Расстрел власовцев.
---
"После второго ранения я в составе группы офицеров, только что получивших очередные звания, - человек восемь нас было - прибыл в свой полк. Наша 50-я армия наступала, дивизии двигались вперед. Лето сорок третьего. Мы оказались на правом крыле Курской дуги. Я там и дня не провоевал. Ну ладно, расскажу все по порядку...
Прибыли мы. А штабники нам: "Ребята, оставайтесь пока у нас. Тут переночуете, а утром получите людей, назначения. Вот вам землянка свободная, отдыхайте". Ну что ж, хорошо. Мы - спать.
Утром просыпаемся - тишина. Вышли мы из землянки: что такое? Был полк - нет полка. Оказывается, ночью поступил срочный приказ сняться и идти вперед. Полк пошел преследовать отходящего противника, чтобы тот не успел закрепиться на промежуточных позициях. А про нас, только что прибывших, впопыхах забыли.
Кинулись и мы следом за наступающими. Часам к шести вечера я догнал-таки свой батальон. Докладываю комбату: "Старший лейтенант Олимпиев прибыл из госпиталя для дальнейшего прохождения службы..."
Докладываю как положено по уставу. А командир батальона, гляжу, злой. И говорит мне зло: "Мне минометчиков не надо! У меня в пехоте командиров взводов не хватает! Принимай пехоту!" Я ему снова напомнил, что я минометчик. "Не разговаривать! Принимай, говорю, пехоту! Взвод!"
Ладно, пехоту так пехоту. Я хоть и минометчик, но с пехотой всегда воевал в одной траншее. Не оплошаю, думаю. "А где мой взвод?" - спрашиваю комбата. "Вон твой взвод!" - и указывает мне на горстку солдат. Человек пятнадцать-двадцать пытаются атаковать станцию Зикеево.
Это под Жиздрой. Курская дуга и до наших мест дотянулась. "Давай к ним и поднимай в атаку! Приказ ясен?" - "Ясен", - говорю. А что тут неясного? Спасать провалившуюся атаку...Что делать? Во рту у меня сразу пересохло.
Надел каску. Вынул пистолет. Пошел. Потом пополз. Дополз, помню, до загородки какой-то - низенький плетень... Солдаты вверенного мне взвода лежат рядом. Кто где. Лежат постреливают. Кто окапывается, кто уже окопался.
Противник бьет из пулеметов - головы не поднять. Кричу: "Взвод! Я новый ваш командир! Слушай мою команду! В атаку! Вперед!" Ни хрена никто не встает и команду мою не слушает. Взвод разбросан. Залегли там, где немцы их прижали. Лежат. Попробуй подними их на пулеметы!
Некоторые, смотрю, еще быстрее лопатками заработали - окапываются. Народ-то, видать, бывалый. Поняли, что дело - дрянь. Опять кричу: "В атаку! Вперед!" Лежат. Что ж делать? Комбат, видимо, за моими действиями в бинокль наблюдает, материт: мол, какой ты к черту минометчик, если пехоту в атаку поднять не можешь?.
Неподалеку лежит сержант. Видимо, он до меня и командовал людьми. Перевалился на спину, кричит мне: "Лейтенант! Какая к черту атака? Положат всех! Окапывайся! А там видно будет!" Так, думаю, ребята, точно, бывалые. Но с назначением мне все же не повезло. И с комбатом тоже.
А немцы меня, видимо, уже заметили: ага, появился офицер, пытается поднять людей в атаку...Справа от меня, шагах в десяти, заработал станковый пулемет. Да, хреновая у меня позиция, за "максимом" немцы всегда охотятся.
Смотрю, и правда, мина взвыла, ударила - перелет. Вторая - недолет. Ну, думаю, третья уже моя, милая. Сам минометчик, знаю: бьет по прямой и сейчас третьей накроет, это ему ничего не стоит. Так и случилось. Я даже взрыва не услышал. Ни мину свою, ни снарядный разрыв, ни пулю никогда не услышишь... Только почувствовал удар в грудь.
