"Я при немцах служил полицаем в КРИПО"
---
Страшные байки полицая.)
"Я при немцах служил в полиции. В Минске. Был грех. Давайте избегать крайностей и штампов, ладно? Я вам не буду свистеть про безвинную жертву сталинских репрессий, как это нынче модно среди определенного народа.
Не был я ни безвинной жертвой, ни идейным борцом против коммунизма. Мне в свое время просто хотелось жить по возможности уютнее и безопаснее, вот и все. За немцами была сила, казалось, что они - насовсем.
И потом, никакой я не каратель. Хотите верьте, хотите нет. Я, между прочим, был следователем крипо. Криминальная полиция. По-советски - попросту уголовный розыск. Карателям потом давали срока невероятно увесистые, да вдобавок многим - стенку. А я словил червонец, отсидел девять, в пятьдесят четвертом годик срезали и выпустили. Карателям червонец обычно не давали...
В общем, я служил в крипо. Оккупация - вещь сложная, вы только поймите меня правильно. Вот вы как думаете: наши завзятые советские уркаганы с приходом немцев что, поголовно подались в подпольщики и партизаны? Держите карман шире.
"Совейцкая малина врагу сказала нет"? Это только они в своих песенках так лепили. На самом деле любая смена власти, оккупация, все эти резкие переломы - та самая мутная водичка, в которой хищные рыбки ловят своего червячка...
Кто гопстопничал при Советах, так и продолжал при немцах. А если такие и подавались в партизанские отряды, то эти отряды были исключительно бандами под партизанской маской. Настоящие партизаны их давили почем зря. Даже смешно порой было думать: с одной стороны - мы, с другой - партизаны... "А ты не воруй"
И потом, у немцев были свои уголовнички. Обыкновенные уголовные элементы. И они тоже сплошь и рядом перебирались на оккупированные территории, считая, что там им будет рай земной. А хрен в губки! Конечно, на оккупированных теренах и в самом деле не было такого порядка, как в рейхе, но и никакой анархии не было. Все механизмы работали четко, насколько это было возможно.
Но мы не о том... Короче, я занимался чистой уголовщиной, на политике у нас сидели другие. И однажды послало меня начальство в командировку в один небольшой городок, какой именно, никому не интересно. Какая разница?
Там стукнули полицейского. Бабахнули в башку из-за угла и положили на месте. Внешне это вроде бы походило на обычные штучки подпольщиков, но дело было темное. Имелись о том агентурные сообщения.
Партизанскую версию, понятно, тоже отрабатывали со всем усердием, со мной не зря поехал Антон из СД, но, повторяю, была информация, что это никакие не партизаны, а попросту не поделили что-то меж собой сами местные полицейские.
То ли один у другого отбил коханку, то ли тот, кто убил, хотел сесть на место того, кого убили. Вот нам и предстояло провести следствие согласно заведенному немецкому порядку.
Забегая вперед, я вам сразу скажу: как Антон ни дергался, стараясь выслужиться по своей линии, но очень быстро выяснилось, что там и в самом деле чистейший криминаль. Не только баба всему причиной, но и золото.
Взяли приличную кучку рыжья вдвоем, один соображал побыстрее и решил не делиться. Я заранее про это рассказываю, потому что в самом расследовании нет ничего интересного, никакой чертовщины. Чертовщина там была в другом совершенно...
Ну, мы приехали, пошли домой к покойному, когда уже стемнело. Шли без опаски - немцы в том районе хорошо почистили округу, и потом, через городок как раз перебрасывали на восток войска, там солдат было столько, что ни один толковый партизан и близко б не полез. Время что-то около полуночи.
Ввалились мы туда в самый интересный момент, когда в доме определенно что-то происходило: я, Антон и двое хлопцев из патрульной полиции, которых мы на всякий пожарный прихватили с собой, только переодели в цивильное. Мало ли зачем понадобятся.
Если заранее есть сведения, что дело склизкое, лишняя осторожность не помешает. В то время иногда крутили самые поганые комбинации. Тот, кто его порешил, мог где-нибудь за городом и нашу машину подстеречь, а потом свалить на партизан.
Зашли мы, а там - настоящий бардак. Родные орут, цепляются за попа, а поп выдирается, норовит выскочить из дома и орет: - Не буду я по вашему покойнику читать, не буду!
