Книги в детстве, юности и сейчас.
---
Если вспомнить те книги, что я читал в детстве, то на первый план выйдет естественно "Конёк-горбунок". Это была любимейшая моя книга довольно долгое время. Сначала мне её читали родители, потом я стал читать её сам. Родители даже говорили, что я знал всего "Конька" наизусть. Но это вряд ли. Они просто преувеличивали мои способности. Но некоторые фрагменты из "Конька" я помню до сих пор. Например:
Вдруг выходит дьявол сам,
С бородою и с усам,
Морда ровно как у кошки,
А глаза-то - что те плошки.
Вот и стал тот чёрт скакать,
И зерно хвостом сбивать...
За точность не ручаюсь, но как-то так. Чем уж меня зацепило - не знаю. Наверное, тем, что там был чудесный кит. Про кита мне нравилось читать больше всего. Я сидел и представлял себе.
Мужики на губе пашут,
Между глаз мальчишки пляшут,
А в дубраве меж усов,
Ищут девушки грибов.
В глубоком детстве сказки, которые мне читали родители, запоминались очень хорошо. и иногда я "обратно" пересказывал их родителям.
-Мама, хочешь я тебе расскажу сказку про Кузьму Скоробогатого и лисичку?
А когда я чуть подрос, то стал читать много и читал всё, что попадёт под руку. Тут и Стивенсон, и разные классические произведения, и какая-то позабытая ныне советская фантастика. Очень любил ходить в библиотеку. Хожу там между стеллажами, и вдруг цапну какую-нибудь чем-то приглянувшуюся книжечку. А потом стою на остановке и смотрю в тёмное небо, с которого падают крупные снежные хлопья. И кажется мне, что я лечу на космическом корабле. Лечу быстро-быстро сквозь Вселенную. А снег - это вовсе не снег, а звезды. Тысячи снежинок-звёзд, миллионы.И мой корабль летит сквозь них, летит... А книги, чтоб не намокли от снега - под пальто. Словно котята.
То, что задавали читать в школе, всегда прочитывал от корки до корки. И "Войну и мир" и "Тихий Дон". "Тихий Дон" читал перед школой. Проснусь пораньше и читаю. Потом смотрю на часы - пора в школу. Надолго осталось от "Тихого Дона" ощущение злости, жестокости, агрессивности людей. Это там почти повсюду. А от ещё одной книжки про те же времена в душе моей "пошатнулся" социализм. А ведь я считал себя порядочным комсомольцем и верным сыном партии. Об этом я как-то писал.
Несколько раз перечитывал я "Героя нашего времени". Тщетно пытаясь понять и разобраться в том, что за человек этот Печорин. Как мне к нему относиться, и за что ж его, собаку, объявили героем? Так и не понял. Только спустя годы до меня дошло, что про Печорина - это чтение не для 14-летнего мальчишки. Кстати взялся я за него после того, как услышал, что девочки из нашей художки говорят о нём со знанием дела, обсуждают там что-то. Они могут, а я? Ведь я тоже его читал, но... Сочинение по Печорину (а мы писали тогда сочинения по поводу прочитанных книг) я писал привычным способом. Открыл предисловие к повести и изложил то, что там было написано, своими словами. Если нет собственных мыслей "по поводу", то приходилось действовать так.
Любил читать про рыбу. Как же, как же, я ж в те времена рыбачок был. Всегда брал в библиотеке толстые журнал "Рыболов-спортсмен". Правда журналы эти никак не помогали мне ловить рыбу большую-пребольшую. Не мог я применить на практике журнальные советы типа: "где отыскать самого крупного короеда, на которого клюёт вот такенный окунь". Да и читал я больше не советы, а рассказы о рыболовных приключениях. "А если палкой по воде ударить, то толстолобик обязательно из воды выпрыгнет. Один особо крупный выпрыгнул и в нашей лодке стекло лобовое разбил." Потом оказалось, что это простое средство действует далеко не везде. На Дальнем Востоке действует и в Америке действует. А вот в Верхнем Тагиле - хоть заколотись пакой по воде -ни один не вынырнет.
Однажды в поисках "рыбного чтения" набрёл на "Царь-рыбу" Астафьева. А оказалось, что там про рыбу - совсем немножко. А большая часть - про людей, про их непростые, часто откровенно гнусные и отвратительные отношения между собой. Любое чтение "про жизнь, как она есть" повергало меня тогдашнего в грусть и безнадёгу. Сейчас я стал куда более устойчивым и толстокожим. Говорят, что толстая кожа - это признак, доставшийся нам от неандертальцев.
