Немецкие евреи в армии Наполеона.
---
"Повествование о судьбе и военных приключениях Якоба Мейера из Дрансфельда, бывшего вахмистра артиллерии вестфальской армии во время испанской и русской компаний".
Перевод Денисова Д.П. Отрывок об отступлении 1812 г.
"В двух часах езды от дороги, по которой шла наша колонна, мы вошли в небольшую покинутую жителями деревню. В то время, когда мы обыскивали дом в поисках чего-либо съедобного и фуража, появилась группа из шестнадцати - восемнадцати казаков, которые окружили дом и взяли нас в плен.
Офицер казаков оставил четырех солдат для того, чтобы сторожить нас и уехал с остальными. Среди наших сторожей оказался старый казак, который на ломаном немецком языке поведал мне, что когда-то участвовал в сражениях при Эйлау, Фридланде и Аустерлице.
Затем они щедро поделились с нами своим продовольствием и водкой, предупредив, однако что, когда ушедшие казаки вернутся, нас уведут. Эта новость совсем не привела нас в восторг.
Наша охрана была увлечена распитием водки, коей у них был целый бочонок. Лошади казаков, как, впрочем и наши, были привязаны к входу и хорошо накормлены. Было еще достаточно рано, но казаки казались уже пьяными.
Я вышел, якобы для справления естественной надобности. Когда-то я слышал, что, если добавить в водку обрезков копыт, то она становится очень опьяняющей. С помощью своего ножа я достал несколько таких обрезков с копыта лошади и бросил их в кувшинчик с водкой, который казаки в очередной раз передали нам.
На поверку оказалось, что эта смесь возымела свое действие, поскольку, не прошло и часа, как наши казаки, пьяные до полусмерти, уснули глубоким сном, улегшись вокруг костра как свиньи, и больше не отдавали себе отчет в происходящем.
Мы все трое одновременно подали друг другу знак и поспешили к лошадям, тут же отвязали их, а также забрали оружие и багаж так, чтобы казаки ничего не увидели и не услышали. Из камина мы захватили пригоршню холодной золы, бросили ее казакам в глаза и ускакали во весь опор; у каждого из нас было теперь по две лошади.
Мы скитались по лесу около двух часов, пока вдалеке не увидели деревушку, на въезде в которую находился постоялый двор. Как только мы стали приближаться к нему, то увидели идущего нам навстречу еврея, который сразу же побежал обратно.
Я оставил лошадь, которую держал на корде, своему товарищу, а сам погнался за евреем, которого догнал перед трактиром. Я спросил о причине его бегства; он ответил, что казаки использовали его как проводника до деревни отплатили ему также весьма щедро: кнутом.
К нашей несказанной радости, мы узнали, что это были именно те казаки, которые оставили нас с нашими надежными стражами и что они уехали совершенно в противоположном направлении, чем то, которое было необходимо нам для соединения с армией.
Еврей настоятельно советовал мне как можно быстрее уехать, чтобы не оказаться схваченным казаками, которые должны были быть всего в двух часах езды от деревни. Сначала еврей отказывался проводить нас к дороге, по которой шла армия и которая находилась в двух часах езды отсюда, но вежливая просьба и пять рублей, обещанные за труд, убедили его оказать нам эту услугу.
Взятые у казаков ольстры были полны серебряными изделиями, золотыми часами; но, поскольку мы очень спешили, то не стали их тогда открывать. В качестве залога, до тех пор, пока мы не дойдем до нашей армии, я отдал проводнику свои часы.
Мы находились приблизительно в часе езды от нашей армии, когда небо вдруг потемнело. Вдруг посреди леса, который мы переходили, мы оказались в окружении большого числа вооруженных крестьян.
Мой коллега вахмистр сказал мне крепче держать лошадей, так как он намеревался быстро разрешить назревающее столкновение. Я сделал то, о чем меня просили; двое гвардейцев вынули пистолеты, раздалось несколько выстрелов, было видно мелькание сабли, и, в конце концов, крестьяне разбежались.
Мы разделили на три части нашу добычу, состоявшую из денег, серебра, золота, часов и других ценностей; лишних лошадей же мы продали. Частью добытого нами продовольствия мы поделились с нашими товарищами по несчастью.
Я был очень доволен выпавшей мне удачей и уже представлял себя возвращающимся домой. Я думал о моей благоверной и надеялся с помощью оставшихся у меня средств приобрести небольшое имение, где бы я прожил остаток своих дней в довольстве и умиротворении. Однако высший Божий суд все решил иначе!
4 декабря мы дошли до Benitska, где я встретил вахмистра Липса из 1-го гусарского полка, который родом был из Касселя, и принадлежащего к тому же полку бригадира Ранделя из Марбурга, будущего зятя булочника господина Аренса из Ганновер-Мюндена.
Выехали мы очень рано и скоро добрались до небольшой деревушки. Там у входа в трактир мы увидели троих солдат саксонской пехоты и одного крестьянина - все они стояли вокруг потухшего костра и были обезоружены.
Мы спросили, почему у них не оказалось при себе оружия. Они ответили, что накануне были захвачены в плен казаками, которые у них все отобрали. Во время нашего разговора крестьянин куда-то исчез, что несколько обеспокоило нас.
Мы тут же собрались в путь, но не успели выехать из деревни, как увидели, что навстречу нам едет продовольственная повозка с несколькими французами, кричащими на своем языке: "мы пропали!".
Враг был повсюду. Русский офицер приказал конфисковать наших лошадей, наш багаж и все наше оружие, но, тем не менее, оставил нам продукты. Нас привели на опушку леса, где уже находились около тысячи пленных.
Я тут же понял, какие тяжкие дни ждали нас впереди: один пленный французский гвардеец поднял с земли саблю и спрятал ее в свои лохмотья. Видевший же все происходящее башкир зарубил несчастного насмерть.
Опасаясь за свою жизнь, я попятился назад, но один из неприятельских гусаров в сером хотел было ударить меня своей саблей; я перепрыгнул ров глубиной в восемь футов и получив последний удар в спину, сумел увернуться и смешаться с толпой пленных.
Моя рана начала сильно кровоточить; шедший рядом со мной солдат Вестфальской армии помог мне перевязать рану, которая оказалась серьезней, чем я полагал.
Нас было около двух тысяч военнопленных, которых уже во второй половине того же дня отряд казаков увел за собой. У нас отобрали и ту малость продуктов, которую мы оставили себе с разрешения офицера.
На рассвете я рискнул убежать в город. Я дошел до рынка и услышал; как из еврейского дома доносилось празднование шаббата; я подошел к окнам, постучал и сказал открывшим мне людям, что я их единоверец. Через окно они передали мне хлеба и немного мяса, но этим их помощь и ограничилась.
В то время, как я брел по городу, навстречу мне вышел русский офицер, который на немецком языке спросил меня, как я здесь оказался. Я честно признался ему, что совершил побег. Тогда он спросил, откуда я; когда же я ему ответил, что пришел из района Геттинген, он сказал, что два года учился там; затем дал мне несколько су и настоятельно советовал вернуться в колонну пленных, если я не хочу быть насмерть забитым крестьянами.
Когда я подошел к этой колонне, то увидел, как она поднимается на лесистый холм. Действительно, за мной уже шли вооруженные дубинами крестьяне, но, поскольку я был намного впереди них, то избежал этой опасности.
В целом, казаки, какими бы они не были бесчувственными, никогда нас намеренно не оскорбляли и не обижали, чего я не могу сказать о большинстве испанцев, которые, напротив, были очень изворотливы и склонны к насилию.
Еврейские торговцы и казаки.
За час до рассвета я занял место у углового окна, расшатал свинцовые шарниры форточек до такой степени, чтобы можно было свободно вылезти. Мои бедные товарищи в то время еще спали глубоким сном и не отдавали себе отчет в том, что происходит. Убедившись в том, что я не был замечен стоявшими на этой стороне часовыми, я выпрыгнул и благополучно убежал.
Когда я завидел нескольких идущих мне навстречу евреев, я приблизился к ним и сказал, что являюсь их единоверцем. Они тут же окружили меня и проводили в еврейский госпиталь; я благодарил Всемогущего за то, что в этот раз мне удалось спастись.
Днем я мог свободно перемещаться куда мне было угодно и каким угодно способом находить себе средства к существованию, чаще всего я просил милостыню. Поскольку я был полностью одет на польский манер и носил длинную густую бороду, то меня принимали за польского еврея, что меня хоть как-то спасало от гонений русских.
Русские солдаты и казаки в доме еврея.
Однажды вечером у меня начались ужасные головные боли и меня так сильно тошнило, что я думал, что сойду с ума. Врач тут же дал мне выпить большой стакан водки, в который он добавил перец и еще какой-то ингредиент. Затем, после того, как я выпил эту смесь, он заставил меня бегать около часа, от чего я очень сильно пропотел. На следующее утро почувствовал себя абсолютно здоровым.
