Вольные стрелки. Вольные.
---
"Главнейшая обязанность сего корпуса состоять будет в том, чтобы наносить неприятелю сколько возможно вред и подрыв; преимущественно достигать будет своей цели посредством скорости; сражаться же будет более разсеенно, нежели смыкаючись", - писал губернскому начальству отставной поручик Шмит в мае 1812 года.
Начальство же, как обычно, к "идеям снизу" отнеслось холодно, и лишь когда грянул гром и Наполеон перешел границу, а корпус Макдональда занял Митаву, Шмиту было позволено собирать людей.
Человек он был интересный. Землемер, в 1807 году вступил в формируемый Курлянский вольный егерский батальон (тогда, после разгрома под Фридландом, тоже ждали вторжения Наполеона в Россию).
Полупартизанская служба в "вольном батальоне" понравилась молодому человеку, получившему эполеты поручика. С одной стороны, все преимущества офицерского мундира - всюду вхож, кругом почет; с другой - минимум дисциплины. Но потом батальон влили в регулярную армию, порядки в которой Шмита не устроили, и он вышел в отставку.
1812 год дал ему еще один шанс. Правда, на горизонте объявился конкурент - дерптский дворянин и тоже отставной поручик фон Нирот тоже получил разрешение на формирование вольного корпуса. Но Нирот решил сделать его исключительно дворянским.
Идея не лучшая: те из остзейских баронов, кто хотел, и так служили в русской армии, а те, кто не хотел, не пошли и к Нироту. И все же его отряд отказался более "благородным" по составу - почти сплошь городские бюргеры.
А поручик Шмит брал к себе народ попроще, зато и отряд сформировал куда быстрее. Кинул клич в Риге и к сентябрю смог представить начальству полторы сотни добровольцев.
Его отряд состоял преимущественно из русских приказчиков и извозчиков. Были в нем даже два крепостных графа Шереметева - Николай Лаврентьев и Афанасий Батурин. Один погиб в боях под Ригой, а второго пришлось "сдать" по требованию генерал-губернатора - барин каким–то образом проведал и потребовал вернуть ему "движимое имущество".
++++++++++
В сентябре 1812 года шмитовский Курляндский корпус вольных егерей вышел на боевое дежурство по правом берегу Даугавы. Под Фридрихштадтом он действовал вместе с запасным батальоном Кременчугского полка майора Тильшевского, совершил несколько вылазок на левый вражеский берег. В одной их них 22 сентября отряд понес тяжелые потери - до 50 человек.
Мечты Шмита о партизанских действиях в тылу противника быстро пришлось оставить - для этого нужны были более подготовленные люди, профессиональные кавалеристы.
А как же русские крестьяне, успешно партизанившие на французских коммуникациях? У них были хорошие шансы против совершенно разложившихся от голода и холода частей, которых сами крестьяне называли "шаромыжниками" (от "Шер ами" - "милый друг", обращения, с которого французы начинали просьбы дать им хлебца). Но в Курляндии воевали очень стойкие прусские части, сохранившие боеспособность до конца.
Их боевые качества отряду Шмита довелось проверить в большом наступлении на Митаву в сентябре-октябре 1812 года, отбитое пруссаками с большими для нас потерями.
Вольные стрелки Шмита тоже не ударили в грязь лицом, хотя в ноябре под все тем же Фридрихштадтом его опять сильно "пощипали". Впрочем, по сравнению с латышскими ополченцами (т. н. лифляндские казаки, целый эскадрон которых сдался в плен) рижские ополченцы Шмита все же держались молодцами.
Один из офицеров лифляндского ополчения писал, что "латыши наклонны к побегу и сколь трудно искоренить в них предрассудок против воинской службы даже тогда, когда они получают хорошую одежду и сытную пищу". Да им и не за что было тогда воевать: француз так француз - чай не хуже немецкого барона будет.
+++++++++++
В корпусе Шмита с одеждой было напряженно.
