20 лет дефолту: воспоминания очевидцев
---
Вчера, 17 августа, исполнилось 20 лет российскому дефолту. Это был один из самых сложных периодов современной России. Молодой российских капитализм не выдержал низких цен на сырье, кризиса ликвидности, огромного долга и рухнул. Курс рубля по отношению к доллару упал за полгода более чем в 3 раза — c 6 рублей за доллар перед дефолтом до 21 рубля за доллар 1 января 1999 года. Разорилось большое количество малых предприятий, лопнули многие банки. Одним из последствий кризиса стал рост безработицы в стране.
Давайте вспомним, как это было. Собрал для вас самые интересные рассказы очевидцев.
Сергей, 30 лет, музыкант
«Мама растила меня одна, без отца. Очевидно, что и до дефолта наша жизнь была не самой легкой. Мама работала архивариусом в одном из банков. Жили бедно, но не нищенствовали. Все необходимое для десятилетнего мальчика у меня было. Первое отчетливое воспоминание о начале кризиса — заявление Ельцина о том, что дефолта не будет. Это было примерно за неделю до 18 августа. Я спросил у матери, что такое дефолт, и она сказала — обесценивание денег. Помню, я тогда и испугался этого, и обрадовался, что такие серьезные люди, как президент, гарантируют, что дефолта не случится.
18 августа я гостил в деревне у родственников. Хорошо помню, как соседка сказала: "Если Колька не раздобудет доллары, через месяц будем голодать!"
Моя мать сразу же лишилась работы. В школу меня собирали с бабушкиной пенсии и на то, что смогли взять в долг. Сентябрь 1998-го был очень мрачным. Мать пыталась найти хоть какую-то подработку. В холодильнике были только хлеб и самый дешевый маргарин. Их мы и ели целый месяц. Иногда из Подмосковья приезжала бабушка, тогда варили макароны и ели их все с тем же маргарином. Еда в школьной столовой в тот период казалась невероятно вкусной. Даже не любимые детьми каши и супы были для меня большой радостью, потому что жить на бутербродах с маргарином и чае (частенько без сахара) — удовольствие сомнительное.
Я иногда смотрел телевизор. Там говорили о росте курса доллара. Регулярно показывали сюжеты про бедные семьи и их нелегкую судьбу. Особенно запомнился рассказ одной девочки, которая училась в школе и собирала недоеденное за одноклассниками, чтобы накормить семью.
В середине осени бабушка пошла торговать в переходе сначала старыми вещами деда, а потом шоколадками и сигаретами. Все это время к бабушке помимо сборщиков мзды постоянно цеплялись "челноки", которые выпрашивали денег и обещали их вернуть, после того как вернутся с шубами из Турции. Она им не особо верила.
Жить стало полегче, в рационе появилось разнообразие. Ну и, естественно, шоколадки! Денег на фрукты не было, и я на рынке изображал придирчивого покупателя, пробуя все подряд.
Ближе к зиме работу нашла и мама. Она устроилась продавцом в книжный магазин на Якиманке. Жизнь стала налаживаться».
Владимир, 54 года, журналист
«В 1998 году мне было 35 лет. Я жил в Красноярском крае и несколько раз в год приезжал в Москву сдавать сессию (получал дополнительное образование в Литинституте). Моим детям тогда было 5 и 7 лет, а в Сибири в то время жилось тяжело, поэтому в Москве я брался за любую халтуру. Мне как сибиряку полагалось несколько бесплатных поездок в любую точку страны. У меня их накопилось восемь. И вот в 1998 году, когда я учился на 3-м курсе, я все их использовал. Пришлось решать: либо оставаться в Сибири, не закончив учебу, потому что денег на билеты до Москвы у меня не было, либо переезжать в столицу. Я посоветовался с семьей, и мы выбрали второе. Тем более что жене пообещали работу в гимназии (она преподаватель), а меня должны были взять редактором с зарплатой в 700 долларов в месяц. Я планировал купить квартиру в Подмосковье у однокурсника и прикинул, что если продам все тут и устроюсь на работу, то через месяц-два полностью расплачусь с ним.
Мы продали квартиру, дачу, гараж, мебель, книги — все, что могли. Я сравнил курсы валют у нас и в Москве и решил, что выгоднее рубли на доллары менять там: разница составляла 30 копеек. Если бы я поменял деньги сразу, все сложилось бы по-другому.
