Как это было. Записки об альманахе "Метрополь". Серия 2
---
Как это было. Записки об альманахе "Метрополь". Серия 1
М.Ц. – Агрессивнее всех вёл себя Феликс Кузнецов, нынешний академик, директор института мировой литературы. Как Вы считаете, он был искренним в своём неприятии "Метрополя" или просто послушно исполнял чужую волю?
Л.Б. – Я не знаю, что можно об этом человеке сказать, был ли он вообще когда-нибудь искренним. Он делал то, что было ему по уму и помогало сделать карьеру. В этом смысле он был вполне искренним.
М.Ц. – Вы говорите, что Аксёнов таким образом планировал свой отъезд. А остальные члены "Метрополя" полагали, что от властей можно будет добиться разрешения на публикацию?
Л.Б. – Нет. Все понимали, что никакого разрешения не будет, но мы рассчитывали на большой скандал. Я не знал, что это пересылается в Штаты, но кое-кто из близких к Аксёнову людей знал. Я ведь в немалой степени был чужаком, в "Метрополь" я передал статью, предназначенную для журнала "Вопросы философии" и там отвергнутую. Точнее говоря, статья была запрещена в ЦК, хотя в ней не было совершенно ничего антисоветского, как, впрочем, и во всём "Метрополе".
М.Ц. – А как Вы оказались автором альманаха?
Л.Б. – Совершенно случайно. В гостях у режиссёра Хейфица я познакомился с Фридрихом Горенштейном. Фридрих прочитал текст моей статьи, с места в карьер спросил: "А хотите участвовать в таком деле?" И я сходу ответил: "Да". В этом не было особой смелости, потому что нетрудно было сообразить, что участвуют очень известные люди, с которыми расправиться сразу "чохом" будет невозможно. Во-вторых, я знал, что в моей статье нет ничего особенного, кроме непривычных тогда бахтинских соображений о традициях.
Но... Когда всё это произошло, то обыска мы ждали все. Тростников был уволен с работы. Это было наше слабое звено. Он преподавал математику в институте, был кандидатом наук и никаким не философом. Написал он плохую статью, примиряющую религию с наукой, за неё и пострадал.
Я тогда спрятал весь самиздат – письма от обозревателей "Свободы", Би-Би-Си, другие самиздатовские тексты. По-моему, сходным образом поступали и другие. Обыск в этих условиях казался абсолютно естественным. У меня уже на тот момент было несколько вызовов в КГБ, я знал, что мой телефон прослушивается. И я был готов к тому, что с работы могут выгнать. Большего я не предполагал, но к тому, что мог потерять работу, как Тростников, я был готов. Но не выгнали. Я отделался тем, что мне запретили защищать докторскую, хотя уже был отпечатан реферат.
Я не мог печатать совершенно безобидные книжки по Возрождению. Мою книгу о гуманистах рассыпали в "Искусстве". Уже набранную, отредактированную книгу рассыпали, когда пришёл новый заведующий редакцией.
Трудности испытывали многие, даже Белла (Ахмадулина, – М.Ц.). Даже Фазиль Искандер стал испытывать трудности.
Вообще, судьба потом сложилась у всех по-разному. Вознесенский уже через неделю после того, как разразился скандал, был на приёме у президента Соединённых Штатов. Ахмадулина через год после скандала сумела выпустить книгу – правда, не в Москве, а в Молдавии.
Кое-кто даже что-то заработал на этом. Например, мой покойный ныне друг Юрий Карабчиевский, никому не известный, не печатавшийся ни в самиздате, ни в тамиздате, благодаря этому скандалу, стал очень известен. Он написал прогремевшую книгу о Маяковском ("Воскресение Маяковского", – М.Ц.) и трезво отмечал: "Я от этого только выиграл".
Фридрих Горенштейн, в отличие от Аксёнова, эмиграцию свою не готовил, но пришлось уехать, а Аксёнов явился туда триумфатором и бунтовщиком, что на первых порах обеспечивало ему прекрасный приём.
Витя Ерофеев с самого начала, и чем дальше, тем больше, старался представить это как некий подвиг наших литераторов. Мы даже с ним схватились на праздновании десятилетия "Метрополя". Я ему сказал, что никакого подвига не было, ибо мерять нужно по тем, кто сидел, у кого были обыски, а наша акция носила всё-таки боковой характер.
М.Ц. – А чем же кончилась идея презентации "Метрополя"?
Л.Б. – Было совещание, и "Метрополь" раскололся. Половина участников туда идти не хотели, потому что уже стало известно всё, так что они не хотели бросать дополнительный вызов. Мы с женой всё-таки туда пошли, к тому кафе, которое Белла Ахмадулина заказала для презентации.
Кафе было закрыто, в витрине надпись – "Закрыто по техническим причинам". Мы, стоя на противоположной стороне улицы, увидели стоящего в телефонной будке человека, которой держал трубку у уха, но не набирал номер и не разговаривал, а просто внимательно оглядывал окрестности. Так что было ясно, что КГБ не дремлет.
Потом подошло ещё несколько человек из наших. Потом кто-то ещё пришёл и предложил пойти на квартирку Гинзбург, собраться в своём кругу, выпить вина... Так это и было сделано. Но раскол был яростный. Мы сидели и спорили часов до четырёх утра.
М.Ц. – Во время работы над "Метрополем" у Вас были встречи с Высоцким?
Л.Б. – Были. Высоцкий несколько раз приходил на квартирку Гинзбург, участвовал в наших совещаниях. Отчасти они носили деловой характер, когда надо было что-то решать, а отчасти это была просто потребность увидеться друг с другом. Наскучив разговорами, – деловыми или квази-деловыми, – он выходил в коридорчик и рассказывал всякие хохмы. Кое-что я запомнил и потом пересказывал друзьям эти маленькие новеллки.
Помню вот такую историю. Какой-то забулдыга заходил в "гадюшник", расположенный рядом с Театром на Таганке (ресторан "Кама", – М.Ц.). Пройдя между столиками, он вдруг хватал чей-нибудь стакан водки, залпом выпивал его и бросался на колени с криком: "Ну бейте меня! Бейте! Ну не могу я иначе!" Его никто не бил, и он уходил с тем, чтобы через час, когда будут другие люди, вернуться за новой порцией.
На похоронах Высоцкого я был, причём на особом положении члена "Метрополя". Меня провели мимо бесконечной колонны людей, и я имел возможность немножко задержаться у гроба".*18
В предисловии к первому российскому изданию "Метрополя" В.Ерофеев писал: "Кампанию травли "Метрополя" со всей решительностью, отражавшейся на неустанно потеющем лице, возглавил Феликс Кузнецов. Когда он выдыхался, то распахивал двери кабинета, и в него врывались, чтобы продолжить с нами борьбу, бледнолицый Лазарь Карелин и румяный, в комиссарской кожанке Олег Попцов".
Олег Максимович Попцов в те времена возглавлял журнал "Сельская молодёжь", который, на мой взгляд, был одним из лучших "тонких" журналов страны. Укрывшись за абсолютно политически грамотным названием, О.Попцов с 1968-го по 1990-й год издавал журнал не для села и не для молодёжи, а для всех, кто хотел читать хорошую литературу. Там печатались В.Шукшин, Ю.Нагибин, В.Распутин, Ф.Искандер, Ю.Ким, В.Померанцев... Сейчас всё это уже забылось, а вот слова про "комиссарскую кожанку" остались...
"О.П. – Я могу сказать, что был в эпицентре этих событий. Я помню все эти дискуссии, выступления. "Метрополь" – это довольно интересное явление. Он вызвал протест со стороны официальных властей, – но это и понятно. А вот какой путь надо было избрать... Я был сторонником – причём категорическим – того, чтобы издать "Метрополь".
Аксёнов... Вы понимаете, я сторонник той точки зрения, что если ты хочешь изменить страну, то надо бороться, живя в ней, а не уезжать. Это моя позиция. Я Аксёнову говорил: "Я понимаю, тебе есть куда ехать. А что делать Искандеру? А что делать Битову?"