Ну, мы этот бардак пресекаем моментально - рявкнули пару раз, все и притихло. Антон - мужичок был прыткий и жадный до карьеры - с ходу хватает этого попа за глотку без всякого почтения к сану и ласково, тихонечко, по своему обыкновению, у него интересуется:
- А объясните, кали ласка, человек добрый, отчего это вы не хотите читать по убиенному служителю закона и порядка? Може, тут политика? Може, вы исключительно по красным читаете? Тогда так и скажите, мы ж не звери, неволить вас не будем, негоже заставлять человека поступать против убеждений...
И, по роже видно, уже защелкала у него в голове машинка, стал прикидывать, как из этого попа сделать партизанского связного. Или по крайней мере сочувствующего лесным бандитам. Ну, СД, ясное дело, у них свой порядок и отчетность.
Только смотрю я на этого попика, и начинаю думать, что на идейного он не похож ничуточки. Обыкновенный сельский попишка, зашмурканный, всякого куста боится. У меня такой, прости господи, состоял в осведомителях, и рабочий псевдоним я ему дал - Архангел. Молодой был, любил пошутить.
Попишка обмер окончательно - и давай блеять, что он ничего такого не имел в виду, и никаких убеждений у него нет. А читать он не хочет оттого, что страшно ему. Покойник, мол, так и норовит из гроба вывалиться...
А я смотрю по сторонам искоса, украдкой, как меня учили на курсах. И вижу на рожах скорбящей родни примечательное такое выражение - словно и не удивлены они, а пристыжены, что ли. Полное впечатление, что они прекрасно знают, о чем попик болтает.
И дальше я работаю на чистых, учено говоря, инстинктах. Вежливо отодвигаю моего пана Антона, чтобы не спешил клеить свою политику куда только возможно - у меня ж свой порядок и своя отчетность - столь же вежливо загоняю попа в угол и начинаю его разрабатывать.
Он от страха едва ли не писается, но упрямо твердит, что говорит чистейшую правду: мол, покойник, хвала господу и на том, в его присутствии не ходил и вообще не шевелился. Но вот, стоит только выйти ненадолго, как находишь его, покойного, то есть, в совершенно другом положении...
И вот тут пошли лоб в лоб моя выучка - я к тому времени имел кое-какой опыт - с моими же жизненным установками. С одной стороны, не верю я ни в какую чертовщину. Еще и оттого, что тот, кто видел в работе нашего полицайобермайстера, никаких чертей уже не будет бояться и верить в них не станет.
А с другой - смотрю я на попа, смотрю я на присмиревших родственничков и все сильнее убеждаюсь: стоит за этим что-то, ох, стоит, не все так просто...
Сдаю я попа под присмотр одному из наших и берусь за вдову. Вдова, путаясь в слезах и соплях, мне очень быстро выкладывает, что и в самом деле тут имеет место быть некоторая несуразица: покойник и в самом деле в гробу... того... маленечко ворочается. А поп, вместо того, чтобы отмолить его у нечистой силы, как правильному служителю божьему и положено, сбежать норовит, убоявшись трудностей.
Честно скажу, я разозлился. Не на шутку. Старшим в нашей группе назначили меня, и, понятно, следовало показать себя перед начальством в лучшем свете. А если при этом удастся утереть нос гестапо в лице Антона, то получится совсем хорошо. Самое время начинать работать, качественно и вдумчиво. А мне тут голову дурят ворочающимися покойниками.
Входим в соседнюю комнату. Полумрак, только в углу каганец горит - какое в то время электричество в обывательском доме? - посреди комнаты стоит основательная такая лавка, а на ней - трумна. Пустая. А покойник лежит на полу вниз лицом, так что превосходно видно входное отверстие в затылке..
Тут вдова рушится в обморок, а кто-то из родственников мужского пола берет меня за локоток и боязливо этак поясняет: когда все сюда заходили в последний раз, покойник лежал в гробу по всем правилам, как им и полагается.
Ну, не бардак? Спокойно, говорю я себе, не заводись. Работай спокойно, как учили. У тебя ж будет время потом с ними со всеми по душам поговорить, если выяснится, что это они шутки шутят над панами следователями из самого Минска.