Младшую дочь оставили у бабушки, а мы с женой и старшей дочерью сели в поезд. Приехали в Москву 19 августа. За день до этого случился дефолт, но мы-то ничего не знали. На вокзале суматоха, безумные очереди в обменниках. Только и слышно: "Дефолт! Дефолт!". Мы растерялись и не сразу поняли, что произошло. Ломанулись в балашихинскую гимназию, куда должна была устроиться жена, а там все закрыто: решение о приеме на работу должны были принять только в сентябре. Оббегали несколько школ и в одной нашли место. Директор, спасибо ей большое, разрешила нам ночевать в классе. Мне в работе отказали: "Дефолт! Сами не знаем, что будет, поэтому больше сотрудников не набираем".
Я помчался менять рубли. Курс изменялся стремительно: сначала доллар стоил 6,30 рубля, потом 14. Я в итоге купил доллары за 19 рублей. Естественно, ни о какой покупке квартиры речи уже не шло. Нашел жилье за 100 долларов в месяц, но через пару дней хозяйка квартиры, видя, как падает рубль, сказала, что 100 долларов мало и вообще у нее родственники приезжают. Потом выяснилось, что она квартиру уже за 150 долларов сдала. Мы вернулись в школу. Учителя забирали нашу дочь ночевать к себе.
Я устроился бригадиром в дизайнерское бюро. Пообещали 400 долларов. Мы выполнили первый заказ, а с нами не расплатились. Поехал разбираться. Вся наличность у меня была с собой, негде оставить. И вот в троллейбусе у меня вытащили деньги. Осталось только пять рублей… И начались мытарства. Экономил как мог: на автобусах до первого контролера ездил, чтобы пройти в метро, пристраивался за кем-то. Брался за любую халтуру: в электричках газеты продавал, на стройках работал. Однажды познакомился с безногим мужчиной, который просил милостыню на Арбате. Говорю, давай я рядом на гитаре играть буду, и люди охотнее подавать станут. И так я с ним две недели работал, он мне процент отстегивал каждый день. Когда на Арбате появились первые уличные кафе, я договаривался с менеджерами, что буду исполнять песни на заказ. Стыдно было очень: дома я 8 лет возглавлял театр и очень боялся, что встречу тут знакомых из своего города.
Квартиры приходилось менять каждый месяц, потому что хозяева постоянно поднимали аренду, а мы могли платить не больше 100 долларов. В конце концов нашли долгосрочный вариант, но квартира была пустая: бетонный пол и стены, газовая плита — и больше ничего. Я досок натаскал, мебель соорудил. Жизнь заставит — и не такое сделаешь, тем более когда дети есть. С едой тоже выкручиваться приходилось: рыбу в озере ловил, грибы собирал, несколько уток поймал. В общаги наведывался. Вахтеру наобум называл номер комнаты, оставлял паспорт и ходил по комнатам: "Ребят, не хватает картошки на суп. Дадите пару штук?". Набирал со всей общаги пакет продуктов и вез домой. Год мы так прожили.
В конце 1999 года устроился в журнал при Всероссийском обществе слепых. Копейки получал, но зато был официально трудоустроен. Год для стажа отработал. Потом жизнь постепенно наладилась.
Иногда у меня просят деньги на улице: "Я издалека приехал, не могу устроиться, детям есть нечего". Я отвечаю: "Врешь! Я сам через это прошел. Всегда можно найти работу". Вообще при любом раскладе человек должен рассчитывать на себя и не опускать руки. А еще помнить, что в мире много хороших людей, которые помогут. Но, если ты сам ничего делаешь, тебе никто помогать не будет».
Татьяна, 33 года, предприниматель
«Я родилась в Екатеринбурге в многодетной семье, у меня двое старших братьев. 90-е были тяжелым периодом для нашей семьи, постоянно не хватало денег. Мама, геолог по образованию, работала кладовщиком на заводе. Платили с задержками, но мама могла взять любую часть зарплаты талонами на обед в столовой. До августа 1998-го на эти талоны уходило процентов семьдесят зарплаты.
Отец, электрик высшего разряда, зарабатывал очень немного, постоянно переходил с одного места на другое, поскольку многие предприятия в тот период закрывались. Была сильная напряженка с едой. Отец находил на помойках детали и собирал велосипеды, а мы с братьями пытались продавать их на рынке или обменять на продукты. Это помогало не умереть с голоду. Какое-то время папа работал электриком на рыбном комбинате и периодически приносил оттуда копченую скумбрию, которую потом меняли на сигареты, а те в, свою очередь, на конфеты, а потом на деньги. Бывали периоды, когда в холодильнике не было ничего, кроме коробки конфет "Родные просторы".
Накануне дефолта мама нашла подработку сторожем в доме быта. И ночь через трое дежурила с папой по очереди. Иногда я, тринадцатилетняя, подменяла маму, когда ей нужно было решить какие-то бытовые вопросы.
Денег не хватало, родители из-за этого часто ругались. В конце концов они решили продать нашу трешку и купить дом с участком. Это тоже вышло не сразу: соцзащита не пропускала такие сделки, потому что по факту жилищные условия детей ухудшались, а то, что нам есть было нечего, соцработников не волновало. В августе 1998 года мы разменяли квартиру и переехали в небольшой частный дом с участком в центре города. Оставшиеся деньги (доллары) отец положил в банк на свое имя и поехал к родителям на Украину, надеясь перевезти их к нам. За несколько дней до дефолта нам пришла телеграмма, что дедушка умер. Мы поняли, что папа задержится на Украине. А потом случился дефолт. Прекрасно помню, как мама вечером пришла с работы и сказала, что сегодня наши банковские сбережения увеличились в четыре раза. Это было здорово, но деньги с отцовского счета мы снять не могли. А те наличные, что он нам оставил, мы проели меньше чем за неделю, потому что в магазинах сначала резко подскочили цены, а потом продукты и вовсе исчезли с прилавков. Мы спешно засеяли огород. Редиска взошла за 14 дней, мы ее радостно поедали. Картошку нам "помогли" выкопать соседи через дырку в заборе, нам ничего не осталось.
Отец вернулся в Екатеринбург только в середине сентября. У него был стратегический запас лампочек, и он попытался продать их на фермерском рынке. Но мощность была слабая, они не пользовались спросом. Тогда мы выкрутили лампочки дома на 75 и 100 Вт и поменяли на картошку. Помню, постоянно чувствовала голод. Нас подкармливали друзья из военных семей: у них как-то в плане еды все было стабильно. В конце месяца мы получили деньги и просто их проели. Ну еще и приоделись чуть-чуть.
Другим везло меньше. Мама моей подруги работала на заводе "Уралкерамика", где помимо прочего изготавливали унитазы. В августе и сентябре работникам не платили зарплату, а когда люди стали бунтовать, выдали зарплату унитазами».
Александр, 34 года, фотограф
«Я родился и вырос в Узбекистане, куда сослали моего раскулаченного деда в 30-е годы. В 1996 году начались терки с "Талибаном". Мы жили недалеко от границы с Афганистаном, и, когда в наш городок залетело несколько случайных бомб, мы поняли, что пора валить. В декабре 1997-го с матерью переехали на историческую родину — в Челябинскую область. Мне было 14 лет.
Мы планировали купить квартиру, но остались без денег, потому что накануне переезда в Россию по дурости все доллары поменяли на рубли. Сначала жили у знакомой. Потом мама, бухгалтер по образованию, устроилась в колледж буфетчицей, чтобы получить место в общежитии. Там мы прожили в итоге больше 10 лет. Устроиться по специальности маме не удалось, ей было уже за 40, а тогда была мода на молодых и красивых.
Денег нам и так не хватало, а после дефолта все стало еще хуже: зарплаты не выплачивали по несколько месяцев. Тогда мама взяла вторую работу — устроилась техничкой в нашем общежитии. Я понимал, что ей сложно, частенько брал ведро, тряпку и мыл этаж за нее. Еще дворником подрабатывал. Единственное развлечение в то время — хоккей. Я сдавал бутылки, чтобы купить билет и попасть на матч.
Основным блюдом в нашем меню в то время была картошка, чего мы только из нее не готовили. Еще варили суп из быстрорастворимой лапши "Александра и Софья". Она сначала стоила 80 копеек, потом подорожала до рубля двадцати. К лапше опять же добавляли картошку и для жирности — майонез странной желейной консистенции. Суп был безумно вкусным. Я его и сейчас иногда готовлю. Из буфета мама ничего не приносила — это было несъедобно. "Никогда не буду кормить тебя тем, что есть в буфете, потому что знаю, из чего это готовится", — говорила она.
Когда выплачивали зарплату, мы шли на рынок за окорочками. Они продавались в замороженном виде, и продавщицы со всей дури били эти окорочка об землю, чтобы разделить. Мясо стоило нереальных денег. У нас было фирменное блюдо — мясные пельмени, их мы могли себе позволить только на Новый год и дни рождения. Муку, сахар и картошку брали впрок — мешками. Мама потом довольно долго их так закупала, по инерции, года до 2011».
«Прекрасно помню это время. Денег не было вообще. На заводе, где я работал, з/п задерживали 8 месяцев. Хорошо давали под зарплату продукты, хотя продуктами это можно было назвать с натяжкой – заплесневелые макароны, тухлая рыба, зеленая колбаса, и все это втридорога. Выдавали вместо денег чеки, но чтобы на них что-то купить, надо было их обналичить. А это было возможно, только если были знакомые кассиры в магазинах.
С двумя маленькими детьми в то время было реально страшно. В подъездах и на лестничных клетках творился беспредел. Именно тогда пошла мода ставить стальные двери, иначе можно было остаться без всего, выносили все, вплоть до ковров.
Детей кормили с молочной кухни, впрочем, частенько и сами ели то, что не доедали дети – есть было реально НЕЧЕГО. Спасибо, помогали родители, у них был огород, да и дача выручала здорово.
Ребята, кто бы что ни говорил, но в то время был реальный пиздец».
«Кризис 1998 был страшен – из-за дефолта и сгоревших накоплений мы с мамой полгода практически голодали. Потихоньку налаживаться жизнь начала только с 1999-го, когда я закончила учебу и пошла работать. Не по специальности, а где платили. Вообще эти годы запомнились очередями и иррациональным страхом перед завтра».
«Жрали пустой "Роллтон". Картоху пацаны с деревни привозили мешками, тем и спасались. На масло денег не было – покупали маргарин иногда. Ходил вокруг киосков с красивыми этикетками "Сникерса", "Марса", "Баунти". Раз в месяц на заработанные деньги (подрабатывал) мог купить 1 "Сникерс". Так что как-то так…».
Владимир Аветисян, бизнесмен
«По роду своей деятельности в то время я был мало интегрирован в макроэкономические процессы, происходившие в стране. Как, собственно, и большинство российских бизнесменов. И для меня дефолт по государственным обязательствам стал такой же неожиданностью, как и для всех.
Эти события застали меня в отпуске — мы с друзьями были за границей, на курорте. В один момент наши банковские карты оказались заблокированы. Выручила нас тогда русская ментальность – во все поездки мы брали с собой некоторое количество наличных долларов. Они то и помогли нам вернуться домой. А еще, перед самым дефолтом, мы с партнерами планировали покупку участков земли, на которых собирались возвести деревянные дома по финскому проекту. В результате мы выбрали самые маленькие и дешевые варианты домов.
Уже к 2001 году экономическая ситуация стабилизировалась и про дефолт уже мало кто вспоминал — в России начался экономический рост, продолжавшийся до 2008-го года. И если оценивать ущерб для страны, то, на мой взгляд, кризис 2008-го был гораздо масштабнее по своим последствиям».
Виталий Добрусин, руководитель медиа-холдинга «Самарские судьбы»
«В 98-м я был президентом телекомпании РИО, и в августе не уехал в отпуск, а продолжал работать, поэтому до сих пор хорошо помню хронику событий. К тому времени я уже давно разочаровался в Ельцине и его команде, а после произошедшего разочарование сменилось ненавистью: в субботу он обещал лечь на рельсы, а в понедельник объявили дефолт. Было ощущение сговора наверху и собственной полной беззащитности.
Стали сыпаться, конечно, наши партнеры; потеряли большую часть рекламодателей. Пресса трубила о том, что проблема в отставке Кириенко, и что ситуация с рублем нормализуется, когда назначат премьер-министра. Но когда Дума утвердила, наконец, на эту должность Примакова, то ничего не изменилось, и рубль продолжил свое падение.
Унижение, несбывшиеся ожидания; остро осознал свою беззащитность – с нами могут сделать всё, что угодно, и мы скушаем всё, что нам скормят, и возражать не будем. Я давно для себя сформулировал "правило самолета": если ты находишься в самолете, ты можешь есть. Можешь спать, а на ситуацию никак повлиять не можешь. От тебя ничего не зависит в глобальном смысле. В такие ситуации попадаешь не только в самолете, к сожалению.