В этой истории нельзя не видеть объективной составляющей. Мы же понимаем, какое это было время, – это было время Михаила Андреевича Суслова. Нелепо было ждать от Суслова восторга по поводу альманаха, но я до сих пор считаю, что можно было и необходимо было "Метрополь" отстоять.
Я выступал и говорил, что если мы сейчас дадим возможность этому журналу уйти за рубеж, мы закроем на энное количество лет творчество этих людей в нашей стране. Поэтому его надо издавать здесь, во что бы то ни стало.
В альманахе были вещи, которые следовало беспощадно критиковать, а были вещи совершенно прекрасные. Скажем, я очень люблю Женю Попова, он талантливый человек, но его рассказ о том, как человек сидел над дырой и оправлялся, мне крайне не понравился.
Ещё несколько рассказов в сборнике только вызвало у меня отрицательную реакцию. В том числе, рассказ Искандера "Маленький гигант большого секса". Но ведь были там и прекрасные вещи! Например, повесть Горенштейна "Ступени".
Самым хитрым был Вознесенский, он перехитрил всех. Он дал в альманах стихи, которые уже были опубликованы в его книге ("Соблазн", Москва, "Советский писатель", 1978 г., – М.Ц.), но под другими названиями. Когда на него набросились, он сказал: "Но у меня это уже было опубликовано!" Это был такой ход...
Но, в общем, это была хорошая литература, сделанная настоящими писателями. Появление "Метрополя" здесь, в России, только прибавило бы авторитета русской литературе и позволило бы сказать, что ситуация меняется.
Произошло столкновение двух тенденций... Кто-то мне сказал: "А вот помните, как Вы выступали против "Метрополя"? Я ответил: "Господа! Есть все стенограммы обсуждений. Возьмите и прочтите. Я не откажусь там ни от одного слова.*19 Там выступал Бакланов, там выступал Бондарев. Вот давайте посмотрим, кто и о чём говорил, тогда станет всё ясно".
Я считаю, что это была такая ситуация, когда была нужна, как принято говорить сейчас, политическая воля. Но у руководителей Союза писателей этой политической воли не было. Хотя, наверное, всё было возможно, и можно было настоять, пойти к Брежневу, убедить его. Можно было... Но для этого надо было идти на определённый риск. Как редактор журнала, я имел двух цензоров – одного по месту издания, а другого – в центральной цензуре, и я это очень хорошо знаю. Власть надо было убеждать и доказывать ей.
М.Ц. – Мне приходилось слышать мнение, что Василий Аксёнов с самого начала планировал скандал, понимая, что "Метрополь" в Союзе издан не будет.
О.П. – Да, да, конечно! Я именно об этом и говорил. Я не был внутри их команды и не знаю, о чём они там договаривались, но Вася чётко делал установку на скандал, чтоб это издать за рубежом и выплеснуть. Я же понимал, что это такое идёт! У меня Фазиль Искандер был членом редколлегии, а после этого от меня потребовали, чтобы я вывел его из членов редколлегии. Я знал, что будет. Я говорил: "Что вы делаете? Настоящих литераторов мы просто зачеркнём! Они, как минимум, пятнадцать лет не смогут публиковаться в стране. Что вы делаете! Ни в коем случае нельзя дать альманаху уйти за рубеж". Но было бессмысленно всё...
М.Ц. – Кто из писателей, по Вашему мнению, был главным гонителем идеи издания "Метрополя" на родине?
О.П. – Ну, Марков, естественно, был против. Но вообще это было открытое обсуждение на московской писательской организации. Там была схватка, надо было отстоять... Но Вы понимаете, в чём дело: там Вася Аксёнов с самого начала играл активную роль. Он говорил: "Ребята, да чего мы тут будем... Да пошли они!"
Материалы в прессе о "Метрополе" всегда тенденциозны – либо с той, либо с другой стороны. А истина всегда посередине. Ведь что такое объективность? Это сумма субъективностей.
Это время было такое. Вы знаете, кто хотел остановить фильм "Семнадцать мгновений весны"? Суслов, начальник Главного политуправления армии Епишев и Гречко (министр обороны СССР, – М.Ц.). Гречко дословно сказал: "Мы на брюхе ползли по Кавказскому хребту, а, оказывается, это разведчики, сидя в отелях, выиграли войну". А Андропов эту картину поддержал. Даже такие вещи проходили с трудом! Потом фильм отвезли на дачу Брежневу, и все получили звания народных артистов и Государственную премию. А Михаил Андреевич (Суслов, – М.Ц.) это гнобил. Вот так это было. А это был не "Метрополь", понимаете?"*20
Ещё один участник "Метрополя", народный артист России Марк Григорьевич Розовский, вспоминает о событиях того уже достаточно далёкого времени так, как будто это было вчера. Ну и то сказать – такое не забывается.
"М.Ц. – Среди авторов "Метрополя" была надежда, что издание будет разрешено к публикации в Советском Союзе?
М.Р. – Интересный вопрос... Нам говорили, что с нашей стороны это была явная провокация, потому что настолько же было ясно, что это опубликовать невозможно! На самом деле, если провокация и была, то она была как раз обратного свойства. Там ведь ни у одного автора не было никакого вызова Советской власти, это вовсе не был диссидентский сборник, который имел бы чисто политические цели.
Система сама подставилась, потому что она запрещала то, что невозможно было запретить именно в силу того, что там не было борьбы с Системой! Система себя обнаружила как нечто бесчеловечное и антихудожественное. Когда я написал свою статью ("Театральные колечки, сложенные в спираль", – М.Ц.), то Васе Аксёнову она очень понравилась: "Вот это как раз то, что нужно! Они в официозе это не приемлют, а что тут такого, что подрывало бы устои?"
"Они" считали, что над "ними" издеваются. Когда от меня потребовали объяснений моего участия в "Метрополе", то я был в Ленинграде и послал телеграмму: "Моё участие в "Метрополе" объясняется желанием содействовать поиску и эксперименту в советском театре. С уважением, Марк Розовский". И эта телеграмма была буквально воспринята как издевательство.
После этой телеграммы Феликс Кузнецов вызвал меня уже для личного разговора. Он мне говорит: "Что это ты мне отписки шлёшь?" Я говорю: "Вы меня просили объяснить, а я именно так и думал, как написал". И мне он объяснял ситуацию эдак, по-чапаевски. Помните, в фильме Чапаев на картошке объяснял? А Кузнецов положил на стол белый лист бумаги, нарисовал точку и сказал: "Вот это – ты". Потом обвёл эту точку кружком и сказал: "Вот ты – член Союза писателей". Потом нарисовал точку отдельно, а кружок – отдельно и показал: "А вот это – если ты не с нами". Такая вполне откровенная угроза, что могут и исключить... Так что, мол, выбирай.
М.Ц. – Существует очень хорошо известная фотография, на которой запечатлены большинство членов "Метрополя". Когда она была сделана?
М.Р. – Я точного дня не помню. Мы тогда собрались все как бы подтвердить свою взаимную ответственность. Властям очень не понравилась одна фраза во вступлении, написанном Васей. Там было сказано о том, что у нас что-то вроде круговой поруки. Я точно не помню, но это можно найти. Эта фраза тоже вызывала жуткую ненависть. ("Альманах "Метрополь" представляет всех авторов в равной степени. Все авторы представляют альманах в равной степени". – М.Ц.)
Их желание главное было – нас раздробить. Найти какой-то способ, чтобы кто-то из нас струсил. Поэтому со всеми стали вести индивидуальную работу. Обработка иногда принимала очень смешные формы. Скажем, я жил на одной лестничной площадке с Володей Амлинским, которого прекрасно знал по журналу "Юность". Тогда он был секретарём Союза писателей, уж не помню, какого – то ли российского, то ли московского. И вот ему было поручено со мной провести работу.
