Последние записи немецкого лейтенанта. Зима 1941-42 г.
---
"20 января 1942 г. Наше тыловое охранение вернулось назад. Они вернулись все, за исключением двух пропавших без вести. Большинство полков нашей дивизии отступает. Снова несколько обмороженных.
21 января 1942 г. Я снова еду впереди всех в Бараново. Этот способ подготовки квартир мне нравится. По крайней мере, получаешь самостоятельность на весь день. Трудности в переброске войск едва ли будут.
Все спешат отойти назад. У штабной роты была возможность прихватить с собой несколько штук коров. Мне хотелось бы сохранить за собой этот ценный груз.
22 января 1942 г. С ужасом проезжаю через некогда тонувший в грязи стадион "Хващевка" и добираюсь до шоссе. Здесь стоит много брошенных грузовиков, они стоят вдоль дороги вот уже несколько недель.
Никто даже не потрудился убрать это имущество или привести его снова в движение. На одной машине я нашел ранец и карабин. Эту сволочь-шофера стоило бы повесить.
Во многих местах были уже взорваны здания и сожжены большие дома. Деревни, находившиеся под сильным огнем, жалко, в них осталось 8-10 домов... Мне трудно написать все, что я видел. Ночью подошли промерзшие насквозь батальоны. Ломовые лошади взвода вследствие плохих дорог и недостатка фуража окончательно истощены...
24 января 1942 г. -35° Мы находимся в Катеринках. Волынка началась снова. Снова - не требующее отлагательства строительство позиций, их усовершенствование. Беспрерывно звонит телефон, ведутся бесконечные разговоры, обсуждается важное и неважное, намечаются и пишутся приказы. Дом похож на голубятню.
28 января 1942 г. В течение ночи 10-я рота отбила несколько сильных контратак противника. Поступающие утром донесения неясны, непонятны. Поэтому я отправляюсь на передовую. Перед блиндажами вырисовываются в снегу темные тела. Это убитые. Только я насчитал 10.
Кое-где передвигаются еще подобные пятна. На расстоянии меньше 100 метров поднимается из снега залитая кровью голова и бессильно падает назад. Я в состоянии разглядеть простым глазом не стесняющегося противника, вижу его сторожевые охранения, смену постов. Я посылаю на ту сторону несколько "пчелок".
Сегодня ночью убит молодой лейтенант Хини, в то время как выбивал отступающего противника из ельника. На правом фланге большевики пытались устроить свинство. Но они были отброшены с большими потерями. На поле боя остались убитые. В полдень их уже не было видно. Все замел ветер. Уничтожил следы ночного боя.
29 января 1942 г. -15° Метет по-прежнему. Все дороги и пути заметены. Там, где намело сугробы, нет прохода; вязнут люди, лошади вязнут по брюхо.
30 января 1942 г. -19° Мы занимаем новую позицию. Должны быть выстроены новые блиндажи, установлена связь. В снегу и густом кустарнике прокладываются пути подхода и дороги для подвоза продовольствия; ночью смелые саперы выстроили проволочные заграждения.
30 января выступал фюрер. Его слова разбудили в нас уверенность в будущем лете. Больше всего нас тронули высказывания против распространенного на родине ошибочного мнения, будто зимой можно воевать так же легко, как и летом.
Фюрер не оставил сомнения в том, что каждый на Восточном фронте напряжен до крайности и что лишения чудовищны. Нас поддерживает вера в наше превосходство и конечную победу. С удовлетворением отметили эту дату.
До начала весны теперь не так далеко. А летом наступление будет продолжено. Задача же родины - безустанной работой ковать нам оружие. А до тех пор мы должны держаться, держаться при всех обстоятельствах.
31 января 1942 г. Хотя положение в общем может быть исправлено, особенно розовых перспектив у нас нет. После вдохновляющей речи фюрера мы получили охлаждающий душ. В то время как противник окружен под Ржевом, конным отрядам его удалось пробиться и прорваться дальше до автострады западнее Вязьмы.
