившейся страничке из Евангелия, которую целовали со слезами как великое утешение, как свидетельство Присутствия Того, Кого мы так усердно прячем и от Кого сами прячемся в уютном золоте религии. Это нищие и голодные страдальцы в ссылках и тюрьмах заново открывали Христа и жили Его Присутствием, им так близко было ликование первых учеников, которые так хорошо знали, что значит облечься во Христа, жить Христом, оставив всё лишнее позади, отдав своё сердце и жизнь одному лишь Иисусу.
И вот Он – Спас из Звенигорода, который пришёл, как призыв и пророчество.
Словно мы маленькие дети, которые отвлекаются на всё пёстрое и блестящее, и нашему незрелому вниманию нужна помощь и поддержка. Уж не сам ли Христос – Великий Детоводитель – обрушил всю эту позолоту, стряхнул массивный киот, опрокинул лампады, разбросал подсвечники и даже саму икону не пощадил, чтобы убрать всё лишнее, всё отвлекающее?
Чтобы наконец встретились мы лицом к лицу, глаза в глаза, без суеты и спешки.
Только Христос и я.
И тишина.
И молчание.
Архимандрит Савва (Мажуко)
Школьником я впервые оказался в Третьяковской галерее. Это был второй год моего воцерковления, и я с жадным восторгом ходил по залам иконописи. Там и правда есть на что посмотреть – образа почтенной древности и подлинного мастерства. Это было много лет назад, но из всех изображений ясно и отчётливо помню только один образ, который буквально вошёл в душу – Спас из Звенигорода.
Для меня вовсе не важно, что это Андрей Рублёв и XV век. Кажется, тогда я даже не обратил на это внимание. Огромная доска с утраченными красками – даже левкас сошёл, — и небольшой островок Лика. Ни благословляющих рук, ни Евангелия, ни нимба нет на этой иконе, надписание Священного Имени утратилось, и только Лицо Спасителя, Его Пречистые Очи!
У подростков нет привычки подолгу стоять перед картинами в музее. Но я остановился и не торопился уходить, стоял, а потом и сидел, и это был тем более странно, что я не смотрел на Образ – всего лишь оставался рядом, изредка подымая глаза. Мне было достаточно просто быть в Его Присутствии. Словно не краска сошла с доски, а наоборот, Христос заглядывает в небольшой проём, который будто Он Сам пробил в этот мир, и там, где сошло косное и давно умершее дерево, глаза в глаза можно повидаться с Богом.
Это прекрасно!
И очень страшно!
Я это понял, когда оказался в зале с иконописью XVII века. Многофигурные, красочные, утопающие в золоте и буйстве орнамента иконы, такие роскошные, что кружится голова. И они, на самом деле, красивы и праздничны. Но слепящая позолота и иконное многолюдство не только кричит о торжестве Православия, о богатстве и силе нашей веры, о нашей религиозной правоте. Этот восторг красок и фигур прячет Христа, Он просто утопает в этой «сладости церковной». Именно так я переживаю следы религиозного триумфа, которые остались в церковном искусстве.
Троицу – бессмертное творение Андрея Рублёва, созданное в единстве простоты, святости и художественного гения, столетиями прятали под толстой золотой ризой, усыпанной драгоценными камнями, тяжёлыми нимбами и цатами. И таких золотых окладов было несколько, так что сама икона смотрелась бедной сиротой, которую ещё терпят из жалости и сочувствия ради очевидных заслуг дальних родственников.
С Христом трудно. Особенно один на один. Это глубина, на которую мы не заходим, потому что нескромно и дерзко, и отовсюду сочувственно кивают:
— Кто ты, а кто Христос! Понимать надо!
Но я открываю книгу Деяний апостолов и послания Павла, и они говорят совсем о другом: христиане – это люди, которые живут Христом! Не религией – она ещё только оформлялась в апостольский век, — а Христом. Они с нетерпением ждали Его возвращения, жили Его Присутствием. Когда апостол Павел говорит, что крестившийся облёкся во Христа, он ни капли не лукавит: не в религию облекались первые ученики, а во Христа, и правду этих слов они ощущали кожей! Главным молитвенным призывом весны христианства был апокалиптический возглас «Ей, гряди, Господи Иисусе!» Ученики звали Его, жаждали Его Явления и не хотели ничего знать, кроме Иисуса и притом распятого!
А потом пришли более осторожные поколения христиан, которые всерьёз призывают усилить молитвы, чтобы отсрочить день Его Пришествия, и этим людям мы должны сказать спасибо, потому что они хотя бы так напоминают об этом дне и Того, Кто обещал прийти.
Только совсем недавно в тюрьмах и ссылках томились христиане, у которых было отнято всё – храм, богослужение, роскошные библиотеки и полнокровные хоры, высокие колокольни и многолюдные праздники, и они были рады чудом сохранившейся страничке из Евангелия, которую целовали со слезами как великое утешение, как свидетельство Присутствия Того, Кого мы так усердно прячем и от Кого сами прячемся в уютном золоте религии. Это нищие и голодные страдальцы в ссылках и тюрьмах заново открывали Христа и жили Его Присутствием, им так близко было ликование первых учеников, которые так хорошо знали, что значит облечься во Христа, жить Христом, оставив всё лишнее позади, отдав своё сердце и жизнь одному лишь Иисусу.
И вот Он – Спас из Звенигорода, который пришёл, как призыв и пророчество.
Словно мы маленькие дети, которые отвлекаются на всё пёстрое и блестящее, и нашему незрелому вниманию нужна помощь и поддержка. Уж не сам ли Христос – Великий Детоводитель – обрушил всю эту позолоту, стряхнул массивный киот, опрокинул лампады, разбросал подсвечники и даже саму икону не пощадил, чтобы убрать всё лишнее, всё отвлекающее?
Чтобы наконец встретились мы лицом к лицу, глаза в глаза, без суеты и спешки.
Только Христос и я.
И тишина.
И молчание.
Источник: labuda.blog
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]