Он пришёл: "Надо поговорить". Я ему: "Ну, я понял, кто тебя послал. Давай, разговаривай". Мы пошли с ним на балкон и Володя говорит: "Ну, чего мне им сказать-то?" Я говорю: "А что – я должен тебе сказать, что ты должен мне сказать?" Совковая такая дурацкая ситуация. Мы же друзья были. Ему тяжело, и мне тяжело. Вот стоим мы на балконе. Он молчит, и я молчу. Постояли и разошлись. Что он потом написал, как он отчитался за проведение беседы со мной, я не знаю.
Потом ещё одна беседа была. У меня был друг, секретарь парткома московского отделения Союза писателей. Он пришёл ко мне с бутылкой водки. – "Давай выпьем". Я говорю: "Ну, давай". Мы выпили, стали трепаться. Разговор вообще ни о чём, о "Метрополе" – ни слова. Он поднялся и ушёл. Хотя понятно было, зачем он приходил в тот раз.
М.Ц. – Но, насколько я знаю, беседами дело не ограничилось, и участие в "Метрополе" Вам ещё припомнили?
М.Р. – Ну конечно! У меня был запланирован авторский вечер в Доме учителя – его тут же отменили, когда история с "Метрополем" открылась. Когда я спросил, почему отменён вечер, мне ответили: "Трубы прорвало". Я даже поехал туда проверить. Естественно, трубы были в порядке. "Права качать" я не стал – бессмысленно.
У меня был сценарий – он был тут же зарублен. Книжка в издательстве была рассыпана. Били рублём. Я попал в "чёрный список" – и никакого тебе телевидения, никакой работы. У меня в театре Маяковского в Москве лежала пьеса по Маяковскому, называлась "Высокий". Главреж театра Андрей Гончаров, как театральный человек, не очень был в курсе того, что делалось в Союзе писателей. Ему хотелось Маяковского. Это была единственная работа, которая у меня оставалась. То есть, я был автором, и мне дали её ставить. Но потом всё равно зарубили. Пьесу поставил другой режиссёр, а постановку перевели с большой сцены на малую.
М.Ц. – Как долго для участников "Метрополя" продолжались последствия этого дела?
М.Р. – По-разному. Вася уехал, Алешковский уехал, Фридрих Горенштейн тоже. Естественно, для них проблемы кончились быстро. Конечно, они были объявлены антисоветчиками, но с ними никто не полемизировал. А вот для нас, оставшихся, проблемы продолжались долго.
М.Ц. – Высоцкий принимал участие в подготовке альманаха?
М.Р. – Да Вы знаете, никто не принимал участия. Все сдали свои материалы, а потом собрались перед тем, как объявить об этом издании. И сговорились, как себя вести, если НАЧНЁТСЯ...
И действительно – началось! После того, как было первое обсуждение в Союзе писателей, вышел очередной номер газеты "Московский литератор". Это такая была газета-шавка при секретариате Союза писателей. И – уникальный случай – весь номер газеты был посвящён "Метрополю"! Весь номер был занят выступлениями тех, кто клеймил и долбал "Метрополь".
Официальные власти так испугались! Вы даже не представляете себе, как они перепугались. А потом они получили команду всё спустить на тормозах. Феликс Кузнецов набрал на этом деле очки, стал ещё большим партийным боссом. Теперь он во главе всего литературоведения, директор института мировой литературы имени Горького. Правда, нигде не печатается. Мы всё это помним. И он всё помнит".*21
Что же помнит и как воспринимает теперь эти давние события Феликс Феодосьевич Кузнецов? За все прошедшие с той поры годы, он, насколько я знаю, ни разу в прессе на тему "Метрополя" не выступал. А ведь он – важнейшее действующее лицо, и без его воспоминаний ни одно исследование об альманахе не будет полным.
"Вы, может быть, сейчас улыбнётесь, – сказал мне Ф.Кузнецов, – но забавным фактом было то, что, возможно, первым человеком, кому поступило предложение сформировать такого рода сборник из текстов, которые не прошли советскую цензуру, и опубликовать это на Западе, был я. Это забавно, конечно, но факт. В те годы, 70-80-е годы двадцатого века, разворачивался очень активный роман между Госдепом (государственный департамент США, – М.Ц.) и Союзом писателей СССР, а точнее – между Госдепом и советскими писателями. Именно в ту пору целый ряд писателей стал получать индивидуальные приглашения для поездки в Штаты на очень хороших условиях, с возможностью поездить по стране, почитать лекции, получить за них приличные гонорары.
Помимо таких индивидуальных приглашений, была разработана программа обмена делегациями. У истоков её стоял покойный Солсбери.*22 Проводились разного рода дискуссии по вопросам советской и американской литературы. Наверно, состоялось около десяти поездок – пять наших делегаций ездили в США, и пять американских приезжали к нам. Как мне думается, это всё входило в программу размягчения официальной советской идеологии и нащупывания тех мягких мест, на которые можно оказывать воздействие. В общем и целом, это был блистательный пример ведения "холодной" войны в новых условиях.
Я был одним из тех, кто был удостоен чести входить, по меньшей мере, три или четыре раза в эти делегации. Наши делегации обычно возглавлял Сидоренко, бывший замминистра, бывший переводчик на встречах Сталина с Мао Цзедуном, а с американской стороны руководителем был Солсбери. Мы проводили дней десять в дискуссиях, а потом нам предлагался маршрут по Америке. Мы ездили по стране, читали лекции.
И вот однажды ко мне пришёл от Солсбери один человек, его правая рука. Я позабыл сейчас его фамилию. Он был сын белоэмигранта, племянник генерала царской армии. Он пришёл ко мне, потому что начинал я как "шестидесятник", и в этом плане интерес ко мне был, и предложил мне подумать о такого рода акции. Я отказался, сказав, что не хотел бы этим заниматься.
Потом, некоторое время спустя, я вдруг узнаю, что Вася Аксёнов и Витя Ерофеев собирают такого рода тексты, которые не прошли советскую цензуру. Это была акция продуманная, проработанная на перспективу, с очень тщательным анализом плюсов и минусов. Эта акция была обречена на успех, и обречена на очень мощную кампанию информационного сопровождения.
Поражение Советского Союза в "холодной" войне было неслучайным, и война шла через целый ряд очень умных операций. "Метрополь", по моему глубочайшему убеждению, был такой операцией. Почему? Да потому что нашим писателям это всё было, грубо говоря, до феньки. Самое смешное, что текстов, не прошедших цензуру, там было очень мало. Если это не было опубликовано, так это потому, что это было очень слабо. Акция с "Метрополем" была необходима Западу потому, что акция с выдворением Солженицына показала, до какой степени эффективна информационная война против Советского Союза. После Солженицына прошло несколько более мелких акций, но потом всё это стало затухать, и не было информационного повода для того, чтобы это дело, как говорится, раскочегаривать. Этот повод необходимо было создать, и он был создан. Как мне думается, Аксёнов не осознавал, что он – чьё-то орудие. Витя Ерофеев, скорее всего, осознавал, Попов – вряд ли. Большинство же участников "Метрополя" искренне полагали, что они ведут борьбу за свободу слова в СССР.
Многие писатели ничего не хотели давать в "Метрополь". Они приходили к Булату Окуджаве – Булат ничего не дал, он был очень осторожный человек. Они приходили к Юрию Трифонову – Юра тоже ничего не дал. А кто-то дал свои тексты, не представляя, что всё происходящее – игра, которая, строго говоря, к литературе имела маленькое отношение.
В "Метрополе" текстов высокого звучания было не очень много. Ну, допустим, хороший был рассказ Фазиля Искандера. Хороши были тексты Андрея Вознесенского, которые, кстати, уже были напечатаны к тому времени. У Фридриха Горенштейна хороший кусок. Стихи Высоцкого.
Когда всё это случилось, власти были чрезвычайно растеряны и не понимали, как себя вести. Как ни парадоксально, самым умным человеком оказался Кириленко,*23 который, в общем-то, был достаточно дубоватым. Он сказал: "Эту историю надо замолчать и ничего об этом не писать".
Однако вскоре стало ясно, что молчанием здесь не обойдёшься, поскольку стало известно, что участники "Метрополя" подготовили зал в кафе "Север", куда были приглашены корреспонденты зарубежной прессы. В этом кафе должна была состояться презентация этого издания, и первой заботой властей было этой презентации не допустить, чтобы избежать всемирного ажиотажа.
