Как гильотинные стрижки стали символом ярости во Франции

В разгар революции Франция сошла с ума. Вчитайтесь: «Царство террора». Ужасно? Вот так ужасно, как звучит, тогда и было.
Максимилиан Робеспьер, обвиняя всех и вся в измене новой республике, отправил на гильотину около 16 500 человек. Кстати, этого кровавого монстра очень любили и романтизировали коммунисты. С 1923 по 2014 г Воскресенская набережная в Санкт-Петербурге называлась набережная Робеспьера. И в некоторых наших городах есть улицы его имени.

Но вернемся во Францию.



Людей арестовывали без причин и казнили без суда и следствия, Революционный трибунал обладал неограниченными полномочиями, он был переименован в Уголовный трибунал. В Париже царили насилие и страх.
Когда на смену Дантону пришел Робеспьер, Париж захлебнулся в крови.
Чужих сразу распознавали и немедленно на них доносили. Волна доносов была неостановимой. Власти это поощряли, и человек спешил донести на соседа, пока тот сам на него не донес.
За доносами следовали новые казни.

Террор прекратился после того, как депутаты поняли, что скоро гильотина доберется и до них. Эти «депутаты равнины», названные так в противовес «партии горы», объединились и устроили заговор против Робеспьера. Не сделай они этого, они стали бы следующими пассажирами повозок, которые везли осужденных на гильотину.
28 июля 1794 года наступил черед Робеспьера взойти на эшафот: Париж покарал своих вождей, положив конец правлению террора, и французское общество начало возвращаться к нормальной жизни.



Одной из самых необычных историй послереволюционной Франции были «балы жертв».

Эти собрания были организованы родственниками жертв гильотины, и только те, кто потерял близких или едва избежал казни, допускались на эксклюзивные балы. Самый расцвет пришелся на конец 1790-х. И здесь Париж отличился – приглашенные приходили с особым набором манер и одежды.

Чтобы войти, вместо изящного поклона хозяину, гости якобы приветствовали à la victime, резко дергая головой вниз, чтобы имитировать момент обезглавливания.



Дресс-код был довольно радикальным. Зарегистрировано, что женщины носили красные чокеры вокруг своих шеек, этакий символ смертельной раны. И еще красные шали поверх тонких платьев в стиле ночной рубашки, которые напоминали рубашки заключенных.



Шарлотта Кордей 1889 г.

Говорят, что красные шали были вдохновлены платком, накинутым на плечи Шарлоттой Кордей, когда она поднималась по ступенькам к гильотине – ее казнили за убийство Жана-Поля Марата.



Все эти тонкие платья, шали и чокеры – это ведь упрощение моды дворянской аристократической культуры рококо.



Парики и пышные конструкции из волос потеряли популярность, и появилась «причёска жертвы» (à la sacrifié) как подражание приговорённым к казни на гильотине.



Девушки обнажали свои шеи и коротко стриглись, имитируя внешность заключенных, когда кто-то должен был быть обезглавлен, его волосы подстригали, чтобы лезвие сразу могло отрубить голову от тела.



Герен Пьер-Нарсис, Портрет девушки, 1794, одна из самых ранних работ, показывающая женщину с прической жертвы (или а-ля Тит)





Мадам Арно де Горс Луи-Леопольд Бойи (1761-1845)

Эту прическу еще называли «прическа, а - ля Тит». Она была короткой. Чтобы представить новаторство стиля, подумайте о длинных париках и сложных прическах предыдущего периода рококо.

Вот так и получилось, что вдали от сложных париков и высоких юбок в форме корзины, принятых Марией Антуанеттой до революции, мода попала под сильное влиянием драмы, которую аристократы пережили.



Придав новое значение термину «жертва моды», появилась тенденция буквально одеваться как жертвы революции.
На некоторых иллюстрациях эпохи изображены женщины, выходящие на публику вообще без обуви, возможно, ссылаясь на жертв, которые босиком шли на гильотину.

Их эпатажный стиль, вероятно, был катарсисом, помогая им воссоединиться с другими выжившими в эпоху террора, но также отделить себя от «кровопийц» революции.



Тем не менее, имеется мало каких-либо современных доказательств того, что такие балы на самом деле были. Эта история не упоминалась до 1820-х годов. Бальные рассказы жертв выросли в основном на литературной почве «гильотинного романтизма» во второй четверти девятнадцатого века.

Ну, так это, или нет, но стиль Ампир появился тогда и был именно таким). И дамы носили короткие прически, но мода на стрижки продержалась недолго.



На балах между танцами говорили: «Мы танцуем на могилах».



Тереза Тальен, маркиза де Фонтене, принцесса де Шиме — светская дама эпохи Французской Революции.

Находясь в тюрьме и ожидая со дня на день приговора и казни, Тереза отправила своему Тальену знаменитую записку, повлиявшую на историю Франции:

«Je meurs d’appartenir à un lâche»
«Я умираю оттого, что принадлежу трусу».

Послание побудило Тальена принять активное участие в перевороте 9 термидора, в ходе которого Робеспьер был свергнут и погиб, а террор прекратился, Тереза вышла на свободу.



Портрет  Тальен с дочерью



Тереза Тальен — до  Французской Революции.



Портрет женщины (возможно, Софи де Баур) с прической а-ля Тит. Луи Леопольд Бойи, 1810

Но, как на все новое, на стрижки «Жертв» (а-ля Тит) обрушились критики.
Они говорили, что короткие волосы подвергают кожу головы всем превратностям атмосферы; увеличивает необходимость мытья головы для поддержания чистоты, будь то холодной водой, будь то горячей водой, что приводит к охлаждению после мытья.
Считалось, что это может вызвать воспаление, мигрень, конъюнктивит, кариес, кариес, боль в горле и т. Д.

Взято: tanjand.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle