Батальонами командовали лейтенанты. 1941 г.
---
"Выпустили нас из училища 15 июля, и я получил назначение в 963-й стрелковый полк 274-й стрелковой дивизии, стоявшей под Запорожьем. И уже через два дня принял стрелковый взвод. Наш полк строил тогда оборонительный рубеж на правом берегу Днепра, напротив острова Хортица, на котором в былые времена размещалась своего рода ставка знаменитой Запорожской Сечи.
Из наших скопов хорошо была видна плотина Днепровской гидроэлектростанции, огромным полукольцом перепоясывающая реку. И даже гул воды, бьющей через прораны, доносился до нас.
Через неделю приказали мне вступить в командование ротой. Оборонительные работы шли своим чередом. Выкраивали мы время и для боевой учебы: большинство бойцов были призваны из запаса, и они, естественно, отвыкли от военной службы.
В бой мы вступили рано утром 19 августа, а 20 августа я уже был в медсанбате. Сейчас, почти полвека спустя, трудно воспроизвести события этих двух дней. Стерлись в памяти фамилии красноармейцев и командиров подразделений. Но твердо могу сказать: мы не пропустили немцев к Днепру. Бойцы роты подбили связками гранат три вражеских танка, отразили до десятка ожесточенных атак.
После очередного боя я вызвал на НП командиров взводов. Дело шло к вечеру, уже смеркалось. Мы с политруком роты, ожидая взводных, вышли из душного блиндажа на свежий воздух. Подошли три лейтенанта.
Мы все уселись на землю, за тыльной стороной бруствера траншеи. Начали обсуждать итоги дня. И надо же было такому случиться: неподалеку разорвалась немецкая мина. Всех пятерых ранило.
В меня попали два осколка: один пробил сапог и впился и ногу, другой угодил в голову. Политрук отделался легким ранением в руку, одному взводному обожгло бок, а двух других пришлось сразу же отправлять в медсанбат: у них ранения были посерьезнее.
Когда я доложил по телефону комбату об этих непредвиденных потерях, он мне дал нагоняй (и поделом!) за то, что я вылез со всеми командирами из блиндажа, и спросил, могу ли командовать ротой. Я ответил, что могу.
Ночь почти не спал. Болели наспех перевязанные раны. Да и на душе было муторно: казнил себя за беспечность. А утром снова вражеский артиллерийский налет по нашим позициям и новая атака. И опять не дрогнули бойцы - отбились.
В азарте боя я почувствовал себя вроде бы лучше, а к вечеру мне стало хуже. Политрук доложил об этом комбату, и тот приказал отправить меня в медсанбат. В сопровождении красноармейца-санитара побрел я по плотине гидростанции на восточный берег Днепра.
Из медсанбата переправили меня в Новочеркасский эвакогоспиталь. Он находился невдалеке от тех самых Персиановских лагерей, откуда мы чуть больше месяца назад уходили на фронт.
Мне было тогда всего двадцать два года, и, может быть, поэтому врачи быстро подняли меня на ноги: уже 8 сентября выписали с предписанием явиться в отдел кадров Северо-Кавказского военного округа. А оттуда меня направили в штаб 343-й стрелковой дивизии, которая формировалась в Ставрополе.
Невысокий, сурового вида капитан, начальник отделения кадров, посмотрел мои документы, помахал медицинской справкой, глянул на выступающую из-под пилотки повязку на моей голове и спросил:
- Зацепило здорово? - Да так, царапнуло, - бодро ответил я. - Ногу малость и вот - в голову. Капитан усмехнулся: - Ну и как теперь, в голове-то позванивает? - Бывает.
- А соображаешь хорошо? - уже в открытую заулыбался кадровик. - Не жалуюсь. Капитан снова стал строгим, помолчал несколько секунд, а затем сделал пометку в каком-то журнале и повернулся к писарю:
- Оформи его к Василькову. - Затем официально снова ко мне: - Пойдете, товарищ лейтенант Науменко, помощником начальника штаба 1151-го стрелкового полка. Как фронтовика - на повышение.
- Как же так?! - вырвалось у меня. - Я взводом, ротой командовал, а вы меня в штаб... - Так надо, - отрезал капитан. - Будь здоров! - И протянул мне руку.
