Флаг над городом.
---
"Август. Утро. Душно. Ударила наша артиллерия. Я едва успевал вытаскивать из ниш в траншее заготовленные заранее мины и подавать своему расчету. Командир роты, забравшись на дерево, подавал одну за другой команды, внося коррективы.
Примерно полчаса вели огонь по первой траншее немцев. Наш запас мин иссяк. Командир роты спустился с дерева. Один из разорвавшихся близи немецких снарядов ранил его. Осколок величиной 3-4 сантиметра рассек мышцу выше колена.
В мои обязанности входило не только подносить боезапас, но и оказывать помощь раненым. Еще в городе Балашово, перед отправкой на фронт, нас, нештатных санитаров рот, научили делать перевязки раненым. Пришлось попросить командира роты снять штаны (галифе). Осколок вошел ребром. Его рваные края чуть выступали из мышцы выше колена. Придавив ее двумя пальцами, вытащил осколок, забинтовал рану.
И тут команда: "В атаку". Слово "ура!" срывалось с губ, только когда взбирался на бруствер траншеи. Сколько ни пытаюсь вспомнить, о чем думал, идя в атаку, - не могу. О партии, о Родине, о Сталине, о любимой девушке, о доме и родных? Нет, в голове одно: вон тот ориентир, вон то место, до которого я должен добежать.
Стрелял на ходу, падал, петлял, а мысль одна: добежать до этого места. И все! Ворвались в немецкую траншею. Немцев уже нет, отошли. Осмотрели траншеи, ниши, блиндажи. Словом, любую щель, где мог бы укрыться немецкий солдат.
Постепенно успокоился, сердце, молотившее до того с невероятной силой, тоже успокоилось. Первая траншея взята. О второй и третьей - мыслей нет. Передохнуть, отдышаться - вот и вся солдатская недолга. На следующий день только к вечеру овладели второй линией обороны немцев, отстоявшей от первой на 3-5 километров.
Хорошо запомнил брошенный немецкий мотоцикл с коляской около блиндажа. Как он заводится, не знал. Раза два или три, затащив его на насыпь блиндажа, скатывался на нем метров на десять.
Нам предстояло на пути к Дмитровску-Орловскому преодолеть третью вражескую траншею со всеми ее огневыми точками. Пожалуй, самое ожесточенное сопротивление оказали нам немцы на своей третьей линии обороны на подступах к городу.
И на то у них были причины. В самом городе у них не было подготовленных заранее опорных пунктов. Сдавать город они не собирались. Видимо, полагали, что трех впереди лежащих в 12 километрах от города линий обороны будет достаточно.
Место заболоченное, копнешь солдатской лопатой - вода. Так что никакой речи о рытье окопа не могло быть. За речкой был виден крутой подъем в город. Слева церковь. Там пулемет. Идти в открытую на пулеметы, расположенные не только на церкви, но и по всему высокому берегу реки, - положить всех.
Конечно, на это ни один командир не решился. И это сохранило многие и многие жизни бойцов нашего полка. И надо же было такому случиться: налетели наши самолеты - штурмовики. Приняв нас за немцев, стали пикировать на нас.
Мы пытались подавать им сигналы - махали пилотками, автоматами, руками. Сделав первый заход, они пошли на второй, поливая нас пулеметным дождем. Мы кричали и махали, крича ли и махали. Но это скорее от отчаяния, от досады.
Мы подошли к Дмитровску раньше, чем рассчитывало командование, и понесли потери от своих же. Бои, длившиеся на подступах к городу 7, 8, 9, 10 и 11 августа, закончились.
Вернувшись с совещания, командир роты дал мне задание: "Пойдешь в составе штурмовой группы. Задача твоя одна - водрузить наш флаг над городом. Тебя будет прикрывать такой-то солдат".
