«Большую саблю подарю — будешь убивать коммунистов!» Как КГБ следил за Сергеем Параджановым
---
Девятого января исполняется 95 лет со дня рождения Сергея Параджанова. Настоящее Время публикует документы КГБ с упоминанием неугодного советской власти режиссера, найденные в архиве Службы безопасности Украины.
Впервые Параджанов привлек внимание чекистов еще в 1950-х годах — то есть на заре режиссерской карьеры, после переезда из Тбилиси в Киев.
«С его стороны фиксировались клеветнические суждения о "зажиме свободы созидания", о "партзаказах в искусстве"», — позже писали в КГБ о тех временах.
Вышедший в 1965 году фильм «Тени забытых предков» принес Параджанову признание в СССР и за его пределами. А вместе с ним — и пристальное внимание властей к автору, инаковость которого слишком контрастировала с советской действительностью.
«Тени» и лично Параджанова критиковали не только за отсутствие драматургии, «связи прошлого с настоящим» и «социального момента». Режиссера картины, вышедшей без русскоязычного дубляжа, обвиняли в «чрезмерном этнографизме» и подозревали в симпатиях к украинскому национализму, новая волна борьбы с которым как раз набирала обороты.
На протяжении последующего десятилетия, пока Параджанов жил в Украине, имя режиссера время от времени упоминалось в сообщениях руководства республиканского КГБ, адресованных первому секретарю Компартии Украины, руководителю советской республики (сначала — Петру Шелесту, позже — Владимиру Щербицкому).
«Красные комиссары» и «толстолобые»
Именно после триумфа «Теней», как утверждали чекисты, режиссер «стал вести себя более развязно, неоднократно заявлял, что по-настоящему могут оценить его искусство только на Западе, а не в СССР».
«Я первый поднял меч, чтобы изгнать из кинематографа красных комиссаров, надушенных "Красной Москвой"», «Я первый вырыл могилу соцреализму своими фильмами», — эти слова Параджанова, полные самолюбования и презрения к официальной культурной политике, выходили за круг его общения и приобщались к делу.
Доставалось от успешного режиссера не только «красным комиссарам кинематографа», но и компартии в целом. «Как поживаешь, мальчик? Я тебе подарю саблю, хочешь? Большую такую саблю подарю, будешь убивать ею коммунистов!» — так он обращался к сыну своего знакомого.
Судя по всему, Параджанова не слишком волновало то, что его смелые высказывания передадут «куда следует» — он, напротив, нередко осознанно нарывался. В 1968 году на присланную издательством «Советская энциклопедия» заметку о своем творчестве он ответил письмом, в котором, в частности, требовал: «Сообщите Вашим читателям, что я умер в 1968 году из-за геноцидной политики Советской власти».
В списке грехов режиссера оказались и подписи под коллективными письмами в защиту политзаключенных — украинских и не только. При этом он, бравируя, иногда требовал у инициаторов, чтобы его подпись стояла первой.
Автором одного из таких писем был известный диссидент, автор нашумевшего в те годы памфлета «Интернационализм или русификация?» Иван Дзюба. Его дружба с Параджановым регулярно упоминается на страницах документов спецслужбы.
Во время премьеры «Теней забытых предков» в киевском кинотеатре «Украина», после выступления Параджанова, Дзюба (вместе с Вячеславом Черноволом и Василием Стусом) устроил одну из самых известных акций украинских «шестидесятников» — поднялся на сцену и выступил с речью против арестов украинской интеллигенции. Режиссер о запланированном выступлении не знал, но позже отнесся к нему с одобрением.
В 1972 году Дзюбу арестовали. Режиссер планировал организовать кампанию за освобождение диссидента и других политзаключенных, материально поддерживал его семью, докладывали сотрудники КГБ.
О тех днях вспоминает супруга и соратница диссидента Марта Дзюба: «Не думаю, что он планировал организовывать массовую кампанию протеста — скорее всего это выдумка КГБ. Но меня он, конечно, поддерживал. В первую очередь морально. Что касается материальной помощи — он сам ничего не имел и часто ходил голодный. Но у него была хорошая знакомая Муся — директриса магазина «Сыры» на Крещатике. Благодаря ей Сергей доставал колбасу, сыр, масло высшего качества и приносил мне для передачек Ивану. Денег за это он, конечно же, не брал».
Марта Дзюба и Иван Дзюба. Фото автора
Пока муж находился в неволе, Марта Владимировна побывала на приеме у председателя КГБ Украины Виталия Федорчука (считается, что его специально прислали из Москвы в рамках усиления борьбы с украинским национальным движением). По ее словам, генерал-полковник испытывал особую ненависть к Параджанову.
«Спрашивает меня:
— Вы такая молодая красивая женщина, зачем вы общаетесь с этим педерастом?
Я ему говорю, что многие знакомые после ареста Ивана со мной здороваться боятся, а Сергей и дальше дружит, помогает и поддерживает.
— Как поддерживает?
— Ну вот колбасу достает для передач Ивану.
Федорчука это очень удивило. Смотрит на меня и спрашивает:
— А что, просто пойти купить колбасу нельзя?»
От одного из режиссеров киностудии имени Довженко чекисты узнали, что Параджанов «отрицательно влияет на воспитание молодых творческих работников».
Среди младших коллег, попавших под «пагубное влияние», в документах упомянут Юрий Ильенко, участвовавший в съемках «Теней» в качестве оператора.
Вот один из эпизодов, зафиксированных КГБ. В июле 1971 года на очередном пленуме Союза кинематографистов Украины с резко оппозиционными речами выступили двое из трехсот делегатов: Параджанов и Ильенко.
Первый «в грубых, истерических тонах» заявил, что ему мешают работать, заворачивая его сценарии — например, «Интермеццо». Режиссер позволил себе эмоциональные выпады в сторону коллег — назвал несколько фильмов, в том числе оскароносную картину «Война и мир» Сергея Бондарчука, «профессиональным браком» и «макулатурой». Он также предположил, что его учителя, покойные украинские режиссеры Игорь Савченко и Александр Довженко, в то время тоже остались бы в Украине без работы.
Ильенко поддержал старшего товарища: «Толстолобые зажимают этот талант».
«Выступления Ильенко и Параджанова были встречены присутствующими спокойно, многие заявления последнего — иронические, однако достойной отповеди никто из участников Пленума им не дал», — подчеркивает автор документа.
Сын Юрия Ильенко, народный депутат Андрей Ильенко, рассказывает, что отец, умерший в 2010 году, часто вспоминал о дружбе и работе с Параджановым. Отношения двоих кинематографистов не всегда были ровными — часто они портились из-за творческих разногласий. Так вышло и в ходе съемок «Теней» — оператор даже вызвал режиссера на дуэль на гуцульских пистолях (по легенде, мост, на котором собирались сразиться мужчины, рухнул, и дуэль сорвалась).
Позже, в конце 80-х, Ильенко выпустил фильм «Лебединое озеро. Зона», основанный на тюремных воспоминаниях Параджанова.
Билет в один конец
Не меньше, чем «отрицательное влияние» на работников киностудии, сотрудников КГБ беспокоило общение режиссера с иностранцами, которым он «сообщал тенденциозную информацию о советском искусстве».
Югославским гостям на съемках режиссер показал реквизитные кандалы, пояснив: «Это такая вещь, которая применяется у нас во время выборов в Советы».
А немцев из ФРГ он шокировал заявлением: «Мао Цзэдун пришел к неофашизму! Мы пришли к неофашизму! Мы пришли к пятидесятилетию к фашизму! … Я — результат фашистской теории в искусстве». В материалах дела эти цитаты подаются как «восхваление фашизма», а в более позднем документе наоборот утверждается, что режиссер называл себя жертвой фашистского советского режима.
После выхода «Теней» в студии обсуждалась будущая поездка съемочной группы в Париж. Параджанов потребовал билет только в одну сторону.
Какой-то француженке, приехавшей в Москву, режиссер якобы предлагал вступить в фиктивный брак для выезда за границу — сначала в Париж, потом в Бельгию. Он объяснил иностранке, что не находит взаимопонимания с коммунистами.
Любой «невозвращенец», особенно известный, становился головной болью для КГБ. Но слова о билете в один конец были брошены сгоряча после того, как Параджанова не пустили за границу, поясняет исследовательница творчества режиссера, куратор проекта «Параджанов-Арт» Елена Оганесян: «Это был очередной треп, протест "обиженного мальчика". Но в КГБ это все, получается, восприняли всерьез».
