Дворяне, млять...
---
"Однажды... дежурный вахмистр, войдя в мой кабинет, доложил, что какая-то сестра милосердия желает говорить с Начальником Канцелярии. Я велел ей передать, чтобы она подала прошение дежурному чиновнику. Вахмистр ушел, тот же час вернулся и доложил, что сестра милосердия имеет особо важное заявление и просит ее принять.
Приказав ввести ее, я увидел перед собой молодую, лет 20 - 21 блондинку, слегка полную, в солдатской шинели и с косынкой на голове, а в правой руке - костыль. Слегка прихрамывая, она подошла к столу и, по моему приглашению, села. Я спросил ее фамилию и часть, а также откуда она приехала в Петроград.
С легким иностранным акцентом она ответила, что она сестра милосердия из передового госпиталя Генриетта Сорокина и что она была ранена в боях армии генерала Ренненкампфа. На мой вопрос - что ей угодно, она отвечала, что может сказать это только Начальнику Канцелярии.
Протелефонировав ротмистру Кноррингу, я просил его прийти в приемную. Кнорринг тотчас же пришел и я представил ему сестру и сказал о ее просьбе.
"В чем дело ? О чем Вы хотите говорить с начальником канцелярии ? Он сейчас в отъезде…" Подумав с минуту, сестра сказала : "Отвернитесь на минуту", а когда она нас позвала, мы увидели на нашем большом круглом столе развернутое замечательно красивое знамя. На нем значились юбилейные даты и даты основания 6го пехотного Либавского полка. Это было его юбилейное знамя…
В первую минуту мы оба опешили и затем Кнорринг спросил : "Скажите нам, как Вам досталось это знамя и прошу Вас говорить только правду ; вы должны знать, что потеря знамени частью - это смерть ее".
Сестра стала рассказывать, что во время боя при Сольдау, при работе на перевязочном пункте, она была легко ранена в ногу. Знаменщик Либавского полка, тяжело раненый в живот, сорвал с древка знамя, свернул его и тихо сказал: "Сестра, спаси знамя !" и с этими словами умер на ее руках.
Этот простой рассказ, сделанный тихим ровным голосом, с легким иностранным акцентом, произвел на нас сильное впечатление. Кнорринг сказал: "Ваш подвиг, сестра, согласно статуту, награждается Орденом Святого Георгия, но эта награда Вам может быть пожалована только непосредственно Государем Императором". "Этого-то мне бы и хотелось",- отвечала сестра. На вопрос Кнорринга, как она сохранила знамя в целости, она сказала, что была подобрана немецкими санитарами и положена в госпиталь, где ей вынули пулю из ступни. Там она и пролежала, пока, на основании Женевской конвенции, ее не признали подлежащей эвакуации в России.
На вопрос Кнорринга: "А немцы Вас осматривали и где же тогда было знамя?" сестра ответила, что она знамя забинтовала вокруг бюста, чем и объяснялась ее полнота, на которую мы, вероятно, обратили внимание. Кнорринг ушел с докладом к Нарышкину и вернувшись, сказал, что сестру просят прийти в Канцелярию завтра. Знамя свернули и отнесли в кабинет Нарышкина.
Когда я помогал сестре одевать ее тяжелую солдатскую шинель, я нащупал в кармане большой пистолет. Ничего я ей не сказал и проводил из приемной к выходу.
После ее ухода полковник Нарышкин позвал Кнорринга и меня, и, ,еще раз выслушав наш рассказ, сказал : "Подвиг сестры налицо. Либавский полк понес под Сольдау большие потери и был почти уничтожен. Несомненно, это его юбилейное знамя, но есть и "но". Как она сумела сохранить знамя в плену при известной всем немецкой бдительности?
Раз вы обратили внимание на ее неестественную полноту, как же не сделали этого немецкие доктора, да еще при медицинских осмотрах и опх? Наконец, во время перехода через границы Норвегии и Швеции, она тоже должна была подвергнуться таможенному осмотру?
Ее рассказ о том, что умиравший знаменщик передал ей знамя, правдоподобен, но может быть дело проще - она нашла брошенное знамя и сорвав его с древка, спрятала. Может быть и еще иная версия - спасший знамя раненый и умиравший офицер или солдат передал ей уже в госпитале знамя, прося доставить его в Россию. Заметьте, что она непременно хочет иметь аудиенцию у Государя В это время я вспомнил и рассказал о пистолете, который я нащупал в кармане ее шинели. "Тем более. Мы должны быть очень осторожны", - сказал Нарышкин. "Я сейчас же сообщу обо всем князю Орлову , а он уже сумеет доложить обо всем Государю".