Начинаю отдавать распоряжения спокойным голосом, с ледяной вежливостью. Мол, не будет ли панство так любезно положить родного усопшего обратно в трумну, где ему самое место?
Поднимают они покойника. Зрелище еще то - потому что у него имеется еще и выходное отверстие, отчего вместо нормальной физиономии получилось черт-те что. Выходное отверстие всегда побольше входного, если не знаете.
Ладненько. Убедившись, что покойника уложили нормально, ухожу сам, увожу с собой всю ораву и начинаю работать, не отвлекаясь на всякую чертовщину: опрашиваю родных касательно вещей сугубо земных, материальных - насильственной смерти. Как положено, интересуюсь, кто где был, кто кого подозревает, не замечали ли перед убийством чего-то подозрительного.
Протоколирую. И слышу, что в соседней комнате что-то легонько этак шумнуло. Не особенно и громкий звук, вовсе не похоже, будто упало что-то тяжелое. Просто легонький шум, и все тут...
Вхожу. А покойник опять на полу валяется. Вниз лицом, руки, как и полагается, на груди скрещены, вытянулся весь, закостенел уже.. Думаю: вашу мать! Кто же со мной шутки-то шутит?
Закипаю, но держусь. Снова зову родственничков, велю умостить покойного в гробу. Еще раз осматриваю комнату - никому постороннему тут спрятаться решительно негде. Окошко изнутри заложено на шпингалеты, и держат они, я проверил, крепко.
Решаю провести следственный эксперимент. Ставлю снаружи, под окошком, обоих своих хлопцев с ясным и недвусмысленным приказом: если кто-то попытается лезть внутрь с улицы, брать живьем, но при необходимости применять оружие.
Потом снова за стеной - шурх! Я - туда. А он, холера ясна, опять на полу. Распахиваю окошко, высовываюсь - стоят мои орлы на боевом посту и клянутся, что ни единой живой души и близко не было.
Университетов я не кончал, но знаю, что такое летаргический сон. Начинаю покойничка ощупывать и шевелить. И очень быстро убеждаюсь, что никаким летаргическим сном тут и не пахнет. Самый настоящий покойник, мертвее мертвого. Окоченел, еще не пахнет, но пятна пошли. Застылый. С такой дырой в башке летаргического сна не бывает, а случается только вечный. Но вот поди ж ты, не лежится ему...
Опять командую, чтобы положили на месте. Выгоняю всех, остаюсь с ним в комнатке сам на сам. Посижу, похожу, опять сяду. Подумал и закурил - авось не обидится, свой брат, полицейский...
Никаких сверхъестественных чудес не происходит. Лежит себе, как лежал. Только чем дальше, тем мне становится не по себе. Каганец коптит, пламешко неяркое, тени начинают по стенам ползать такие корявые. То ли от моих шагов ветерок, то ли пес его маму ведает. И начинает казаться от этих теней и тусклого огонька, что мертвец пошевеливается, ухмыльнуться пробует, губами дергает, положение ручонок меняет...
Ничего не могу с собой поделать. Мурашки по спине, и все тут. Ночь, мрак за окном, коптилка едва горит, и этот... Внушаю себе, что бояться нечего. Все страхи - глупые и беспочвенные. Мертвые наяву не ходят.
В кармане у меня пистолет с двумя запасными обоймами и вдобавок граната. В соседней комнате - мой колежанек пан Антон, хотя и сволочь, но мужик отчаянный и вооруженный до зубов. А за окошком, близехонько - еще двое збройных, видавших виды. Нечего бояться. И все равно, заползает в меня какой-то липконький страх, не могу там больше оставаться, и все тут...
Не вытерпел, ушел. И что вы думаете? Пяти минут не прошло, как в комнате снова зашуршало, и мертвец оказался на полу... Ни нормальной обстановки для следствия, ни порядка. Родня воем воет, вдова опять без чувств, а попишка рвется наружу, христом-богом молит отпустить его из уважения к сану, твердит, что покойник из-за грехов его по-христиански ни за что упокоиться не может, так и будет кувыркаться до первых петухов...
Не знаю, что и делать. Тупик. Меня все это не так пугает, как злит. Даже Антона проняло, хотя он до того не боялся ни бога, ни черта. Шепчет мне на ухо:
- А знаете что, пан Евген? Давайте-ка всю эту компанию загоним в подвал при местном СД и там потолкуем с ними уже не торопясь. А домик сожжем к чертовой матери вместе с этим непоседой. Потом придумаем, как это отразить на бумаге. У меня тут есть камерад в зондеркоманде, возьмем огнемет на полчасика... Покойник все равно уже врачами обследован и для следствия не очень-то и необходим. Не лежится ему, курве... Я ему покувыркаюсь...
А с другой стороны, скулит попишка, опять за свое: мол, грешен был покойник, грешен, гроб его не принимает...Ладно, я старший. Принимаю решение в духе ясновельможного круля Соломона.
Всю родню отсюда и в самом деле убрать, но не тащить их в подвал, что мы там-то скажем? - а переместить их всех в местную криминаль - полицию. Никаких огнеметов, разумеется, привлекать не будем - как потом отпишемся? Немецкий порядок не предусматривает никаких ссылок на мистические обстоятельства и прочую чертовщину...
Так и сделали. Постановили считать, что ничего мы не видели и покойник при нас из трумны на пол не путешествовал. С какими глазами я бы потом излагал всю эту мистику? Начали нормальное следствие.
И к следующему вечеру, как я уже говорил, размотали клубочек, выяснили и насчет той бабы, и насчет золота, которое не поделили. Взяли стрелка, и сознался он у нас быстренько, еще до применения активного следствия.
И уехали. С разоблаченным виновником и грамотно составленным отчетом. Между прочим, начальство мне вынесло благодарность за грамотное и в сжатые сроки проведенное следствие. Я человек великодушный, отметил участие Антона - с гестапо ссориться не следовало, хорошие с ними отношения всегда пригодятся.
Вот... А что там было дальше, как хоронили покойничка и не случалось ли с ним потом чего примечательного... Понятия не имею, не интересовался. Зачем оно мне? И без того хлопот полон рот. Да, а попик был прав, кончено - грехов на нем было, как блох на барбоске... Но это уж не моя забота, мне ему цветов на могилку не носить."
https://www.e-reading.club/chapter.php/9653/21/Bushkov_-_NKVD._Voiina_s_nevedomym.html
"Я при немцах служил в полиции. В Минске. Был грех. Давайте избегать крайностей и штампов, ладно? Я вам не буду свистеть про безвинную жертву сталинских репрессий, как это нынче модно среди определенного народа.
Не был я ни безвинной жертвой, ни идейным борцом против коммунизма. Мне в свое время просто хотелось жить по возможности уютнее и безопаснее, вот и все. За немцами была сила, казалось, что они - насовсем.
И потом, никакой я не каратель. Хотите верьте, хотите нет. Я, между прочим, был следователем крипо. Криминальная полиция. По-советски - попросту уголовный розыск. Карателям потом давали срока невероятно увесистые, да вдобавок многим - стенку. А я словил червонец, отсидел девять, в пятьдесят четвертом годик срезали и выпустили. Карателям червонец обычно не давали...
В общем, я служил в крипо. Оккупация - вещь сложная, вы только поймите меня правильно. Вот вы как думаете: наши завзятые советские уркаганы с приходом немцев что, поголовно подались в подпольщики и партизаны? Держите карман шире.
"Совейцкая малина врагу сказала нет"? Это только они в своих песенках так лепили. На самом деле любая смена власти, оккупация, все эти резкие переломы - та самая мутная водичка, в которой хищные рыбки ловят своего червячка...
Кто гопстопничал при Советах, так и продолжал при немцах. А если такие и подавались в партизанские отряды, то эти отряды были исключительно бандами под партизанской маской. Настоящие партизаны их давили почем зря. Даже смешно порой было думать: с одной стороны - мы, с другой - партизаны... "А ты не воруй"
И потом, у немцев были свои уголовнички. Обыкновенные уголовные элементы. И они тоже сплошь и рядом перебирались на оккупированные территории, считая, что там им будет рай земной. А хрен в губки! Конечно, на оккупированных теренах и в самом деле не было такого порядка, как в рейхе, но и никакой анархии не было. Все механизмы работали четко, насколько это было возможно.
Но мы не о том... Короче, я занимался чистой уголовщиной, на политике у нас сидели другие. И однажды послало меня начальство в командировку в один небольшой городок, какой именно, никому не интересно. Какая разница?