Параджанов вообще славился пристрастием к разного рода небылицам и мистификациям, которые чаще всего продуцировались просто из любви к искусству.
Одну из таких историй вспоминает Марта Дзюба: «Когда приезжал Де Голль в Киев (визит президента Франции в 1966 году — НВ), Параджанов рассказывал, как он его у себя дома принимал, чем угощал, какое вино давал. Он так правдоподобно рассказывал, что я поверила. Мы от него выходим, и я говорю: "Иван, а как же охрана [Де Голля]". Он надо мной смеется, а я поверила».
Некоторые сотрудники киностудии Довженко полагали (и делились этими соображениями), что «изменнические и антисоветского характера высказывания Параджанова являются проявлениями политической неграмотности, разболтанности, легкомыслия, стремления любыми путями добиться популярности, обратить на себя внимание».
Другой причиной выходок режиссера могли быть проблемы с психикой, предполагали в КГБ.
Те, кто бывал дома у Параджанова в Киеве, вспоминают его как необычайно радушного хозяина, превращавшего заурядную пирушку в умело срежиссированное действо. Знакомые вспоминают, что соседи не имели ничего против сотен посетителей, расстеленных прямо в подъезде ковров и льющегося рекой вина. Но есть и другой взгляд: «Многие из числа работников студии характеризуют его как морально разложившуюся личность, превратившего свою квартиру в место сборищ всякого рода сомнительных лиц, занимающихся пьянством, развратом, спекуляцией, политически вредными, а порой и антисоветскими разговорами».
Следили в КГБ и за здоровьем режиссера: в справке о Параджанове за декабрь 1971 года сообщалось, что тот лечился от венерического заболевания.
Пропавшие иконы
Не могло не привлечь внимание органов и то, что, «по имеющимся данным, Параджанов занимается скупкой и перепродажей иностранных товаров, старинных икон, антикварных предметов. В 1964 году, находясь на съемке кинофильма в Закарпатье, скупал в селах старинные иконы и реализовал их в г. Тбилиси».
Темы диссидентов и торговли антиквариатом переплелись в одной истории, которую режиссер очень тяжело переживал. В 1963 году, во время съемок «Теней забытых предков», Параджанов взял в церкви села Космач Ивано-Франковской области иконостас XVIII века. Реликвию должны были использовать в качестве реквизита для съемок в Киеве, после чего вернуть. Но администрация киностудии распорядилась иначе: иконостас передали на хранение в киевский Музей украинского искусства.
Решение объясняли неудовлетворительным состоянием храма в Космаче — у здания, построенного предводителем опришков (движение против крепостного права в XV-XIX веках — НВ) Олексой Довбушем, прогнила крыша, которая могла рухнуть и погубить иконы.
Жители села возмущались и требовали возвращения святыни. Крайним оказался Параджанов — режиссера обвиняли в том, что он лично присвоил иконостас для продажи. Как вспоминают близкие люди, Параджанов добивался возвращения раритета обратно в Космач — но все было тщетно.
Но чекистов интересовала не судьба исторического памятника, а то, что украинские диссиденты «использовали факт невозвращения иконостаса в церковь для подогревания националистических настроений у жителей села Космач». В справке упомянуты как местные жители, так и известные националисты из Киева и Львова, допускавшие антисоветские высказывания в связи с этой историей.
На следующий месяц после появления этого документа были арестованы некоторые из упомянутых диссидентов: Вячеслав Черновол, Иван Дзюба, Иван Светличный. Эпизод с иконостасом не стал главной причиной — в республике началась масштабная волна репрессий против интеллигенции). Все трое в итоге оказались в лагерях.
Та же участь ждала и ранее дважды судимого за «враждебную деятельность» космачского священника Василия Романюка, который из-за пропажи иконостаса «пытался спровоцировать верующих на антиобщественные действия». В 1990-х, после долгих лет заключения и эмиграции, Романюк (под именем Владимир) возглавил Украинскую православную церковь Киевского патриархата.
Несмотря на второстепенную роль Параджанова в той истории (с точки зрения КГБ), к сообщению была прикреплена справка именно о нем. Документ интересен тем, что в нем есть две фотографии режиссера (судя по всему, переснятые чекистами с оригиналов).
