О российско-белорусских отношениях на данном этапе
---
В первом номере журнала "Экспорт вооружений" была опубликована статья главного редактора журнала «Россия в глобальной политике» Федора Лукьянова "Почему суверенитету Белоруссии ничего не грозит. Скорее всего". Наш блог приводит данный материал
В последние дни 2018 г. информационное пространство России и Белоруссии, а с их подачи и ряда европейских стран, взорвалось взволнованными слухами о грядущем аншлюсе соседней страны Кремлем. Непосредственным поводом стал очередной раунд торга Москвы и Минска относительно условий экономического взаимодействия. В частности, белорусскую сторону не устраивает объявленный российским правительством «налоговый маневр» в нефтяной сфере, который планируется реализовать до 2024 г. Поэтапная отмена вывозной пошлины на нефть (от которой Белоруссия была освобождена) и повышение налога на добычу полезных ископаемых лишает Минск значительных средств в предстоящие годы.
Попытки договориться о компенсации выпадающих доходов натолкнулись на жесткую позицию России: говорить об особых условиях можно только в том случае, если удастся совершить рывок по строительству настоящего Союзного государства. То есть в направлении глубокой интеграции. Реакцией стала серия резких заявлений Александра Лукашенко, который обвинил Россию в стремлении лишить партнера суверенитета, а также ответы российских официальных лиц, наиболее хлестким из которых оказалась фраза первого вице-премьера Антона Силуанова, что Белоруссия «утратила доверие».
Президенты Белоруссии Александр Лукашенко и России Владимир Путин, декабрь 2018 года (с) администрация президента России
Накал достиг максимума к самому концу декабря 2018 г. Состоялись две подряд встречи Лукашенко и Путина, не приведшие к договоренностям на высшем уровне, которые обычно венчали правительственные клинчи. Вопрос перенесли на январь, а потом все, так и не разрешившись, перетекло в рутинную колею – опять встречи президентов, консультации рабочих групп по наполнению Союзного государства, рассуждения Александра Лукашенко о единой валюте и вообще готовности идти так далеко, как захочет Россия, но на равноправных условиях и пр.
Что происходит в отношениях двух стран, которые считаются ближайшими союзниками? Почему риторика столь волатильна, а сам настрой раскачивается, как маятник – от нападок к заверениям в братстве и обратно?
Начать надо с того, что проекту межгосударственного объединения России и Белоруссии почти четверть века. Формировалось оно этапами с 1996 по 2000 гг. (официальное вступление в силу договора о Союзном государстве), и с тех пор политическая обстановка изменилась до неузнаваемости. В ту пору руководители двух стран решали каждый свои задачи. Лукашенко остро требовалось заручиться экономической поддержкой России для вытягивания Белоруссии из кризисного болота и, на самом деле, укрепления за счет интеграционного пафоса ее неустойчивой государственности. Борис Ельцин стремился избавиться от ярлыка разрушителя великой страны, продемонстрировав, что на ее бывшей территории начинается процесс реинтеграции, и Сообщество, а потом Союз России и Белоруссии станет ее первым шагом.
История взаимоотношений двух стран последних 20 лет описана достаточно подробно. Если вкратце, то она заключалась в периодическом подтверждении Минском геополитической лояльности и особых отношений с Москвой в обмен на экономические преференции с ее стороны. И то, и другое не являлось незыблемой данностью, Россия и Белоруссия регулярно проверяли дружбу на прочность очередным торгово-экономическими противоречиями и жестким торгом, от которого порой высекались нешуточные искры. Тем не менее раз за разом находился приемлемый компромисс.
Правда, с каждым витком спирали бодания были все более тягучими и пространство для маневра сужалось. Но к тому моменту, когда казалось, что возможности лавирования у Минска заканчивается по экономическим причинам, на помощь приходила политика. Последовательное ухудшение отношений России и Запада с конца 2000-х гг. обостряло конкуренцию за промежуточные территории и придавало им дополнительную значимость. Что Александр Лукашенко всегда мастерски использовал, играя на стремлении России противопоставить нечто экспансии Запада в восточном направлении. Так что модель «лояльность за дивиденды» обретала новое вдохновение.
Сейчас ситуация вновь меняется. Конечно, роль играют экономические факторы. Экономика Республики Беларусь тесно связана с российским рынком и российскими финансовыми субвенциями. Без них своеобразная схема патерналистского госкапитализма, созданная в стране за годы правления Лукашенко, окажется, мягко говоря, весьма уязвимой. Так что белорусскому лидеру надо изо всех сил добиваться сохранения привилегий, и чем важнее они для существования белорусской модели, тем неуступчивей будет понимающая это Москва.
Но не менее значительным является фактор политический. Вся парадигма отношений Москвы и Минска с середины 1990-х гг. строилась в контексте, который определялся поражением СССР (читай – России) в холодной войне. То есть геополитическое распространение западных институтов и практик на пространство, которое раньше занимал поверженный оппонент, и арьергардные, хотя временами ожесточенные бои отступающей, но не смирившейся с поражением Москвы. Белоруссия Лукашенко пошла вразрез с тем, что ожидали от всех посткоммунистических стран Восточной Европы: вместо вестернизированной либеральной унификации – сохранение самобытности под патронатом России.
Был ли Лукашенко столь дальновиден, что понимал: попытка отрыва от России чревата не просто потрясениями, но и возможностью утраты государственности как таковой? Едва ли это было осознанно, однако в ретроспективе и на фоне соседней Украины линия поведения «батьки» выглядит куда более рациональной, чем ее представляли все эти годы его разобщенные оппоненты внутри страны и сплоченные – за рубежом.
Но – повторим – такая модель поведения соответствовала периоду экспансии Запада и сопротивления России. В силу ряда причин как международного, так и внутреннего характера этот шлейф холодной войны теряет актуальность. Запад погружается в себя, стараясь найти способы решения внутренних проблем и отказавшись от целенаправленной экспансии. Россия же постепенно отходит от последствий травмы распада СССР и, соответственно, непреходящего желания в той или иной форме вернуть утраченное.
Модель «экономические преференции в обмен на геополитическую лояльность» уже не отражает сложившейся ситуации. И это касается не российско-белорусских отношений, а всего международного контекста. Лозунг Дональда Трампа «Америка прежде всего» задает тон мировой политики, толкая сообщество стран к новому меркантилизму. Собственный интерес, причем в гораздо более прикладном смысле, чем раньше, замещает прежние более сложные построения. Желание платить живые деньги за умозрительные ресурсы (статусные, военно-политические), покупать отказ от «ухода налево» не то что пропадает вовсе, но становится все более умеренным. От отношений ждут более предметной отдачи, и эта тенденция, похоже, будет распространяться.
Присоединение Крыма пять лет назад произвело неизгладимое впечатление на внешних партнеров России, прежде всего значительно раздвинув границы допустимого. Поэтому наиболее напуганная часть общественности ожидает повторения чего-то подобного и на других направлениях. Белоруссия представляется вероятной, потому что у многих есть ощущение исчерпанности прежнего Союзного государства, а когда российские официальные лица начинают говорить о наполнении его новым содержанием, то призрак аншлюса начинает активно надуваться. Тем более что «крымский консенсус», вспыхнувший в обществе весной 2014 г., надолго определил внутриполитическую динамику страны в выгодном для власти направлении. Почему бы не повторить в братской Белоруссии?
Между тем интеграция Крыма в состав Российской Федерации принесла немалые издержки международно-правового и экономического характера (наряду с очевидными плюсами). И этот опыт скорее дал основание задуматься: приращение территории как таковое, тем более в неблагоприятной для этого политической среде, допустимо в форс-мажорных обстоятельствах, но не может в современном мире служить задачей и средством решения проблем развития. Империи в прежнем понимании – с расширением формальных границ и физическим удержанием пространства под контролем – стали анахронизмом. А вот империи в понимании новом – как экономически взаимосвязанные конгломераты, работающие на усиление собственных составных частей, – поднимаются.
Основная тенденция современного мира – укрепление политического суверенитета (вопреки представлениям прошлого десятилетия о постепенном стирании суверенных границ), но и сохранение, а то и углубление экономической взаимосвязанности. Явления отчасти противоречивые, нелинейные, но именно поэтому требующие тщательности и осторожности.
