Йорк. Не Том, а Дэн.
---
- Там тебе из Нью-Йорка звонили. Прикалываются, наверное.
- Не, не прикалываются. Правда, оттуда. А чего сказали-то?
- Как освободишься, что б маякнул.
- Дай телефон. – Юра с недоверием протянул мне телефон. И как-то вкрадчиво уставился на меня. – Я верну, не боись.
- Да я и не боюсь. А правда он там живёт? – Там произносилось с каким-то вдохновением. Словно Денис звонил мне из телевизора или параллельной вселенной. Юру можно было понять. Он вырос где-то в глубинке Тульской области. Среди разбитых дорог, грязных исхудавших коров и сочных зеленых лугов. Кроме своей деревни, Тулы и армии он больше ничего не видел. В его мире Нью-Йорк действительно был чем-то с экранов телевизора. И оттуда точно никак не могли звонить в военный госпиталь. Признаться честно и в моём мире Нью-Йорк был чем-то нереально далёким и несбыточным. Но я в отличие от Юры рос в общежитии, где мне доводилось встречать людей из Франции, Испании, Монголии, Польши. Встречались жители Чада, Сомали, Вьетнама, Кубы и Польши. Короче говоря, я понимал, что земля круглая и существует не только в телевизоре.
- Да правда-правда. Он и в Англии жил. Как ты его забил-то?
- Йорк.
- Ага. – Я нажал кнопку вызова и пошёл в туалет. Пять минут назад я был на операции. В операционную дёрнули внезапно. Вообще мы собирались водку пить. Серега успел как раз её перелить в чайник, что б на вечернем обходе никто ничего не заподозрил. В госпитале не одобряли распитие спиртных напитков солдатами срочной службы. Медиков можно понять. Солдаты, после казармы, а тут вокруг всё-таки женщины. Да и вообще. Ни к чему это. В общем, когда позвали санитара в операционную, я приуныл. Это значило только одно – что-то случилось.
Санитаром я стал случайно. Две недели назад меня привезли в госпиталь с паховой грыжей. За плечами было полгода срочной службы. А так же наряды, утренние поверки, парко-хозяйственные дни, наряды вне очереди, дежурства, утренняя гимнастика, кроссы, сборка-разборка оружия и кажется ещё немного нарядов вне очереди. В госпитале меня удивили сразу две вещи. Во-первых, на меня никто не орал. Во-вторых, со мной напротив разговаривали вежливо. Это было непривычно.
- Как я вижу молодой человек у вас два варианта. Операция или мы можем вас отправить домой по здоровью. Получите компенсацию. Там немного, но всё же. – Врач изучал мою реакцию. Предложение получить денег от государства было романтичным. Но тогда появлялся извечный вопрос – зачем это всё? Зачем я мучал себя полгода? Зачем была утренняя зарядка, присяга, наряды, упор лежа принять, устав и ещё немного нарядов вне очереди. Косить надо было сразу. Я как человек любопытный не захотел. Теперь это уже не имело смысла. Я зашёл так далеко, что службу было проще закончить, чем бросить.
- Вариант с комиссованием меня не устраивает. Я дослужить хочу.
- Хорошо. Дослужите. А чем на гражданке занимались?
- Да много чем. – Вот действительно, чем я, в самом деле, занимался до армии? Конечно же, пил, встречался с девушками, влюблялся, расставался, потом горевал, снова пил. Последовательность можно поменять. Вроде ещё где-то учился. Сменил десяток работ. Собеседника, по всей видимости, интересовало последнее. Со всем остальным идти следовало скорее к психологу. Или психиатру. Вечно их путаю. – Ну, работал. Грузчиком, хренокопателем, оператором эфира. – Врач расхохотался.
- Как ты сказал? Хренокопателем?
- Ну да. Мы по заброшенным деревням ездили и выкапывали хрен. Потом сдавали его на вес. – На меня нахлынули воспоминания. Свалились бесконечные поля, деревни, о существовании которых знала лишь карта и лица компаньонов, изготовленные, словно из рыхлой земли.
- А оператор эфира это что такое?
- Это я рекламу крутил. И на радио и на телевидении.
- Работа ответственная?
- Естественно. Ошибка в секунду могла стоить сумасшедших денег.
- А не хочешь побыть санитаром?
- Так у меня же нет образования.