Помню, 19-го или 20-го августа поехал в магазин на проспекте Ленина купить лампочки. За сутки цена на них выросла в три раза, и продавец мне сказал: берите больше, завтра будут еще дороже. Я купил двадцать штук. Тогда я ездил с водителем, и по его взгляду понял, что он бы тоже с удовольствием взял домой этих ламп, но у него просто нет денег. Отдал, конечно, ему три. Жаркий, безнадежный август».
Андрей Колядин, член правления в РАПК
«Дефолт 98 года сделал меня нищим в первый раз в жизни. До него я был успешным медиа-менеджером, с очень приличной даже по сегодняшним временам зарплатой, фирмой с двумя офисами в центре города, квартирами, машинами и очень приличным счетом в банке СБС-Агро. Вместе с дефолтом исчезло все — накопления, фирма, офисы, квартиры и зарплата. Распалась даже семья. Я поселился в съемной квартире. Денег не было даже на то, чтобы отремонтировать незакрывающуюся дверь в личной иномарке. В итоге ставил машину так, чтобы дверь упиралась в какое-нибудь препятствие, а сам выбирался и садился через пассажирское место.
С барышней, которая имела неосторожность тогда со мной дружить, почти год питались картошкой и тушенкой, которой удачно затарились по случаю. Зато Саша Мескин открыл в Самаре шикарный ресторан Экватор, с шеф-поваром Михаила Горбачева во главе. Они задолжали мне большую сумму по рекламному контракту из-за дефолта, и расплачивались "экваторками" — талонами на еду. Мы с будущей женой, закусив картошкой с тушенкой и одев остатки былой костюмной роскоши, забирались через пассажирскую дверь в машину и ехали в Экватор. А там были лягушачие лапки, черная икра, коньяк Мартелл, тигровые креветки в чесночном соусе и Демисс Руссос на Новый год. Так мы провели это непростое время, чтобы потом, шаг за шагом, выбраться из первой нищеты, не самой грустной и безрадостной, и отправиться к очередному этапу временного благополучия. Деньги — тлен. Но с ними жить приятнее».
Лариса Матросова, PR-консультант
«В 1998 году я впервые поехала отдыхать за границу — в Испанию, там уже несколько лет жили мои друзья, которые перебрались туда к родственникам. Собственно, поэтому я туда и собралась. Страна еще не была членом Евросоюза; валюта была — песеты. Поехала я туда с долларами и пришла в восторг от низких цен: и на еду, и на одежду, и на развлечения. Воодушевленная, вернулась домой.
Я служила в то время в рекламном отдела Газбанка, и наблюдала изнутри беспокойство наших аналитиков по поводу грядущего обвала ГКО: это обсуждалось на планерках и всех финансовых совещаниях. Я не очень разбиралась в экономике, но доверяла профессионалам, и поэтому не стала менять оставшиеся после поездки доллары на рубли. Зажала я свои доллары дома, в тумбочке, а сама сижу на планёрке и слушаю, как наши финансисты рубятся на тему: выходить из гособлигаций или ещё погодить? И банк что-то там такое правильное сделал, и за пять дней до дефолта избавился от государственных облигаций.
Доллар полез вверх, наши аналитики забегали ещё быстрее; а мы начали сновать по магазинам и скупать все подряд по "старым" ценам. Мне, например, повезло купить шоколадки в киоске около ЦУМа — буквально на моих глазах продавцы кинулись менять ценники. Но самое главное приобретение произошло благодаря моим "заначенным" долларам: их стоимость выросла в десять раз, и превратились в сумму, пригодную для покупки новой Нивы.
Мои родители потеряли накопления всей жизни, у них паника была настоящая. А мы, молодые и работоспособные, ничего не боялись тогда. К Ельцину и его обещаниям "лечь на рельсы" уже тогда относились недоверчиво, никаких разочарований не испытали, отнеслись как к очередному ляпу.
Самые большие переживания были у моих друзей, коммерсантов; кому-то пришлось закрыть бизнес, многие перешли на поставки из бывших республик — Белоруссии. Одни наши приятели достраивали дом, и почти все материалы были заграничные. Вдруг — хлоп, доллар вырос! И они быстро закупили белорусское тепловое оборудование и паркет, украинские краски; вместо немецкой сантехники приобрели что-то подмосковное, мебель сделали чуть ли не сами. И кстати, все белорусские батареи служили им почти двадцать лет; они их поменяли только в прошлом году. Любимая шутка была: "меняем батареи, значит, скоро опять дефолт".