Как рассказала Елена Оганесян, первый снимок довольно известен и имеет свою предысторию. Отец режиссера Иосиф умер в постели с молодой девушкой. Когда мать Сергея Параджанова Сиран узнала об измене мужа, она схватила его фотографию и порвала. Параджанов взял обрывок портрета и приложил к лицу, показывая, как он похож на отца, и сфотографировался с матерью.
Фото из материалов КГБ УССР
А вот второе фото, на котором режиссер запечатлен в женском платье (или его подобии), никто из знавших его людей раньше не видел.
Фото из материалов КГБ УССР
«Такая фотография не могла лежать где-то на видном месте. Переснять ее мог тот, кому Параджанов бесконечно доверял. Даже в наше время такое не везде покажешь», — полагает Елена Михайловна.
Вместе с этим загадочным кадром было снято изображение мужчины — видимо, кого-то из предков Параджанова.
Фото из материалов КГБ УССР
«Враждебные действия Параджанова были пресечены»
«С 1964 года до настоящего времени на киностудии им. Довженко Параджановым не создано ни одного фильма», — сообщали КГБшники в 1971 году. Но не уточняли, что после «Теней» попавшему в опалу режиссеру попросту не давали работать в Украине — чиновники сворачивали начатые им проекты. А вот в Армении ему дышалось немного легче — там он снял картину «Саят-Нова» («Цвет граната»).
В декабре 1973 года режиссера, приехавшего в Киев к больному сыну, арестовали. Обвинили его не в «антисоветчине», которую тщательно фиксировали несколько лет, а в мужеложстве. Параджанов действительно был бисексуалом. Режиссера подозревали по нескольким статьям, но в приговоре остались два обвинения: мужеложство (в том числе с применением насилия) и распространение порнографии (порножурнал и карты, показанные знакомым).
В чекистских документах подробности отсутствуют — формально КГБ не мог вмешиваться в расследование, так как дела по этим статьям УК УССР вела милиция.
Странным выглядит, что КГБ никак не упоминает гомосексуальные отношения Параджанова — при том, как подробно описана частная жизнь режиссера. В справках почему-то нет ни слова и о первой судимости — в далеком 1948 году все за то же мужеложство. Среди посвященных Параджанову сообщений КГБ есть два момента, наталкивающих на мысль о том, что без участия спецслужбы в уголовном преследовании все же не обошлось.
Во-первых, в декабре 1973 года (арест уже произошел, но в документе о нем ни слова) КГБ уведомляет главу Компартии Украины Владимира Щербицкого о жалобах Параджанова кому-то из знакомых на «развращенную» киевскую школу, в которой учился его сын. Далее следует справка о той самой школе — сказанное режиссером привлекло внимание КГБ. Но тут важно другое: выходит, еще в ноябре за ним наблюдали, оперативным путем фиксируя содержание его частных разговоров. Совсем скоро в милицию поступил донос на «развратника и педераста Параджанова Сергея». В считанные дни милиция нашла подтверждение изложенным фактам и возбудила дело.
После приговора появляется новое сообщение: «Враждебные действия Параджанова были пресечены в декабре 1973 года органами прокуратуры с использованием наших (то есть КГБ — НВ) материалов о его аморальном образе жизни и спекулятивных сделках».
Все близкие к режиссеру люди не сомневались: мужеложство — лишь повод посадить его.
«Арест Параджанова вызвал различные домыслы и кривотолки о том, что он был взят под стражу якобы за отказ подписать заявление группы советских украинских деятелей искусств в связи с антиобщественной деятельностью Сахарова и Солженицына», — сообщали руководителю советской Украины чекисты.
Сам Параджанов, беседуя с замначальника колонии, выдвинул свою версию: его наказали за то, что «Тени забытых предков» «были взяты на вооружение закордонными и местными националистами, а органы власти посчитали, что он "является их идеологом"».
Довольно правдоподобной выглядит версия о том, что истинной причиной уголовного преследования послужила личная обида кого-то из украинских партийных начальников. В своих разговорах Параджанов ругал не только абстрактных «коммунистов», но и конкретных представителей номенклатуры. Чаще всего в этом свете вспоминают фамилию Щербицкого — глава советской Украины отвечал взаимной неприязнью.
Мотивы для ненависти были и у заместителя председателя отдела культуры ЦК КПУ Сергея Безклубенко, которого режиссер с издевкой называл «Киноклубенко». В чекистском сообщении процитировано высказывание Параджанова об этом партийном функционере: «При посещении ЦК КПУ я везде чувствовал к себе оскорбительное отношение — и в беседе с работником ЦК т. Бесклубенко (так в документе — НВ), и в раздевалке, где висело 600 пыжиковых шапок, а мою фуражку бросили с омерзением».
Фразу режиссера о шапках вспоминает и Елена Оганесян, но в несколько ином контексте.
«Параджанова спросили, что во время визита в ЦК КПУ его больше всего поразило — ведь он общался с "самыми продвинутыми", "сильными мира сего". А он ответил, что еще нигде не видел такого количества пыжиковых шапок, как в гардеробе ЦК», — рассказывает куратор «Параджанов-Арт».
Есть и другие версии преследования — например, из-за якобы доставшихся Параджанову от отца-антиквара бриллиантах, на которые положил глаз кто-то из советской верхушки (например, дочь генсека Галина Брежнева).
Прощание с Украиной
После осуждения информация о режиссере «Теней забытых предков» продолжала поступать КГБшникам — теперь уже из зоны.
«Находясь в местах заключения (ИТУ ИВ-301/39 пос. Губник Винницкой области), Параджанов первоначально высказывал намерение покончить жизнь самоубийством, однако впоследствии подобных настроений с его стороны не отмечалось», — докладывал Щербицкому председатель КГБ УССР Федорчук.
В сообщениях этого периода не упомянуты ни страдания режиссера из-за пребывания на низшей ступени тюремной иерархии (из-за статьи, по которой он сидел), ни сильно подорванное в неволе здоровье. Зато отмечается, что на путь исправления он не встал и продолжает «клеветать на советскую действительность».
«...вот мне за мои фильмы в г. Чикаго поставили бронзовый бюст (КГБ при СМ УССР об этом не известно), меня признала Америка, а хохлы не хотят признавать, ... если бы я в своих фильмах показывал сплошные кукурузные поля и на них главными героями сделал бы председателей и партком, вот тогда Первый секретарь ЦК КПУ дал бы мне Золотую звезду», — говорил Параджанов одному из заключенных.
Бронзовый бюст в Чикаго — это, конечно, такой же плод параджановской фантазии, как и дружеские посиделки с Де Голлем или подарки от английской королевы. По мнению Марты Дзюбы, слово «хохлы» в данном контексте нельзя считать проявлением украинофобии — этим словом заключенный назвал представителей власти республики.
В документе упомянут Иван Дзюба — теперь уже он, выйдя на свободу, вместе с супругой отправлял другу семьи передачи в колонию. Марта Владимировна вспоминает, что паковала передачи вместе с мужем — это были, в частности, теплые вещи и книги.
Еще во время судебного процесса началась кампания за освобождение Параджанова. Коллегу поддержали мэтры советского и мирового кино — Тарковский, Феллини, Годар и другие. Подключилась и зарубежная пресса.
Комитет пытался нейтрализовать кампанию, подкинув западным журналистам компромат на осужденного по части «аморалки».
«С целью компрометации зарубежных антисоветских идеологических центров и предупреждения дальнейшего распространения тенденциозных слухов в июне 1974 года через возможности КГБ при СМ СССР к сведению иностранных журналистов, аккредитованных в Москве, была доведена опубликованная в газете "Вечерний Киев" статья "Именем закона", в которой указывалось, что Параджанов разрушил семью, стал на путь половой распущенности, превратил свою квартиру в притон разврата».
Так сотрудники КГБ пересказали колонку заместителя прокурора Киева о проделках местных алкоголиков и хулиганов. Параджанову, как и другим, посвящен маленький абзац.
«В результате этих мер советская и международная общественность получила возможность по достоинству оценить подлинное лицо Параджанова и тех, кто собирался выступать в его защиту», — пафосно отчитывалась спецслужба о проведенной операции.
Голоса в поддержку заключенного мастера не смолкали, и в конце концов власть уступила: в 1977 году Параджанова помиловали и освободили.
До КГБ доходили высказывания режиссера о намерении после выхода на свободу навсегда покинуть Украину (но продолжать снимать о ней фильмы). Так и произошло — Сергей Параджанов уехал в родной Тбилиси.
Автор Эдуард Андрющенко
Источник - Настоящее время
Взято: vakin.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]