"Нижние чины не только претерпевают крайнюю нужду, но и не имеют потребной амуниции, в особенности шинелей и обуви, - доносил Шмит рижскому генерал–губернатору. - В форпостах и разъездах большая часть из нижних чинов за неимением шинелей пожертвовала своим здоровьем… Я формированием сего корпуса пожертвовал всем своим имуществом, и теперь не остается мне более, как прибегнуть к известному правосудию и человеколюбию вашего превосходительства".
Однако, несмотря на трудности, Шмиту явно нравилось воевать в качестве полупартизанского "вольного стрелка". Сам себе командир, он даже жаловал своих подчиненных ротмистрскими чинами и впоследствии это ему припомнили.
Форму не выдают? Тем лучше - придумаем свою.
"Мне памятен один из этих вольных легионов: черная одежда с ног до головы и меховая черная шапка, на которой означена мертвая голова. Они назывались "бессмертными"", - вспоминал о вольных курляндских стрелках А. П. Бутенев.
В архиве есть эскиз формы, нарисованный Шмитом. Не факт, что у него хватило средств одеть так всех своих людей, но офицеры щеголяли в эффектном черном мундире.
Зимой отряд Шмита переименовали в Курляндский вольный казачий корпус, выдали пики и бросили в преследование отходящих пруссаков и французов. Новоиспеченные "казаки" взяли немало пленных, но и сами понесли потери от морозов: 57 "казаков" уволены "отчасти за слабым сложением, отчасти за малолетством".
++++++++++++
А отряд конкурента, фон Нирота, из 30 человек под Ригу поспел к шапочному разбору, зато в заграничном походе проявил себя вовсю.
Получилось так, что Шмита загнали в осадный корпус под Данциг. "Служба гордая, но тяжелая", - как говорил один герой. Без осадной артиллерии русские блокировали данцигский гарнизон, но не могли воспрепятствовать частым вылазкам - обе стороны несли большие потери.
А вот фон Нирот в 1813 году вытащил счастливый билет. Его роту включили в состав летучего отряда Теттенборна, и довелось им пройти через всю Европу. Они брали Берлин с налета в феврале 1813 года, окружали датчан под Фленсбургом, освобождали Бремен (благодарные горожане пожертвовали отряду Теттенборна 110 тысяч франков, перепало и людям фон Нирота).
И наконец, закончили войну во Франции. Последний бой, прикрывая отступающую колонну, фон Нирот принял 18 марта - за день до капитуляции Парижа.
+++++++++++
А потом было возвращение на родину и… встреча с родной российской бюрократией.
Если у отряда фон Нирота проблем не возникло, свою небольшую часть он сформировал за собственный счет, то Шмит, помимо своих капиталов, получил из арсенала казенного имущества на сумму 5 тысяч рублей. Понятно, что на войне оно "истрепалось". Но всю сумму из причитавшегося жалования его отряду вычли до копейки.
И финальный аккорд - его люди получили уведомление, что должны еще и заплатить налоги за 1812-1813 гг. А "налог кровью"? Мы ж ее за веру, царя и отечество проливали?! А это не считается.
Тут постарался рижский генерал-губернатор маркиз Паулуччи, недолюбливавший отряд Шмита. Благонамеренный личный состав фон Нирота он представил к награждению медалями.
Шмиту, наоборот, сделал выговор за то, что "поступил не только в противность порядку службы, но и здравому смыслу, жалуя недорослей даже в ротмистры, будучи сам в чине порутчика". И пенял в Петербург на случаи "происходивших бесчинств, к чему люди корпуса, поступившие большей частью из нигде не служащей вольницы, более наклонны; вообще же требуют рачительного надзора".
Опасения генерал-губернатора понятны. В самом деле, "русские извозчики и приказчики", повоевавшие, повидавшие порядки в Европах, научившиеся владеть оружием, возвращаются в Ригу…
А кто они здесь? Никто - неграждане, второй, нет даже третий сорт. С точки зрения властей, за такими нужен глаз да глаз, мало ли что возомнят о себе, хамы.
1812 год и игры в "народность" кончились…
Начальство же, как обычно, к "идеям снизу" отнеслось холодно, и лишь когда грянул гром и Наполеон перешел границу, а корпус Макдональда занял Митаву, Шмиту было позволено собирать людей.
Человек он был интересный. Землемер, в 1807 году вступил в формируемый Курлянский вольный егерский батальон (тогда, после разгрома под Фридландом, тоже ждали вторжения Наполеона в Россию).
Полупартизанская служба в "вольном батальоне" понравилась молодому человеку, получившему эполеты поручика. С одной стороны, все преимущества офицерского мундира - всюду вхож, кругом почет; с другой - минимум дисциплины. Но потом батальон влили в регулярную армию, порядки в которой Шмита не устроили, и он вышел в отставку.
1812 год дал ему еще один шанс. Правда, на горизонте объявился конкурент - дерптский дворянин и тоже отставной поручик фон Нирот тоже получил разрешение на формирование вольного корпуса. Но Нирот решил сделать его исключительно дворянским.
Идея не лучшая: те из остзейских баронов, кто хотел, и так служили в русской армии, а те, кто не хотел, не пошли и к Нироту. И все же его отряд отказался более "благородным" по составу - почти сплошь городские бюргеры.
А поручик Шмит брал к себе народ попроще, зато и отряд сформировал куда быстрее. Кинул клич в Риге и к сентябрю смог представить начальству полторы сотни добровольцев.
Его отряд состоял преимущественно из русских приказчиков и извозчиков. Были в нем даже два крепостных графа Шереметева - Николай Лаврентьев и Афанасий Батурин. Один погиб в боях под Ригой, а второго пришлось "сдать" по требованию генерал-губернатора - барин каким–то образом проведал и потребовал вернуть ему "движимое имущество".
++++++++++
В сентябре 1812 года шмитовский Курляндский корпус вольных егерей вышел на боевое дежурство по правом берегу Даугавы. Под Фридрихштадтом он действовал вместе с запасным батальоном Кременчугского полка майора Тильшевского, совершил несколько вылазок на левый вражеский берег. В одной их них 22 сентября отряд понес тяжелые потери - до 50 человек.
Мечты Шмита о партизанских действиях в тылу противника быстро пришлось оставить - для этого нужны были более подготовленные люди, профессиональные кавалеристы.
А как же русские крестьяне, успешно партизанившие на французских коммуникациях? У них были хорошие шансы против совершенно разложившихся от голода и холода частей, которых сами крестьяне называли "шаромыжниками" (от "Шер ами" - "милый друг", обращения, с которого французы начинали просьбы дать им хлебца). Но в Курляндии воевали очень стойкие прусские части, сохранившие боеспособность до конца.
Их боевые качества отряду Шмита довелось проверить в большом наступлении на Митаву в сентябре-октябре 1812 года, отбитое пруссаками с большими для нас потерями.
Вольные стрелки Шмита тоже не ударили в грязь лицом, хотя в ноябре под все тем же Фридрихштадтом его опять сильно "пощипали". Впрочем, по сравнению с латышскими ополченцами (т. н. лифляндские казаки, целый эскадрон которых сдался в плен) рижские ополченцы Шмита все же держались молодцами.
Один из офицеров лифляндского ополчения писал, что "латыши наклонны к побегу и сколь трудно искоренить в них предрассудок против воинской службы даже тогда, когда они получают хорошую одежду и сытную пищу". Да им и не за что было тогда воевать: француз так француз - чай не хуже немецкого барона будет.
+++++++++++
В корпусе Шмита с одеждой было напряженно.