Якшино, в котором мы стоим с 12 октября 1941 г., тоже играет роль. На помощь этим кавалеристам была брошена группа парашютистов. Автомагистраль и железная дорога перерезаны этими отрядами противника. Мы вынуждены отдать одну стрелковую роту, она отправляется пешим маршем, чтобы помочь выправить там положение.
На юге прорыв у Вереи еще не полностью ликвидирован. Одному полку удалось продвинуться довольно близко к дороге, по которой мы подвозили снабжение. Уже по одному этому мы вынуждены высвободить силы и снять людей с наших и без того слабозащищенных позиций. О смене не приходится теперь думать, так как людей нет. У полка нет теперь никаких резервов для необходимого контрудара.
Из-за нарушения движения на автостраде и железной дороге подвоз прекратился на несколько дней. У нас мало боеприпасов для артиллерии и мы вынуждены экономить.
Танковое соединение, кое-как сколоченное из частей нескольких дивизий, с помощью Ю-52 снабжено минимальным количеством горючего. Танки двинуты вперед, чтобы ударить на русских с тыла. Чрезвычайно грустно, что таким образом пришлось ослабить дивизии, уже введенные в бой.
1 февраля 1942 г. Уже несколько дней бушует метель. Исполинские снежные облака несутся над землей. Всюду наметает огромные сугробы. На автомобиле или лыжах проехать невозможно. Дорогу можно узнать лишь по вешкам. Люди и лошади вязнут в снегу по горло.
Находящаяся в пути одна из наших рот расстояние от Черных Грязей до Воробьево прошла больше чем за 12 часов и пришла в Гжатск только на следующий день вечером в 20 часов, уставшая и измотанная до крайности. Несчастные свиньи!
2 февраля 1942 г. Удручающее известие. До сих пор нам всегда удавалось своевременно доставлять вещевой обоз и помещать его в надежное место. Тем печальнее, что на этот раз недоглядели за вещами. Во время одной ложной тревоги какой-то солдат придвинул бак с бензином к печке. В одно мгновение пламя охватило весь дом. Сложенные в нем вещи стали добычей огня.
Размеры убытка пока точно неизвестны. Я боюсь, что вместе со всем сгорел мой офицерский чемодан. У меня осталось только то, что было на мне. Форму, плащ и многие другие вещи вообще теперь не достать. Пропали и вещи, дорогие как память. Недоставало только такого свинства!
4 февраля 1942 г. Снова чудесный солнечный день. В комнате не сидится, хочется на улицу. Прекрасная летная погода выманила и "ратос". Они похожи на пчел, вылетевших с первым весенним лучом на поиски цветов.
Маленькими группами по 5-6 штук проносятся они по небу. В то время как я еще стою на краю деревни и наблюдаю, как пикирует советский истребитель и поливает улицы пулеметным огнем, в ста метрах от меня раздается треск, он повторяется раз, два, три. Мне сначала кажется, что это артиллерия, но вот совсем неожиданно над головой проносится одноместный истребитель.
...Во многих местах овес тоже уже вышел. Работа ж остается по-прежнему тяжелой. Мы уже раскрываем сараи и хлевы и кормим лошадей соломой с крыш. Много лошадей падает. Несчастные животные стоят в конюшне, обнюхивают пол и едят свой навоз. Недалеко то время, когда от голода и слабости подохнет последняя лошадь. Я не решаюсь думать о последствиях.
В этой местности подпочвенные воды очень близки к поверхности. В некоторых блиндажах сырость пробивается прямо из-под пола. По рассказам жителей, эта местность заболачивается и делается на некоторое время совершенно непроходимой. Лес, на опушке которого находятся наши позиции, покрывается водой. Сообщение возможно лишь на лодках.
Наши блиндажи и убежища должны тогда поплыть. Да, перспектива на будущее не из блестящих. Из этих соображений мы складываем часть боеприпасов в склады, чтобы, когда не будет подвоза, не остаться без ничего. Точно так же мы поступили с продуктами питания.
Норма хлеба была иной раз недостаточна, особенно для солдата на передовой, который не имеет возможности добавить к ней чего-либо еще. Впервые за этот поход мы получили наряду с порцией табака также шоколад. Шоколад доставил нам много удовольствия и внес маленькое разнообразие в обычно однообразную полевую кухню.
