100 лет назад. Публичный расстрел в Петровском парке

Бывший председатель Государственного совета и министр юстиции Иван Щегловитов. Один из расстрелянных 5 сентября 1918 года, в день объявления красного террора

В день официального объявления красного террора в РСФСР состоялся и первый публичный расстрел. Он был произведён в подмосковном Петровском парке. Вечером в парке было много народа, подъехал грузовик, стояли с винтовками наизготовку красноармейцы. Воспоминания (не очень беспристрастные и не слишком достоверные, конечно) о самом расстреле оставил присутствовавший при нём адвокат двух расстрелянных в этот день польских ксёндзов Сергей Кобяков.
Он писал: "Утром 5 сентября... чекисты заявили заключённым, что Чрезвычайная комиссия требует арестованных на Лубянку для передопроса... На Лубянку из всех мест заключения было привезено много народа. Там им было объявлено, что все они сегодня будут расстреляны. Это известие благодаря своей неожиданности произвело потрясающее впечатление. Раздались слёзы, послышались истерические крики... Расстреляли всех в Петровском парке. Казнь была совершена публично. Чекисты выкрикивали имена казнимых. Указывая на Щегловитова, они кричали: "Вот бывший царский министр, который всю жизнь проливал кровь рабочих и крестьян...".

Бывший председатель Государственного совета и министр юстиции Иван Щегловитов (1906—1915) считался покровителем черносотенных организаций и инициатором известного антисемитского судебного "дела Бейлиса". И. Крыжицкий вспоминал о нём: "Холодный и жестокий, этот вечно улыбающийся и готовый улыбаться высокий старик с розовыми щёчками неизменно отвергал все ходатайства о помиловании или снисхождении".
Как он вёл себя перед расстрелом? Кобяков: "Старик Щегловитов, перекрестившись, сказал спокойным, твёрдым голосом: "Рад умереть за царя и Россию"".


Бывший министр внутренних дел Алексей Хвостов в вицмундире чиновника I-IV классов

Другой расстрелянный в Петровском парке — бывший министр внутренних дел Алексей Хвостов (1915-1916). А. И. Спиридович вспоминал о нём:
"— Я ведь, — говорил Хвостов, — человек без задерживающих центров. Мне ведь решительно всё равно, ехать ли с Гришкой [Распутиным] в публичный дом, или его с буфера под поезд сбросить…
Я не верил ни своим глазам, ни своим ушам. Казалось, что этот упитанный, розовый с задорными весёлыми глазами толстяк был не министр, а какой-то бандит с большой дороги."
Кобяков: "Хвостов выразил надежду и веру в лучшее будущее России и в поражение революции. Когда после залпа легко раненый Хвостов пытался выбраться из своей преждевременной могилы, его штыками столкнули обратно и живого засыпали землей." (В скобках замечу, что "засыпание живого землёй" на глазах у гуляющей в парке публики чрезвычайно напоминает "развесистую клюкву". Что его дострелили или закололи штыком, а потом уже засыпали землёй — это возможно).


Бывший министр внутренних дел Николай Маклаков в мундире камергера

Бывший министр внутренних дел Николай Маклаков (1912—1915). В 1916 году рассматривался царём в качестве возможного диктатора с неограниченными полномочиями. Был арестован после Февраля, но, как и почти все царские сановники, отпущен большевиками. Правда, Маклакова отпустили не домой, а в больницу, откуда он в 1918 году умудрялся посещать заседания монархической организации известного черносотенца Маркова, которая обсуждала планы спасения царской семьи.
Перед казнью вёл себя, как утверждают, хладнокровно.


Бывший директор Департамента полиции Степан Белецкий

Директор Департамента полиции Степан Белецкий (1912-1914). Имел отношение к Ленскому расстрелу, незадолго до этого события дал телеграмму в Иркутск: "Предложите непосредственно ротмистру Трещенкову непременно ликвидировать стачечный комитет…". Комитет и был "ликвидирован" бравым ротмистром, при чём расстреляли несколько сот рабочих.
В тюрьме Белецкий всё время твердил, по свидетельству Кобякова: «А большевики меня всё-таки не расстреляют. У меня есть цианистый калий, и я приму его после вынесения мне смертного приговора». "Эта мысль, по-видимому, сильно поддерживала его дух", — добавлял Кобяков. Однако из-за неожиданности объявления приговора Белецкий не взял с собой яд, и не мог поэтому исполнить своего намерения.
Газеты сообщали: "Сенатор Белецкий стихийно хотел бежать, но, увидев тройную цепь охраны, покорно и понуро опустил голову". Ещё одно свидетельство: "Белецкий рванулся и быстро отбежал в сторону кустов, шагов 20-30, но, настигнутый двумя пулями, упал, и "его приволокли" к могиле, пристрелили и сбросили".