"Нижние чины не только претерпевают крайнюю нужду, но и не имеют потребной амуниции, в особенности шинелей и обуви, - доносил Шмит рижскому генерал–губернатору. - В форпостах и разъездах большая часть из нижних чинов за неимением шинелей пожертвовала своим здоровьем… Я формированием сего корпуса пожертвовал всем своим имуществом, и теперь не остается мне более, как прибегнуть к известному правосудию и человеколюбию вашего превосходительства".
Однако, несмотря на трудности, Шмиту явно нравилось воевать в качестве полупартизанского "вольного стрелка". Сам себе командир, он даже жаловал своих подчиненных ротмистрскими чинами и впоследствии это ему припомнили.
Форму не выдают? Тем лучше - придумаем свою.
"Мне памятен один из этих вольных легионов: черная одежда с ног до головы и меховая черная шапка, на которой означена мертвая голова. Они назывались "бессмертными"", - вспоминал о вольных курляндских стрелках А. П. Бутенев.
В архиве есть эскиз формы, нарисованный Шмитом. Не факт, что у него хватило средств одеть так всех своих людей, но офицеры щеголяли в эффектном черном мундире.
Зимой отряд Шмита переименовали в Курляндский вольный казачий корпус, выдали пики и бросили в преследование отходящих пруссаков и французов. Новоиспеченные "казаки" взяли немало пленных, но и сами понесли потери от морозов: 57 "казаков" уволены "отчасти за слабым сложением, отчасти за малолетством".
++++++++++++
А отряд конкурента, фон Нирота, из 30 человек под Ригу поспел к шапочному разбору, зато в заграничном походе проявил себя вовсю.
Получилось так, что Шмита загнали в осадный корпус под Данциг. "Служба гордая, но тяжелая", - как говорил один герой. Без осадной артиллерии русские блокировали данцигский гарнизон, но не могли воспрепятствовать частым вылазкам - обе стороны несли большие потери.
А вот фон Нирот в 1813 году вытащил счастливый билет. Его роту включили в состав летучего отряда Теттенборна, и довелось им пройти через всю Европу. Они брали Берлин с налета в феврале 1813 года, окружали датчан под Фленсбургом, освобождали Бремен (благодарные горожане пожертвовали отряду Теттенборна 110 тысяч франков, перепало и людям фон Нирота).
И наконец, закончили войну во Франции. Последний бой, прикрывая отступающую колонну, фон Нирот принял 18 марта - за день до капитуляции Парижа.
+++++++++++
А потом было возвращение на родину и… встреча с родной российской бюрократией.
Если у отряда фон Нирота проблем не возникло, свою небольшую часть он сформировал за собственный счет, то Шмит, помимо своих капиталов, получил из арсенала казенного имущества на сумму 5 тысяч рублей. Понятно, что на войне оно "истрепалось". Но всю сумму из причитавшегося жалования его отряду вычли до копейки.
И финальный аккорд - его люди получили уведомление, что должны еще и заплатить налоги за 1812-1813 гг. А "налог кровью"? Мы ж ее за веру, царя и отечество проливали?! А это не считается.
Тут постарался рижский генерал-губернатор маркиз Паулуччи, недолюбливавший отряд Шмита. Благонамеренный личный состав фон Нирота он представил к награждению медалями.
Шмиту, наоборот, сделал выговор за то, что "поступил не только в противность порядку службы, но и здравому смыслу, жалуя недорослей даже в ротмистры, будучи сам в чине порутчика". И пенял в Петербург на случаи "происходивших бесчинств, к чему люди корпуса, поступившие большей частью из нигде не служащей вольницы, более наклонны; вообще же требуют рачительного надзора".
Опасения генерал-губернатора понятны. В самом деле, "русские извозчики и приказчики", повоевавшие, повидавшие порядки в Европах, научившиеся владеть оружием, возвращаются в Ригу…
А кто они здесь? Никто - неграждане, второй, нет даже третий сорт. С точки зрения властей, за такими нужен глаз да глаз, мало ли что возомнят о себе, хамы.
1812 год и игры в "народность" кончились…
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]