Сообщать жандармским властям или в контрразведку не следовало, ибо наша Канцелярия была вне контроля других учреждений. "Кроме того, если Государь захочет наградить сестру лично, то, предварительно, она, конечно, будет обыскана. Мое мнение, что в общем она говорит правду, но чего-то не договаривает. Я прошу инженера посещать сестру в гостинице, познакомиться с ней поближе, пригласить на ужин в Европейскую гостиницу и постараться узнать - почему она носит оружие, совсем сестрам милосердия не присвоенное?
По ее рассказам, она была по матери шведка и до смерти матери все детство говорила по-шведски, почему у нее и остался такой акцент. Отец тоже рано умер и она воспитывалась у сестры матери, которая жила в Херсоне. Рано вышла замуж. Муж врач, тоже пропал без вести в первых же боях в Восточной Пруссии.
Она провела все эти бои в санитарном отряде при 1-й армии, а потом потеряла связь со своим отрядом, блуждала и помогала в разных частях. Все перемешалось и найти свою часть было невозможно.
Я спросил ее - почему она носит оружие? Она слегка смутилась и вынув из шинели тяжелый браунинг 12 калибра, подала его мне.
Открыв магазин, я увидел 7 пуль, а восьмая была в стволе. На обойме было мелко написано "Берлин". Она сказала, что браунинг нашла на поле сражения и спрятала.
"Вместе со знаменем?",- спросил я.
"Да, вместе".
"А для чего Вам теперь это оружие?"
Она ответила, что пока была у немцев, хранила его, как оружие против посягателей и, вообще, когда она была на ускоренных курсах сестер милосердия, то доктора ей говорили, что сестры могут подвергнуться насилию и, для своего спокойствия, нужно иметь с собой цианистый калий в ампулке.
Она вынула ампулку и мне показала. "Полагаю, что Вам теперь ничего не грозит и Вы можете жить спокойно". "Нет, я снова поеду на фронт. Здесь мне нечего делать, а близких у меня нет",- ответила сестра.
На другой день я доложил полковнику Нарышкину о моем разговоре. Тот подумал и сказал : "Независимо от ответа Ставки, к аудиенции ее допускать нельзя".
Через несколько дней пришел ответ князя Орлова, что по его докладу о спасении знамени, Государь наградил сестру Сорокину Георгиевскими крестами 1-й и 2-й степеней.
Пришедшая в Канцелярию, сестра была торжественно встречена и награждена орденами. Особой радости я у нее не заметил и она даже спросила Нарышкина, будет ли принята Государем, на что тот ответил, что ввиду важных событий, Государь отбыл в действующую армию". - из воспоминаний члена Трофейной комиссии при Военно-Походной Его Императорского Величества Канцелярии - инженера К.Гейштора.
Приказав ввести ее, я увидел перед собой молодую, лет 20 - 21 блондинку, слегка полную, в солдатской шинели и с косынкой на голове, а в правой руке - костыль. Слегка прихрамывая, она подошла к столу и, по моему приглашению, села. Я спросил ее фамилию и часть, а также откуда она приехала в Петроград.
С легким иностранным акцентом она ответила, что она сестра милосердия из передового госпиталя Генриетта Сорокина и что она была ранена в боях армии генерала Ренненкампфа. На мой вопрос - что ей угодно, она отвечала, что может сказать это только Начальнику Канцелярии.
Протелефонировав ротмистру Кноррингу, я просил его прийти в приемную. Кнорринг тотчас же пришел и я представил ему сестру и сказал о ее просьбе.
"В чем дело ? О чем Вы хотите говорить с начальником канцелярии ? Он сейчас в отъезде…" Подумав с минуту, сестра сказала : "Отвернитесь на минуту", а когда она нас позвала, мы увидели на нашем большом круглом столе развернутое замечательно красивое знамя. На нем значились юбилейные даты и даты основания 6го пехотного Либавского полка. Это было его юбилейное знамя…
В первую минуту мы оба опешили и затем Кнорринг спросил : "Скажите нам, как Вам досталось это знамя и прошу Вас говорить только правду ; вы должны знать, что потеря знамени частью - это смерть ее".
Сестра стала рассказывать, что во время боя при Сольдау, при работе на перевязочном пункте, она была легко ранена в ногу. Знаменщик Либавского полка, тяжело раненый в живот, сорвал с древка знамя, свернул его и тихо сказал: "Сестра, спаси знамя !" и с этими словами умер на ее руках.
Этот простой рассказ, сделанный тихим ровным голосом, с легким иностранным акцентом, произвел на нас сильное впечатление. Кнорринг сказал: "Ваш подвиг, сестра, согласно статуту, награждается Орденом Святого Георгия, но эта награда Вам может быть пожалована только непосредственно Государем Императором". "Этого-то мне бы и хотелось",- отвечала сестра. На вопрос Кнорринга, как она сохранила знамя в целости, она сказала, что была подобрана немецкими санитарами и положена в госпиталь, где ей вынули пулю из ступни. Там она и пролежала, пока, на основании Женевской конвенции, ее не признали подлежащей эвакуации в России.
На вопрос Кнорринга: "А немцы Вас осматривали и где же тогда было знамя?" сестра ответила, что она знамя забинтовала вокруг бюста, чем и объяснялась ее полнота, на которую мы, вероятно, обратили внимание. Кнорринг ушел с докладом к Нарышкину и вернувшись, сказал, что сестру просят прийти в Канцелярию завтра. Знамя свернули и отнесли в кабинет Нарышкина.
Когда я помогал сестре одевать ее тяжелую солдатскую шинель, я нащупал в кармане большой пистолет. Ничего я ей не сказал и проводил из приемной к выходу.
После ее ухода полковник Нарышкин позвал Кнорринга и меня, и, ,еще раз выслушав наш рассказ, сказал : "Подвиг сестры налицо. Либавский полк понес под Сольдау большие потери и был почти уничтожен. Несомненно, это его юбилейное знамя, но есть и "но". Как она сумела сохранить знамя в плену при известной всем немецкой бдительности?
Раз вы обратили внимание на ее неестественную полноту, как же не сделали этого немецкие доктора, да еще при медицинских осмотрах и опх? Наконец, во время перехода через границы Норвегии и Швеции, она тоже должна была подвергнуться таможенному осмотру?
Ее рассказ о том, что умиравший знаменщик передал ей знамя, правдоподобен, но может быть дело проще - она нашла брошенное знамя и сорвав его с древка, спрятала. Может быть и еще иная версия - спасший знамя раненый и умиравший офицер или солдат передал ей уже в госпитале знамя, прося доставить его в Россию. Заметьте, что она непременно хочет иметь аудиенцию у Государя В это время я вспомнил и рассказал о пистолете, который я нащупал в кармане ее шинели. "Тем более. Мы должны быть очень осторожны", - сказал Нарышкин. "Я сейчас же сообщу обо всем князю Орлову , а он уже сумеет доложить обо всем Государю".
Сообщать жандармским властям или в контрразведку не следовало, ибо наша Канцелярия была вне контроля других учреждений. "Кроме того, если Государь захочет наградить сестру лично, то, предварительно, она, конечно, будет обыскана. Мое мнение, что в общем она говорит правду, но чего-то не договаривает. Я прошу инженера посещать сестру в гостинице, познакомиться с ней поближе, пригласить на ужин в Европейскую гостиницу и постараться узнать - почему она носит оружие, совсем сестрам милосердия не присвоенное?
По ее рассказам, она была по матери шведка и до смерти матери все детство говорила по-шведски, почему у нее и остался такой акцент. Отец тоже рано умер и она воспитывалась у сестры матери, которая жила в Херсоне. Рано вышла замуж. Муж врач, тоже пропал без вести в первых же боях в Восточной Пруссии.
Она провела все эти бои в санитарном отряде при 1-й армии, а потом потеряла связь со своим отрядом, блуждала и помогала в разных частях. Все перемешалось и найти свою часть было невозможно.
Я спросил ее - почему она носит оружие? Она слегка смутилась и вынув из шинели тяжелый браунинг 12 калибра, подала его мне.
Открыв магазин, я увидел 7 пуль, а восьмая была в стволе. На обойме было мелко написано "Берлин". Она сказала, что браунинг нашла на поле сражения и спрятала.
"Вместе со знаменем?",- спросил я.
"Да, вместе".
"А для чего Вам теперь это оружие?"
Она ответила, что пока была у немцев, хранила его, как оружие против посягателей и, вообще, когда она была на ускоренных курсах сестер милосердия, то доктора ей говорили, что сестры могут подвергнуться насилию и, для своего спокойствия, нужно иметь с собой цианистый калий в ампулке.
Она вынула ампулку и мне показала. "Полагаю, что Вам теперь ничего не грозит и Вы можете жить спокойно". "Нет, я снова поеду на фронт. Здесь мне нечего делать, а близких у меня нет",- ответила сестра.
На другой день я доложил полковнику Нарышкину о моем разговоре. Тот подумал и сказал : "Независимо от ответа Ставки, к аудиенции ее допускать нельзя".
Через несколько дней пришел ответ князя Орлова, что по его докладу о спасении знамени, Государь наградил сестру Сорокину Георгиевскими крестами 1-й и 2-й степеней.
Пришедшая в Канцелярию, сестра была торжественно встречена и награждена орденами. Особой радости я у нее не заметил и она даже спросила Нарышкина, будет ли принята Государем, на что тот ответил, что ввиду важных событий, Государь отбыл в действующую армию". - из воспоминаний члена Трофейной комиссии при Военно-Походной Его Императорского Величества Канцелярии - инженера К.Гейштора.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]