- Санитар не хирург. Образование там не нужно. Операцию тебе всё равно ждать пару недель. Пока ждешь, поможешь отечественной медицине. Ну и попадёшь в святую святых. В операционную! Ты не торопись, подумай. Завтра зайдёшь и ответ дашь. – Я вывалился в коридор, переварил свалившееся на меня предложение. Внял совету подумать. Ответ я дал через минуты две, может быть три. Примерно столько времени я курил в туалете. Естественно я согласился. Любопытство в очередной раз перевесило равнодушие.
В день я успевал отстоять три-четыре операции. Обязанности у меня были действительно фантастические в своей простоте. Утром принести дистиллированную воду из подвала. Пополнить запасы каких-то банок с мудрёными названиями. В основном там было что-то связанное с хлором. Потом застелить операционный стол холодной клеенкой и свежей простынею. Во время операции включить и выключить подсос. Открыть биксу. Пожалуй, всё.
Операции обычно проводились с утра и до обеда. Потом я мыл пол, наводил порядок в операционной, курил, сколько мне влезет, а влезало много, ну и конечно предавался размышлениям о своей легкой жизни. После воинской части моя жизнь обрела какую-то невероятную легкость. Госпиталь я воспринимал как санаторий. Должность же санитара автоматически позволяла мне не соблюдать режим. Я не ложился спать во время тихого часа, не мыл полы нигде кроме операционной. Мог не ходить на построения. Я превратился в какую-то невидимку. Настолько незаметную, что для меня забывали накладывать пищу в столовой. Так было до того вечера когда мы собрались выпить водки. Вместо водки я услышал рёв дежурного по этажу.
- Санитар! – В груди неприятно ёкнуло. Словно я опять оказался в части и дневальный орёт, что пора строиться. Несколько минут назад я отправил смс своему другу в Америку и ждал от него звонка. Теперь ждать было бессмысленно. Я вернул телефон Юрке, быстро скинул с себя больничную синюю робу. Одел выцветшие некогда изумрудные одеяния санитара и побежал вниз.
- Эка быстро ты. – Хирург с сестрой были уже на месте. – Сейчас привезут парня. Он себе в голову с автомата выстрелил. Будем оперировать.
- А после такого живут?
- Живут. У него видимо рука дрогнула перед выстрелом. Ну, пол-лица и снёс себе.
- Из-за бабы – Заключил я. А чего ему ещё стреляться?
- Из-за бабы. Из-за бабы. Она ему письмо прислала, что ждать не будет. А он в караул как раз заступал. Письмо видимо уже в караулке прочёл. Свалил с поста. Угнал буханку. Покатался по части, ну а потом решил с собой покончить. Бойцовский клуб блин. Читал? – Я кивнул. Хотя в книге никто себе в голову с автомата не стрелял, но что-то неуловимо общее было в этих сюжетах. – О, везут. – Хирург обрадовался, словно выиграл в лотерею. В операционной стало сразу как-то резко шумно и оживленно. На каталке ввезли бойца. Мне почему-то казалось, что он должен быть с автоматом. Автомата естественно не было. Ещё у парня не было левой половины лица. Вместо этого там было какое-то кровавое месиво. Посреди красного месива изумленно вращался неправдоподобно белый глаз. Никто не собирался немедленно его спасать. Ни глаз, ни парня. Парень кстати был в сознании. Он грузно дышал и то открывал, то закрывал то, что когда-то было ртом. Вместо немедленного спасения, не сговариваясь, все присутствующие достали телефоны и начали снимать видео. Кроме меня. Мой телефон остался у Юры дожидаться звонка из Нью-Йорка. На который я не смогу ответить. Лучше б ответил. Ещё лучше б выпил водки. Бойца кстати было не жалко.
- Ну что? Поехали? – И мы поехали. Переложили бойца с каталки. Я подавал банки с йодом, открывал биксу со стерильными бинтами. О чём-то переговаривался с хирургом. Операция была необычной. Как правило, в госпитале резали либо грыжи, либо доставали камни из почек. Сегодня латали лицо бойцу, который решил не дожидаться дембеля.
- Да, изуродовал он себя конкретно.
- А ему можно будет пластическую операцию сделать?
- Сделают. Только он полчелюсти себе снёс. Выглядеть всё равно будет как урод. Навсегда. – Боец давно уже провалился в наркоз, и слышать нас не мог. Впрочем, если бы и слышал, то хирургу было бы всё равно. Через пару минут к парню потеряли интерес все присутствующие. Сестра начала обсуждать скидки в магазинах. Хирург вспомнил, что хотел купить мяса. Разговор перетёк в отдел мясной продукции. Потом в бакалею. Выяснилось, что у хирурга кончилась гречка.