Вечером 11 августа командир роты вместе со связным отправился в расположенный чуть левее и выше плодопитомник, чтобы про вести разведку огневых точек в городе. Немцы изредка вели огонь по нашим позициям из стрелкового, минометного и артиллерий ского оружия. Огонь не прицельный, а так, для острастки.
Прибежал связной и сообщил нам печальную весть: шальной снаряд немцев попал в плодопитомник недалеко от них, командира роты убило. У него, у командира, было два ордена Красной Звезды. Осколок снаряда разбил один из орденов и сразил командира наповал.
Наши минометы были сложены под деревьями, где сейчас находится водохранилище. Кто-то из командиров взводов, приняв на себя командование, приказал собрать один миномет и дать прощальный залп из оставшихся нескольких мин. Так и сделали.
Стемнело. Я и прикрывавший меня солдат отправились на место сбора штурмовой группы. Нас собралось человек 20-25, не более. Группу возглавлял какой-то старший лейтенант. Задача была одна - пробраться в город незамеченными и вызвать панику.
Надо сказать, что нас вооружили под завязку. Один диск к ППШ в автомате, два запасных - на ремне (в каждом диске по 72 патрона), по полдюжины гранат-лимонок и еще запас патронов в вещмешке. Это большая огневая сила.
Скатки шинелей приказали оставить в ротах, чтобы проползти как можно тише, не дать себя обнаружить. Когда стало совсем темно - поползли. Как только взмывала вверх немецкая осветительная ракета, мы замирали и лежали, не шелохнувшись. Доползли до реки. Деревянный мост через нее немцы взорвали после своего отхода в город.
Оставшиеся после взрыва сваи задержали несколько бревен. По одному из них стали перебираться через речку. Как только взле тала немецкая ракета, солдат замирал, прижавшись либо к свае, либо к бревну. Таким образом поодиночке удалось переправиться всем, немцы нас не обнаружили. Залегли в кустах.
Время, когда начинает светать, самое трудное для человека. Глаза смыкаются сами собой. Этим как раз мы и должны воспользоваться. Где-то часа в 4 - начале 5-го бесшумно двинулись в гору.
Поднявшись наполовину, еще не приблизившись к первым домам, по команде командира заорали "ура!", открыли бешеный огонь наугад и стали бросать в разные стороны свои гранаты.
Такого немцы не ожидали. Русские в городе! Это их настолько ошеломило, что они не могли понять, куда стрелять! Наше "шумовое" оформление имело целью не только вызвать панику, но и было сигналом для начала атаки всех подошедших к городу сил.
Ведя беспорядочную стрельбу, немцы стали бросать свои позиции. Подбежал к одному дому - из калитки мне навстречу старик с огромной белой бородой. Мы чуть лоб в лоб не столкнулись. На мой вопрос, где здесь, кроме церкви, есть высокое здание, указал почти напротив нее двухэтажную школу.
Я и напарник бросились туда. Увидели, как немцы выскакивали из-за ограды церкви. Отступали, бросив свои огневые точки на церкви и вокруг нее. Стреляя им вслед, подбежали к двухэтажному зданию. На стене я заметил пожарную лестницу. Хотел подняться по ней, но увидел, как вдоль забора от школы бегут немцы. Остановился.
Чуть не сделал глупость - они бы меня тут же "сняли" с этой лестницы. Открыл дверь школы, и мы бросились вверх, на второй этаж по широкой лестнице. Навстречу из комнаты вышла насмерть перепуганная женщина. Слова произнести не могла, не понимала, что происходит. Только когда я спросил, где ход на крышу.
Я поднялся по лестнице, стволом автомата отбросил люк. Надел пилотку на ствол автомата и осторожно поднял его вверх. Тишина. Одной рукой, не высовываясь, дал очередь на чердак по кругу. Ответного огня не было. Поднялся на чердак. У слухового окна закрепил полотнище.
Преследуя немцев, наша группа оказалась на противоположной стороне города, на окраине, в районе какого-то горевшего завода. Остановились. Перед нами речка и болото. Залечь и окопаться негде.
Видимо, у немцев была хорошая связь - над нами появился немецкий самолет-корректировщик. Немецкая дальнобойная артиллерия открыла из-за болота огонь. Шрапнельные снаряды разрывались в воздухе на определенной высоте, поражая лежащую пехоту.
Командир нашей группы приказал отойти назад, чтобы укрыться у ближайшего дома. Вскоре получили приказ: всем вернуться в свои подразделения, которые уже вышли на марш-бросок слева от этого болота. Выбиваясь из сил, я догнал-таки свою роту.
Никому ничего не докладывал, да и докладывать было некому. Как я уже писал выше, командир роты погиб накануне штурма. За пять дней боев за город Дмитровск-Орловский - с 7 по 11 августа 1943 года - наша дивизия понесла огромные потери: 512 человек убиты и 1996 человек ранены. Более ста человек в день!
В кино любят показывать митинги, клятвы на похоронах погибших боевых товарищей. Тут и за день не отроешь столько могил. По крайней мере я не знаю ни одного случая похорон своих однополчан. Никого и никогда не хоронил, даже своего командира роты.
В стрелковом батальоне это сделать просто невозможно. Свою позицию не оставишь и не уйдешь подальше в тыл, чтобы заняться погребением. Этим занимались похоронные команды, которые шли за нами. Кто принял командование ротой, я не знал.
Когда я присоединился к своей роте, какой-то командир взвода (новенький) спросил: "Кто такой? Откуда?" За меня ответили ребята: "Это наш, такой-то, был в штурмовой группе".
Да у меня и не было сил рассказывать, как и что: с 10-го на 11-е мы брали последнюю, третью траншею; день 11 августа и ночь на 12-е я не сомкнул глаз, да еще сутки ни крошки во рту, а тут опять марш- бросок после бессонной ночи и боя.
На следующий день получил приказание отправиться в другой батальон. На сей раз - в учебный батальон этой же дивизии. В политдонесении частям дивизии говорилось о том, что начальник политотдела дивизии дал указание заместителям командиров по политчасти подобрать лучших людей из рядового состава в учебный батальон для подготовки их командирами отделений.
Собраться солдату - все равно, что голому подпоясаться. Благо этот батальон рядом с моим 3-м батальоном, в минометной роте которого я был подносчиком боезапаса. Определили тоже в минометную роту, взвалили на спину плиту весом около 20 килограммов.
Командиром батальона был майор Холопов. Его я хорошо запомнил, а вот замполит не запомнился мне ничем - ни хорошим, ни плохим. Запомнился и начальник штаба учбата майор Егоров. Чем запомнился? Прежде всего своим видом - он всегда был чисто и аккуратно одет, выбрит, подтянут.
И еще. Уже в Белоруссии, после очередного боя, проходя через траншею нашей роты, он увидел меня и протянул руку: "Поздравляю вас с наградой". Сейчас уже не помню, какой именно наградой - медалью "За отвагу" или "За боевые заслуги". Точно помню только, что поздравлял он меня с медалью. Правда, медали я так и не получил.
Много позже, уже в 1944 году, я получил орден "Отечественной войны 2-й степени" за бой в Раковичах в декабре 1943 года. А тогда, в августе, сентябре и октябре в ходе боев из меня делали командира минометного отделения.
Я ползал и бегал с плитой, лафетом, а затем и стволом 82-мм миномета. Если с плитой и лафетом передвигаться было более или менее удобно, то со стволом миномета, имевшим более метра в длину, - одна маета.
Представьте: на плече или за плечом у вас железная тяжелая труба с утолщенным концом и шарниром для соединения с плитой в виде шарикоподшипника. И это помимо постоянных спутников солдата в бою - вещмешка с котелком, кружкой и ложкой, запаса патронов к автомату ППШ и скатки шинели.
Плюс к тому - через плечо противогаз, малая лопата на ремне гимнастерки, запасной диск с 72 патронами да пара "лимонок". - из воспоминаний бойца 114-го гсп 37-й гвардейской стрелковой дивизии А.М.Дорохова.
Примерно полчаса вели огонь по первой траншее немцев. Наш запас мин иссяк. Командир роты спустился с дерева. Один из разорвавшихся близи немецких снарядов ранил его. Осколок величиной 3-4 сантиметра рассек мышцу выше колена.
В мои обязанности входило не только подносить боезапас, но и оказывать помощь раненым. Еще в городе Балашово, перед отправкой на фронт, нас, нештатных санитаров рот, научили делать перевязки раненым. Пришлось попросить командира роты снять штаны (галифе). Осколок вошел ребром. Его рваные края чуть выступали из мышцы выше колена. Придавив ее двумя пальцами, вытащил осколок, забинтовал рану.
И тут команда: "В атаку". Слово "ура!" срывалось с губ, только когда взбирался на бруствер траншеи. Сколько ни пытаюсь вспомнить, о чем думал, идя в атаку, - не могу. О партии, о Родине, о Сталине, о любимой девушке, о доме и родных? Нет, в голове одно: вон тот ориентир, вон то место, до которого я должен добежать.
Стрелял на ходу, падал, петлял, а мысль одна: добежать до этого места. И все! Ворвались в немецкую траншею. Немцев уже нет, отошли. Осмотрели траншеи, ниши, блиндажи. Словом, любую щель, где мог бы укрыться немецкий солдат.
Постепенно успокоился, сердце, молотившее до того с невероятной силой, тоже успокоилось. Первая траншея взята. О второй и третьей - мыслей нет. Передохнуть, отдышаться - вот и вся солдатская недолга. На следующий день только к вечеру овладели второй линией обороны немцев, отстоявшей от первой на 3-5 километров.
Хорошо запомнил брошенный немецкий мотоцикл с коляской около блиндажа. Как он заводится, не знал. Раза два или три, затащив его на насыпь блиндажа, скатывался на нем метров на десять.
Нам предстояло на пути к Дмитровску-Орловскому преодолеть третью вражескую траншею со всеми ее огневыми точками. Пожалуй, самое ожесточенное сопротивление оказали нам немцы на своей третьей линии обороны на подступах к городу.
И на то у них были причины. В самом городе у них не было подготовленных заранее опорных пунктов. Сдавать город они не собирались. Видимо, полагали, что трех впереди лежащих в 12 километрах от города линий обороны будет достаточно.
Место заболоченное, копнешь солдатской лопатой - вода. Так что никакой речи о рытье окопа не могло быть. За речкой был виден крутой подъем в город. Слева церковь. Там пулемет. Идти в открытую на пулеметы, расположенные не только на церкви, но и по всему высокому берегу реки, - положить всех.
Конечно, на это ни один командир не решился. И это сохранило многие и многие жизни бойцов нашего полка. И надо же было такому случиться: налетели наши самолеты - штурмовики. Приняв нас за немцев, стали пикировать на нас.
Мы пытались подавать им сигналы - махали пилотками, автоматами, руками. Сделав первый заход, они пошли на второй, поливая нас пулеметным дождем. Мы кричали и махали, крича ли и махали. Но это скорее от отчаяния, от досады.
Мы подошли к Дмитровску раньше, чем рассчитывало командование, и понесли потери от своих же. Бои, длившиеся на подступах к городу 7, 8, 9, 10 и 11 августа, закончились.
Вернувшись с совещания, командир роты дал мне задание: "Пойдешь в составе штурмовой группы. Задача твоя одна - водрузить наш флаг над городом. Тебя будет прикрывать такой-то солдат".
Вечером 11 августа командир роты вместе со связным отправился в расположенный чуть левее и выше плодопитомник, чтобы про вести разведку огневых точек в городе. Немцы изредка вели огонь по нашим позициям из стрелкового, минометного и артиллерий ского оружия. Огонь не прицельный, а так, для острастки.