Наталья Фомина, журналист
«Я тогда работала в рекламном агентстве, зарплату нам вручали рублями в конверте, это называлось "черный нал", а соседями по офису была пейджинговая компания (ну, кто еще помнит, что такое пейджер?), и вот им-то круто перечисляли на банковские карты. В пятницу накануне событий я зашла в гости к тамошним менеджерицам, просто поболтать, а менеджерицы нисколько не захотели со мной болтать, они столпились возле телефона и гомонили на тему, что в банкоматах закончились деньги.
Одна, самая красивая и авторитетная, сказала, что вроде бы в "Аквариуме" еще есть, и все подорвались, оставили посты и помчали в "Аквариум", снимать деньги. Доллар на тот момент стоил 6,30; уже вырос, но немного. И я подхватилась и помчала с менеджерицами, первый этаж "Аквариума" представлял собой переполненное нутро автобуса в час пик, меж потных и взволнованных людей невозможно было не только протолкнуться, а даже не знаю, что.
Авторитетная менеджерица сказала, что такого количества потных мужчин не выдержит ни она, ни ее костюм от Escada, и мы выбрались наружу и немедленно пошли в кафе "Зебра", где ели пельмени и прекрасно провели историческое для рубля время.
А в понедельник, 17-го, уже никто не работал – не в том смысле, что всех уволили, а просто. Все собирались малыми толпами по интересам, пили модный джин-тоник в алюминиевых банках и спорили, поднимется ли цена за доллар выше десяти рублей. К концу недели в спорах фигурировала цифра пятьдесят, а джин-тоник остался прежним. Моя коллега предложила гадать на курс рубля: если за сутки опустится более, чем на 30%, это предвещает хорошего жениха всем.
Ходила масса самых невероятных слухов: что запретят хождение валюты, например, а про хозяина одной солидной фирмы было известно, что он вывез в лес сто кило золота и там зарыл. Как связаны похороны ста кило золота и курс рубля, было не совсем ясно, но все одобряли. Директор нашего рекламного агентства объявил, что он сбреет усы, а больше никаких вкладов в стабилизацию процесса вносить не будет, а его заместительница всерьез рассматривала вопрос о вручении рекламодателям трехкилограммовых пакетов с гречкой, чтобы продемонстрировать заботу о клиенте в форс-мажорных обстоятельствах.
Один, к слову, из рекламодетелей владел большой страховой фирмой, и у них в начале августа случилась страшная трагедия помимо кризиса – попал в аварию и погиб ключевой сотрудник. Сотруднику фирма снимала квартиру, и уже в разгаре дефолта кто-то из людей поехал рассчитываться с хозяином, и в вещах погибшего нашелся портфель с крупной суммой долларов, и эту сумму использовали для вливаний в жизнедеятельность организации, всё у них обошлось.
Мой сын родился в начале 99-го года, иногда я привязываю его к стулу и делюсь воспоминаниями о своем бытовом героизме: как стащила в магазине детское питание, когда вообще не было денег, как вышла на работу в его 15 дней, уже через год смогла заплатить за половину "двушки" и все такое. Сын честно пытается придать своему взгляду уважение, и я отпускаю его, чтобы перечесть что-нибудь из Шелестова (мы-то знаем, кто это такой!) и вспомнить девяностые. Хорошее было время, смешное».
Дмитрий Свердлов, в 1998 году ему было 26 лет.
Два года как закончил академию имени Плеханова, устроился на первую работу по специальности — в маленькую московскую транспортную компанию, зато сразу финансовым директором. Время было интересное, амбициозное, спекулятивное: «Люди меняли трактора на электроэнергию, электроэнергию на кубометры воды, кубометры воды на автомобили "Волга". В конце этой цепочки, бумажного круговорота, получались огромные суммы, а посредником была маленькая железнодорожная компания, которая неплохо себя чувствовала до определенного момента».
Елена Горошкова, во время дефолта ей было 18-лет.
Жили бедно: мама, чтобы в семье каждый день был хлеб, пекла из воды и муки лепешки на печке. В плохие дни лепешки со сладким чаем были и на обед и на ужин. Но при этом Лена училась в университете на платном отделении, учебу оплачивал отец: «Родители были в разводе, но я же не перестала быть его дочерью. Такой "блеск и нищета": живу с бедной мамой, но на крупное папа поможет всегда».
Прогулка по Москве 1998 года
Взято: varlamov.ru
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]