Мне же было интересно, как сложится дальше судьба стрелка. Естественно его комиссуют. За то, что свалил с караула, прихватив оружие, ещё могут и осудить. Но вряд ли посадят. Скорее признают идиотом, а потом отправят домой. Этот момент был самым интересным. Вот он приехал на автобусе в свою деревню. Или на поезде? Ну, пусть будет поезд. Пришёл домой. Там мать дожидается. Отец. Нет, отца, наверное, у него нет. Как и у меня. Мать рада. Наконец-то дождалась защитника.
- Здравствуй сына! Как же я скучала, родненький ты мой. Ой, а что это у тебя с лицом?
- Да так, ерунда. Я себе в голову из автомата выстрелил.
- Ну, садись за стол. Картошку бери, помидорчики свежие, только с огорода. - Почему-то мне стало тошно от таких фантазий. В голову полезли мысли о девушке, которая прислала стрелку письмо. Что она там написала интересно такого, что парень решил завалить себя? Наверное, у неё блестящий слог. Я так не умею писать, что б людей валить с ног, а она вот чертовка умеет. Ух, гангрена!
- Ну, короче всё. – Хирург бросил пинцет в тазик и начал снимать перчатки. Они полетели туда же. Сестра неспешно убирала зажимы. – Пойду, покурю. – Хирург снял повязку, и я увидел его морщинистое лицо. Оно было полностью равнодушным. Очередная операция. Очередной боец. Ну, подумаешь, из автомата себе в голову выстрелил. Экая невидаль. Он задумчиво сполоснул руки и вышел.
- А почему врач такой спокойный?
- А чего ему нервничать? – Медсестра посмотрела на меня из-за своих очков. Лицо было скрыто повязкой, но я знал, что она улыбалась. – Это для тебя впечатление. А Юрий Михайлович сотни операций сделал.
- Таких?
- Именно таких может и нет, но он же всю жизнь оперирует. Он и две чеченские войны прошёл. Ой, господи, сколько ж дураков мы там насмотрелись.
- А вы там тоже были?
- Была – была.
- А почему дураков?
- Ну а умный ночью поедет за водкой на танке? Двое с ним вот поехали на броне. Свалились под гусеницы. Один сразу помер, второго ночью оперировали. Офицер, который всё это затеял, застрелился. Вот тебе и съездили в магазин. Да много было всякого. И осколочные, и контузии. Хуже всего, когда привозили мальчишек с оторванными руками или ногами. Кто на мине кто ещё как подорвётся.
- Жалко было?
- Жалко. И этого балбеса, что сегодня оперировали тоже жалко. Но то мне. А Юрий Михайлович никого не жалеет. Раньше когда пил – жалел. Но он бросил лет пять назад.
- А чего пил?
- А чего вы мужики пьёте?
- А хрен знает.
- Вот то-то и оно. Водка не стоп-кран. Дернешь, не остановишься. Юрка пил после Грозного. Видимо переживал за что-то. У него ж сын там остался. Но потом одумался. Сейчас дочь растит.
- А сын как остался?
- В БПМ сожгли его. Он тоже медиком был. Подавал большие надежды. Ладно. Всё это лирика. Я всё. Уберешь тут. – Медсестра сняла повязку с лица и вышла. А я остался переваривать окружающий мир.
Как это всё? Что значит лирика? В моей голове горели БПМ, валялись обрубки рук, лежали обгоревшие ступни, и мелькала игла, зашивающая бесконечные вереницы ран. Я стряхнул из тазика пустые ампулы и использованные бинты в ведро. Затем взялся споласкивать зажимы и скальпели. Через полчаса вымыв полы, поднялся на свой этаж.
- Водку мне оставили? – Юра потупил взгляд. – Ясно. Всё выжрали. Да и хрен с ней. - Жадно закурив в туалете, я набрал абонента по имени Йорк. Через минуту он мне перезвонил.
С Денисом было легко. Есть люди, с которыми интересно, но безумно тяжело. Есть люди, с которыми скучно. Есть люди, в которых влюбляешься. Встречаются даже такие, которых хочется убить. Желание убить никак не отменяет, например влюбленности. Всякие варианты есть. Но вот лёгких людей-то раз-два и обчёлся. Мне повезло. Среди моих друзей преобладали люди, с которыми легко. Но Денис был совсем уж особенный. Родился в Польше. Вырос в Орле. На втором курсе укатил жить в Англию. Деньги зарабатывал, собирая клубнику. Теперь вот оказался в США. Всё происходило легко и непринужденно. Во всяком случае, так казалось со стороны.