Твою мать!.. А тяжело-тяжело стало дышать. Ну, думаю, все, конец. А август месяц был. 14 августа. Жалко, думаю, умирать. Эх, жалко!.. И не пожил еще как следует. И все, что у меня в жизни моей было, так сразу перед глазами и прокрутилось: мать, отец, Ольговка наша, школа, Ася...
Дышу часто, задыхаюсь. Кровью заливает. Лежу. Сознания не теряю. Собрал силы, крикнул: "Санитары есть?" - "Есть! - слышу. - Что, задело? Ползи сюда!" - "Ах ты, твою-то мать-перемать! - Тут у меня откуда-то силы появились. - А ну-ка, быстро сюда!"
Подполз санитар. Разрезал на мне гимнастерку. Осколок пропахал прямо под сердцем, по ребрам. Погодя подполз и второй санитар. Бинтуют меня и переговариваются: "Второго взводного за один день…" Перевязали. "Ну, лейтенант, поползешь?" Я попробовал ногой, а нога не слушается. Оказывается, и в ногу ранило. Сквозное. Так и просадил осколок мою ногу повыше колена.
Потащили меня по вспаханному полю на плащ-палатке. Один санитар за один край плащ-палатки, другой - за другой. Вытащили к опушке леса. Сказали: "Полежи, лейтенант. Сейчас сходим за носилками". Я им: "Ребята, только не бросайте. Если немцы нажмут, я один не смогу уйти". Сколько народу так, ранеными, в плен попадало!
Правда, не бросили. Вскоре принесли носилки и доставили меня в передовой госпиталь. Там мне разрезали одежду, сняли бинты, прочистили раны. На следующий день - на эвакуацию, в тыл. Повезли куда-то под Сухиничи. В деревню. Лежали мы в сарае. Лето жаркое стояло. Ночи теплые. Так что ничего, и в сарае было хорошо.
Мы уже шли по Венгрии. И где-то под небольшим городком натолкнулись на сильное сопротивление немцев. С неделю уже шли легко. Немец держался не особо прочно. Подойдем, нажмем, пленных захватим — и дальше. Потерь не было. А тут как на камень в темноте наскочили...
Бьют из орудий. Пулеметный и минометный огонь - ну прямо стеной! Смотрим, пошли наши штурмовики. Пролетели над передовой, в немецком тылу через минуту-другую загремело. Накрыли позиции артиллерии. Ну, думаем, теперь полегче станет. Да где там! Лупят и лупят ПТО.
И вот подняли нас. Рота пошла. Мой взвод тоже пошел. А нашей стрелковой роте в это время на период наступления для усиления придали несколько танков Т-34. Нашему взводу были приданы две "тридцатьчетверки". С танками пехоте наступать хорошо.
Во-первых, когда поднимаемся и идем, за ними, за этими бронированными громадинами, можно прятаться от пуль. Во-вторых, стоит только где-нибудь проявиться пулемету противника, как туда тут же улетала пара-тройка осколочных. И мы уже беспрепятственно шли дальше. Это был уже не сорок первый год.
Пошли мы за своими танками. И вскоре прорвали их оборону. Но тут, смотрим, оба наших танка куда-то исчезли. Ушли правее. А там во время прорыва загорелась одна "тридцатьчетверка". Где-то примерно в полосе наступления третьего нашего взвода. Ярко так вспыхнула. И потом взорвалась. Танки так редко горят. А тут как факел. И вот туда куда-то и сместились наши танки.
Я пошел узнать, что случилось. Надо же дальше наступать, а взвод остался без поддержки. Пробежали мы со связным Петром Марковичем молоденький березнячок. Ага, вот они, наши танки стоят. Сразу обратил внимание: стоят как-то странно. Кучей. Пять или шесть сгрудились.
Подходим. Две "тридцатьчетверки" стоят углом. И там танкисты зажали шестерых немцев. Подходим ближе: никакие это не немцы, потому что трое из них калмыки, глаза узкие, степные. Тут мы и разглядели их нашивки . А, вот оно что.
Я - к лейтенанту-танкисту. А он уже с автоматом стоит. Лицо злое - не подходи... Увидел меня: "Сейчас, лейтенант, поговорим с этими и дальше пойдем". - "Кто они?" - спросил я танкиста. "Да вот, противотанковый расчет. Пашку Фомина сожгли. Семь снарядов выпустили. Весь экипаж погиб". - "И что вы собираетесь с ними делать?" - "А вот сейчас и решим".
Кругом одни танкисты. Пехоты нет. Власовцы успели подбить только один наш танк. Их орудия тут же раздавили, а самих погнал и по березняку. Вот за ними-то наши танки и кинулись. И вот поймали.
"Что, шкуры, - говорит им лейтенант. - Пашку Фомина я вам так и так не прощу". И тут один из калмыков ощерился зло, что-то по-своему закричал и так ловко кинулся на лейтенанта, что никто ничего и сообразить не успел. Как кошка. Лейтенант его отбил прикладом. Добавил сапогом. Тот встал. Лицо все в крови. Лейтенант вскинул автомат и повел очередью. Все так и повалились. Кроме одного. Этот - русский. Стоит молча, руки опустил. Лицо белее мела.
Совсем молоденький. "А ты, - говорит лейтенант, - тоже с ними?" - Молчит. А лейтенант и говорит: "Я и тебя пристрелю. За Пашку". И вдруг тот отвечает: "Стреляй, лейтенант. Я знал, что такое будет".
- "У тебя, наверное, и мать есть? И отец?" - "Да, - говорит, - есть и мать, и отец". - "И кого ж они дождутся? Шкуру немецкую? Лучше пускай думают, что ты без вести пропал". И весь остаток диска ему в грудь..." - из воспоминаний ст.лейтенанта 1320-й стрелкового полка 413-й стрелковой дивизии И.И.Олимпиева.
Прибыли мы. А штабники нам: "Ребята, оставайтесь пока у нас. Тут переночуете, а утром получите людей, назначения. Вот вам землянка свободная, отдыхайте". Ну что ж, хорошо. Мы - спать.
Утром просыпаемся - тишина. Вышли мы из землянки: что такое? Был полк - нет полка. Оказывается, ночью поступил срочный приказ сняться и идти вперед. Полк пошел преследовать отходящего противника, чтобы тот не успел закрепиться на промежуточных позициях. А про нас, только что прибывших, впопыхах забыли.
Кинулись и мы следом за наступающими. Часам к шести вечера я догнал-таки свой батальон. Докладываю комбату: "Старший лейтенант Олимпиев прибыл из госпиталя для дальнейшего прохождения службы..."
Докладываю как положено по уставу. А командир батальона, гляжу, злой. И говорит мне зло: "Мне минометчиков не надо! У меня в пехоте командиров взводов не хватает! Принимай пехоту!" Я ему снова напомнил, что я минометчик. "Не разговаривать! Принимай, говорю, пехоту! Взвод!"
Ладно, пехоту так пехоту. Я хоть и минометчик, но с пехотой всегда воевал в одной траншее. Не оплошаю, думаю. "А где мой взвод?" - спрашиваю комбата. "Вон твой взвод!" - и указывает мне на горстку солдат. Человек пятнадцать-двадцать пытаются атаковать станцию Зикеево.
Это под Жиздрой. Курская дуга и до наших мест дотянулась. "Давай к ним и поднимай в атаку! Приказ ясен?" - "Ясен", - говорю. А что тут неясного? Спасать провалившуюся атаку...Что делать? Во рту у меня сразу пересохло.