5 февраля 1942 г. Сегодня я один дома. Командир и лейтенант Штрабель уехали на передовую. Я караулю дом, сижу за столом и пишу. По радио передают концерт. Солнце опять улыбается и сияет. Правда, его лучи еще не ярки, и оно стоит слишком низко, чтобы греть.
Недавно появилась изданная танковой частью (полковник Бехнер) газета, рисующая борьбу у ворот Москвы. Захватывающе живо описывает старший лейтенант Гюнтер Кейзин прорыв и действия участвовавших в этом прорыве дивизий. Это захватывающая страница нашей славы. Каждое имя может стать нарицательным.
Сколько еще нужды, страданий и лишений придется нам вынести! С каким ожесточением дрались мы в эту непривычную для нас суровую зиму. Я вспоминаю 2 декабря 1941 г. В этот день наш полк насчитывал 12 офицеров, 7 унтер-офицеров и 362 солдата.
Несмотря на огромную убыль в результате потерь, обморожения и заболевания, полк отважно выполнял свой долг и продолжал вести бой. В течение некоторого времени наш подполковник и я были единственными представителями старого командования в полку.
Потом, с возвращением кое-кого из больных и легкораненых, наше положение немного улучшилось. Но нам очень не хватает пополнения, в особенности специалистов - пулеметчиков, минометчиков, радистов, наводчиков и заряжающих для орудий пехоты и противотанковой артиллерии, телефонистов и саперов.
К тому же сказывается заметный недостаток в хорошо подготовленных унтер-офицерах. Поэтому для нас уже невозможно достичь прежнего порыва и боеспособности; во всяком случае, нужно немало времени, чтобы тщательно подготовить пополнение, которое, к сожалению, до настоящего времени не подготовлено в нужных размерах.
...Я считаю невозможным, чтобы наша часть в таком состоянии была брошена в новые бои. Наряду с недостатком в личном составе ощущаются недостатки в необходимейшем военном снаряжении и в упряжи для повозок, так же как и в грузовиках для подвоза снабжения.
Очень тяжело работать с моим командиром. С одной стороны, я не имею права ничего предпринять без согласования с ним, с другой - он требует от меня самостоятельности. До крайности раздражительный, он по самым ничтожным мелочам выходит из себя.
Я учитываю, что у всех у нас нервы напряжены до крайности, но именно поэтому мы должны сдерживать себя. К этому надо еще прибавить странное и необъяснимое свойство при всяком удобном и неудобном случае ставить молодым офицерам на вид, что они моложе его и, следовательно, их мнения и взгляды не заслуживают внимания. Такое положение становится невыносимым. В конце концов, офицер - это нечто другое, чем писарь или рекрут!
Я заказал себе недавно несколько книг: хочу расширить мою маленькую библиотечку. Когда позволят обстоятельства, когда будет несколько иная обстановка, чем сейчас, я буду читать больше, буду углублять мои знания...
После войны я несомненно продолжу мое образование. От офицера ведь требуется всеобъемлющее знание во всех областях науки. Хорошее образование необходимо уже с воспитательной точки зрения. Война заставляет, конечно, забывать все эти требования, тем с большим нажимом нужно будет работать над духовным развитием после войны.
12 февраля 1942 г. На нашем участке фронта ничего значительного не произошло. Противник, если не считать перемещающегося огня и налета разведотряда, который был отбит, оставляет нас в покое. В прошлые ночи мы ходили к проволочным заграждениям. Прогулка не принесла особенных результатов.
Много забот доставляет нам вот уже несколько дней наша соседняя дивизия справа. Солдаты не отразили атаки и не удержали позиции. Русские прорвались глубоко в тыл, совсем близко от нас, и непрерывно подтягивают силы. Теперь и мы попадаем в беду, так как нам пришлось отдать соседям свои "резервы" и снять с передовой своих людей.