- Ну, здорова!
- Привет.
- Как там наша доблестная армия?
- Нормально.
- Ну что нормально? Рассказывай.
- Да нечего особо рассказывать. Вот в госпитале валяюсь. Санитаром подрабатываю.
- Санитаром?
- Ага.
- Чёрт побери. Кишки видел?
- Видел.
- И культи?
- Не. Такого тут не бывает. Я ж не на войне.
- Ну, всё равно интересно.
- Да не. Неинтересно. Лучше-ка расскажи как там у тебя дела.
- Да кинули меня с работой. Обещали одно, вышло другое. Сейчас на стройке тружусь с ниггерами какими-то. Живу у чёрта на рогах. Но в целом неплохо. Вот на соников ходил. Потом Тома живьём видел.
- Который Йорк? – Уточнил я.
- Он самый.
- На корн не ходил?
- Ты ж знаешь, я их не люблю.
- Ну, всё равно. Интересно же.
- Да тут каждый день можно на кого-то ходить. На всех денег не напасёшься.
- Эмигрировать не собираешься?
- Я работаю над этим. – Связь оборвалась. Судя по всему, у собеседника кончились деньги. Можно расходиться спать. Хотя как спать? У Дениса, наверное, сейчас уже утро. Пойдёт к своим ниггерам на стройку. Будет раствор месить или кирпич класть.
Я выдохнул дым и выкинул окурок за окно. Внизу была поляна усеянная ковром из бычков. Ничего интересного впереди меня не ждало. Никаких концертов, никаких праздников, никаких искушений. Лишь только долгая и счастливая жизнь. Я отстою ещё десяток операций, потом мне вырежут грыжу, и я вернусь в часть. Дослужу оставшиеся полгода и уеду домой. А на концерт Тома Йорка никогда не попаду. Ведь он не ездит в Россию, а я не езжу в Америку.
За окном окончательно стемнело. Госпиталь укутала ночь. В пачке осталось две сигареты. Подумав я снова закурил. Спать почему-то не хотелось. В голове вместо ступней и кишок теперь появились концерты, на которых мне было не суждено побывать. Потом я вспомнил, что на следующей неделе меня ждёт моя операция. А дальше снова будут наряды, кроссы, сборка разборка оружия, изучение устава, опять наряды, чистка обуви, устранение замечаний, и кажется ещё немного нарядов вне очереди. Почему-то захотелось зефира в шоколаде. Зефира не было. Шоколада тоже. Осталась лишь одна сигарета и чудеса, которых не ждёшь, но они сами встретят тебя за углом.
И собственно чего я вспомнил сегодня Дениса-то, который был какое-то время записан в телефоне как Йорк? Да он приезжал недавно. Моя армия давно кончилась. Так же как кончился и его Нью-Йорк. Он потом, кстати, тоже оттоптал год в рядах вооруженных сил. Были и у него изучение устава, зарядка, наряды, сборка-разборка оружия, портянки вот не знаю, были ли? Кажется, нет. Но немного нарядов вне очереди точно должно было быть.
А приехал он внезапно и легко. Утром вышел на перрон калининградского вокзала из поезда. Всё такой же воздушный и невесомый. С улыбкой как у актёра из хорошего импортного фильма. В наших фильмах таких улыбок почему-то не бывает. Ехал он из Минска, туда добирался на попутках. Мы прошлись по городу. Вспомнили всех знакомых. Их за 15 лет дружбы набралось немало. Заметили, что часть знакомых замолчала навеки. Все они теперь лежат на далёких кладбищах. Поминать никого не стали. Мы ж не воины-интернационалисты. Просто выпили коньяку. Потом сидели в каком-то кафе и Денис обедал. Я цедил молочный коктейль. Снова выпили. Примерно через 6 часов после встречи я проводил Дениса на автобус в Польшу. Оттуда он уехал дальше куда-то в Венгрию или улетел в Норвегию? Да неважно это всё. Важно, что с ним по-прежнему легко. Так легко как ни с кем другим. Он всё-таки особенный. Надеюсь, в следующий раз встретимся на его территории. Где-нибудь в Японии. Может быть во Франции. Он же перекати-поле. А сигареты у меня кончились на том автовокзале. Обняв друга напоследок, я поводил жалом и пошёл в магазин. Впереди меня ожидали чудеса, на которые я и не смел, рассчитывать в госпитале. И уж тем более я о них не мечтал в армии. Лишь один вопрос теперь остался неразрешенным. Носил ли Денис портянки? При следующей встрече обязательно спрошу.