А потом, уже в старших классах, одноклассники подарили мне вторую после "Конька" любимейшую книгу. Мне было сказано:
-Мы же твой характер хорошо изучили - тебе должна эта книга понравиться.
Эти слова меня неприятно озадачили. Они изучили... Я и сам-то своего характера толком не знаю, а они вон, изучили, поняли меня и раскусили. Неужели я настолько прост? Всем же хочется наоборот быть загадочными. Но книга мне и вправду понравилась. Я читал её в поезде, а за окном пролетали леса и поля родного Урала. Книга была "Время вперёд!" Валентина Катаева.
И долго потом я был очарован тем ощущением силы и страсти, исходящим от героев этой книги. Это была молодёжь первой пятилетки. Они приехали на Южный Урал строить металлургический завод. Созидатели, которые шли на работу, как в бой. Иногда - буквально - с песнями и под знаменем. Бесконечно уверенные в своей правоте и поэтому всемогущие. Для них не были препятствием ни чья-то косность, ни бюрократизм, ни даже ураган. У них не было малых и больших дел. Любое дело - копать канаву, таскать бетон, рисовать плакат, писать статью о том, что "для душа не поставляют труб" - это всё сверхважно, всё для главного, для торжества идеалов социализма - самого справедливого в истории человечества уклада жизни .
Ещё одна любимейшая книга моей юности - это "Мои скитания" Гиляровского. Её мне купили родители уже во время Перестройки. Купили скорее всего чисто случайно. Открыл отец первую страницу, а там: "Далеко протянулись во все стороны дремучие вологодские леса..." И он вспомнил своё детство, которое так же, как и у Гиляровского, прошло в вологодских лесах. Они жили в городе Кириллове на берегу Сиверского озера под стенами древнего монастыря.
Юные годы Гиляровского вместили многое. Жизнь в деревне, учёба в гимназии, походы по лесам. А потом он "ходил в народ", был одним из последних бурлаков на Волге. Бурлаки были тогда уже вымирающей профессией, ибо их активно вытесняли пароходы. Был грузчиком на пристани, таскал тяжеленные мешки с мукой. А грузчики в то время были особой кастой и даже одевались почти как сказочные богатыри. Работал Гиляровский и на страшном белильном заводе, где люди быстро умирали, вдыхая ядовитый свинец (белила были свинцовые), жил в одной избе с разбойниками. Служил в цирке, объезжал лошадей. Учился в военном училище, бродяжничал, ездил зайцем в товарных поездах, ушёл добровольцем на войну с Турцией. А потом вдруг да и попал в театр. "В театр в те времена не поступали, а попадали, как попадают под поезд или в больницу..." Впрочем, тут я чуть ошибся. Сначала театр, потом война с Турцией. А после войны - опять театр.
Россия тех времён (конец 19-го века) предстаёт перед нами страной сказочной и удивительной. У Гиляровского и близко нет ничего такого, о чём писали все без исключения русские классики. А писали они о бедном, унылом, забитом народе, который "последний хрен без соли доедает". О невежественных и жестоких мещанах-обывателях. Или о бесхребетной и бесхарактерной интеллигенции, которая проедает последние деньги, и ни к какому труду неспособна вовсе. Типа: "ярославская бабушка нам последние три тысячи прислала - поедем в Карлсбад, с годик поживём, а там...".
Вместо всей этой "моли и голи" Россия Гиляровского населена людьми деятельными, сильными, весёлыми и добрыми. А какими же ещё они могут быть в такой стране, как наша? Где "горы высокие и степи просторные", где леса дремучие, а в реках водятся стопудовые белуги. Как его в советское-то время не тронули, как проглядели - думал я. Ведь Гиляровский, несмотря на то, что принял социалистическую революцию всей душой, писал о том, что было "строго не рекомендовано" советскому писателю. У советских же долно быть так - всё, что до революции - сплошная чёрная полоса.
Вот. О книгах детства и юности написал. Теперь о книгах дня сегодняшнего. Тут тоже есть свои особенности. Сегодняшние книги, они "помойные". В том смысле, что значительная их часть подобрана как раз на помойке. Или кем-то отдана, чтоб не выбрасывать. То есть вместо помойки - к нам. Так ко мне пришли "Казаки" Толстого, рассказы Куприна, первый том "Тихого Дона", "Мещерская сторона" Паустовского и множество других самых разных книг. В библиотеку я не хожу давно. Вернее хожу, но чаще для того, чтобы отнести ненужные мне книги в тот шкафчик, где "книга ищет друга". Вот эти-то, случайно доставшиеся мне книги я сейчас и читаю. То есть, принцип тот же, что и в детстве - читать всё, что под руку попадётся.