Саперные роты были употреблены в качестве пехоты для охранения. Я не думаю, чтобы это свинство что-нибудь могло исправить. Ну, наскребли еще раз, - это ничего не даст. Нельзя без конца латать эти прорехи. Тут недостаточно одного артиллерийского огня и бомбардировщиков. Даже сильные действия артиллерии не в силах этого сделать, не под силу это и штурмовикам.
17 февраля 1942 г. Борьба с прорвавшимся в соседней дивизии противником подготовляется в течение нескольких дней, применены дымовая завеса, штурмовая авиация и танки. Но противника, сильно укрепившегося, уничтожить не удалось.
Неожиданно появившийся Т-34 сводит успехи на нет. Эти бестии сохраняют подвижность даже в глубоком снегу. На больших скоростях они идут, отваливая снег высокими валами, которые используются противником как укрытия. Деревню Васильково красные превратили в свой опорный пункт. Несмотря на все усилия, еще не удалось взять в клещи узкую полосу прорыва.
Противник подбрасывает все новые силы. Введенные в бой войска вот уже целую неделю находятся под открытым небом. Так как попытки отрезать противника все еще не удались, должен быть собран мой полк и усиленный 8-й пп (моторизованный), и сделать это дело. Это свинство!
Позиции как раз до некоторой степени готовы. В воскресенье, в полдень, противник послал нам свой свинцовый привет. Противник мог наблюдать усиление движения. Вчера огонь повторился в то же время. Я был послан в еще строившийся блиндаж, чтобы посмотреть, топят ли его.
Удар - на этот раз совершенно близко. Рвущиеся снаряды заставляют наших людей оставить кухню. Я открыл дверь блиндажа - пламя, грохот, грязь и дым. Все в пыли, добежали солдаты до блиндажа. Снаряд пробил крышу и ударил над дверью, так что разворотил стены дома.
Потолок кухни провалился, кровати солдат рассыпались, как карточный домик. Один солдат стоял у дверей - его ранило. Хорошо, что отделался только этим. Командир в это время находился в соседнем помещении.
Уже несколько дней я чувствую себя неважно. Мучают сильные головные боли. Знобит. Я принимаю хинин, чтобы поддержать себя. Вечером перестает лихорадить." - из дневника лейтенанта 185-го пехотного полка 87-й пехотной дивизии вермахта Г. Линке.
21 января 1942 г. Я снова еду впереди всех в Бараново. Этот способ подготовки квартир мне нравится. По крайней мере, получаешь самостоятельность на весь день. Трудности в переброске войск едва ли будут.
Все спешат отойти назад. У штабной роты была возможность прихватить с собой несколько штук коров. Мне хотелось бы сохранить за собой этот ценный груз.
22 января 1942 г. С ужасом проезжаю через некогда тонувший в грязи стадион "Хващевка" и добираюсь до шоссе. Здесь стоит много брошенных грузовиков, они стоят вдоль дороги вот уже несколько недель.
Никто даже не потрудился убрать это имущество или привести его снова в движение. На одной машине я нашел ранец и карабин. Эту сволочь-шофера стоило бы повесить.
Во многих местах были уже взорваны здания и сожжены большие дома. Деревни, находившиеся под сильным огнем, жалко, в них осталось 8-10 домов... Мне трудно написать все, что я видел. Ночью подошли промерзшие насквозь батальоны. Ломовые лошади взвода вследствие плохих дорог и недостатка фуража окончательно истощены...
24 января 1942 г. -35° Мы находимся в Катеринках. Волынка началась снова. Снова - не требующее отлагательства строительство позиций, их усовершенствование. Беспрерывно звонит телефон, ведутся бесконечные разговоры, обсуждается важное и неважное, намечаются и пишутся приказы. Дом похож на голубятню.
28 января 1942 г. В течение ночи 10-я рота отбила несколько сильных контратак противника. Поступающие утром донесения неясны, непонятны. Поэтому я отправляюсь на передовую. Перед блиндажами вырисовываются в снегу темные тела. Это убитые. Только я насчитал 10.
Кое-где передвигаются еще подобные пятна. На расстоянии меньше 100 метров поднимается из снега залитая кровью голова и бессильно падает назад. Я в состоянии разглядеть простым глазом не стесняющегося противника, вижу его сторожевые охранения, смену постов. Я посылаю на ту сторону несколько "пчелок".
Сегодня ночью убит молодой лейтенант Хини, в то время как выбивал отступающего противника из ельника. На правом фланге большевики пытались устроить свинство. Но они были отброшены с большими потерями. На поле боя остались убитые. В полдень их уже не было видно. Все замел ветер. Уничтожил следы ночного боя.
29 января 1942 г. -15° Метет по-прежнему. Все дороги и пути заметены. Там, где намело сугробы, нет прохода; вязнут люди, лошади вязнут по брюхо.
30 января 1942 г. -19° Мы занимаем новую позицию. Должны быть выстроены новые блиндажи, установлена связь. В снегу и густом кустарнике прокладываются пути подхода и дороги для подвоза продовольствия; ночью смелые саперы выстроили проволочные заграждения.
30 января выступал фюрер. Его слова разбудили в нас уверенность в будущем лете. Больше всего нас тронули высказывания против распространенного на родине ошибочного мнения, будто зимой можно воевать так же легко, как и летом.
Фюрер не оставил сомнения в том, что каждый на Восточном фронте напряжен до крайности и что лишения чудовищны. Нас поддерживает вера в наше превосходство и конечную победу. С удовлетворением отметили эту дату.
До начала весны теперь не так далеко. А летом наступление будет продолжено. Задача же родины - безустанной работой ковать нам оружие. А до тех пор мы должны держаться, держаться при всех обстоятельствах.
31 января 1942 г. Хотя положение в общем может быть исправлено, особенно розовых перспектив у нас нет. После вдохновляющей речи фюрера мы получили охлаждающий душ. В то время как противник окружен под Ржевом, конным отрядам его удалось пробиться и прорваться дальше до автострады западнее Вязьмы.
Якшино, в котором мы стоим с 12 октября 1941 г., тоже играет роль. На помощь этим кавалеристам была брошена группа парашютистов. Автомагистраль и железная дорога перерезаны этими отрядами противника. Мы вынуждены отдать одну стрелковую роту, она отправляется пешим маршем, чтобы помочь выправить там положение.
На юге прорыв у Вереи еще не полностью ликвидирован. Одному полку удалось продвинуться довольно близко к дороге, по которой мы подвозили снабжение. Уже по одному этому мы вынуждены высвободить силы и снять людей с наших и без того слабозащищенных позиций. О смене не приходится теперь думать, так как людей нет. У полка нет теперь никаких резервов для необходимого контрудара.
Из-за нарушения движения на автостраде и железной дороге подвоз прекратился на несколько дней. У нас мало боеприпасов для артиллерии и мы вынуждены экономить.
Танковое соединение, кое-как сколоченное из частей нескольких дивизий, с помощью Ю-52 снабжено минимальным количеством горючего. Танки двинуты вперед, чтобы ударить на русских с тыла. Чрезвычайно грустно, что таким образом пришлось ослабить дивизии, уже введенные в бой.
1 февраля 1942 г. Уже несколько дней бушует метель. Исполинские снежные облака несутся над землей. Всюду наметает огромные сугробы. На автомобиле или лыжах проехать невозможно. Дорогу можно узнать лишь по вешкам. Люди и лошади вязнут в снегу по горло.
Находящаяся в пути одна из наших рот расстояние от Черных Грязей до Воробьево прошла больше чем за 12 часов и пришла в Гжатск только на следующий день вечером в 20 часов, уставшая и измотанная до крайности. Несчастные свиньи!
2 февраля 1942 г. Удручающее известие. До сих пор нам всегда удавалось своевременно доставлять вещевой обоз и помещать его в надежное место. Тем печальнее, что на этот раз недоглядели за вещами. Во время одной ложной тревоги какой-то солдат придвинул бак с бензином к печке. В одно мгновение пламя охватило весь дом. Сложенные в нем вещи стали добычей огня.
Размеры убытка пока точно неизвестны. Я боюсь, что вместе со всем сгорел мой офицерский чемодан. У меня осталось только то, что было на мне. Форму, плащ и многие другие вещи вообще теперь не достать. Пропали и вещи, дорогие как память. Недоставало только такого свинства!