- Не, не прикалываются. Правда, оттуда. А чего сказали-то?
- Как освободишься, что б маякнул.
- Дай телефон. – Юра с недоверием протянул мне телефон. И как-то вкрадчиво уставился на меня. – Я верну, не боись.
- Да я и не боюсь. А правда он там живёт? – Там произносилось с каким-то вдохновением. Словно Денис звонил мне из телевизора или параллельной вселенной. Юру можно было понять. Он вырос где-то в глубинке Тульской области. Среди разбитых дорог, грязных исхудавших коров и сочных зеленых лугов. Кроме своей деревни, Тулы и армии он больше ничего не видел. В его мире Нью-Йорк действительно был чем-то с экранов телевизора. И оттуда точно никак не могли звонить в военный госпиталь. Признаться честно и в моём мире Нью-Йорк был чем-то нереально далёким и несбыточным. Но я в отличие от Юры рос в общежитии, где мне доводилось встречать людей из Франции, Испании, Монголии, Польши. Встречались жители Чада, Сомали, Вьетнама, Кубы и Польши. Короче говоря, я понимал, что земля круглая и существует не только в телевизоре.
- Да правда-правда. Он и в Англии жил. Как ты его забил-то?
- Йорк.
- Ага. – Я нажал кнопку вызова и пошёл в туалет. Пять минут назад я был на операции. В операционную дёрнули внезапно. Вообще мы собирались водку пить. Серега успел как раз её перелить в чайник, что б на вечернем обходе никто ничего не заподозрил. В госпитале не одобряли распитие спиртных напитков солдатами срочной службы. Медиков можно понять. Солдаты, после казармы, а тут вокруг всё-таки женщины. Да и вообще. Ни к чему это. В общем, когда позвали санитара в операционную, я приуныл. Это значило только одно – что-то случилось.
Санитаром я стал случайно. Две недели назад меня привезли в госпиталь с паховой грыжей. За плечами было полгода срочной службы. А так же наряды, утренние поверки, парко-хозяйственные дни, наряды вне очереди, дежурства, утренняя гимнастика, кроссы, сборка-разборка оружия и кажется ещё немного нарядов вне очереди. В госпитале меня удивили сразу две вещи. Во-первых, на меня никто не орал. Во-вторых, со мной напротив разговаривали вежливо. Это было непривычно.
- Как я вижу молодой человек у вас два варианта. Операция или мы можем вас отправить домой по здоровью. Получите компенсацию. Там немного, но всё же. – Врач изучал мою реакцию. Предложение получить денег от государства было романтичным. Но тогда появлялся извечный вопрос – зачем это всё? Зачем я мучал себя полгода? Зачем была утренняя зарядка, присяга, наряды, упор лежа принять, устав и ещё немного нарядов вне очереди. Косить надо было сразу. Я как человек любопытный не захотел. Теперь это уже не имело смысла. Я зашёл так далеко, что службу было проще закончить, чем бросить.
- Вариант с комиссованием меня не устраивает. Я дослужить хочу.
- Хорошо. Дослужите. А чем на гражданке занимались?
- Да много чем. – Вот действительно, чем я, в самом деле, занимался до армии? Конечно же, пил, встречался с девушками, влюблялся, расставался, потом горевал, снова пил. Последовательность можно поменять. Вроде ещё где-то учился. Сменил десяток работ. Собеседника, по всей видимости, интересовало последнее. Со всем остальным идти следовало скорее к психологу. Или психиатру. Вечно их путаю. – Ну, работал. Грузчиком, хренокопателем, оператором эфира. – Врач расхохотался.
- Как ты сказал? Хренокопателем?
- Ну да. Мы по заброшенным деревням ездили и выкапывали хрен. Потом сдавали его на вес. – На меня нахлынули воспоминания. Свалились бесконечные поля, деревни, о существовании которых знала лишь карта и лица компаньонов, изготовленные, словно из рыхлой земли.
- А оператор эфира это что такое?
- Это я рекламу крутил. И на радио и на телевидении.
- Работа ответственная?
- Естественно. Ошибка в секунду могла стоить сумасшедших денег.
- А не хочешь побыть санитаром?
- Так у меня же нет образования.
- Санитар не хирург. Образование там не нужно. Операцию тебе всё равно ждать пару недель. Пока ждешь, поможешь отечественной медицине. Ну и попадёшь в святую святых. В операционную! Ты не торопись, подумай. Завтра зайдёшь и ответ дашь. – Я вывалился в коридор, переварил свалившееся на меня предложение. Внял совету подумать. Ответ я дал через минуты две, может быть три. Примерно столько времени я курил в туалете. Естественно я согласился. Любопытство в очередной раз перевесило равнодушие.
