100 лет назад. Как министр головой за слова расплатился

Министр внутренних дел Российской империи Александр Макаров. Расстрелян 26 сентября 1919 года

История полна примерами того, как различным сановникам пришлось по самой высокой цене отвечать за сказанные ими слова, задевшие чувства простых людей. Например, был такой французский вельможа — Фулон. Он во время голода советовал простым людям есть траву. Когда в 1789 году наступила революция и была взята Бастилия, Фулон так напугался, что приказал слугам разыграть свои похороны. Однако народ всё равно узнал и изловил его, повесил (верёвка обрывалась, так что мучения вельможи прекратились не сразу), потом отрезал голову, набил рот травой и торжественно пронёс, насадив на пику.
В России тоже был министр, вызвавший возмущение в обществе своими словами. Его звали Александр Макаров (1857—1919). И он тоже расплатился за свои слова жизнью. Произошло это ровно сто лет назад. Что же за самоубийственную фразу он произнёс? Когда в 1912 году на Ленских приисках ротмистр Трещенков приказал расстрелять несколько сотен рабочих, которые хотели всего-навсего подать индивидуальные жалобы прокурору, то Макарову, министру внутренних дел и шефу жандармов, поручили выступать по этому поводу в Государственной Думе. И там он заявил: «Когда потерявшая рассудок под влиянием злостных агитаторов толпа набрасывается на войско, тогда войску ничего другого не остаётся делать, как стрелять. Так было и так будет впредь».
В историю вошла последняя крылатая фраза в форме «Так было — так будет». Кто только её не комментировал! Например, В.И. Ленин писал в том же 1912 году: «Так было — так будет»: на голову себе и своему классу, и своему помещичьему царю сказал эти вещие слова министр Макаров!». Владимир Ильич не ошибся, хотя министру предстояло ещё прожить более семи лет.
После Февраля 1917 года Макарова арестовали. Других царских министров освобождали — но он оставался в Петропавловской крепости. При прошениях об освобождении сразу вспоминалась зловещая фраза, слетевшая с уст министра. Сам Макаров уже сожалел о ней, называл «несчастной» и «ложной». Он говорил на допросе перед Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, что теперь он не «защищает своей речи», произнесённой в Думе, поскольку тогда он «был односторонен, был самонадеян, был вследствие этого ложен в своей речи». «Я никогда своих речей не писал, а намечал себе что-нибудь в уме. Так что это вышло у меня совершенно случайно. С другой стороны, это было сказано не в том смысле, — отнюдь не в общем… Впоследствии придали этой несчастной фразе слишком, по-моему, распространительное толкование».
Лишь после Октября экс-министра всё-таки освободили, как и других его коллег. Советская власть поначалу хотела быть великодушной и снисходительной к старым врагам — полагая их неопасными. Увы, она ошибалась. И с началом гражданской войны, когда оружие против неё подняла всё та же замшелая царская бюрократия, генералы, адмиралы и офицеры, это стало ясно. Макаров был вновь взят под стражу, как и другие царские министры, которые не позаботились скрыться. Некоторых из них расстреляли в дни «красного террора» в сентябре 1918 года, но Макаров тогда уцелел.
А затем, через год, был взрыв анархистов в Леонтьевском переулке 25 сентября 1919 года. И в первый момент советская власть решила, что это дело рук белогвардейцев, наступавших на Москву. Это была, конечно, ошибка, но разве Макаров и такие, как он, были невинны, аки агнцы? И Макарову пришлось расплатиться за сказанные им слова — ровно сто лет назад, утром 26 сентября 1919 года (в некоторых источниках его расстрел датируют февралём того же 1919-го, но это неверно).


Министру Макарову пришлось ответить за вот этот расстрел. На фото: родственники и друзья у тел убитых рабочих Ленских золотых приисков. 4 (17) апреля 1912



Писатель-эмигрант Марк Алданов рисовал облик царского министра героическими красками: «Макаров до конца сохранил свою твёрдость. На роковые — «по городу с вещами» — спокойно ответил: «Я давно готов». Медленно, методично сложил свои вещи, отделил всё получше для пересылки голодавшей в Петербурге семье, стал прощаться с буквально подавленной его мужеством камерой. Соседи уговорили его написать прощальное письмо домой. У многих стояли слезы на глазах, даже ожесточённые и грубые чекисты не торопили его, как обычно, и, молча потупившись, стояли у дверей. Макаров присел к столу, всё так же сосредоточенный и ушедший вглубь себя. Заключительные строки его записки были следующие: «За мной пришли» вероятно, на расстрел, иду спокойно, мучительно думать о вас; да хранит вас Господь! Ваш несчастный папа». Видя подавленность и слёзы кругом, он попробовал даже пошутить. Обратившись к случайно находившемуся в камере эсеру, предложил ему хоть перед смертью выкурить с ним трубку мира. Затем, завернувшись в одеяло (шубу отослал жене), с худшей трубкой в зубах (лучшую тоже отослал), тихо и чинно попрощавшись с соседями, прямой, суровый, спокойный, мерными шагами вышел в коридор...»



Ах, как сурово и безжалостно «ожесточённые и грубые чекисты» заставили экс-министра и шефа жандармов империи расплатиться за сущую мелочь, пустяшное дело — одобрение им расстрела нескольких сот ленских рабочих, вообще ни в чём не виновных! Пустим над его могилкой сентиментальную слезу! Даже странно, что Макаров всё ещё не реабилитирован нынешней буржуйской властью — наверное, руки не дошли...
Тут поневоле хочется вспомнить слова французского историка Жюля Мишле: «Чувствительные люди, рыдающие над ужасами революции, уроните несколько слезинок и над ужасами, её породившими».

Взято: foto-history.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle