Саратовская область: как выживают люди в провинции

Самолёт приземляется в аэропорту Саратова. Вдоль ВПП раскидана какая-то ржавеющая техника – старые самолёты, пожарные машины. Не очень понятно, что из этого работает, а что просто ржавеет, ожидая утилизации. На некоторой технике ещё можно увидеть логотип "Саратовских авиалиний" – год назад авиакомпании аннулировали сертификат эксплуатанта после катастрофы Ан-148 в Подмосковье.





Самолёт подруливает к зданию старого советского аэропорта, который с трудом вмещает в себя необходимые современному пассажиру сервисы. Автобус доставляет пассажиров до терминала, и толпа спешит в тёмный тамбур. Почему-то не горит свет, и народ в потёмках пробирается в следующее помещение, куда должны привезти багаж.

– Экономят! – шутит один из пассажиров.

На привокзальной площади стоит памятник Ан-24 в ливрее "Саратовских авиалиний". Старый и красивый советский самолёт зачем-то решили изуродовать дешёвой китайской светодиодной подсветкой. Саратовский аэропорт стоит буквально в городе – вокруг обычные городские улицы и смотровая площадка с видом на город. Сюда многие жители приезжают полюбоваться закатом.

Аэропорт доживает свои последние дни. Ему строят замену подальше от города, новый аэропорт будет носить имя Гагарина. Я всегда с грустью воспринимаю такие истории. Мне очень нравятся небольшие, пусть и старые аэропорты, которые расположены близко от города. Чтобы можно было за 15 минут доехать до дома, а может быть, вообще дойти пешком.

Митя Алешковский перед полётом порекомендовал прочитать статью Дмитрия Соколова-Митрича "Саратов должен быть разрушен".

– Там жесть полная, прочитай!

Но я так и не нашёл времени, хотя, если честно, я не люблю перед посещением нового для себя города читать о чужих впечатлениях, чтобы не настраиваться заранее. Но сейчас не настраиваться уже сложно, я ещё не видел Саратов, но уверен, что там полная жопа и, наверное, он должен быть разрушен.

В Саратов мы прилетели втроём. Я, Митя Алешковский и Кир, наш оператор. Мы снимаем серию репортажей про то, как в России выживают люди, которые оказались никому не нужны. Старые, больные, неспособные самостоятельно за собой ухаживать. Это огромная проблема, потому что многие из них в буквальном смысле гниют и умирают за закрытыми дверями квартир. Этих людей много, но мы их не видим на улицах, потому что они не могут выйти на улицы. Мы их не слышим, потому что у них нет возможности что-то сказать. Они никому не нужны, и это страшно. Наша первая точка – город Маркс.

До Маркса ехать чуть меньше часа. Дорога хорошая, водитель сначала приободрился и пообещал отвезти побыстрее, но почти везде стоят камеры, и при всём желании уже не погоняешь.

Водитель – простой русский мужик, на вид лет 30-40. Всю дорогу молчит и оживился лишь два раза. Первый – когда мы проезжали пост ГИБДД, и кто-то из попутчиков пошутил, что если остановиться в отеле неподалёку, то гаишники ночью могут и ограбить. Второй раз водитель включился в беседу, защищая маркское пиво.

– А вы знаете, что единственное предприятие в Марксе – это пивоваренный завод? – Митя Алешковский решил ввести нас в курс дела, в Марксе он не в первый раз.

– Сомневаюсь, что его можно пить, – заметил я.

– А вот и зря! – водитель включился в беседу. – В Марксе делают просто шикарное пиво, гораздо лучше, чем в Саратове. Мы сюда приезжаем специально за пивом. Литров по 30 иногда берём!

Наш отель находится в самом центре города, но центром это назвать трудно. Тёмные улицы с деревенскими домами, людей на улицах нет, освещения нет. Отель – это двухэтажный кирпичный дом, рядом несколько пристроек, одна из которых – ресторан и детский клуб. Вроде милое место. На лавочке возле отеля сидит симпатичная девушка, которая, увидев гостей, спешит за стойку.

– А вы смотрели "Игру престолов?" – обращается к ней Митя.
– Нет.
– А вы знаете, что вы поразительно похожи на Дейнерис Таргариен?
– Да, мне многие об этом говорят, но у меня нет времени смотреть сериалы.

Митя потом ещё долго будет удивляться, как это так, неужели ей не интересно, на кого она похожа и почему ей делают такие комплименты.



Ресторан в отеле уже закрыт, и девушка советует нам какую-то пивную в центре, которая может работать после 11.

– А нас не побьют? – интересуется Митя у Дейнерис, явно провоцируя её на интересную беседу.
– Да нет, а почему вас должны побить? – не понимает девушка.
– Ну как, мы же заезжие гастролёры! Чужаки!
– Нет, всё будет хорошо, – девушка на все вопросы отвечает очень равнодушно. Я представляю, сколько приставаний и неуместных комплиментов она слышит в этой дыре от постояльцев. Наверное, со временем вырабатывается иммунитет, и даже невинный разговор она ведёт с показательным равнодушием, чтобы собеседник даже и не думал продолжать.

На улице темно, фонарей практически нет, иногда подсвечивается редкая реклама, и немного света дают окна домов. Почти все заведения закрыты. Единственное, что отличает Маркс от глухой деревни – это машины! Наглухо затонированные "Приоры" и старые иномарки медленно колесят по улицам и стоят вдоль обочин. В машинах молодые люди, из каждой второй орёт какая-то странная музыка. Как часто бывает в провинции, единственное развлечение для молодёжи – сидеть в машинах. Пассажиров в припаркованных вдоль обочин машинах выдают только яркие экраны смартфонов, которые еле видны сквозь глухую тонировку. Вот так весь вечер – просто сидят в машинах, потому что делать нечего.

До рекомендованного "Пивного дворика" доходим за 10 минут. Довольно милое заведение, на стойке много кранов с разливным пивом, прямо над ним продаётся туалетная бумага из Набережных Челнов, презервативы "Гусарские", шоколадки и чипсы. Под потолком в пакетах висят мягкие игрушки. Мы единственные посетители, и женщина, вначале сидевшая с недовольным и мрачным видом, потихоньку расцветает и увлечённо рассказывает, чем одно пиво отличается от другого. В среднем цена – около 90 рублей за литр. А вот с закусками негусто...





– А вы пройдите два квартала, потом поверните направо, и там будет магазин "Лира", у них выбор закусок гораздо лучше.

Мы опять идём по тёмным улицам, смотрим на очень странные машины. В "Лире" действительно выбор закусок лучше: это обычный небольшой продуктовый магазинчик. Вокруг на площади припарковано несколько машин, водители которых по очереди заходят в магазинчик и что-то покупают. Интересно, что машину тут можно не закрывать: все свои.

В магазине стоит прозрачная коробка для сбора средств мальчику Грише Фадееву. Митя очень удивляется, потому что такую же коробку видел в другом магазине.



– Скажите, а давно у вас тут этот сбор? – интересуемся у продавщицы.
– Да уже два года стоит.
– Два года? – удивляется Митя. – И вас ничего не смущает?
– Я не знаю, я думала, почему так долго стоит. Наверное, всё никак не соберут... А может, и мошенники, – равнодушно отвечает продавщица.
– Я думаю, это может быть обман, мы проверим сейчас... – Митя кому-то отправляет фотографию, что-то ищет в телефоне. – Странно, на сайте информация не обновляется уже два года, а мальчик вообще из Воронежа... Я не думаю, что это жулики, скорее всего, это страшно некомпетентные люди. Даже если они и собирают деньги для этого ребёнка, то точно не все они доходят до него.

Интересно, что во всех магазинах Маркса открыто продают и пиво, и алкоголь, несмотря на все законодательные ограничения. Такого понятия, как "не купить алкоголь после 11", здесь не существует.

Мы берём пиво, орешки и идём ужинать в отель. Ни одно кафе в это время не работает.

– Можете сесть на лавочке, только без драк и громко не разговаривайте! – предупреждает Дейнерис.

Ставлю будильник на 8 утра.





Из еды на завтрак в нашем отеле только сырники за 150 рублей. И я хочу сказать, что это худшие сырники в моей жизни. Не уверен, что там был творог, больше похоже на жареную старую муку. Вообще непонятно, из чего они их сделали.



В 9 утра мы встречаемся с Татьяной, она руководитель патронажной службы "Каритас" от католической церкви в Марксе. Они занимаются как раз теми, кто не в состоянии себя обслуживать. Ходят по домам, меняют памперсы, помогают оформлять документы, моют, кормят. В общем, делают то, что должны делать или сиделки, или родственники. Но когда у человека нет родственников и нет денег на сиделку, то он просто никому не нужен.

Простой пример: взрослые памперсы и пелёнки на одного человека стоят 8000 рублей в месяц.

У Татьяны по меркам Маркса хорошая зарплата – 20 000 рублей. Но на эти деньги нормальную жизнь вести сложно даже в провинции, особенно когда у тебя большая семья и дети. Обычно люди получают тысяч 15, а иногда и того меньше. Вообще, у нас в провинции ситуация примерно как в Европе. Знаете все эти истории о том, что европейские пенсионеры на старости лет могут наконец не работать, а вести полноценный образ жизни? Путешествовать, сидеть в ресторанах... У нас тоже часто пенсионеры заметно богаче молодых людей. С той лишь разницей, что пенсионер на свою минимальную пенсию ещё может как-то выжить, а вот молодые – часто нет. В Марксе, кстати, народ недоумевает. Путин обещал с июня поднять минимальную пенсию, но не поднял... Все ждали "Прямую линию": может, кто спросит царя, как же так. Но не спросили.





В Марксе очень много домов продаётся, на некоторых улицах – каждый второй.


















Мы посещаем нескольких подопечных Татьяны. Один из них – Лёха. Он живёт на последнем этаже пятиэтажки на окраине Маркса. В квартире сложно дышать: густая смесь неприятных запахов, очень жарко. Судьба у Лёхи банальная. Окончил школу, мечтал стать крановщиком, но перебивался случайными заработками. Начал пить, и вот в какой-то момент его сильно избили в пьяной драке. Ничего не помнит. Когда очнулся, вроде всё было нормально, даже сам ушёл из больницы. Но в феврале этого года у Лёхи отнялись ноги. Совсем. Врачи сказали – последствие той самой драки. Он не просто не чувствует ног – он даже не может контролировать, когда справляет естественные потребности.



В Марксе у Лёхи была квартира, которую добрые люди сразу же отжали. Напоили, заставили что-то подписать, пообещали другую квартиру и перевезли его в эту самую пятиэтажку. Первое время Лёха был уверен, что квартира, в которую его привезли, принадлежит ему, но квитанции почему-то приходили на другое имя. А вскоре вообще начали приходить непонятные люди, которые говорили, что пора бы съезжать, так как квартира теперь их.

Сейчас он фактически живёт в чужой квартире, и его могут выкинуть на улицу в любой момент.

Квартира убитая, на стенах чёрная плесень, обои все в тёмных замасленных пятнах, под потолком паутина и подтёки от дырявой крыши. По идее, уборку должны делать соцработники, которых выделяет государство. Но, судя по всему, уборку в квартире не делали много лет.









У Лёхи третья степень инвалидности, но с точки зрения государства, он дееспособен. Чтобы оформить инвалидность, ему надо обойти кучу врачей, сдать анализы и доказать государству, что он не то что работать, но даже сам себя обслуживать не может.