4 февраля 1942 г. Снова чудесный солнечный день. В комнате не сидится, хочется на улицу. Прекрасная летная погода выманила и "ратос". Они похожи на пчел, вылетевших с первым весенним лучом на поиски цветов.
Маленькими группами по 5-6 штук проносятся они по небу. В то время как я еще стою на краю деревни и наблюдаю, как пикирует советский истребитель и поливает улицы пулеметным огнем, в ста метрах от меня раздается треск, он повторяется раз, два, три. Мне сначала кажется, что это артиллерия, но вот совсем неожиданно над головой проносится одноместный истребитель.
...Во многих местах овес тоже уже вышел. Работа ж остается по-прежнему тяжелой. Мы уже раскрываем сараи и хлевы и кормим лошадей соломой с крыш. Много лошадей падает. Несчастные животные стоят в конюшне, обнюхивают пол и едят свой навоз. Недалеко то время, когда от голода и слабости подохнет последняя лошадь. Я не решаюсь думать о последствиях.
В этой местности подпочвенные воды очень близки к поверхности. В некоторых блиндажах сырость пробивается прямо из-под пола. По рассказам жителей, эта местность заболачивается и делается на некоторое время совершенно непроходимой. Лес, на опушке которого находятся наши позиции, покрывается водой. Сообщение возможно лишь на лодках.
Наши блиндажи и убежища должны тогда поплыть. Да, перспектива на будущее не из блестящих. Из этих соображений мы складываем часть боеприпасов в склады, чтобы, когда не будет подвоза, не остаться без ничего. Точно так же мы поступили с продуктами питания.
Норма хлеба была иной раз недостаточна, особенно для солдата на передовой, который не имеет возможности добавить к ней чего-либо еще. Впервые за этот поход мы получили наряду с порцией табака также шоколад. Шоколад доставил нам много удовольствия и внес маленькое разнообразие в обычно однообразную полевую кухню.
5 февраля 1942 г. Сегодня я один дома. Командир и лейтенант Штрабель уехали на передовую. Я караулю дом, сижу за столом и пишу. По радио передают концерт. Солнце опять улыбается и сияет. Правда, его лучи еще не ярки, и оно стоит слишком низко, чтобы греть.
Недавно появилась изданная танковой частью (полковник Бехнер) газета, рисующая борьбу у ворот Москвы. Захватывающе живо описывает старший лейтенант Гюнтер Кейзин прорыв и действия участвовавших в этом прорыве дивизий. Это захватывающая страница нашей славы. Каждое имя может стать нарицательным.
Сколько еще нужды, страданий и лишений придется нам вынести! С каким ожесточением дрались мы в эту непривычную для нас суровую зиму. Я вспоминаю 2 декабря 1941 г. В этот день наш полк насчитывал 12 офицеров, 7 унтер-офицеров и 362 солдата.
Несмотря на огромную убыль в результате потерь, обморожения и заболевания, полк отважно выполнял свой долг и продолжал вести бой. В течение некоторого времени наш подполковник и я были единственными представителями старого командования в полку.
Потом, с возвращением кое-кого из больных и легкораненых, наше положение немного улучшилось. Но нам очень не хватает пополнения, в особенности специалистов - пулеметчиков, минометчиков, радистов, наводчиков и заряжающих для орудий пехоты и противотанковой артиллерии, телефонистов и саперов.
К тому же сказывается заметный недостаток в хорошо подготовленных унтер-офицерах. Поэтому для нас уже невозможно достичь прежнего порыва и боеспособности; во всяком случае, нужно немало времени, чтобы тщательно подготовить пополнение, которое, к сожалению, до настоящего времени не подготовлено в нужных размерах.
...Я считаю невозможным, чтобы наша часть в таком состоянии была брошена в новые бои. Наряду с недостатком в личном составе ощущаются недостатки в необходимейшем военном снаряжении и в упряжи для повозок, так же как и в грузовиках для подвоза снабжения.