Епископ Ефрем (Кузнецов) и протоиерей Иоанн Восторгов (справа)

Протоиерей Иоанн Восторгов. Известный черносотенец, монархический публицист, организатор Союза русского народа и Союза Михаила Архангела. Известен ожесточёнными обличениями еврейства в печати, и имя "Иоанн Восторгов" стало в те годы своего рода нарицательным обозначением антисемита (в этом качестве его можно встретить у Ленина). В 2000 году причислен к лику святых.
Как ни странно, но даже Кобяков посчитал своим долгом оговориться об отрицательном отношении к прошлому Восторгова: "Много грехов было на душе у Восторгова. Всю жизнь занимался он доносами, травил людей и национальности и вёл жизнь, не подобающую проповеднику идей Христа... И этот человек перед смертью проявил редкое величие духа. Он предложил всем желающим исповедаться у него. И много людей потянулось к нему за исповедью. В одну кучу смешались всесильные министры, спекулянты, офицеры и просто мирные обыватели, захваченные большевиками. И у этого человека, который сам должен был умереть через несколько часов, для каждого нашлось слово утешения." Эта сценка, если верить Кобякову, происходила ещё во время сбора осуждённых на Лубянке.
А это из рассказа о той же казни в Петровском парке протопресвитера Михаила Польского (степень достоверности, пожалуй, ещё ниже, чем в повествовании адвоката Кобякова):
"Прибывших разместили вдоль могилы и лицом к ней... По просьбе о. Иоанна Восторгова палачи разрешили всем осуждённым помолиться и попрощаться друг с другом. Все встали на колени и полилась горячая молитва несчастных "смертников", после чего все подходили под благословение преосвященного Ефрема и о. Иоанна, а затем все простились друг с другом. Первым бодро подошёл к могиле о. протоиерей Восторгов, сказавший перед тем несколько слов остальным, приглашая всех с верою в милосердие Божие и скорое возрождение Родины принести последнюю искупительную жертву. "Я готов", — заключил он, обращаясь к конвою. Все стали на указанные им места. Палач подошёл к нему со спины вплотную, взял его левую руку, вывернул за поясницу и, приставив к затылку револьвер, выстрелил, одновременно толкнув о. Иоанна в могилу".

Упомянутый выше "преосвященный Ефрем" — это епископ Ефрем, также известный черносотенец. В 1907 году был организатором забайкальского отдела Союза русского народа. Арестован на квартире своего единомышленника протоиерея Восторгова, с которым дружил. Ныне, как и отец Иоанн, причислен к лику святых.

Но, как ни удивительно, есть, по меньшей мере, один человек, который в тот вечер 100 лет назад стоял вместе со всеми приговорёнными в Петровском парке и, тем не менее, остался жив. Это был сосед Ивана Щегловитова по Бутырке подпоручик Дмитрий Сидоров. Он вспоминал:
««На допрос в трибунал», — вызывают меня и друзей. Садимся в грузовик. Быстро мелькают улицы Москвы, быстро несутся, цепляясь за надежду, мои мысли. Но всё кончено. Мы выезжаем за город. Петровский парк!
Уже ночь, тихая и ласковая. Взвод красноармейцев ждет нас. «К стенке». Целуемся. Идём. Темнеет высокая стена. А всё-таки подальше бы от этой стены. Я приседаю. Залп. Мы падаем. Подходит красноармеец. «Этот ещё живой». Выстрел. Я вскакиваю и лечу по парку. Визг пуль, крики. Бегу. Что-то кольнуло ногу. Но ничего, пустяки! Ругань: «Эх вы, говорил — нужно вязать!».
Я бегу, тужурка у меня слетела, фуражка и один башмак тоже. Скорей к зданию дворца. Перелезаю через забор. Взбираюсь на чердак.
Внизу погоня. Налетели красноармейцы на парочку влюблённых, негодуют. Женский голос:
— Да я только с Петей вышла встретиться.
— А что по кустам прячетесь? — рычит красноармеец.
— Позвольте, товарищ, да я сам советский работник, — надрывается мужской голос.
— Работник, — злится красноармеец. — Ах, ты…
А мне, ей-богу, смешно... Перевязываю рану платком. Утро моментальное, светлое. По лестнице шаги. Я умоляю её: «Спасите!», но в глазах её такой ужас: «Большевики кругом, беги…» Ну что ж. Я иду, пошатываясь, по парку, держась уединённых тропинок. И, конечно, нарываюсь на милиционера. «Вы кто такой?» и т. п. неуместные вопросы. Идём в комиссариат. А на душе странное спокойствие: «Ухлопаю его, и себе пулю в лоб».
Комиссар, очень симпатичный парень, посмотрел на меня:
— Что у Вас с ногой?
— Попал под трамвай…
Большевистская полиция глуповата — но у меня нет оснований предъявлять к ней за это претензии. Меня даже не осмотрели и отправили в больницу. Но что мне там было делать, как не выспаться, не купить на зашитые в брюках керенки у милейшего больничного сторожа кое-какую одежонку и, прочитав в «Известиях» свою фамилию в списке расстрелянных, не сесть в трамвай и поехать в одну гостеприимную русскую квартиру, откуда потом я скоро уехал на Юг…".

Взято: foto-history.livejournal.com

уникальные шаблоны и модули для dle