"Освободили" солдатский бордель в Анапе.
---
"Наступали через поселок Верхне-Баканский, в тяжёлом бою полк понёс большие потери. Ночью пришлось принять участие в эвакуации подбитой и сгоревшей самоходки, она находилась у самого переднего края.
Страшное дело, вовсе не потому, что немец мог уничтожить наш тягач, стоило произвести артналёт по пристрелянному рубежу. Жутко было обнаруженное в сгоревшей самоходке.
При неверном свете неба и вспышках немецких осветительных ракет увидели за рычагами человека, он сидел, где обычно находится механик-водитель, даже правая рука лежала на рычаге.
Скелет и не полностью обгоревшие органы оставляли тело в таком положении, в каком застала смерть. В боевом отделении бесформенная куча рук, ног, голов, всего, что не сгорело, осталось от наших боевых друзей.
Вы ли это? Несколько часов назад советовались, как лучше прорваться и занять рубеж, откуда хорошо вести огонь по немецким позициям. Вот она, ваша последняя высотка...
5 мая, после взятия Крымской, погибших похоронили на кладбище станицы. Мне было поручено сказать прощальные слова. Стою на краю братской могилы, начал говорить, горло перехватило, не смог ничего вымолвить, автоматчикам махнул рукой команду: "Залп".
В разгар боя, когда с ходу ворвались в город, за небольшим пустырём увидели двухэтажный дом, из окон и чердака немцы вели пулемётный огонь по боевым позициям пехоты. - Ну гады, - восклицает Шустеров, - лейтенант, смотри.
Не успел уяснить, что к чему, как Василий посылает снаряд за снарядом на чердак, в окна. Огневые точки подавлены, из дома выскочили фрицы, бросились наутёк, двоих настигли пули пехотинцев, остальные скрылись за угол дома.
- Легко отделались, думал, напоролись на опорный пункт немцев, как в Новороссийске, - говорит Шустеров, вытирая пот с лица. Он настроен на худшее, слишком неосторожно подошли к дому, вырвавшись впереди пехоты.
Видим, как из окон, дверей дома выскакивают неодетые немцы или румыны, за ними, как из дырявого мешка, во все щели посыпались молодые женщины, у каждой правая нога перевязана белой лентой.
- Что такое?
- Это лазарет, - отвечает Святкин.
- Га, дывись, - по внутренней радиосвязи раздаётся украинский говор Хижняка.
- Какой лазарет, смотри, как стрекозы прыгают, - возражает Лёня, - что за наваждение, неужели у всех правая нога болит?
Когда подъехали поближе, разъяснилось, увидели, как почти во всю стену, выше окон первого этажа, крупными немецкими буквами написано: "Soldaten zu Haus". - Так вот оно что-о, - почти одновременно вырвалось ехидное восклицание Святкина и Шустерова.
Догадываемся, что перед нами немецкий дом терпимости, выбежавшие первыми немцы это пулемётчики, охранники в почтенном заведении. Раздетые - в борделе главнодействующие. Видимо, это сверхчеловеки, добившиеся особой награды служением фюреру, их лелеяли днём и ночью, круглосуточно, те женщины, которые разбежались при нашем приближении.
И смех, и грех. Экипажем не решен вопрос, почему в такое время, в опасной обстановке действовало, причём безостановочно, на полную мощность, столь интимное немецкое предприятие. Обращаются ко мне за помощью, от вопросов уходить нельзя.
- Немцы не собирались оставлять Анапу ни сегодня, ни в ближайшие дни, - подсказываю, чтобы облегчить решение первостепенной важности задачи, - мы нежданно-негаданно вторглись в святая святых немецкой солдатчины.
- Ага, мы виноваты, - смеётся Шустеров.
Святкин - наводчику назнарошки:
- Воюем с бабами. Что ни снаряд, то в цель.
- Пулемёты не цель? Им, сволочам распутным, следовало поддать жару. Что за свадьба во время войны - без огня, без музыки. Вот и послал огоньку. Они, шляндры, куражились с немчурой, а пулемётчики по нашим бойцам строчили. Ты видел, как пехотинец за бок схватился, нырнул в развалины. Наверное, ранили, сволочи.
- И бей по огневым точкам. На то у тебя панорама, чтобы целиться, куда надо. А ты по своим, такими дорогими боеприпасами. Артмастер Ковалевский говорил на занятиях, что каждый снаряд дороже коровы. Любым выстрелом надо бить по врагу, - допёк Святкин Шустерова.
- Какие они свои? Жалею, что этим сукам семитаборным не послал вдогонку парочку шрапнельных.
- Так я и зарядил. Лейтенант такой команды не даст.
- Не дам. Нельзя, Вася, без разбора бить всех подряд. Женщины с тобой не воюют. Думаешь, они пришли в этот дом добровольно? Многих загнали насильно. Среди них есть действительно наши люди. Могут быть связанные с партизанами. Разбираться не нам с тобой, а органам власти, которая нынче будет восстановлена в полном объёме.
- Вразумел, Вася? - с чувством победителя говорит Святкин.
- Потом разберись. Будут клясться, божиться, что страдали день и ночь.
- Нет у тебя, Вася, гуманизма, - заключил заряжающий.
Тут уже Шустеров не сдержался, стал гопки: - Гуманизм! Да ты знаешь, что это такое? Это война с фашизмом и его приспешниками. Убивать их - вот гуманизм. Делать это должен каждый человек там, где поставила война.
Моя Полина опухала с голоду в холодном цеху на ленинградском заводе. Кобылы на пуховых постелях не имеют права позорить наших женщин. Что давеча говорил командир? Разрешаю лупить немцев всех подряд. Прояви к ним гуманность - отведи два квадратных метра жизненного пространства в нашей земле. Кто пожалел врага, у того жена - вдова.
Святкин добавляет: - Жирно будет, сколько земли пропадёт. Посчитай, уложили их за два года войны. Миллиона три, может, четыре. Нет, не согласен, в общую яму, как зверей. Гитлер каждому солдату обещал по 40 гектаров нашей земли, славян в качестве рабов. А ты гуманизм, гуманизм.
Наверное, долго вели бы солдатики разговор, не обращая внимания ни на надрывный гул моторов, ни на лязг гусениц, ни на гул боя. Мне не до спора, смотрю в оба, вижу окраину Анапы, невдалеке передний край.
Немец подтянул резервы, упёрся, готовит, судя по всему, контратаку. По лощине, что за садом, сотни серых фигурок движутся к передку, передаю сведения на командный пункт, экипажу командую: - Прекратить разговоры, - выждав несколько секунд, продолжаю, - в ложбине за садом отдельное дерево. Лево 300, прицел 16, осколочным, огонь!
- Цель понял, вижу. Есть - огонь. Разрыв снаряда оказался правее цели, делаю поправку: - Лево 50, прицел 14, осколочным, огонь!
Ещё три выстрела! Боевая жизнь экипажа вошла в свои рамки, так закончилась полемика по женскому вопросу, вставшему перед экипажем во всей наготе." - из воспоминаний комбатареи Су-76 1448-го САПа РГК лейтенанта А.Т.Дронова.
Страшное дело, вовсе не потому, что немец мог уничтожить наш тягач, стоило произвести артналёт по пристрелянному рубежу. Жутко было обнаруженное в сгоревшей самоходке.
При неверном свете неба и вспышках немецких осветительных ракет увидели за рычагами человека, он сидел, где обычно находится механик-водитель, даже правая рука лежала на рычаге.
Скелет и не полностью обгоревшие органы оставляли тело в таком положении, в каком застала смерть. В боевом отделении бесформенная куча рук, ног, голов, всего, что не сгорело, осталось от наших боевых друзей.
Вы ли это? Несколько часов назад советовались, как лучше прорваться и занять рубеж, откуда хорошо вести огонь по немецким позициям. Вот она, ваша последняя высотка...
5 мая, после взятия Крымской, погибших похоронили на кладбище станицы. Мне было поручено сказать прощальные слова. Стою на краю братской могилы, начал говорить, горло перехватило, не смог ничего вымолвить, автоматчикам махнул рукой команду: "Залп".
В разгар боя, когда с ходу ворвались в город, за небольшим пустырём увидели двухэтажный дом, из окон и чердака немцы вели пулемётный огонь по боевым позициям пехоты. - Ну гады, - восклицает Шустеров, - лейтенант, смотри.
Не успел уяснить, что к чему, как Василий посылает снаряд за снарядом на чердак, в окна. Огневые точки подавлены, из дома выскочили фрицы, бросились наутёк, двоих настигли пули пехотинцев, остальные скрылись за угол дома.
- Легко отделались, думал, напоролись на опорный пункт немцев, как в Новороссийске, - говорит Шустеров, вытирая пот с лица. Он настроен на худшее, слишком неосторожно подошли к дому, вырвавшись впереди пехоты.
Видим, как из окон, дверей дома выскакивают неодетые немцы или румыны, за ними, как из дырявого мешка, во все щели посыпались молодые женщины, у каждой правая нога перевязана белой лентой.
- Что такое?
- Это лазарет, - отвечает Святкин.
- Га, дывись, - по внутренней радиосвязи раздаётся украинский говор Хижняка.
- Какой лазарет, смотри, как стрекозы прыгают, - возражает Лёня, - что за наваждение, неужели у всех правая нога болит?
Когда подъехали поближе, разъяснилось, увидели, как почти во всю стену, выше окон первого этажа, крупными немецкими буквами написано: "Soldaten zu Haus". - Так вот оно что-о, - почти одновременно вырвалось ехидное восклицание Святкина и Шустерова.
Догадываемся, что перед нами немецкий дом терпимости, выбежавшие первыми немцы это пулемётчики, охранники в почтенном заведении. Раздетые - в борделе главнодействующие. Видимо, это сверхчеловеки, добившиеся особой награды служением фюреру, их лелеяли днём и ночью, круглосуточно, те женщины, которые разбежались при нашем приближении.
И смех, и грех. Экипажем не решен вопрос, почему в такое время, в опасной обстановке действовало, причём безостановочно, на полную мощность, столь интимное немецкое предприятие. Обращаются ко мне за помощью, от вопросов уходить нельзя.
- Немцы не собирались оставлять Анапу ни сегодня, ни в ближайшие дни, - подсказываю, чтобы облегчить решение первостепенной важности задачи, - мы нежданно-негаданно вторглись в святая святых немецкой солдатчины.
- Ага, мы виноваты, - смеётся Шустеров.
Святкин - наводчику назнарошки:
- Воюем с бабами. Что ни снаряд, то в цель.
- Пулемёты не цель? Им, сволочам распутным, следовало поддать жару. Что за свадьба во время войны - без огня, без музыки. Вот и послал огоньку. Они, шляндры, куражились с немчурой, а пулемётчики по нашим бойцам строчили. Ты видел, как пехотинец за бок схватился, нырнул в развалины. Наверное, ранили, сволочи.
- И бей по огневым точкам. На то у тебя панорама, чтобы целиться, куда надо. А ты по своим, такими дорогими боеприпасами. Артмастер Ковалевский говорил на занятиях, что каждый снаряд дороже коровы. Любым выстрелом надо бить по врагу, - допёк Святкин Шустерова.
- Какие они свои? Жалею, что этим сукам семитаборным не послал вдогонку парочку шрапнельных.
- Так я и зарядил. Лейтенант такой команды не даст.
- Не дам. Нельзя, Вася, без разбора бить всех подряд. Женщины с тобой не воюют. Думаешь, они пришли в этот дом добровольно? Многих загнали насильно. Среди них есть действительно наши люди. Могут быть связанные с партизанами. Разбираться не нам с тобой, а органам власти, которая нынче будет восстановлена в полном объёме.
- Вразумел, Вася? - с чувством победителя говорит Святкин.
- Потом разберись. Будут клясться, божиться, что страдали день и ночь.
- Нет у тебя, Вася, гуманизма, - заключил заряжающий.
Тут уже Шустеров не сдержался, стал гопки: - Гуманизм! Да ты знаешь, что это такое? Это война с фашизмом и его приспешниками. Убивать их - вот гуманизм. Делать это должен каждый человек там, где поставила война.
Моя Полина опухала с голоду в холодном цеху на ленинградском заводе. Кобылы на пуховых постелях не имеют права позорить наших женщин. Что давеча говорил командир? Разрешаю лупить немцев всех подряд. Прояви к ним гуманность - отведи два квадратных метра жизненного пространства в нашей земле. Кто пожалел врага, у того жена - вдова.
Святкин добавляет: - Жирно будет, сколько земли пропадёт. Посчитай, уложили их за два года войны. Миллиона три, может, четыре. Нет, не согласен, в общую яму, как зверей. Гитлер каждому солдату обещал по 40 гектаров нашей земли, славян в качестве рабов. А ты гуманизм, гуманизм.
Наверное, долго вели бы солдатики разговор, не обращая внимания ни на надрывный гул моторов, ни на лязг гусениц, ни на гул боя. Мне не до спора, смотрю в оба, вижу окраину Анапы, невдалеке передний край.
Немец подтянул резервы, упёрся, готовит, судя по всему, контратаку. По лощине, что за садом, сотни серых фигурок движутся к передку, передаю сведения на командный пункт, экипажу командую: - Прекратить разговоры, - выждав несколько секунд, продолжаю, - в ложбине за садом отдельное дерево. Лево 300, прицел 16, осколочным, огонь!
- Цель понял, вижу. Есть - огонь. Разрыв снаряда оказался правее цели, делаю поправку: - Лево 50, прицел 14, осколочным, огонь!
Ещё три выстрела! Боевая жизнь экипажа вошла в свои рамки, так закончилась полемика по женскому вопросу, вставшему перед экипажем во всей наготе." - из воспоминаний комбатареи Су-76 1448-го САПа РГК лейтенанта А.Т.Дронова.
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]