Там стукнули полицейского. Бабахнули в башку из-за угла и положили на месте. Внешне это вроде бы походило на обычные штучки подпольщиков, но дело было темное. Имелись о том агентурные сообщения.
Партизанскую версию, понятно, тоже отрабатывали со всем усердием, со мной не зря поехал Антон из СД, но, повторяю, была информация, что это никакие не партизаны, а попросту не поделили что-то меж собой сами местные полицейские.
То ли один у другого отбил коханку, то ли тот, кто убил, хотел сесть на место того, кого убили. Вот нам и предстояло провести следствие согласно заведенному немецкому порядку.
Забегая вперед, я вам сразу скажу: как Антон ни дергался, стараясь выслужиться по своей линии, но очень быстро выяснилось, что там и в самом деле чистейший криминаль. Не только баба всему причиной, но и золото.
Взяли приличную кучку рыжья вдвоем, один соображал побыстрее и решил не делиться. Я заранее про это рассказываю, потому что в самом расследовании нет ничего интересного, никакой чертовщины. Чертовщина там была в другом совершенно...
Ну, мы приехали, пошли домой к покойному, когда уже стемнело. Шли без опаски - немцы в том районе хорошо почистили округу, и потом, через городок как раз перебрасывали на восток войска, там солдат было столько, что ни один толковый партизан и близко б не полез. Время что-то около полуночи.
Ввалились мы туда в самый интересный момент, когда в доме определенно что-то происходило: я, Антон и двое хлопцев из патрульной полиции, которых мы на всякий пожарный прихватили с собой, только переодели в цивильное. Мало ли зачем понадобятся.
Если заранее есть сведения, что дело склизкое, лишняя осторожность не помешает. В то время иногда крутили самые поганые комбинации. Тот, кто его порешил, мог где-нибудь за городом и нашу машину подстеречь, а потом свалить на партизан.
Зашли мы, а там - настоящий бардак. Родные орут, цепляются за попа, а поп выдирается, норовит выскочить из дома и орет: - Не буду я по вашему покойнику читать, не буду!
Ну, мы этот бардак пресекаем моментально - рявкнули пару раз, все и притихло. Антон - мужичок был прыткий и жадный до карьеры - с ходу хватает этого попа за глотку без всякого почтения к сану и ласково, тихонечко, по своему обыкновению, у него интересуется:
- А объясните, кали ласка, человек добрый, отчего это вы не хотите читать по убиенному служителю закона и порядка? Може, тут политика? Може, вы исключительно по красным читаете? Тогда так и скажите, мы ж не звери, неволить вас не будем, негоже заставлять человека поступать против убеждений...
И, по роже видно, уже защелкала у него в голове машинка, стал прикидывать, как из этого попа сделать партизанского связного. Или по крайней мере сочувствующего лесным бандитам. Ну, СД, ясное дело, у них свой порядок и отчетность.
Только смотрю я на этого попика, и начинаю думать, что на идейного он не похож ничуточки. Обыкновенный сельский попишка, зашмурканный, всякого куста боится. У меня такой, прости господи, состоял в осведомителях, и рабочий псевдоним я ему дал - Архангел. Молодой был, любил пошутить.
Попишка обмер окончательно - и давай блеять, что он ничего такого не имел в виду, и никаких убеждений у него нет. А читать он не хочет оттого, что страшно ему. Покойник, мол, так и норовит из гроба вывалиться...
А я смотрю по сторонам искоса, украдкой, как меня учили на курсах. И вижу на рожах скорбящей родни примечательное такое выражение - словно и не удивлены они, а пристыжены, что ли. Полное впечатление, что они прекрасно знают, о чем попик болтает.
И дальше я работаю на чистых, учено говоря, инстинктах. Вежливо отодвигаю моего пана Антона, чтобы не спешил клеить свою политику куда только возможно - у меня ж свой порядок и своя отчетность - столь же вежливо загоняю попа в угол и начинаю его разрабатывать.
Он от страха едва ли не писается, но упрямо твердит, что говорит чистейшую правду: мол, покойник, хвала господу и на том, в его присутствии не ходил и вообще не шевелился. Но вот, стоит только выйти ненадолго, как находишь его, покойного, то есть, в совершенно другом положении...