Прибежал связной и сообщил нам печальную весть: шальной снаряд немцев попал в плодопитомник недалеко от них, командира роты убило. У него, у командира, было два ордена Красной Звезды. Осколок снаряда разбил один из орденов и сразил командира наповал.
Наши минометы были сложены под деревьями, где сейчас находится водохранилище. Кто-то из командиров взводов, приняв на себя командование, приказал собрать один миномет и дать прощальный залп из оставшихся нескольких мин. Так и сделали.
Стемнело. Я и прикрывавший меня солдат отправились на место сбора штурмовой группы. Нас собралось человек 20-25, не более. Группу возглавлял какой-то старший лейтенант. Задача была одна - пробраться в город незамеченными и вызвать панику.
Надо сказать, что нас вооружили под завязку. Один диск к ППШ в автомате, два запасных - на ремне (в каждом диске по 72 патрона), по полдюжины гранат-лимонок и еще запас патронов в вещмешке. Это большая огневая сила.
Скатки шинелей приказали оставить в ротах, чтобы проползти как можно тише, не дать себя обнаружить. Когда стало совсем темно - поползли. Как только взмывала вверх немецкая осветительная ракета, мы замирали и лежали, не шелохнувшись. Доползли до реки. Деревянный мост через нее немцы взорвали после своего отхода в город.
Оставшиеся после взрыва сваи задержали несколько бревен. По одному из них стали перебираться через речку. Как только взле тала немецкая ракета, солдат замирал, прижавшись либо к свае, либо к бревну. Таким образом поодиночке удалось переправиться всем, немцы нас не обнаружили. Залегли в кустах.
Время, когда начинает светать, самое трудное для человека. Глаза смыкаются сами собой. Этим как раз мы и должны воспользоваться. Где-то часа в 4 - начале 5-го бесшумно двинулись в гору.
Поднявшись наполовину, еще не приблизившись к первым домам, по команде командира заорали "ура!", открыли бешеный огонь наугад и стали бросать в разные стороны свои гранаты.
Такого немцы не ожидали. Русские в городе! Это их настолько ошеломило, что они не могли понять, куда стрелять! Наше "шумовое" оформление имело целью не только вызвать панику, но и было сигналом для начала атаки всех подошедших к городу сил.
Ведя беспорядочную стрельбу, немцы стали бросать свои позиции. Подбежал к одному дому - из калитки мне навстречу старик с огромной белой бородой. Мы чуть лоб в лоб не столкнулись. На мой вопрос, где здесь, кроме церкви, есть высокое здание, указал почти напротив нее двухэтажную школу.
Я и напарник бросились туда. Увидели, как немцы выскакивали из-за ограды церкви. Отступали, бросив свои огневые точки на церкви и вокруг нее. Стреляя им вслед, подбежали к двухэтажному зданию. На стене я заметил пожарную лестницу. Хотел подняться по ней, но увидел, как вдоль забора от школы бегут немцы. Остановился.
Чуть не сделал глупость - они бы меня тут же "сняли" с этой лестницы. Открыл дверь школы, и мы бросились вверх, на второй этаж по широкой лестнице. Навстречу из комнаты вышла насмерть перепуганная женщина. Слова произнести не могла, не понимала, что происходит. Только когда я спросил, где ход на крышу.
Я поднялся по лестнице, стволом автомата отбросил люк. Надел пилотку на ствол автомата и осторожно поднял его вверх. Тишина. Одной рукой, не высовываясь, дал очередь на чердак по кругу. Ответного огня не было. Поднялся на чердак. У слухового окна закрепил полотнище.
Преследуя немцев, наша группа оказалась на противоположной стороне города, на окраине, в районе какого-то горевшего завода. Остановились. Перед нами речка и болото. Залечь и окопаться негде.
Видимо, у немцев была хорошая связь - над нами появился немецкий самолет-корректировщик. Немецкая дальнобойная артиллерия открыла из-за болота огонь. Шрапнельные снаряды разрывались в воздухе на определенной высоте, поражая лежащую пехоту.
Командир нашей группы приказал отойти назад, чтобы укрыться у ближайшего дома. Вскоре получили приказ: всем вернуться в свои подразделения, которые уже вышли на марш-бросок слева от этого болота. Выбиваясь из сил, я догнал-таки свою роту.
Никому ничего не докладывал, да и докладывать было некому. Как я уже писал выше, командир роты погиб накануне штурма. За пять дней боев за город Дмитровск-Орловский - с 7 по 11 августа 1943 года - наша дивизия понесла огромные потери: 512 человек убиты и 1996 человек ранены. Более ста человек в день!
В кино любят показывать митинги, клятвы на похоронах погибших боевых товарищей. Тут и за день не отроешь столько могил. По крайней мере я не знаю ни одного случая похорон своих однополчан. Никого и никогда не хоронил, даже своего командира роты.
В стрелковом батальоне это сделать просто невозможно. Свою позицию не оставишь и не уйдешь подальше в тыл, чтобы заняться погребением. Этим занимались похоронные команды, которые шли за нами. Кто принял командование ротой, я не знал.
Когда я присоединился к своей роте, какой-то командир взвода (новенький) спросил: "Кто такой? Откуда?" За меня ответили ребята: "Это наш, такой-то, был в штурмовой группе".
Да у меня и не было сил рассказывать, как и что: с 10-го на 11-е мы брали последнюю, третью траншею; день 11 августа и ночь на 12-е я не сомкнул глаз, да еще сутки ни крошки во рту, а тут опять марш- бросок после бессонной ночи и боя.
На следующий день получил приказание отправиться в другой батальон. На сей раз - в учебный батальон этой же дивизии. В политдонесении частям дивизии говорилось о том, что начальник политотдела дивизии дал указание заместителям командиров по политчасти подобрать лучших людей из рядового состава в учебный батальон для подготовки их командирами отделений.
Собраться солдату - все равно, что голому подпоясаться. Благо этот батальон рядом с моим 3-м батальоном, в минометной роте которого я был подносчиком боезапаса. Определили тоже в минометную роту, взвалили на спину плиту весом около 20 килограммов.
Командиром батальона был майор Холопов. Его я хорошо запомнил, а вот замполит не запомнился мне ничем - ни хорошим, ни плохим. Запомнился и начальник штаба учбата майор Егоров. Чем запомнился? Прежде всего своим видом - он всегда был чисто и аккуратно одет, выбрит, подтянут.
И еще. Уже в Белоруссии, после очередного боя, проходя через траншею нашей роты, он увидел меня и протянул руку: "Поздравляю вас с наградой". Сейчас уже не помню, какой именно наградой - медалью "За отвагу" или "За боевые заслуги". Точно помню только, что поздравлял он меня с медалью. Правда, медали я так и не получил.
Много позже, уже в 1944 году, я получил орден "Отечественной войны 2-й степени" за бой в Раковичах в декабре 1943 года. А тогда, в августе, сентябре и октябре в ходе боев из меня делали командира минометного отделения.
Я ползал и бегал с плитой, лафетом, а затем и стволом 82-мм миномета. Если с плитой и лафетом передвигаться было более или менее удобно, то со стволом миномета, имевшим более метра в длину, - одна маета.
Представьте: на плече или за плечом у вас железная тяжелая труба с утолщенным концом и шарниром для соединения с плитой в виде шарикоподшипника. И это помимо постоянных спутников солдата в бою - вещмешка с котелком, кружкой и ложкой, запаса патронов к автомату ППШ и скатки шинели.
Плюс к тому - через плечо противогаз, малая лопата на ремне гимнастерки, запасной диск с 72 патронами да пара "лимонок". - из воспоминаний бойца 114-го гсп 37-й гвардейской стрелковой дивизии А.М.Дорохова.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]