Очень тяжело работать с моим командиром. С одной стороны, я не имею права ничего предпринять без согласования с ним, с другой - он требует от меня самостоятельности. До крайности раздражительный, он по самым ничтожным мелочам выходит из себя.
Я учитываю, что у всех у нас нервы напряжены до крайности, но именно поэтому мы должны сдерживать себя. К этому надо еще прибавить странное и необъяснимое свойство при всяком удобном и неудобном случае ставить молодым офицерам на вид, что они моложе его и, следовательно, их мнения и взгляды не заслуживают внимания. Такое положение становится невыносимым. В конце концов, офицер - это нечто другое, чем писарь или рекрут!
Я заказал себе недавно несколько книг: хочу расширить мою маленькую библиотечку. Когда позволят обстоятельства, когда будет несколько иная обстановка, чем сейчас, я буду читать больше, буду углублять мои знания...
После войны я несомненно продолжу мое образование. От офицера ведь требуется всеобъемлющее знание во всех областях науки. Хорошее образование необходимо уже с воспитательной точки зрения. Война заставляет, конечно, забывать все эти требования, тем с большим нажимом нужно будет работать над духовным развитием после войны.
12 февраля 1942 г. На нашем участке фронта ничего значительного не произошло. Противник, если не считать перемещающегося огня и налета разведотряда, который был отбит, оставляет нас в покое. В прошлые ночи мы ходили к проволочным заграждениям. Прогулка не принесла особенных результатов.
Много забот доставляет нам вот уже несколько дней наша соседняя дивизия справа. Солдаты не отразили атаки и не удержали позиции. Русские прорвались глубоко в тыл, совсем близко от нас, и непрерывно подтягивают силы. Теперь и мы попадаем в беду, так как нам пришлось отдать соседям свои "резервы" и снять с передовой своих людей.
Саперные роты были употреблены в качестве пехоты для охранения. Я не думаю, чтобы это свинство что-нибудь могло исправить. Ну, наскребли еще раз, - это ничего не даст. Нельзя без конца латать эти прорехи. Тут недостаточно одного артиллерийского огня и бомбардировщиков. Даже сильные действия артиллерии не в силах этого сделать, не под силу это и штурмовикам.
17 февраля 1942 г. Борьба с прорвавшимся в соседней дивизии противником подготовляется в течение нескольких дней, применены дымовая завеса, штурмовая авиация и танки. Но противника, сильно укрепившегося, уничтожить не удалось.
Неожиданно появившийся Т-34 сводит успехи на нет. Эти бестии сохраняют подвижность даже в глубоком снегу. На больших скоростях они идут, отваливая снег высокими валами, которые используются противником как укрытия. Деревню Васильково красные превратили в свой опорный пункт. Несмотря на все усилия, еще не удалось взять в клещи узкую полосу прорыва.
Противник подбрасывает все новые силы. Введенные в бой войска вот уже целую неделю находятся под открытым небом. Так как попытки отрезать противника все еще не удались, должен быть собран мой полк и усиленный 8-й пп (моторизованный), и сделать это дело. Это свинство!
Позиции как раз до некоторой степени готовы. В воскресенье, в полдень, противник послал нам свой свинцовый привет. Противник мог наблюдать усиление движения. Вчера огонь повторился в то же время. Я был послан в еще строившийся блиндаж, чтобы посмотреть, топят ли его.
Удар - на этот раз совершенно близко. Рвущиеся снаряды заставляют наших людей оставить кухню. Я открыл дверь блиндажа - пламя, грохот, грязь и дым. Все в пыли, добежали солдаты до блиндажа. Снаряд пробил крышу и ударил над дверью, так что разворотил стены дома.
Потолок кухни провалился, кровати солдат рассыпались, как карточный домик. Один солдат стоял у дверей - его ранило. Хорошо, что отделался только этим. Командир в это время находился в соседнем помещении.
Уже несколько дней я чувствую себя неважно. Мучают сильные головные боли. Знобит. Я принимаю хинин, чтобы поддержать себя. Вечером перестает лихорадить." - из дневника лейтенанта 185-го пехотного полка 87-й пехотной дивизии вермахта Г. Линке.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]