Стали думать, как это сделать. Я тогда возглавлял московскую писательскую организацию. Меня пригласил к себе секретарь ЦК по идеологии Зимянин. На заседании присутствовали Чебриков, в ту пору – заместитель председателя КГБ, который курировал 5-е управление,*24 Шауро.*25 Они пригласили меня, чтобы узнать мою точку зрения, как этот вопрос решать и как из этой ситуации выходить.
Моя точка зрения была такой: во-первых, нельзя никого наказывать, нельзя никого исключать, нельзя применять никаких репрессий, потому что всё это – дополнительный материал для информационного пожара. Во-вторых, я предложил, как мне казалось, тихое и спокойное обсуждение этого вопроса на заседании писательской организации, предварительно размножив альманах для ознакомления с ним членов организации, чтобы люди прочитали и высказались.
Было сделано пятьдесят копий "Метрополя". Высказывались разные, но, в основном, очень хорошие писатели. Большинство альманах не приняло, причём с точки зрения не политической, а эстетической.
Материалы этого обсуждения были напечатаны в газетке "Московский литератор", тираж которой был пятьсот экземпляров. И эта газетка с её крошечным тиражом вдруг стала любимой газетой всех иностранных средств массовой информации. Они посылали своих людей, чтобы разыскать эту газетку! И этой газетки было достаточно, чтобы возник международный скандал.
Вдобавок, к сожалению, не было выполнено моё предложение никого не наказывать. Сергей Владимирович Михалков возглавлял в ту пору Союз писателей России, и они всё-таки исключили Ерофеева и Попова из членов Союза писателей. Исключили очень своеобразно: мы их за год до этого приняли, но они не получили вовремя членские билеты. Союз писателей России после всех событий отказался им эти билеты выдать. Не дают билеты – значит, исключение. Тогда Аксёнов и ещё несколько человек (С.Липкин и И.Лиснянская, – М.Ц.) подали заявление о выходе из Союза писателей. Это подняло ещё одну волну ажиотажа. Поверьте мне, что весь этот ажиотаж, весь этот скандал был неслучаен. Это просто – эпизод "холодной" войны.
Мне ещё почему было трудно... Многие авторы "Метрополя" были моими друзьями. Я понимал, что многие ребята оказались втянутыми в заваруху, которая нанесла им ущерб. Этим людям это было совершенно ни к чему, потому что они не находились в состоянии активной диссидентской позиции.
М.Ц. – А с точки зрения сегодняшнего дня...
Ф.К. – С точки зрения сегодняшнего дня... Как говорится, если бы директором был я, конечно, это надо было спокойно напечатать и здесь, и через ВААП*26 издать на Западе – и закрыть тему. Это было бы самое простое и разумное решение, потому что напечатанный в СССР, этот альманах канул бы в безвестность, как он, в конце концов, и канул. Он переиздавался два или три раза, но кто его сейчас читает? Но в ту пору, когда было обострённое политическое противостояние, это оказалось, к сожалению, невозможным.
Я не чувствую своей вины. Я просто испытываю горечь от того, что в ту пору не хватило ума – не только у меня, но и у властей, – понять, что не надо было поддаваться на эту провокацию. У них как раз и был расчёт на то, что не напечатают, и расчёт оправдался.
Практически, в этом альманахе, за исключением чуть-чуть задиристого предисловия, написанного Васей Аксёновым, да пошлых рассказов Ерофеева и Попова, не было ничего такого, что могло быть рассмотрено хоть в какой-то степени как антисоветское. Стихи Высоцкого? В них не было ничего антисоветского!
Из авторов "Метрополя" я продолжаю оставаться в прекрасных отношениях и с Фазилем Искандером, и с Андреем Битовым.
Скажу Вам так: в этом деле было две стороны. Одна сторона была очень заинтересована в этом скандале, и она его получила, благодаря своей умной политике. А вторая сторона, благодаря своей глупой политике, тоже этот скандал получила, – но себе в бок".*27 Издания ''Метрополя''.
Из коллекции М.Цыбульского
В заключение – короткая справка. Альманах "Метрополь" впервые был издан в 1979 г. в американском издательстве "Ардис". Первое издание представляло собой факсимильное воспроизведение оригинального "самиздатовского" сборника, чуть позднее, но в тот же год, выпущена книга обычного размера. Через год вышел перевод "Метрополя" на французский (издательство “Gallimard”), а в 1982 г. появился перевод на английский, изданный “W.W.Norton&Company”.
На родине авторов "Метрополь" впервые напечатан в 1991 г. (издательство "Текст"). Переиздания книги осуществлены в 1999 и 2001 гг.
***
1."Литературный альманах "Метрополь". Москва, "Текст", 1991 г.
2. Ерофеев В. "Десять лет спустя" в кн. "Литературный альманах "Метрополь"". Москва, 1991 г. стр.5-13.
3. Simis K. “Metropol” as a Social Phenomenon” || “Problems of Communism” New York June-July 1979 p.66.
4. Перевозчиков В. "Неизвестный Высоцкий", Москва, "Вагриус", 2005 г.
5. Русаков Э. "Дебют поэта Высоцкого" // газ. "Красноярский рабочий", 24.01.2008 г., стр.15.
6. Фонограмма беседы от 20.04.1997 г.
7. Фонограмма беседы от 22.10.1994 г.
8. Фонограмма беседы от 4.04.2008 г.
9. Фонограмма беседы от 22.10.1994 г.
10. "Памяти Высоцкого" // газ. "Новый американец", Нью-Йорк, 27.09-2.10.1980 г., стр.19.
11. Русаков Э. "Дебют поэта Высоцкого" // газ. "Красноярский рабочий", 24.01.2008 г., стр.15.
12. Перевозчиков В. "Неизвестный Высоцкий", Москва, "Вагриус", 2005 г., стр.271.
13. Шевцов И. "Воспоминания о В.Высоцком, написанные по просьбе В.Перевозчикова" // ж. "Библиотека "Ваганта"", Москва, 1992 г., номер 9, стр.14-29.
14."Дело "Метрополя"". Стенограмма расширенного заседания секретариата МО СП СССР от 22.01.1979 г. // ж. "НЛО", Москва, 2006 г., номер 82.
15.Там же.
16. "Владимир Высоцкий в Америке", 1998 г., студия “Wostok Entertaintment” (США). Реж. А.Каневский, продюсер Г.Антимони.
17. Русаков Э. "Дебют поэта Высоцкого" // газ. "Красноярский рабочий", 24.01.2008 г., стр.15.
18.Фонограмма беседы от 5.04.2008 г.
19.Согласно стенограмме, сделанной Е.Поповым, в тот день О.Попцов сказал: "Я сам редактор, и я вам могу сказать, что альманах в том виде, в каком он есть, – слабая литература. Это – битая карта. Это – для второй среды информации: для среды неуправляемой, для среды слухов, сплетен. И нужно обсуждение. Я боюсь за судьбу этих людей. 12 лет связывает меня с Искандером. Это чувство любви. И я не хочу, чтоб с одной стороны сидели глухонемые, а с другой кричащие". (Цит. по публикации в ж. "НЛО", Москва, 2006 г., номер 82).
20. Фонограмма беседы от 6.04.2008 г.
21. Фонограмма беседы от 6.04.2008 г.
22. Гаррисон Солсбери (1908-1993), американский писатель, журналист, историк, многолетний корреспондент "Нью-Йорк Таймс" в СССР. Лауреат премии Пулитцера, автор книг "Американец в России" (1955), "Новая Россия?" (1962), "900 дней. Блокада Ленинграда" (1969) и др.
23. Кириленко Андрей Павлович (1906-1990) – член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС.
24. Пятое управление КГБ занималось борьбой против инакомыслящих, создано в 1967 г.
25. Шауро Василий Филимонович – в описываемое время был заведующим отделом культуры ЦК КПСС.
26.ВААП – Всесоюзное агентство по охране авторских прав, основано в 1973 г.
27. Фонограмма беседы от 4.05.2008 г.
Источник - v-vysotsky.com
М.Ц. – Агрессивнее всех вёл себя Феликс Кузнецов, нынешний академик, директор института мировой литературы. Как Вы считаете, он был искренним в своём неприятии "Метрополя" или просто послушно исполнял чужую волю?
Л.Б. – Я не знаю, что можно об этом человеке сказать, был ли он вообще когда-нибудь искренним. Он делал то, что было ему по уму и помогало сделать карьеру. В этом смысле он был вполне искренним.
М.Ц. – Вы говорите, что Аксёнов таким образом планировал свой отъезд. А остальные члены "Метрополя" полагали, что от властей можно будет добиться разрешения на публикацию?
Л.Б. – Нет. Все понимали, что никакого разрешения не будет, но мы рассчитывали на большой скандал. Я не знал, что это пересылается в Штаты, но кое-кто из близких к Аксёнову людей знал. Я ведь в немалой степени был чужаком, в "Метрополь" я передал статью, предназначенную для журнала "Вопросы философии" и там отвергнутую. Точнее говоря, статья была запрещена в ЦК, хотя в ней не было совершенно ничего антисоветского, как, впрочем, и во всём "Метрополе".
М.Ц. – А как Вы оказались автором альманаха?
Л.Б. – Совершенно случайно. В гостях у режиссёра Хейфица я познакомился с Фридрихом Горенштейном. Фридрих прочитал текст моей статьи, с места в карьер спросил: "А хотите участвовать в таком деле?" И я сходу ответил: "Да". В этом не было особой смелости, потому что нетрудно было сообразить, что участвуют очень известные люди, с которыми расправиться сразу "чохом" будет невозможно. Во-вторых, я знал, что в моей статье нет ничего особенного, кроме непривычных тогда бахтинских соображений о традициях.
Но... Когда всё это произошло, то обыска мы ждали все. Тростников был уволен с работы. Это было наше слабое звено. Он преподавал математику в институте, был кандидатом наук и никаким не философом. Написал он плохую статью, примиряющую религию с наукой, за неё и пострадал.
Я тогда спрятал весь самиздат – письма от обозревателей "Свободы", Би-Би-Си, другие самиздатовские тексты. По-моему, сходным образом поступали и другие. Обыск в этих условиях казался абсолютно естественным. У меня уже на тот момент было несколько вызовов в КГБ, я знал, что мой телефон прослушивается. И я был готов к тому, что с работы могут выгнать. Большего я не предполагал, но к тому, что мог потерять работу, как Тростников, я был готов. Но не выгнали. Я отделался тем, что мне запретили защищать докторскую, хотя уже был отпечатан реферат.
Я не мог печатать совершенно безобидные книжки по Возрождению. Мою книгу о гуманистах рассыпали в "Искусстве". Уже набранную, отредактированную книгу рассыпали, когда пришёл новый заведующий редакцией.
Трудности испытывали многие, даже Белла (Ахмадулина, – М.Ц.). Даже Фазиль Искандер стал испытывать трудности.
Вообще, судьба потом сложилась у всех по-разному. Вознесенский уже через неделю после того, как разразился скандал, был на приёме у президента Соединённых Штатов. Ахмадулина через год после скандала сумела выпустить книгу – правда, не в Москве, а в Молдавии.
Кое-кто даже что-то заработал на этом. Например, мой покойный ныне друг Юрий Карабчиевский, никому не известный, не печатавшийся ни в самиздате, ни в тамиздате, благодаря этому скандалу, стал очень известен. Он написал прогремевшую книгу о Маяковском ("Воскресение Маяковского", – М.Ц.) и трезво отмечал: "Я от этого только выиграл".
Фридрих Горенштейн, в отличие от Аксёнова, эмиграцию свою не готовил, но пришлось уехать, а Аксёнов явился туда триумфатором и бунтовщиком, что на первых порах обеспечивало ему прекрасный приём.
Витя Ерофеев с самого начала, и чем дальше, тем больше, старался представить это как некий подвиг наших литераторов. Мы даже с ним схватились на праздновании десятилетия "Метрополя". Я ему сказал, что никакого подвига не было, ибо мерять нужно по тем, кто сидел, у кого были обыски, а наша акция носила всё-таки боковой характер.
М.Ц. – А чем же кончилась идея презентации "Метрополя"?
Л.Б. – Было совещание, и "Метрополь" раскололся. Половина участников туда идти не хотели, потому что уже стало известно всё, так что они не хотели бросать дополнительный вызов. Мы с женой всё-таки туда пошли, к тому кафе, которое Белла Ахмадулина заказала для презентации.
Кафе было закрыто, в витрине надпись – "Закрыто по техническим причинам". Мы, стоя на противоположной стороне улицы, увидели стоящего в телефонной будке человека, которой держал трубку у уха, но не набирал номер и не разговаривал, а просто внимательно оглядывал окрестности. Так что было ясно, что КГБ не дремлет.
Потом подошло ещё несколько человек из наших. Потом кто-то ещё пришёл и предложил пойти на квартирку Гинзбург, собраться в своём кругу, выпить вина... Так это и было сделано. Но раскол был яростный. Мы сидели и спорили часов до четырёх утра.
М.Ц. – Во время работы над "Метрополем" у Вас были встречи с Высоцким?
Л.Б. – Были. Высоцкий несколько раз приходил на квартирку Гинзбург, участвовал в наших совещаниях. Отчасти они носили деловой характер, когда надо было что-то решать, а отчасти это была просто потребность увидеться друг с другом. Наскучив разговорами, – деловыми или квази-деловыми, – он выходил в коридорчик и рассказывал всякие хохмы. Кое-что я запомнил и потом пересказывал друзьям эти маленькие новеллки.
Помню вот такую историю. Какой-то забулдыга заходил в "гадюшник", расположенный рядом с Театром на Таганке (ресторан "Кама", – М.Ц.). Пройдя между столиками, он вдруг хватал чей-нибудь стакан водки, залпом выпивал его и бросался на колени с криком: "Ну бейте меня! Бейте! Ну не могу я иначе!" Его никто не бил, и он уходил с тем, чтобы через час, когда будут другие люди, вернуться за новой порцией.
На похоронах Высоцкого я был, причём на особом положении члена "Метрополя". Меня провели мимо бесконечной колонны людей, и я имел возможность немножко задержаться у гроба".*18
В предисловии к первому российскому изданию "Метрополя" В.Ерофеев писал: "Кампанию травли "Метрополя" со всей решительностью, отражавшейся на неустанно потеющем лице, возглавил Феликс Кузнецов. Когда он выдыхался, то распахивал двери кабинета, и в него врывались, чтобы продолжить с нами борьбу, бледнолицый Лазарь Карелин и румяный, в комиссарской кожанке Олег Попцов".
Олег Максимович Попцов в те времена возглавлял журнал "Сельская молодёжь", который, на мой взгляд, был одним из лучших "тонких" журналов страны. Укрывшись за абсолютно политически грамотным названием, О.Попцов с 1968-го по 1990-й год издавал журнал не для села и не для молодёжи, а для всех, кто хотел читать хорошую литературу. Там печатались В.Шукшин, Ю.Нагибин, В.Распутин, Ф.Искандер, Ю.Ким, В.Померанцев... Сейчас всё это уже забылось, а вот слова про "комиссарскую кожанку" остались...
"О.П. – Я могу сказать, что был в эпицентре этих событий. Я помню все эти дискуссии, выступления. "Метрополь" – это довольно интересное явление. Он вызвал протест со стороны официальных властей, – но это и понятно. А вот какой путь надо было избрать... Я был сторонником – причём категорическим – того, чтобы издать "Метрополь".
Аксёнов... Вы понимаете, я сторонник той точки зрения, что если ты хочешь изменить страну, то надо бороться, живя в ней, а не уезжать. Это моя позиция. Я Аксёнову говорил: "Я понимаю, тебе есть куда ехать. А что делать Искандеру? А что делать Битову?"
В этой истории нельзя не видеть объективной составляющей. Мы же понимаем, какое это было время, – это было время Михаила Андреевича Суслова. Нелепо было ждать от Суслова восторга по поводу альманаха, но я до сих пор считаю, что можно было и необходимо было "Метрополь" отстоять.
Я выступал и говорил, что если мы сейчас дадим возможность этому журналу уйти за рубеж, мы закроем на энное количество лет творчество этих людей в нашей стране. Поэтому его надо издавать здесь, во что бы то ни стало.
В альманахе были вещи, которые следовало беспощадно критиковать, а были вещи совершенно прекрасные. Скажем, я очень люблю Женю Попова, он талантливый человек, но его рассказ о том, как человек сидел над дырой и оправлялся, мне крайне не понравился.
Ещё несколько рассказов в сборнике только вызвало у меня отрицательную реакцию. В том числе, рассказ Искандера "Маленький гигант большого секса". Но ведь были там и прекрасные вещи! Например, повесть Горенштейна "Ступени".
Самым хитрым был Вознесенский, он перехитрил всех. Он дал в альманах стихи, которые уже были опубликованы в его книге ("Соблазн", Москва, "Советский писатель", 1978 г., – М.Ц.), но под другими названиями. Когда на него набросились, он сказал: "Но у меня это уже было опубликовано!" Это был такой ход...
Но, в общем, это была хорошая литература, сделанная настоящими писателями. Появление "Метрополя" здесь, в России, только прибавило бы авторитета русской литературе и позволило бы сказать, что ситуация меняется.
Произошло столкновение двух тенденций... Кто-то мне сказал: "А вот помните, как Вы выступали против "Метрополя"? Я ответил: "Господа! Есть все стенограммы обсуждений. Возьмите и прочтите. Я не откажусь там ни от одного слова.*19 Там выступал Бакланов, там выступал Бондарев. Вот давайте посмотрим, кто и о чём говорил, тогда станет всё ясно".
Я считаю, что это была такая ситуация, когда была нужна, как принято говорить сейчас, политическая воля. Но у руководителей Союза писателей этой политической воли не было. Хотя, наверное, всё было возможно, и можно было настоять, пойти к Брежневу, убедить его. Можно было... Но для этого надо было идти на определённый риск. Как редактор журнала, я имел двух цензоров – одного по месту издания, а другого – в центральной цензуре, и я это очень хорошо знаю. Власть надо было убеждать и доказывать ей.
М.Ц. – Мне приходилось слышать мнение, что Василий Аксёнов с самого начала планировал скандал, понимая, что "Метрополь" в Союзе издан не будет.
О.П. – Да, да, конечно! Я именно об этом и говорил. Я не был внутри их команды и не знаю, о чём они там договаривались, но Вася чётко делал установку на скандал, чтоб это издать за рубежом и выплеснуть. Я же понимал, что это такое идёт! У меня Фазиль Искандер был членом редколлегии, а после этого от меня потребовали, чтобы я вывел его из членов редколлегии. Я знал, что будет. Я говорил: "Что вы делаете? Настоящих литераторов мы просто зачеркнём! Они, как минимум, пятнадцать лет не смогут публиковаться в стране. Что вы делаете! Ни в коем случае нельзя дать альманаху уйти за рубеж". Но было бессмысленно всё...
М.Ц. – Кто из писателей, по Вашему мнению, был главным гонителем идеи издания "Метрополя" на родине?
О.П. – Ну, Марков, естественно, был против. Но вообще это было открытое обсуждение на московской писательской организации. Там была схватка, надо было отстоять... Но Вы понимаете, в чём дело: там Вася Аксёнов с самого начала играл активную роль. Он говорил: "Ребята, да чего мы тут будем... Да пошли они!"
Материалы в прессе о "Метрополе" всегда тенденциозны – либо с той, либо с другой стороны. А истина всегда посередине. Ведь что такое объективность? Это сумма субъективностей.
Это время было такое. Вы знаете, кто хотел остановить фильм "Семнадцать мгновений весны"? Суслов, начальник Главного политуправления армии Епишев и Гречко (министр обороны СССР, – М.Ц.). Гречко дословно сказал: "Мы на брюхе ползли по Кавказскому хребту, а, оказывается, это разведчики, сидя в отелях, выиграли войну". А Андропов эту картину поддержал. Даже такие вещи проходили с трудом! Потом фильм отвезли на дачу Брежневу, и все получили звания народных артистов и Государственную премию. А Михаил Андреевич (Суслов, – М.Ц.) это гнобил. Вот так это было. А это был не "Метрополь", понимаете?"*20
Ещё один участник "Метрополя", народный артист России Марк Григорьевич Розовский, вспоминает о событиях того уже достаточно далёкого времени так, как будто это было вчера. Ну и то сказать – такое не забывается.
"М.Ц. – Среди авторов "Метрополя" была надежда, что издание будет разрешено к публикации в Советском Союзе?
М.Р. – Интересный вопрос... Нам говорили, что с нашей стороны это была явная провокация, потому что настолько же было ясно, что это опубликовать невозможно! На самом деле, если провокация и была, то она была как раз обратного свойства. Там ведь ни у одного автора не было никакого вызова Советской власти, это вовсе не был диссидентский сборник, который имел бы чисто политические цели.
Система сама подставилась, потому что она запрещала то, что невозможно было запретить именно в силу того, что там не было борьбы с Системой! Система себя обнаружила как нечто бесчеловечное и антихудожественное. Когда я написал свою статью ("Театральные колечки, сложенные в спираль", – М.Ц.), то Васе Аксёнову она очень понравилась: "Вот это как раз то, что нужно! Они в официозе это не приемлют, а что тут такого, что подрывало бы устои?"
"Они" считали, что над "ними" издеваются. Когда от меня потребовали объяснений моего участия в "Метрополе", то я был в Ленинграде и послал телеграмму: "Моё участие в "Метрополе" объясняется желанием содействовать поиску и эксперименту в советском театре. С уважением, Марк Розовский". И эта телеграмма была буквально воспринята как издевательство.
После этой телеграммы Феликс Кузнецов вызвал меня уже для личного разговора. Он мне говорит: "Что это ты мне отписки шлёшь?" Я говорю: "Вы меня просили объяснить, а я именно так и думал, как написал". И мне он объяснял ситуацию эдак, по-чапаевски. Помните, в фильме Чапаев на картошке объяснял? А Кузнецов положил на стол белый лист бумаги, нарисовал точку и сказал: "Вот это – ты". Потом обвёл эту точку кружком и сказал: "Вот ты – член Союза писателей". Потом нарисовал точку отдельно, а кружок – отдельно и показал: "А вот это – если ты не с нами". Такая вполне откровенная угроза, что могут и исключить... Так что, мол, выбирай.
М.Ц. – Существует очень хорошо известная фотография, на которой запечатлены большинство членов "Метрополя". Когда она была сделана?
М.Р. – Я точного дня не помню. Мы тогда собрались все как бы подтвердить свою взаимную ответственность. Властям очень не понравилась одна фраза во вступлении, написанном Васей. Там было сказано о том, что у нас что-то вроде круговой поруки. Я точно не помню, но это можно найти. Эта фраза тоже вызывала жуткую ненависть. ("Альманах "Метрополь" представляет всех авторов в равной степени. Все авторы представляют альманах в равной степени". – М.Ц.)
Их желание главное было – нас раздробить. Найти какой-то способ, чтобы кто-то из нас струсил. Поэтому со всеми стали вести индивидуальную работу. Обработка иногда принимала очень смешные формы. Скажем, я жил на одной лестничной площадке с Володей Амлинским, которого прекрасно знал по журналу "Юность". Тогда он был секретарём Союза писателей, уж не помню, какого – то ли российского, то ли московского. И вот ему было поручено со мной провести работу.
Он пришёл: "Надо поговорить". Я ему: "Ну, я понял, кто тебя послал. Давай, разговаривай". Мы пошли с ним на балкон и Володя говорит: "Ну, чего мне им сказать-то?" Я говорю: "А что – я должен тебе сказать, что ты должен мне сказать?" Совковая такая дурацкая ситуация. Мы же друзья были. Ему тяжело, и мне тяжело. Вот стоим мы на балконе. Он молчит, и я молчу. Постояли и разошлись. Что он потом написал, как он отчитался за проведение беседы со мной, я не знаю.