И вот тут пошли лоб в лоб моя выучка - я к тому времени имел кое-какой опыт - с моими же жизненным установками. С одной стороны, не верю я ни в какую чертовщину. Еще и оттого, что тот, кто видел в работе нашего полицайобермайстера, никаких чертей уже не будет бояться и верить в них не станет.
А с другой - смотрю я на попа, смотрю я на присмиревших родственничков и все сильнее убеждаюсь: стоит за этим что-то, ох, стоит, не все так просто...
Сдаю я попа под присмотр одному из наших и берусь за вдову. Вдова, путаясь в слезах и соплях, мне очень быстро выкладывает, что и в самом деле тут имеет место быть некоторая несуразица: покойник и в самом деле в гробу... того... маленечко ворочается. А поп, вместо того, чтобы отмолить его у нечистой силы, как правильному служителю божьему и положено, сбежать норовит, убоявшись трудностей.
Честно скажу, я разозлился. Не на шутку. Старшим в нашей группе назначили меня, и, понятно, следовало показать себя перед начальством в лучшем свете. А если при этом удастся утереть нос гестапо в лице Антона, то получится совсем хорошо. Самое время начинать работать, качественно и вдумчиво. А мне тут голову дурят ворочающимися покойниками.
Входим в соседнюю комнату. Полумрак, только в углу каганец горит - какое в то время электричество в обывательском доме? - посреди комнаты стоит основательная такая лавка, а на ней - трумна. Пустая. А покойник лежит на полу вниз лицом, так что превосходно видно входное отверстие в затылке..
Тут вдова рушится в обморок, а кто-то из родственников мужского пола берет меня за локоток и боязливо этак поясняет: когда все сюда заходили в последний раз, покойник лежал в гробу по всем правилам, как им и полагается.
Ну, не бардак? Спокойно, говорю я себе, не заводись. Работай спокойно, как учили. У тебя ж будет время потом с ними со всеми по душам поговорить, если выяснится, что это они шутки шутят над панами следователями из самого Минска.
Начинаю отдавать распоряжения спокойным голосом, с ледяной вежливостью. Мол, не будет ли панство так любезно положить родного усопшего обратно в трумну, где ему самое место?
Поднимают они покойника. Зрелище еще то - потому что у него имеется еще и выходное отверстие, отчего вместо нормальной физиономии получилось черт-те что. Выходное отверстие всегда побольше входного, если не знаете.
Ладненько. Убедившись, что покойника уложили нормально, ухожу сам, увожу с собой всю ораву и начинаю работать, не отвлекаясь на всякую чертовщину: опрашиваю родных касательно вещей сугубо земных, материальных - насильственной смерти. Как положено, интересуюсь, кто где был, кто кого подозревает, не замечали ли перед убийством чего-то подозрительного.
Протоколирую. И слышу, что в соседней комнате что-то легонько этак шумнуло. Не особенно и громкий звук, вовсе не похоже, будто упало что-то тяжелое. Просто легонький шум, и все тут...
Вхожу. А покойник опять на полу валяется. Вниз лицом, руки, как и полагается, на груди скрещены, вытянулся весь, закостенел уже.. Думаю: вашу мать! Кто же со мной шутки-то шутит?
Закипаю, но держусь. Снова зову родственничков, велю умостить покойного в гробу. Еще раз осматриваю комнату - никому постороннему тут спрятаться решительно негде. Окошко изнутри заложено на шпингалеты, и держат они, я проверил, крепко.
Решаю провести следственный эксперимент. Ставлю снаружи, под окошком, обоих своих хлопцев с ясным и недвусмысленным приказом: если кто-то попытается лезть внутрь с улицы, брать живьем, но при необходимости применять оружие.
Потом снова за стеной - шурх! Я - туда. А он, холера ясна, опять на полу. Распахиваю окошко, высовываюсь - стоят мои орлы на боевом посту и клянутся, что ни единой живой души и близко не было.
Университетов я не кончал, но знаю, что такое летаргический сон. Начинаю покойничка ощупывать и шевелить. И очень быстро убеждаюсь, что никаким летаргическим сном тут и не пахнет. Самый настоящий покойник, мертвее мертвого. Окоченел, еще не пахнет, но пятна пошли. Застылый. С такой дырой в башке летаргического сна не бывает, а случается только вечный. Но вот поди ж ты, не лежится ему...