В день я успевал отстоять три-четыре операции. Обязанности у меня были действительно фантастические в своей простоте. Утром принести дистиллированную воду из подвала. Пополнить запасы каких-то банок с мудрёными названиями. В основном там было что-то связанное с хлором. Потом застелить операционный стол холодной клеенкой и свежей простынею. Во время операции включить и выключить подсос. Открыть биксу. Пожалуй, всё.
Операции обычно проводились с утра и до обеда. Потом я мыл пол, наводил порядок в операционной, курил, сколько мне влезет, а влезало много, ну и конечно предавался размышлениям о своей легкой жизни. После воинской части моя жизнь обрела какую-то невероятную легкость. Госпиталь я воспринимал как санаторий. Должность же санитара автоматически позволяла мне не соблюдать режим. Я не ложился спать во время тихого часа, не мыл полы нигде кроме операционной. Мог не ходить на построения. Я превратился в какую-то невидимку. Настолько незаметную, что для меня забывали накладывать пищу в столовой. Так было до того вечера когда мы собрались выпить водки. Вместо водки я услышал рёв дежурного по этажу.
- Санитар! – В груди неприятно ёкнуло. Словно я опять оказался в части и дневальный орёт, что пора строиться. Несколько минут назад я отправил смс своему другу в Америку и ждал от него звонка. Теперь ждать было бессмысленно. Я вернул телефон Юрке, быстро скинул с себя больничную синюю робу. Одел выцветшие некогда изумрудные одеяния санитара и побежал вниз.
- Эка быстро ты. – Хирург с сестрой были уже на месте. – Сейчас привезут парня. Он себе в голову с автомата выстрелил. Будем оперировать.
- А после такого живут?
- Живут. У него видимо рука дрогнула перед выстрелом. Ну, пол-лица и снёс себе.
- Из-за бабы – Заключил я. А чего ему ещё стреляться?
- Из-за бабы. Из-за бабы. Она ему письмо прислала, что ждать не будет. А он в караул как раз заступал. Письмо видимо уже в караулке прочёл. Свалил с поста. Угнал буханку. Покатался по части, ну а потом решил с собой покончить. Бойцовский клуб блин. Читал? – Я кивнул. Хотя в книге никто себе в голову с автомата не стрелял, но что-то неуловимо общее было в этих сюжетах. – О, везут. – Хирург обрадовался, словно выиграл в лотерею. В операционной стало сразу как-то резко шумно и оживленно. На каталке ввезли бойца. Мне почему-то казалось, что он должен быть с автоматом. Автомата естественно не было. Ещё у парня не было левой половины лица. Вместо этого там было какое-то кровавое месиво. Посреди красного месива изумленно вращался неправдоподобно белый глаз. Никто не собирался немедленно его спасать. Ни глаз, ни парня. Парень кстати был в сознании. Он грузно дышал и то открывал, то закрывал то, что когда-то было ртом. Вместо немедленного спасения, не сговариваясь, все присутствующие достали телефоны и начали снимать видео. Кроме меня. Мой телефон остался у Юры дожидаться звонка из Нью-Йорка. На который я не смогу ответить. Лучше б ответил. Ещё лучше б выпил водки. Бойца кстати было не жалко.
- Ну что? Поехали? – И мы поехали. Переложили бойца с каталки. Я подавал банки с йодом, открывал биксу со стерильными бинтами. О чём-то переговаривался с хирургом. Операция была необычной. Как правило, в госпитале резали либо грыжи, либо доставали камни из почек. Сегодня латали лицо бойцу, который решил не дожидаться дембеля.
- Да, изуродовал он себя конкретно.
- А ему можно будет пластическую операцию сделать?
- Сделают. Только он полчелюсти себе снёс. Выглядеть всё равно будет как урод. Навсегда. – Боец давно уже провалился в наркоз, и слышать нас не мог. Впрочем, если бы и слышал, то хирургу было бы всё равно. Через пару минут к парню потеряли интерес все присутствующие. Сестра начала обсуждать скидки в магазинах. Хирург вспомнил, что хотел купить мяса. Разговор перетёк в отдел мясной продукции. Потом в бакалею. Выяснилось, что у хирурга кончилась гречка.
Мне же было интересно, как сложится дальше судьба стрелка. Естественно его комиссуют. За то, что свалил с караула, прихватив оружие, ещё могут и осудить. Но вряд ли посадят. Скорее признают идиотом, а потом отправят домой. Этот момент был самым интересным. Вот он приехал на автобусе в свою деревню. Или на поезде? Ну, пусть будет поезд. Пришёл домой. Там мать дожидается. Отец. Нет, отца, наверное, у него нет. Как и у меня. Мать рада. Наконец-то дождалась защитника.
- Здравствуй сына! Как же я скучала, родненький ты мой. Ой, а что это у тебя с лицом?
- Да так, ерунда. Я себе в голову из автомата выстрелил.
- Ну, садись за стол. Картошку бери, помидорчики свежие, только с огорода. - Почему-то мне стало тошно от таких фантазий. В голову полезли мысли о девушке, которая прислала стрелку письмо. Что она там написала интересно такого, что парень решил завалить себя? Наверное, у неё блестящий слог. Я так не умею писать, что б людей валить с ног, а она вот чертовка умеет. Ух, гангрена!
- Ну, короче всё. – Хирург бросил пинцет в тазик и начал снимать перчатки. Они полетели туда же. Сестра неспешно убирала зажимы. – Пойду, покурю. – Хирург снял повязку, и я увидел его морщинистое лицо. Оно было полностью равнодушным. Очередная операция. Очередной боец. Ну, подумаешь, из автомата себе в голову выстрелил. Экая невидаль. Он задумчиво сполоснул руки и вышел.
- А почему врач такой спокойный?
- А чего ему нервничать? – Медсестра посмотрела на меня из-за своих очков. Лицо было скрыто повязкой, но я знал, что она улыбалась. – Это для тебя впечатление. А Юрий Михайлович сотни операций сделал.
- Таких?
- Именно таких может и нет, но он же всю жизнь оперирует. Он и две чеченские войны прошёл. Ой, господи, сколько ж дураков мы там насмотрелись.
- А вы там тоже были?
- Была – была.
- А почему дураков?
- Ну а умный ночью поедет за водкой на танке? Двое с ним вот поехали на броне. Свалились под гусеницы. Один сразу помер, второго ночью оперировали. Офицер, который всё это затеял, застрелился. Вот тебе и съездили в магазин. Да много было всякого. И осколочные, и контузии. Хуже всего, когда привозили мальчишек с оторванными руками или ногами. Кто на мине кто ещё как подорвётся.
- Жалко было?
- Жалко. И этого балбеса, что сегодня оперировали тоже жалко. Но то мне. А Юрий Михайлович никого не жалеет. Раньше когда пил – жалел. Но он бросил лет пять назад.
- А чего пил?
- А чего вы мужики пьёте?
- А хрен знает.
- Вот то-то и оно. Водка не стоп-кран. Дернешь, не остановишься. Юрка пил после Грозного. Видимо переживал за что-то. У него ж сын там остался. Но потом одумался. Сейчас дочь растит.
- А сын как остался?
- В БПМ сожгли его. Он тоже медиком был. Подавал большие надежды. Ладно. Всё это лирика. Я всё. Уберешь тут. – Медсестра сняла повязку с лица и вышла. А я остался переваривать окружающий мир.
Как это всё? Что значит лирика? В моей голове горели БПМ, валялись обрубки рук, лежали обгоревшие ступни, и мелькала игла, зашивающая бесконечные вереницы ран. Я стряхнул из тазика пустые ампулы и использованные бинты в ведро. Затем взялся споласкивать зажимы и скальпели. Через полчаса вымыв полы, поднялся на свой этаж.
- Водку мне оставили? – Юра потупил взгляд. – Ясно. Всё выжрали. Да и хрен с ней. - Жадно закурив в туалете, я набрал абонента по имени Йорк. Через минуту он мне перезвонил.
С Денисом было легко. Есть люди, с которыми интересно, но безумно тяжело. Есть люди, с которыми скучно. Есть люди, в которых влюбляешься. Встречаются даже такие, которых хочется убить. Желание убить никак не отменяет, например влюбленности. Всякие варианты есть. Но вот лёгких людей-то раз-два и обчёлся. Мне повезло. Среди моих друзей преобладали люди, с которыми легко. Но Денис был совсем уж особенный. Родился в Польше. Вырос в Орле. На втором курсе укатил жить в Англию. Деньги зарабатывал, собирая клубнику. Теперь вот оказался в США. Всё происходило легко и непринужденно. Во всяком случае, так казалось со стороны.
- Ну, здорова!
- Привет.