Потом ещё одна беседа была. У меня был друг, секретарь парткома московского отделения Союза писателей. Он пришёл ко мне с бутылкой водки. – "Давай выпьем". Я говорю: "Ну, давай". Мы выпили, стали трепаться. Разговор вообще ни о чём, о "Метрополе" – ни слова. Он поднялся и ушёл. Хотя понятно было, зачем он приходил в тот раз.
М.Ц. – Но, насколько я знаю, беседами дело не ограничилось, и участие в "Метрополе" Вам ещё припомнили?
М.Р. – Ну конечно! У меня был запланирован авторский вечер в Доме учителя – его тут же отменили, когда история с "Метрополем" открылась. Когда я спросил, почему отменён вечер, мне ответили: "Трубы прорвало". Я даже поехал туда проверить. Естественно, трубы были в порядке. "Права качать" я не стал – бессмысленно.
У меня был сценарий – он был тут же зарублен. Книжка в издательстве была рассыпана. Били рублём. Я попал в "чёрный список" – и никакого тебе телевидения, никакой работы. У меня в театре Маяковского в Москве лежала пьеса по Маяковскому, называлась "Высокий". Главреж театра Андрей Гончаров, как театральный человек, не очень был в курсе того, что делалось в Союзе писателей. Ему хотелось Маяковского. Это была единственная работа, которая у меня оставалась. То есть, я был автором, и мне дали её ставить. Но потом всё равно зарубили. Пьесу поставил другой режиссёр, а постановку перевели с большой сцены на малую.
М.Ц. – Как долго для участников "Метрополя" продолжались последствия этого дела?
М.Р. – По-разному. Вася уехал, Алешковский уехал, Фридрих Горенштейн тоже. Естественно, для них проблемы кончились быстро. Конечно, они были объявлены антисоветчиками, но с ними никто не полемизировал. А вот для нас, оставшихся, проблемы продолжались долго.
М.Ц. – Высоцкий принимал участие в подготовке альманаха?
М.Р. – Да Вы знаете, никто не принимал участия. Все сдали свои материалы, а потом собрались перед тем, как объявить об этом издании. И сговорились, как себя вести, если НАЧНЁТСЯ...
И действительно – началось! После того, как было первое обсуждение в Союзе писателей, вышел очередной номер газеты "Московский литератор". Это такая была газета-шавка при секретариате Союза писателей. И – уникальный случай – весь номер газеты был посвящён "Метрополю"! Весь номер был занят выступлениями тех, кто клеймил и долбал "Метрополь".
Официальные власти так испугались! Вы даже не представляете себе, как они перепугались. А потом они получили команду всё спустить на тормозах. Феликс Кузнецов набрал на этом деле очки, стал ещё большим партийным боссом. Теперь он во главе всего литературоведения, директор института мировой литературы имени Горького. Правда, нигде не печатается. Мы всё это помним. И он всё помнит".*21
Что же помнит и как воспринимает теперь эти давние события Феликс Феодосьевич Кузнецов? За все прошедшие с той поры годы, он, насколько я знаю, ни разу в прессе на тему "Метрополя" не выступал. А ведь он – важнейшее действующее лицо, и без его воспоминаний ни одно исследование об альманахе не будет полным.
"Вы, может быть, сейчас улыбнётесь, – сказал мне Ф.Кузнецов, – но забавным фактом было то, что, возможно, первым человеком, кому поступило предложение сформировать такого рода сборник из текстов, которые не прошли советскую цензуру, и опубликовать это на Западе, был я. Это забавно, конечно, но факт. В те годы, 70-80-е годы двадцатого века, разворачивался очень активный роман между Госдепом (государственный департамент США, – М.Ц.) и Союзом писателей СССР, а точнее – между Госдепом и советскими писателями. Именно в ту пору целый ряд писателей стал получать индивидуальные приглашения для поездки в Штаты на очень хороших условиях, с возможностью поездить по стране, почитать лекции, получить за них приличные гонорары.
Помимо таких индивидуальных приглашений, была разработана программа обмена делегациями. У истоков её стоял покойный Солсбери.*22 Проводились разного рода дискуссии по вопросам советской и американской литературы. Наверно, состоялось около десяти поездок – пять наших делегаций ездили в США, и пять американских приезжали к нам. Как мне думается, это всё входило в программу размягчения официальной советской идеологии и нащупывания тех мягких мест, на которые можно оказывать воздействие. В общем и целом, это был блистательный пример ведения "холодной" войны в новых условиях.
Я был одним из тех, кто был удостоен чести входить, по меньшей мере, три или четыре раза в эти делегации. Наши делегации обычно возглавлял Сидоренко, бывший замминистра, бывший переводчик на встречах Сталина с Мао Цзедуном, а с американской стороны руководителем был Солсбери. Мы проводили дней десять в дискуссиях, а потом нам предлагался маршрут по Америке. Мы ездили по стране, читали лекции.
И вот однажды ко мне пришёл от Солсбери один человек, его правая рука. Я позабыл сейчас его фамилию. Он был сын белоэмигранта, племянник генерала царской армии. Он пришёл ко мне, потому что начинал я как "шестидесятник", и в этом плане интерес ко мне был, и предложил мне подумать о такого рода акции. Я отказался, сказав, что не хотел бы этим заниматься.
Потом, некоторое время спустя, я вдруг узнаю, что Вася Аксёнов и Витя Ерофеев собирают такого рода тексты, которые не прошли советскую цензуру. Это была акция продуманная, проработанная на перспективу, с очень тщательным анализом плюсов и минусов. Эта акция была обречена на успех, и обречена на очень мощную кампанию информационного сопровождения.
Поражение Советского Союза в "холодной" войне было неслучайным, и война шла через целый ряд очень умных операций. "Метрополь", по моему глубочайшему убеждению, был такой операцией. Почему? Да потому что нашим писателям это всё было, грубо говоря, до феньки. Самое смешное, что текстов, не прошедших цензуру, там было очень мало. Если это не было опубликовано, так это потому, что это было очень слабо. Акция с "Метрополем" была необходима Западу потому, что акция с выдворением Солженицына показала, до какой степени эффективна информационная война против Советского Союза. После Солженицына прошло несколько более мелких акций, но потом всё это стало затухать, и не было информационного повода для того, чтобы это дело, как говорится, раскочегаривать. Этот повод необходимо было создать, и он был создан. Как мне думается, Аксёнов не осознавал, что он – чьё-то орудие. Витя Ерофеев, скорее всего, осознавал, Попов – вряд ли. Большинство же участников "Метрополя" искренне полагали, что они ведут борьбу за свободу слова в СССР.
Многие писатели ничего не хотели давать в "Метрополь". Они приходили к Булату Окуджаве – Булат ничего не дал, он был очень осторожный человек. Они приходили к Юрию Трифонову – Юра тоже ничего не дал. А кто-то дал свои тексты, не представляя, что всё происходящее – игра, которая, строго говоря, к литературе имела маленькое отношение.
В "Метрополе" текстов высокого звучания было не очень много. Ну, допустим, хороший был рассказ Фазиля Искандера. Хороши были тексты Андрея Вознесенского, которые, кстати, уже были напечатаны к тому времени. У Фридриха Горенштейна хороший кусок. Стихи Высоцкого.
Когда всё это случилось, власти были чрезвычайно растеряны и не понимали, как себя вести. Как ни парадоксально, самым умным человеком оказался Кириленко,*23 который, в общем-то, был достаточно дубоватым. Он сказал: "Эту историю надо замолчать и ничего об этом не писать".
Однако вскоре стало ясно, что молчанием здесь не обойдёшься, поскольку стало известно, что участники "Метрополя" подготовили зал в кафе "Север", куда были приглашены корреспонденты зарубежной прессы. В этом кафе должна была состояться презентация этого издания, и первой заботой властей было этой презентации не допустить, чтобы избежать всемирного ажиотажа.