Чтобы обойти врачей, надо до этих врачей дойти, а Лёха даже в туалет не может сходить. Девушки из патронажной службы, которые ему помогают, уже не могут спустить его с пятого этажа на улицу, а мужчин у них нет.

Сотрудницы "Каритас" приходят к нему, обрабатывают страшные пролежни на ягодицах: сначала он неделями сидел и не менял памперсы.



Чтобы вы понимали уровень ада: Лёха старается меньше есть и пить, потому что нет денег на памперсы, и их нельзя часто менять. Памперсы могло бы выделять государство, но, по мнению чиновников, Лёха не инвалид и сам как-нибудь разберётся.

Вообще, это огромная проблема – доказать что-то огромной бездушной машине. Многие не успевают и просто умирают без помощи.

– Сейчас он ещё немного отъелся. Мы когда к нему пришли, у него из еды был только хлеб. Соцработники оставляли трёхлитровую банку воды и буханку хлеба. Вот и всё.

Удивительно, но в своём положении Лёха старается шутить и не унывает. Даже на вопрос, что он будет делать, когда хозяин квартиры его выкинет на улицу, отвечает с улыбкой:

– Повешусь, а что мне ещё делать? – а потом, немного подумав, добавляет уже серьёзно: – Но сначала зарежу тех, кто ко мне сунется. Зарежу.

Конечно, никого он не зарежет и не повесится. Скорее всего, он просто окажется на улице, где и умрёт никому не нужным.

За год черед патронажную службу в Марксе проходит 800 человек! При населении города всего 30 000. То есть вы представляете, какое количество людей, попавших в беду и никому не нужных, живёт в одном только Марксе? Им пытаются помочь несколько девушек. Сама Татьяна в день старается обходить нескольких человек. Всегда пешком. Машины у службы тут нет, а велосипед всего один на четверых. Как помогать людям в деревнях, вообще непонятно.

И здесь надо понимать, что вот таких вот служб или других благотворительных организаций в России практически нет. Они есть в крупных городах, есть в некоторых мелких, как вот в Марксе. Но что делать людям, оказавшимся в беде в тысячах других населённых пунктов огромной страны?

Я слушаю все эти истории про то, как человек работал, а тут раз – и инсульт. И всё. Или про то, как отжали квартиру, и человек лишается всего. И понимаю, насколько просто можно опуститься на самое дно. И самое страшное, что выбраться с этого дна практически невозможно, если у тебя нет денег и родственников. Потому что никому ты не нужен.



На выходе из квартиры встречаю соседку, которая взахлёб начинает рассказывать о том, что дом пошёл плесенью, воду отключают три раза в день, а отопления зимой не было на трёх из пяти этажей. Женщина очень эмоционально жалуется, что никому нет до них дела, что пенсии не хватает на еду, а тут ещё дочке внука собирать в школу:

– Никому мы не нужны, все нас бросили-забросили. Пенсия у меня 11 тысяч – а что эта пенсия, у меня внук идёт в первый класс. За квартиру отдали – и всё, ничего не остаётся. И никому мы не нужны. Ходили в администрацию, так там нас слушать не стали. Куда идти? К кому идти, объясните. А судиться – рука руку моет, ничего не докажешь. Не знаю, кому жаловаться, никто абсолютно не обращает на нас внимания.
– А вы на выборы ходили? – задаю ей неожиданный вопрос.
– Ходила, конечно! – отмахивается женщина и хочет вернуться к своему монологу про сложную жизнь.
– А за кого голосовали?
– Как все, за Путина, конечно, за Путина, – повторяет она на всякий случай – вдруг я не расслышал.



На стенах – типичные для нищей провинции надписи "А.У.Е. – жизнь ворам!".



Но рядом с ними неожиданно много и аббревиатур КРА (Кадыров Рамзан Ахматович), надписей "Чечня – сила" и "Ахмат – сила". У местной молодёжи, уставшей от безнадёги, теперь новые кумиры.

Взято: varlamov.ru

уникальные шаблоны и модули для dle