Некоторые раз прочитав, не раскрываю больше, другие читаю чаще. И всегда читаю "Хоббита". Однажды в школе, классе в четвёртом, нам его читала учительница. Немного успела прочитать за урок. Дошла лишь до "каменных великанов, которые перебрасывались обломками скал, как мячиками". Она предупредила нас, что "Хоббит" - книга редкая, и в библиотеке мы вряд ли сможем её взять, она всегда на руках. Книгу эту я запомнил, но только лишь недавно она опять попала в мои руки. И я теперь читаю её и читаю. Снова и снова. В отличие от многих других книг "Хоббит" мне никогда не надоедает. "Властелина колец" я тоже пытался читать. Но что-то не осилил. Наверное, потому, что читал я его с экрана монитора. А может перевод был не слишком удачным. С трудом дошёл до эльфийского леса и Галадриэли, а дальше охота пропала.
Раньше, когда меня что-нибудь расстраивало или не ладились дела, я читал Бориса Шергина. Он писал о Русском Севере, писал рассказы, по которым были сняты известные мультики, и смешные, и печальные. "Для увеселения", "Мартынко", "Мистер Пронька", "Золочёные лбы". Кроме этих известных вещей в моей книжке довольно большой массив дневниковых записей писателя. Шергину в жизни было трудно. Он не умел бойко прославлять вождей, хоть и относился с сочувствием к революции. Был человеком верующим. Он писал только о том, что по-настоящему любил. О море, о русском северном народе и его жизни. И когда мне было плохо, я читал, как было плохо и голодно ему, человеку бесконечно талантливому, но незамеченному власть предержащими.
Много и охотно читал "врага и предателя нашей советской Родины" Резуна-Суворова. Такой вот он "враг и предатель", что всегда писал с неизменным уважением и даже с восхищением о нашей армии, нашем оружии, наших полководцах. А тут недавно стал читать ещё раз его роман "Выбор"- и не смог. Дошёл до слов, которые говорил в романе Сталин: "а как бы нам ещё эффективнее унизить товарища Ежова перед тем, как его расстрелять". И что-то расхотелось.
Много читал Акунина, но запомнил плохо. И совсем не перевариваю тех авторов, кто специально выискивает какую-нибудь грязь в истории или сегодняшней жизни России. Да и СССР тоже. Вот, пожалуй и всё о моём "круге чтения". Хотя тема "богатая", может быть, я к ней ещё вернусь.
Вдруг выходит дьявол сам,
С бородою и с усам,
Морда ровно как у кошки,
А глаза-то - что те плошки.
Вот и стал тот чёрт скакать,
И зерно хвостом сбивать...
За точность не ручаюсь, но как-то так. Чем уж меня зацепило - не знаю. Наверное, тем, что там был чудесный кит. Про кита мне нравилось читать больше всего. Я сидел и представлял себе.
Мужики на губе пашут,
Между глаз мальчишки пляшут,
А в дубраве меж усов,
Ищут девушки грибов.
В глубоком детстве сказки, которые мне читали родители, запоминались очень хорошо. и иногда я "обратно" пересказывал их родителям.
-Мама, хочешь я тебе расскажу сказку про Кузьму Скоробогатого и лисичку?
А когда я чуть подрос, то стал читать много и читал всё, что попадёт под руку. Тут и Стивенсон, и разные классические произведения, и какая-то позабытая ныне советская фантастика. Очень любил ходить в библиотеку. Хожу там между стеллажами, и вдруг цапну какую-нибудь чем-то приглянувшуюся книжечку. А потом стою на остановке и смотрю в тёмное небо, с которого падают крупные снежные хлопья. И кажется мне, что я лечу на космическом корабле. Лечу быстро-быстро сквозь Вселенную. А снег - это вовсе не снег, а звезды. Тысячи снежинок-звёзд, миллионы.И мой корабль летит сквозь них, летит... А книги, чтоб не намокли от снега - под пальто. Словно котята.
То, что задавали читать в школе, всегда прочитывал от корки до корки. И "Войну и мир" и "Тихий Дон". "Тихий Дон" читал перед школой. Проснусь пораньше и читаю. Потом смотрю на часы - пора в школу. Надолго осталось от "Тихого Дона" ощущение злости, жестокости, агрессивности людей. Это там почти повсюду. А от ещё одной книжки про те же времена в душе моей "пошатнулся" социализм. А ведь я считал себя порядочным комсомольцем и верным сыном партии. Об этом я как-то писал.