Стали думать, как это сделать. Я тогда возглавлял московскую писательскую организацию. Меня пригласил к себе секретарь ЦК по идеологии Зимянин. На заседании присутствовали Чебриков, в ту пору – заместитель председателя КГБ, который курировал 5-е управление,*24 Шауро.*25 Они пригласили меня, чтобы узнать мою точку зрения, как этот вопрос решать и как из этой ситуации выходить.
Моя точка зрения была такой: во-первых, нельзя никого наказывать, нельзя никого исключать, нельзя применять никаких репрессий, потому что всё это – дополнительный материал для информационного пожара. Во-вторых, я предложил, как мне казалось, тихое и спокойное обсуждение этого вопроса на заседании писательской организации, предварительно размножив альманах для ознакомления с ним членов организации, чтобы люди прочитали и высказались.
Было сделано пятьдесят копий "Метрополя". Высказывались разные, но, в основном, очень хорошие писатели. Большинство альманах не приняло, причём с точки зрения не политической, а эстетической.
Материалы этого обсуждения были напечатаны в газетке "Московский литератор", тираж которой был пятьсот экземпляров. И эта газетка с её крошечным тиражом вдруг стала любимой газетой всех иностранных средств массовой информации. Они посылали своих людей, чтобы разыскать эту газетку! И этой газетки было достаточно, чтобы возник международный скандал.
Вдобавок, к сожалению, не было выполнено моё предложение никого не наказывать. Сергей Владимирович Михалков возглавлял в ту пору Союз писателей России, и они всё-таки исключили Ерофеева и Попова из членов Союза писателей. Исключили очень своеобразно: мы их за год до этого приняли, но они не получили вовремя членские билеты. Союз писателей России после всех событий отказался им эти билеты выдать. Не дают билеты – значит, исключение. Тогда Аксёнов и ещё несколько человек (С.Липкин и И.Лиснянская, – М.Ц.) подали заявление о выходе из Союза писателей. Это подняло ещё одну волну ажиотажа. Поверьте мне, что весь этот ажиотаж, весь этот скандал был неслучаен. Это просто – эпизод "холодной" войны.
Мне ещё почему было трудно... Многие авторы "Метрополя" были моими друзьями. Я понимал, что многие ребята оказались втянутыми в заваруху, которая нанесла им ущерб. Этим людям это было совершенно ни к чему, потому что они не находились в состоянии активной диссидентской позиции.
М.Ц. – А с точки зрения сегодняшнего дня...
Ф.К. – С точки зрения сегодняшнего дня... Как говорится, если бы директором был я, конечно, это надо было спокойно напечатать и здесь, и через ВААП*26 издать на Западе – и закрыть тему. Это было бы самое простое и разумное решение, потому что напечатанный в СССР, этот альманах канул бы в безвестность, как он, в конце концов, и канул. Он переиздавался два или три раза, но кто его сейчас читает? Но в ту пору, когда было обострённое политическое противостояние, это оказалось, к сожалению, невозможным.
Я не чувствую своей вины. Я просто испытываю горечь от того, что в ту пору не хватило ума – не только у меня, но и у властей, – понять, что не надо было поддаваться на эту провокацию. У них как раз и был расчёт на то, что не напечатают, и расчёт оправдался.
Практически, в этом альманахе, за исключением чуть-чуть задиристого предисловия, написанного Васей Аксёновым, да пошлых рассказов Ерофеева и Попова, не было ничего такого, что могло быть рассмотрено хоть в какой-то степени как антисоветское. Стихи Высоцкого? В них не было ничего антисоветского!
Из авторов "Метрополя" я продолжаю оставаться в прекрасных отношениях и с Фазилем Искандером, и с Андреем Битовым.
Скажу Вам так: в этом деле было две стороны. Одна сторона была очень заинтересована в этом скандале, и она его получила, благодаря своей умной политике. А вторая сторона, благодаря своей глупой политике, тоже этот скандал получила, – но себе в бок".*27 Издания ''Метрополя''.
Из коллекции М.Цыбульского
В заключение – короткая справка. Альманах "Метрополь" впервые был издан в 1979 г. в американском издательстве "Ардис". Первое издание представляло собой факсимильное воспроизведение оригинального "самиздатовского" сборника, чуть позднее, но в тот же год, выпущена книга обычного размера. Через год вышел перевод "Метрополя" на французский (издательство “Gallimard”), а в 1982 г. появился перевод на английский, изданный “W.W.Norton&Company”.
На родине авторов "Метрополь" впервые напечатан в 1991 г. (издательство "Текст"). Переиздания книги осуществлены в 1999 и 2001 гг.
***
1."Литературный альманах "Метрополь". Москва, "Текст", 1991 г.
2. Ерофеев В. "Десять лет спустя" в кн. "Литературный альманах "Метрополь"". Москва, 1991 г. стр.5-13.
3. Simis K. “Metropol” as a Social Phenomenon” || “Problems of Communism” New York June-July 1979 p.66.
4. Перевозчиков В. "Неизвестный Высоцкий", Москва, "Вагриус", 2005 г.
5. Русаков Э. "Дебют поэта Высоцкого" // газ. "Красноярский рабочий", 24.01.2008 г., стр.15.
6. Фонограмма беседы от 20.04.1997 г.
7. Фонограмма беседы от 22.10.1994 г.
8. Фонограмма беседы от 4.04.2008 г.
9. Фонограмма беседы от 22.10.1994 г.
10. "Памяти Высоцкого" // газ. "Новый американец", Нью-Йорк, 27.09-2.10.1980 г., стр.19.
11. Русаков Э. "Дебют поэта Высоцкого" // газ. "Красноярский рабочий", 24.01.2008 г., стр.15.
12. Перевозчиков В. "Неизвестный Высоцкий", Москва, "Вагриус", 2005 г., стр.271.
13. Шевцов И. "Воспоминания о В.Высоцком, написанные по просьбе В.Перевозчикова" // ж. "Библиотека "Ваганта"", Москва, 1992 г., номер 9, стр.14-29.
14."Дело "Метрополя"". Стенограмма расширенного заседания секретариата МО СП СССР от 22.01.1979 г. // ж. "НЛО", Москва, 2006 г., номер 82.
15.Там же.
16. "Владимир Высоцкий в Америке", 1998 г., студия “Wostok Entertaintment” (США). Реж. А.Каневский, продюсер Г.Антимони.
17. Русаков Э. "Дебют поэта Высоцкого" // газ. "Красноярский рабочий", 24.01.2008 г., стр.15.
18.Фонограмма беседы от 5.04.2008 г.
19.Согласно стенограмме, сделанной Е.Поповым, в тот день О.Попцов сказал: "Я сам редактор, и я вам могу сказать, что альманах в том виде, в каком он есть, – слабая литература. Это – битая карта. Это – для второй среды информации: для среды неуправляемой, для среды слухов, сплетен. И нужно обсуждение. Я боюсь за судьбу этих людей. 12 лет связывает меня с Искандером. Это чувство любви. И я не хочу, чтоб с одной стороны сидели глухонемые, а с другой кричащие". (Цит. по публикации в ж. "НЛО", Москва, 2006 г., номер 82).
20. Фонограмма беседы от 6.04.2008 г.
21. Фонограмма беседы от 6.04.2008 г.
22. Гаррисон Солсбери (1908-1993), американский писатель, журналист, историк, многолетний корреспондент "Нью-Йорк Таймс" в СССР. Лауреат премии Пулитцера, автор книг "Американец в России" (1955), "Новая Россия?" (1962), "900 дней. Блокада Ленинграда" (1969) и др.
23. Кириленко Андрей Павлович (1906-1990) – член Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС.
24. Пятое управление КГБ занималось борьбой против инакомыслящих, создано в 1967 г.
25. Шауро Василий Филимонович – в описываемое время был заведующим отделом культуры ЦК КПСС.
26.ВААП – Всесоюзное агентство по охране авторских прав, основано в 1973 г.
27. Фонограмма беседы от 4.05.2008 г.
Источник - v-vysotsky.com
Взято: vakin.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]