Евразия становится пространством очень важных политико-экономических процессов. И главным трансформирующим фактором тут служит не Россия, при всей значимости активизации ее проектов, а Китай. Поворот КНР в западном направлении (географически) превращает огромные земельные массивы в территорию совсем другого развития. И смещает приоритеты всех игроков. Если, например, проект Евразийского экономического союза был комбинацией различных политико-экономических факторов и отчасти порождением постсоветской тяги к реваншу, то сегодня он обрел другое содержание. Это попытка стран материка выстроить рамочную конструкцию для выравнивания баланса с Китаем, игроком заведомо более мощным и влиятельным, чем подавляющее большинство государств в этой части света. Не противостояние, а балансирование.
Это не отменяет прежних проблем и инстинктов, хотя и отодвигает их на задний план. Наиболее откровенные из российских комментаторов прямо говорят о том, что участие бывших республик Союза ССР в интеграционных проектах с Россией является наиболее надежной гарантией сохранения суверенитета и территориальной целостности. Здравое зерно в этом есть. В новую эпоху участие сильного партнера в крупных совместных проектах с меньшими игроками явно перспективнее и важнее, чем прямая аннексия территории. Издержки много ниже.
Возвращаясь к Белоруссии и отношениям с Россией, двум странам предстоит новый этап. Пространство для маневра сужается, и Минску придется согласиться на качественно более глубокую интеграцию в рамках Союзного государства. Но и Москва не может не понимать, что попытки придать этому избыточной политический смысл, например, вновь запустив идею Русского мира, способны активировать никому не нужное сопротивление и внутри, и вовне. И, напротив, логика «экономическая интеграция во имя укрепления политического суверенитета» позволяет сформулировать приемлемый для всех нарратив.
Все это – схема, которая будет подвергаться испытаниям жизнью. Факторы мировой и региональной нестабильности, неустойчивость ситуации внутри стран, особенно в случае транзита власти, персональные особенности лидеров, в конце концов – возможные глобальные потрясения. Каждое из этих обстоятельств может кардинально воздействовать на траекторию движения. Но пока что следует смотреть на отношения России и Белоруссии как на интересную лабораторию, где тестируется новый тип отношений XXI века. А не кликушествовать по поводу русского империализма или белорусского национализма.
В последние дни 2018 г. информационное пространство России и Белоруссии, а с их подачи и ряда европейских стран, взорвалось взволнованными слухами о грядущем аншлюсе соседней страны Кремлем. Непосредственным поводом стал очередной раунд торга Москвы и Минска относительно условий экономического взаимодействия. В частности, белорусскую сторону не устраивает объявленный российским правительством «налоговый маневр» в нефтяной сфере, который планируется реализовать до 2024 г. Поэтапная отмена вывозной пошлины на нефть (от которой Белоруссия была освобождена) и повышение налога на добычу полезных ископаемых лишает Минск значительных средств в предстоящие годы.
Попытки договориться о компенсации выпадающих доходов натолкнулись на жесткую позицию России: говорить об особых условиях можно только в том случае, если удастся совершить рывок по строительству настоящего Союзного государства. То есть в направлении глубокой интеграции. Реакцией стала серия резких заявлений Александра Лукашенко, который обвинил Россию в стремлении лишить партнера суверенитета, а также ответы российских официальных лиц, наиболее хлестким из которых оказалась фраза первого вице-премьера Антона Силуанова, что Белоруссия «утратила доверие».
Президенты Белоруссии Александр Лукашенко и России Владимир Путин, декабрь 2018 года (с) администрация президента России
Накал достиг максимума к самому концу декабря 2018 г. Состоялись две подряд встречи Лукашенко и Путина, не приведшие к договоренностям на высшем уровне, которые обычно венчали правительственные клинчи. Вопрос перенесли на январь, а потом все, так и не разрешившись, перетекло в рутинную колею – опять встречи президентов, консультации рабочих групп по наполнению Союзного государства, рассуждения Александра Лукашенко о единой валюте и вообще готовности идти так далеко, как захочет Россия, но на равноправных условиях и пр.
Что происходит в отношениях двух стран, которые считаются ближайшими союзниками? Почему риторика столь волатильна, а сам настрой раскачивается, как маятник – от нападок к заверениям в братстве и обратно?