Надел каску. Вынул пистолет. Пошел. Потом пополз. Дополз, помню, до загородки какой-то - низенький плетень... Солдаты вверенного мне взвода лежат рядом. Кто где. Лежат постреливают. Кто окапывается, кто уже окопался.
Противник бьет из пулеметов - головы не поднять. Кричу: "Взвод! Я новый ваш командир! Слушай мою команду! В атаку! Вперед!" Ни хрена никто не встает и команду мою не слушает. Взвод разбросан. Залегли там, где немцы их прижали. Лежат. Попробуй подними их на пулеметы!
Некоторые, смотрю, еще быстрее лопатками заработали - окапываются. Народ-то, видать, бывалый. Поняли, что дело - дрянь. Опять кричу: "В атаку! Вперед!" Лежат. Что ж делать? Комбат, видимо, за моими действиями в бинокль наблюдает, материт: мол, какой ты к черту минометчик, если пехоту в атаку поднять не можешь?.
Неподалеку лежит сержант. Видимо, он до меня и командовал людьми. Перевалился на спину, кричит мне: "Лейтенант! Какая к черту атака? Положат всех! Окапывайся! А там видно будет!" Так, думаю, ребята, точно, бывалые. Но с назначением мне все же не повезло. И с комбатом тоже.
А немцы меня, видимо, уже заметили: ага, появился офицер, пытается поднять людей в атаку...Справа от меня, шагах в десяти, заработал станковый пулемет. Да, хреновая у меня позиция, за "максимом" немцы всегда охотятся.
Смотрю, и правда, мина взвыла, ударила - перелет. Вторая - недолет. Ну, думаю, третья уже моя, милая. Сам минометчик, знаю: бьет по прямой и сейчас третьей накроет, это ему ничего не стоит. Так и случилось. Я даже взрыва не услышал. Ни мину свою, ни снарядный разрыв, ни пулю никогда не услышишь... Только почувствовал удар в грудь.
Твою мать!.. А тяжело-тяжело стало дышать. Ну, думаю, все, конец. А август месяц был. 14 августа. Жалко, думаю, умирать. Эх, жалко!.. И не пожил еще как следует. И все, что у меня в жизни моей было, так сразу перед глазами и прокрутилось: мать, отец, Ольговка наша, школа, Ася...
Дышу часто, задыхаюсь. Кровью заливает. Лежу. Сознания не теряю. Собрал силы, крикнул: "Санитары есть?" - "Есть! - слышу. - Что, задело? Ползи сюда!" - "Ах ты, твою-то мать-перемать! - Тут у меня откуда-то силы появились. - А ну-ка, быстро сюда!"
Подполз санитар. Разрезал на мне гимнастерку. Осколок пропахал прямо под сердцем, по ребрам. Погодя подполз и второй санитар. Бинтуют меня и переговариваются: "Второго взводного за один день…" Перевязали. "Ну, лейтенант, поползешь?" Я попробовал ногой, а нога не слушается. Оказывается, и в ногу ранило. Сквозное. Так и просадил осколок мою ногу повыше колена.
Потащили меня по вспаханному полю на плащ-палатке. Один санитар за один край плащ-палатки, другой - за другой. Вытащили к опушке леса. Сказали: "Полежи, лейтенант. Сейчас сходим за носилками". Я им: "Ребята, только не бросайте. Если немцы нажмут, я один не смогу уйти". Сколько народу так, ранеными, в плен попадало!
Правда, не бросили. Вскоре принесли носилки и доставили меня в передовой госпиталь. Там мне разрезали одежду, сняли бинты, прочистили раны. На следующий день - на эвакуацию, в тыл. Повезли куда-то под Сухиничи. В деревню. Лежали мы в сарае. Лето жаркое стояло. Ночи теплые. Так что ничего, и в сарае было хорошо.