Командиром 1-го батальона был назначен лейтенант Ф. П. Письменский, 2-го - старший лейтенант Ф. Ф. Андреев, 3-го - старший лейтенант Е. П. Абрамов. В партийные и комсомольские организации всех подразделений влилось 180 членов ВКП(б) и 97 комсомольцев." - из воспоминаний Юрия Андреевича Науменко.
Из наших скопов хорошо была видна плотина Днепровской гидроэлектростанции, огромным полукольцом перепоясывающая реку. И даже гул воды, бьющей через прораны, доносился до нас.
Через неделю приказали мне вступить в командование ротой. Оборонительные работы шли своим чередом. Выкраивали мы время и для боевой учебы: большинство бойцов были призваны из запаса, и они, естественно, отвыкли от военной службы.
В бой мы вступили рано утром 19 августа, а 20 августа я уже был в медсанбате. Сейчас, почти полвека спустя, трудно воспроизвести события этих двух дней. Стерлись в памяти фамилии красноармейцев и командиров подразделений. Но твердо могу сказать: мы не пропустили немцев к Днепру. Бойцы роты подбили связками гранат три вражеских танка, отразили до десятка ожесточенных атак.
После очередного боя я вызвал на НП командиров взводов. Дело шло к вечеру, уже смеркалось. Мы с политруком роты, ожидая взводных, вышли из душного блиндажа на свежий воздух. Подошли три лейтенанта.
Мы все уселись на землю, за тыльной стороной бруствера траншеи. Начали обсуждать итоги дня. И надо же было такому случиться: неподалеку разорвалась немецкая мина. Всех пятерых ранило.
В меня попали два осколка: один пробил сапог и впился и ногу, другой угодил в голову. Политрук отделался легким ранением в руку, одному взводному обожгло бок, а двух других пришлось сразу же отправлять в медсанбат: у них ранения были посерьезнее.
Когда я доложил по телефону комбату об этих непредвиденных потерях, он мне дал нагоняй (и поделом!) за то, что я вылез со всеми командирами из блиндажа, и спросил, могу ли командовать ротой. Я ответил, что могу.
Ночь почти не спал. Болели наспех перевязанные раны. Да и на душе было муторно: казнил себя за беспечность. А утром снова вражеский артиллерийский налет по нашим позициям и новая атака. И опять не дрогнули бойцы - отбились.
В азарте боя я почувствовал себя вроде бы лучше, а к вечеру мне стало хуже. Политрук доложил об этом комбату, и тот приказал отправить меня в медсанбат. В сопровождении красноармейца-санитара побрел я по плотине гидростанции на восточный берег Днепра.
Из медсанбата переправили меня в Новочеркасский эвакогоспиталь. Он находился невдалеке от тех самых Персиановских лагерей, откуда мы чуть больше месяца назад уходили на фронт.
Мне было тогда всего двадцать два года, и, может быть, поэтому врачи быстро подняли меня на ноги: уже 8 сентября выписали с предписанием явиться в отдел кадров Северо-Кавказского военного округа. А оттуда меня направили в штаб 343-й стрелковой дивизии, которая формировалась в Ставрополе.
Невысокий, сурового вида капитан, начальник отделения кадров, посмотрел мои документы, помахал медицинской справкой, глянул на выступающую из-под пилотки повязку на моей голове и спросил:
- Зацепило здорово? - Да так, царапнуло, - бодро ответил я. - Ногу малость и вот - в голову. Капитан усмехнулся: - Ну и как теперь, в голове-то позванивает? - Бывает.
- А соображаешь хорошо? - уже в открытую заулыбался кадровик. - Не жалуюсь. Капитан снова стал строгим, помолчал несколько секунд, а затем сделал пометку в каком-то журнале и повернулся к писарю:
- Оформи его к Василькову. - Затем официально снова ко мне: - Пойдете, товарищ лейтенант Науменко, помощником начальника штаба 1151-го стрелкового полка. Как фронтовика - на повышение.
- Как же так?! - вырвалось у меня. - Я взводом, ротой командовал, а вы меня в штаб... - Так надо, - отрезал капитан. - Будь здоров! - И протянул мне руку.
Командиром 1-го батальона был назначен лейтенант Ф. П. Письменский, 2-го - старший лейтенант Ф. Ф. Андреев, 3-го - старший лейтенант Е. П. Абрамов. В партийные и комсомольские организации всех подразделений влилось 180 членов ВКП(б) и 97 комсомольцев." - из воспоминаний Юрия Андреевича Науменко.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]