Несколько раз перечитывал я "Героя нашего времени". Тщетно пытаясь понять и разобраться в том, что за человек этот Печорин. Как мне к нему относиться, и за что ж его, собаку, объявили героем? Так и не понял. Только спустя годы до меня дошло, что про Печорина - это чтение не для 14-летнего мальчишки. Кстати взялся я за него после того, как услышал, что девочки из нашей художки говорят о нём со знанием дела, обсуждают там что-то. Они могут, а я? Ведь я тоже его читал, но... Сочинение по Печорину (а мы писали тогда сочинения по поводу прочитанных книг) я писал привычным способом. Открыл предисловие к повести и изложил то, что там было написано, своими словами. Если нет собственных мыслей "по поводу", то приходилось действовать так.
Любил читать про рыбу. Как же, как же, я ж в те времена рыбачок был. Всегда брал в библиотеке толстые журнал "Рыболов-спортсмен". Правда журналы эти никак не помогали мне ловить рыбу большую-пребольшую. Не мог я применить на практике журнальные советы типа: "где отыскать самого крупного короеда, на которого клюёт вот такенный окунь". Да и читал я больше не советы, а рассказы о рыболовных приключениях. "А если палкой по воде ударить, то толстолобик обязательно из воды выпрыгнет. Один особо крупный выпрыгнул и в нашей лодке стекло лобовое разбил." Потом оказалось, что это простое средство действует далеко не везде. На Дальнем Востоке действует и в Америке действует. А вот в Верхнем Тагиле - хоть заколотись пакой по воде -ни один не вынырнет.
Однажды в поисках "рыбного чтения" набрёл на "Царь-рыбу" Астафьева. А оказалось, что там про рыбу - совсем немножко. А большая часть - про людей, про их непростые, часто откровенно гнусные и отвратительные отношения между собой. Любое чтение "про жизнь, как она есть" повергало меня тогдашнего в грусть и безнадёгу. Сейчас я стал куда более устойчивым и толстокожим. Говорят, что толстая кожа - это признак, доставшийся нам от неандертальцев.
А потом, уже в старших классах, одноклассники подарили мне вторую после "Конька" любимейшую книгу. Мне было сказано:
-Мы же твой характер хорошо изучили - тебе должна эта книга понравиться.
Эти слова меня неприятно озадачили. Они изучили... Я и сам-то своего характера толком не знаю, а они вон, изучили, поняли меня и раскусили. Неужели я настолько прост? Всем же хочется наоборот быть загадочными. Но книга мне и вправду понравилась. Я читал её в поезде, а за окном пролетали леса и поля родного Урала. Книга была "Время вперёд!" Валентина Катаева.
И долго потом я был очарован тем ощущением силы и страсти, исходящим от героев этой книги. Это была молодёжь первой пятилетки. Они приехали на Южный Урал строить металлургический завод. Созидатели, которые шли на работу, как в бой. Иногда - буквально - с песнями и под знаменем. Бесконечно уверенные в своей правоте и поэтому всемогущие. Для них не были препятствием ни чья-то косность, ни бюрократизм, ни даже ураган. У них не было малых и больших дел. Любое дело - копать канаву, таскать бетон, рисовать плакат, писать статью о том, что "для душа не поставляют труб" - это всё сверхважно, всё для главного, для торжества идеалов социализма - самого справедливого в истории человечества уклада жизни .
Ещё одна любимейшая книга моей юности - это "Мои скитания" Гиляровского. Её мне купили родители уже во время Перестройки. Купили скорее всего чисто случайно. Открыл отец первую страницу, а там: "Далеко протянулись во все стороны дремучие вологодские леса..." И он вспомнил своё детство, которое так же, как и у Гиляровского, прошло в вологодских лесах. Они жили в городе Кириллове на берегу Сиверского озера под стенами древнего монастыря.
Юные годы Гиляровского вместили многое. Жизнь в деревне, учёба в гимназии, походы по лесам. А потом он "ходил в народ", был одним из последних бурлаков на Волге. Бурлаки были тогда уже вымирающей профессией, ибо их активно вытесняли пароходы. Был грузчиком на пристани, таскал тяжеленные мешки с мукой. А грузчики в то время были особой кастой и даже одевались почти как сказочные богатыри. Работал Гиляровский и на страшном белильном заводе, где люди быстро умирали, вдыхая ядовитый свинец (белила были свинцовые), жил в одной избе с разбойниками. Служил в цирке, объезжал лошадей. Учился в военном училище, бродяжничал, ездил зайцем в товарных поездах, ушёл добровольцем на войну с Турцией. А потом вдруг да и попал в театр. "В театр в те времена не поступали, а попадали, как попадают под поезд или в больницу..." Впрочем, тут я чуть ошибся. Сначала театр, потом война с Турцией. А после войны - опять театр.
Россия тех времён (конец 19-го века) предстаёт перед нами страной сказочной и удивительной. У Гиляровского и близко нет ничего такого, о чём писали все без исключения русские классики. А писали они о бедном, унылом, забитом народе, который "последний хрен без соли доедает". О невежественных и жестоких мещанах-обывателях. Или о бесхребетной и бесхарактерной интеллигенции, которая проедает последние деньги, и ни к какому труду неспособна вовсе. Типа: "ярославская бабушка нам последние три тысячи прислала - поедем в Карлсбад, с годик поживём, а там...".
Вместо всей этой "моли и голи" Россия Гиляровского населена людьми деятельными, сильными, весёлыми и добрыми. А какими же ещё они могут быть в такой стране, как наша? Где "горы высокие и степи просторные", где леса дремучие, а в реках водятся стопудовые белуги. Как его в советское-то время не тронули, как проглядели - думал я. Ведь Гиляровский, несмотря на то, что принял социалистическую революцию всей душой, писал о том, что было "строго не рекомендовано" советскому писателю. У советских же долно быть так - всё, что до революции - сплошная чёрная полоса.
Вот. О книгах детства и юности написал. Теперь о книгах дня сегодняшнего. Тут тоже есть свои особенности. Сегодняшние книги, они "помойные". В том смысле, что значительная их часть подобрана как раз на помойке. Или кем-то отдана, чтоб не выбрасывать. То есть вместо помойки - к нам. Так ко мне пришли "Казаки" Толстого, рассказы Куприна, первый том "Тихого Дона", "Мещерская сторона" Паустовского и множество других самых разных книг. В библиотеку я не хожу давно. Вернее хожу, но чаще для того, чтобы отнести ненужные мне книги в тот шкафчик, где "книга ищет друга". Вот эти-то, случайно доставшиеся мне книги я сейчас и читаю. То есть, принцип тот же, что и в детстве - читать всё, что под руку попадётся.
Некоторые раз прочитав, не раскрываю больше, другие читаю чаще. И всегда читаю "Хоббита". Однажды в школе, классе в четвёртом, нам его читала учительница. Немного успела прочитать за урок. Дошла лишь до "каменных великанов, которые перебрасывались обломками скал, как мячиками". Она предупредила нас, что "Хоббит" - книга редкая, и в библиотеке мы вряд ли сможем её взять, она всегда на руках. Книгу эту я запомнил, но только лишь недавно она опять попала в мои руки. И я теперь читаю её и читаю. Снова и снова. В отличие от многих других книг "Хоббит" мне никогда не надоедает. "Властелина колец" я тоже пытался читать. Но что-то не осилил. Наверное, потому, что читал я его с экрана монитора. А может перевод был не слишком удачным. С трудом дошёл до эльфийского леса и Галадриэли, а дальше охота пропала.
Раньше, когда меня что-нибудь расстраивало или не ладились дела, я читал Бориса Шергина. Он писал о Русском Севере, писал рассказы, по которым были сняты известные мультики, и смешные, и печальные. "Для увеселения", "Мартынко", "Мистер Пронька", "Золочёные лбы". Кроме этих известных вещей в моей книжке довольно большой массив дневниковых записей писателя. Шергину в жизни было трудно. Он не умел бойко прославлять вождей, хоть и относился с сочувствием к революции. Был человеком верующим. Он писал только о том, что по-настоящему любил. О море, о русском северном народе и его жизни. И когда мне было плохо, я читал, как было плохо и голодно ему, человеку бесконечно талантливому, но незамеченному власть предержащими.
Много и охотно читал "врага и предателя нашей советской Родины" Резуна-Суворова. Такой вот он "враг и предатель", что всегда писал с неизменным уважением и даже с восхищением о нашей армии, нашем оружии, наших полководцах. А тут недавно стал читать ещё раз его роман "Выбор"- и не смог. Дошёл до слов, которые говорил в романе Сталин: "а как бы нам ещё эффективнее унизить товарища Ежова перед тем, как его расстрелять". И что-то расхотелось.
Много читал Акунина, но запомнил плохо. И совсем не перевариваю тех авторов, кто специально выискивает какую-нибудь грязь в истории или сегодняшней жизни России. Да и СССР тоже. Вот, пожалуй и всё о моём "круге чтения". Хотя тема "богатая", может быть, я к ней ещё вернусь.
Взято: guriny.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]