Мы уже шли по Венгрии. И где-то под небольшим городком натолкнулись на сильное сопротивление немцев. С неделю уже шли легко. Немец держался не особо прочно. Подойдем, нажмем, пленных захватим — и дальше. Потерь не было. А тут как на камень в темноте наскочили...
Бьют из орудий. Пулеметный и минометный огонь - ну прямо стеной! Смотрим, пошли наши штурмовики. Пролетели над передовой, в немецком тылу через минуту-другую загремело. Накрыли позиции артиллерии. Ну, думаем, теперь полегче станет. Да где там! Лупят и лупят ПТО.
И вот подняли нас. Рота пошла. Мой взвод тоже пошел. А нашей стрелковой роте в это время на период наступления для усиления придали несколько танков Т-34. Нашему взводу были приданы две "тридцатьчетверки". С танками пехоте наступать хорошо.
Во-первых, когда поднимаемся и идем, за ними, за этими бронированными громадинами, можно прятаться от пуль. Во-вторых, стоит только где-нибудь проявиться пулемету противника, как туда тут же улетала пара-тройка осколочных. И мы уже беспрепятственно шли дальше. Это был уже не сорок первый год.
Пошли мы за своими танками. И вскоре прорвали их оборону. Но тут, смотрим, оба наших танка куда-то исчезли. Ушли правее. А там во время прорыва загорелась одна "тридцатьчетверка". Где-то примерно в полосе наступления третьего нашего взвода. Ярко так вспыхнула. И потом взорвалась. Танки так редко горят. А тут как факел. И вот туда куда-то и сместились наши танки.
Я пошел узнать, что случилось. Надо же дальше наступать, а взвод остался без поддержки. Пробежали мы со связным Петром Марковичем молоденький березнячок. Ага, вот они, наши танки стоят. Сразу обратил внимание: стоят как-то странно. Кучей. Пять или шесть сгрудились.
Подходим. Две "тридцатьчетверки" стоят углом. И там танкисты зажали шестерых немцев. Подходим ближе: никакие это не немцы, потому что трое из них калмыки, глаза узкие, степные. Тут мы и разглядели их нашивки . А, вот оно что.
Я - к лейтенанту-танкисту. А он уже с автоматом стоит. Лицо злое - не подходи... Увидел меня: "Сейчас, лейтенант, поговорим с этими и дальше пойдем". - "Кто они?" - спросил я танкиста. "Да вот, противотанковый расчет. Пашку Фомина сожгли. Семь снарядов выпустили. Весь экипаж погиб". - "И что вы собираетесь с ними делать?" - "А вот сейчас и решим".
Кругом одни танкисты. Пехоты нет. Власовцы успели подбить только один наш танк. Их орудия тут же раздавили, а самих погнал и по березняку. Вот за ними-то наши танки и кинулись. И вот поймали.
"Что, шкуры, - говорит им лейтенант. - Пашку Фомина я вам так и так не прощу". И тут один из калмыков ощерился зло, что-то по-своему закричал и так ловко кинулся на лейтенанта, что никто ничего и сообразить не успел. Как кошка. Лейтенант его отбил прикладом. Добавил сапогом. Тот встал. Лицо все в крови. Лейтенант вскинул автомат и повел очередью. Все так и повалились. Кроме одного. Этот - русский. Стоит молча, руки опустил. Лицо белее мела.
Совсем молоденький. "А ты, - говорит лейтенант, - тоже с ними?" - Молчит. А лейтенант и говорит: "Я и тебя пристрелю. За Пашку". И вдруг тот отвечает: "Стреляй, лейтенант. Я знал, что такое будет".
- "У тебя, наверное, и мать есть? И отец?" - "Да, - говорит, - есть и мать, и отец". - "И кого ж они дождутся? Шкуру немецкую? Лучше пускай думают, что ты без вести пропал". И весь остаток диска ему в грудь..." - из воспоминаний ст.лейтенанта 1320-й стрелкового полка 413-й стрелковой дивизии И.И.Олимпиева.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]