- Как там наша доблестная армия?
- Нормально.
- Ну что нормально? Рассказывай.
- Да нечего особо рассказывать. Вот в госпитале валяюсь. Санитаром подрабатываю.
- Санитаром?
- Ага.
- Чёрт побери. Кишки видел?
- Видел.
- И культи?
- Не. Такого тут не бывает. Я ж не на войне.
- Ну, всё равно интересно.
- Да не. Неинтересно. Лучше-ка расскажи как там у тебя дела.
- Да кинули меня с работой. Обещали одно, вышло другое. Сейчас на стройке тружусь с ниггерами какими-то. Живу у чёрта на рогах. Но в целом неплохо. Вот на соников ходил. Потом Тома живьём видел.
- Который Йорк? – Уточнил я.
- Он самый.
- На корн не ходил?
- Ты ж знаешь, я их не люблю.
- Ну, всё равно. Интересно же.
- Да тут каждый день можно на кого-то ходить. На всех денег не напасёшься.
- Эмигрировать не собираешься?
- Я работаю над этим. – Связь оборвалась. Судя по всему, у собеседника кончились деньги. Можно расходиться спать. Хотя как спать? У Дениса, наверное, сейчас уже утро. Пойдёт к своим ниггерам на стройку. Будет раствор месить или кирпич класть.
Я выдохнул дым и выкинул окурок за окно. Внизу была поляна усеянная ковром из бычков. Ничего интересного впереди меня не ждало. Никаких концертов, никаких праздников, никаких искушений. Лишь только долгая и счастливая жизнь. Я отстою ещё десяток операций, потом мне вырежут грыжу, и я вернусь в часть. Дослужу оставшиеся полгода и уеду домой. А на концерт Тома Йорка никогда не попаду. Ведь он не ездит в Россию, а я не езжу в Америку.
За окном окончательно стемнело. Госпиталь укутала ночь. В пачке осталось две сигареты. Подумав я снова закурил. Спать почему-то не хотелось. В голове вместо ступней и кишок теперь появились концерты, на которых мне было не суждено побывать. Потом я вспомнил, что на следующей неделе меня ждёт моя операция. А дальше снова будут наряды, кроссы, сборка разборка оружия, изучение устава, опять наряды, чистка обуви, устранение замечаний, и кажется ещё немного нарядов вне очереди. Почему-то захотелось зефира в шоколаде. Зефира не было. Шоколада тоже. Осталась лишь одна сигарета и чудеса, которых не ждёшь, но они сами встретят тебя за углом.
И собственно чего я вспомнил сегодня Дениса-то, который был какое-то время записан в телефоне как Йорк? Да он приезжал недавно. Моя армия давно кончилась. Так же как кончился и его Нью-Йорк. Он потом, кстати, тоже оттоптал год в рядах вооруженных сил. Были и у него изучение устава, зарядка, наряды, сборка-разборка оружия, портянки вот не знаю, были ли? Кажется, нет. Но немного нарядов вне очереди точно должно было быть.
А приехал он внезапно и легко. Утром вышел на перрон калининградского вокзала из поезда. Всё такой же воздушный и невесомый. С улыбкой как у актёра из хорошего импортного фильма. В наших фильмах таких улыбок почему-то не бывает. Ехал он из Минска, туда добирался на попутках. Мы прошлись по городу. Вспомнили всех знакомых. Их за 15 лет дружбы набралось немало. Заметили, что часть знакомых замолчала навеки. Все они теперь лежат на далёких кладбищах. Поминать никого не стали. Мы ж не воины-интернационалисты. Просто выпили коньяку. Потом сидели в каком-то кафе и Денис обедал. Я цедил молочный коктейль. Снова выпили. Примерно через 6 часов после встречи я проводил Дениса на автобус в Польшу. Оттуда он уехал дальше куда-то в Венгрию или улетел в Норвегию? Да неважно это всё. Важно, что с ним по-прежнему легко. Так легко как ни с кем другим. Он всё-таки особенный. Надеюсь, в следующий раз встретимся на его территории. Где-нибудь в Японии. Может быть во Франции. Он же перекати-поле. А сигареты у меня кончились на том автовокзале. Обняв друга напоследок, я поводил жалом и пошёл в магазин. Впереди меня ожидали чудеса, на которые я и не смел, рассчитывать в госпитале. И уж тем более я о них не мечтал в армии. Лишь один вопрос теперь остался неразрешенным. Носил ли Денис портянки? При следующей встрече обязательно спрошу.
Взято: soullaway.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]