Опять командую, чтобы положили на месте. Выгоняю всех, остаюсь с ним в комнатке сам на сам. Посижу, похожу, опять сяду. Подумал и закурил - авось не обидится, свой брат, полицейский...
Никаких сверхъестественных чудес не происходит. Лежит себе, как лежал. Только чем дальше, тем мне становится не по себе. Каганец коптит, пламешко неяркое, тени начинают по стенам ползать такие корявые. То ли от моих шагов ветерок, то ли пес его маму ведает. И начинает казаться от этих теней и тусклого огонька, что мертвец пошевеливается, ухмыльнуться пробует, губами дергает, положение ручонок меняет...
Ничего не могу с собой поделать. Мурашки по спине, и все тут. Ночь, мрак за окном, коптилка едва горит, и этот... Внушаю себе, что бояться нечего. Все страхи - глупые и беспочвенные. Мертвые наяву не ходят.
В кармане у меня пистолет с двумя запасными обоймами и вдобавок граната. В соседней комнате - мой колежанек пан Антон, хотя и сволочь, но мужик отчаянный и вооруженный до зубов. А за окошком, близехонько - еще двое збройных, видавших виды. Нечего бояться. И все равно, заползает в меня какой-то липконький страх, не могу там больше оставаться, и все тут...
Не вытерпел, ушел. И что вы думаете? Пяти минут не прошло, как в комнате снова зашуршало, и мертвец оказался на полу... Ни нормальной обстановки для следствия, ни порядка. Родня воем воет, вдова опять без чувств, а попишка рвется наружу, христом-богом молит отпустить его из уважения к сану, твердит, что покойник из-за грехов его по-христиански ни за что упокоиться не может, так и будет кувыркаться до первых петухов...
Не знаю, что и делать. Тупик. Меня все это не так пугает, как злит. Даже Антона проняло, хотя он до того не боялся ни бога, ни черта. Шепчет мне на ухо:
- А знаете что, пан Евген? Давайте-ка всю эту компанию загоним в подвал при местном СД и там потолкуем с ними уже не торопясь. А домик сожжем к чертовой матери вместе с этим непоседой. Потом придумаем, как это отразить на бумаге. У меня тут есть камерад в зондеркоманде, возьмем огнемет на полчасика... Покойник все равно уже врачами обследован и для следствия не очень-то и необходим. Не лежится ему, курве... Я ему покувыркаюсь...
А с другой стороны, скулит попишка, опять за свое: мол, грешен был покойник, грешен, гроб его не принимает...Ладно, я старший. Принимаю решение в духе ясновельможного круля Соломона.
Всю родню отсюда и в самом деле убрать, но не тащить их в подвал, что мы там-то скажем? - а переместить их всех в местную криминаль - полицию. Никаких огнеметов, разумеется, привлекать не будем - как потом отпишемся? Немецкий порядок не предусматривает никаких ссылок на мистические обстоятельства и прочую чертовщину...
Так и сделали. Постановили считать, что ничего мы не видели и покойник при нас из трумны на пол не путешествовал. С какими глазами я бы потом излагал всю эту мистику? Начали нормальное следствие.
И к следующему вечеру, как я уже говорил, размотали клубочек, выяснили и насчет той бабы, и насчет золота, которое не поделили. Взяли стрелка, и сознался он у нас быстренько, еще до применения активного следствия.
И уехали. С разоблаченным виновником и грамотно составленным отчетом. Между прочим, начальство мне вынесло благодарность за грамотное и в сжатые сроки проведенное следствие. Я человек великодушный, отметил участие Антона - с гестапо ссориться не следовало, хорошие с ними отношения всегда пригодятся.
Вот... А что там было дальше, как хоронили покойничка и не случалось ли с ним потом чего примечательного... Понятия не имею, не интересовался. Зачем оно мне? И без того хлопот полон рот. Да, а попик был прав, кончено - грехов на нем было, как блох на барбоске... Но это уж не моя забота, мне ему цветов на могилку не носить."
https://www.e-reading.club/chapter.php/9653/21/Bushkov_-_NKVD._Voiina_s_nevedomym.html
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]