Начать надо с того, что проекту межгосударственного объединения России и Белоруссии почти четверть века. Формировалось оно этапами с 1996 по 2000 гг. (официальное вступление в силу договора о Союзном государстве), и с тех пор политическая обстановка изменилась до неузнаваемости. В ту пору руководители двух стран решали каждый свои задачи. Лукашенко остро требовалось заручиться экономической поддержкой России для вытягивания Белоруссии из кризисного болота и, на самом деле, укрепления за счет интеграционного пафоса ее неустойчивой государственности. Борис Ельцин стремился избавиться от ярлыка разрушителя великой страны, продемонстрировав, что на ее бывшей территории начинается процесс реинтеграции, и Сообщество, а потом Союз России и Белоруссии станет ее первым шагом.
История взаимоотношений двух стран последних 20 лет описана достаточно подробно. Если вкратце, то она заключалась в периодическом подтверждении Минском геополитической лояльности и особых отношений с Москвой в обмен на экономические преференции с ее стороны. И то, и другое не являлось незыблемой данностью, Россия и Белоруссия регулярно проверяли дружбу на прочность очередным торгово-экономическими противоречиями и жестким торгом, от которого порой высекались нешуточные искры. Тем не менее раз за разом находился приемлемый компромисс.
Правда, с каждым витком спирали бодания были все более тягучими и пространство для маневра сужалось. Но к тому моменту, когда казалось, что возможности лавирования у Минска заканчивается по экономическим причинам, на помощь приходила политика. Последовательное ухудшение отношений России и Запада с конца 2000-х гг. обостряло конкуренцию за промежуточные территории и придавало им дополнительную значимость. Что Александр Лукашенко всегда мастерски использовал, играя на стремлении России противопоставить нечто экспансии Запада в восточном направлении. Так что модель «лояльность за дивиденды» обретала новое вдохновение.
Сейчас ситуация вновь меняется. Конечно, роль играют экономические факторы. Экономика Республики Беларусь тесно связана с российским рынком и российскими финансовыми субвенциями. Без них своеобразная схема патерналистского госкапитализма, созданная в стране за годы правления Лукашенко, окажется, мягко говоря, весьма уязвимой. Так что белорусскому лидеру надо изо всех сил добиваться сохранения привилегий, и чем важнее они для существования белорусской модели, тем неуступчивей будет понимающая это Москва.
Но не менее значительным является фактор политический. Вся парадигма отношений Москвы и Минска с середины 1990-х гг. строилась в контексте, который определялся поражением СССР (читай – России) в холодной войне. То есть геополитическое распространение западных институтов и практик на пространство, которое раньше занимал поверженный оппонент, и арьергардные, хотя временами ожесточенные бои отступающей, но не смирившейся с поражением Москвы. Белоруссия Лукашенко пошла вразрез с тем, что ожидали от всех посткоммунистических стран Восточной Европы: вместо вестернизированной либеральной унификации – сохранение самобытности под патронатом России.
Был ли Лукашенко столь дальновиден, что понимал: попытка отрыва от России чревата не просто потрясениями, но и возможностью утраты государственности как таковой? Едва ли это было осознанно, однако в ретроспективе и на фоне соседней Украины линия поведения «батьки» выглядит куда более рациональной, чем ее представляли все эти годы его разобщенные оппоненты внутри страны и сплоченные – за рубежом.
Но – повторим – такая модель поведения соответствовала периоду экспансии Запада и сопротивления России. В силу ряда причин как международного, так и внутреннего характера этот шлейф холодной войны теряет актуальность. Запад погружается в себя, стараясь найти способы решения внутренних проблем и отказавшись от целенаправленной экспансии. Россия же постепенно отходит от последствий травмы распада СССР и, соответственно, непреходящего желания в той или иной форме вернуть утраченное.
Модель «экономические преференции в обмен на геополитическую лояльность» уже не отражает сложившейся ситуации. И это касается не российско-белорусских отношений, а всего международного контекста. Лозунг Дональда Трампа «Америка прежде всего» задает тон мировой политики, толкая сообщество стран к новому меркантилизму. Собственный интерес, причем в гораздо более прикладном смысле, чем раньше, замещает прежние более сложные построения. Желание платить живые деньги за умозрительные ресурсы (статусные, военно-политические), покупать отказ от «ухода налево» не то что пропадает вовсе, но становится все более умеренным. От отношений ждут более предметной отдачи, и эта тенденция, похоже, будет распространяться.
Присоединение Крыма пять лет назад произвело неизгладимое впечатление на внешних партнеров России, прежде всего значительно раздвинув границы допустимого. Поэтому наиболее напуганная часть общественности ожидает повторения чего-то подобного и на других направлениях. Белоруссия представляется вероятной, потому что у многих есть ощущение исчерпанности прежнего Союзного государства, а когда российские официальные лица начинают говорить о наполнении его новым содержанием, то призрак аншлюса начинает активно надуваться. Тем более что «крымский консенсус», вспыхнувший в обществе весной 2014 г., надолго определил внутриполитическую динамику страны в выгодном для власти направлении. Почему бы не повторить в братской Белоруссии?
Между тем интеграция Крыма в состав Российской Федерации принесла немалые издержки международно-правового и экономического характера (наряду с очевидными плюсами). И этот опыт скорее дал основание задуматься: приращение территории как таковое, тем более в неблагоприятной для этого политической среде, допустимо в форс-мажорных обстоятельствах, но не может в современном мире служить задачей и средством решения проблем развития. Империи в прежнем понимании – с расширением формальных границ и физическим удержанием пространства под контролем – стали анахронизмом. А вот империи в понимании новом – как экономически взаимосвязанные конгломераты, работающие на усиление собственных составных частей, – поднимаются.
Основная тенденция современного мира – укрепление политического суверенитета (вопреки представлениям прошлого десятилетия о постепенном стирании суверенных границ), но и сохранение, а то и углубление экономической взаимосвязанности. Явления отчасти противоречивые, нелинейные, но именно поэтому требующие тщательности и осторожности.
Евразия становится пространством очень важных политико-экономических процессов. И главным трансформирующим фактором тут служит не Россия, при всей значимости активизации ее проектов, а Китай. Поворот КНР в западном направлении (географически) превращает огромные земельные массивы в территорию совсем другого развития. И смещает приоритеты всех игроков. Если, например, проект Евразийского экономического союза был комбинацией различных политико-экономических факторов и отчасти порождением постсоветской тяги к реваншу, то сегодня он обрел другое содержание. Это попытка стран материка выстроить рамочную конструкцию для выравнивания баланса с Китаем, игроком заведомо более мощным и влиятельным, чем подавляющее большинство государств в этой части света. Не противостояние, а балансирование.
Это не отменяет прежних проблем и инстинктов, хотя и отодвигает их на задний план. Наиболее откровенные из российских комментаторов прямо говорят о том, что участие бывших республик Союза ССР в интеграционных проектах с Россией является наиболее надежной гарантией сохранения суверенитета и территориальной целостности. Здравое зерно в этом есть. В новую эпоху участие сильного партнера в крупных совместных проектах с меньшими игроками явно перспективнее и важнее, чем прямая аннексия территории. Издержки много ниже.
Возвращаясь к Белоруссии и отношениям с Россией, двум странам предстоит новый этап. Пространство для маневра сужается, и Минску придется согласиться на качественно более глубокую интеграцию в рамках Союзного государства. Но и Москва не может не понимать, что попытки придать этому избыточной политический смысл, например, вновь запустив идею Русского мира, способны активировать никому не нужное сопротивление и внутри, и вовне. И, напротив, логика «экономическая интеграция во имя укрепления политического суверенитета» позволяет сформулировать приемлемый для всех нарратив.
Все это – схема, которая будет подвергаться испытаниям жизнью. Факторы мировой и региональной нестабильности, неустойчивость ситуации внутри стран, особенно в случае транзита власти, персональные особенности лидеров, в конце концов – возможные глобальные потрясения. Каждое из этих обстоятельств может кардинально воздействовать на траекторию движения. Но пока что следует смотреть на отношения России и Белоруссии как на интересную лабораторию, где тестируется новый тип отношений XXI века. А не кликушествовать по поводу русского империализма или белорусского национализма.
Взято: bmpd.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]