Вскоре я смог добраться до Вильно. Благодаря полученному в Минске рекомендательному письму, которое было адресовано богатому торговцу, я смог устроиться, по крайней мере, на ночь, в учебное заведение.
Там я встретил множество французских военных евреев и одного известного своей эрудицией итальянского еврея сержанта, с которым все очень хорошо обходились.
На всем дальнейшем пути евреи помогали мне, давали кров и пищу и даже деньги. А всех других только обирали и обманывали. Главный раввин достал мне паспорт, по которому я являлся евреем города Тыкоцин, и затем я продолжил свое путешествие к Германии.
Вестфалия.
Вестфальская монета с изображением Короля Вестфалии - Жерома Бонапарта, брата Наполеона
Перевод Денисова Д.П. Отрывок об отступлении 1812 г.
"В двух часах езды от дороги, по которой шла наша колонна, мы вошли в небольшую покинутую жителями деревню. В то время, когда мы обыскивали дом в поисках чего-либо съедобного и фуража, появилась группа из шестнадцати - восемнадцати казаков, которые окружили дом и взяли нас в плен.
Офицер казаков оставил четырех солдат для того, чтобы сторожить нас и уехал с остальными. Среди наших сторожей оказался старый казак, который на ломаном немецком языке поведал мне, что когда-то участвовал в сражениях при Эйлау, Фридланде и Аустерлице.
Затем они щедро поделились с нами своим продовольствием и водкой, предупредив, однако что, когда ушедшие казаки вернутся, нас уведут. Эта новость совсем не привела нас в восторг.
Наша охрана была увлечена распитием водки, коей у них был целый бочонок. Лошади казаков, как, впрочем и наши, были привязаны к входу и хорошо накормлены. Было еще достаточно рано, но казаки казались уже пьяными.
Я вышел, якобы для справления естественной надобности. Когда-то я слышал, что, если добавить в водку обрезков копыт, то она становится очень опьяняющей. С помощью своего ножа я достал несколько таких обрезков с копыта лошади и бросил их в кувшинчик с водкой, который казаки в очередной раз передали нам.
На поверку оказалось, что эта смесь возымела свое действие, поскольку, не прошло и часа, как наши казаки, пьяные до полусмерти, уснули глубоким сном, улегшись вокруг костра как свиньи, и больше не отдавали себе отчет в происходящем.
Мы все трое одновременно подали друг другу знак и поспешили к лошадям, тут же отвязали их, а также забрали оружие и багаж так, чтобы казаки ничего не увидели и не услышали. Из камина мы захватили пригоршню холодной золы, бросили ее казакам в глаза и ускакали во весь опор; у каждого из нас было теперь по две лошади.
Мы скитались по лесу около двух часов, пока вдалеке не увидели деревушку, на въезде в которую находился постоялый двор. Как только мы стали приближаться к нему, то увидели идущего нам навстречу еврея, который сразу же побежал обратно.
Я оставил лошадь, которую держал на корде, своему товарищу, а сам погнался за евреем, которого догнал перед трактиром. Я спросил о причине его бегства; он ответил, что казаки использовали его как проводника до деревни отплатили ему также весьма щедро: кнутом.
К нашей несказанной радости, мы узнали, что это были именно те казаки, которые оставили нас с нашими надежными стражами и что они уехали совершенно в противоположном направлении, чем то, которое было необходимо нам для соединения с армией.
Еврей настоятельно советовал мне как можно быстрее уехать, чтобы не оказаться схваченным казаками, которые должны были быть всего в двух часах езды от деревни. Сначала еврей отказывался проводить нас к дороге, по которой шла армия и которая находилась в двух часах езды отсюда, но вежливая просьба и пять рублей, обещанные за труд, убедили его оказать нам эту услугу.
Взятые у казаков ольстры были полны серебряными изделиями, золотыми часами; но, поскольку мы очень спешили, то не стали их тогда открывать. В качестве залога, до тех пор, пока мы не дойдем до нашей армии, я отдал проводнику свои часы.
Мы находились приблизительно в часе езды от нашей армии, когда небо вдруг потемнело. Вдруг посреди леса, который мы переходили, мы оказались в окружении большого числа вооруженных крестьян.
Мой коллега вахмистр сказал мне крепче держать лошадей, так как он намеревался быстро разрешить назревающее столкновение. Я сделал то, о чем меня просили; двое гвардейцев вынули пистолеты, раздалось несколько выстрелов, было видно мелькание сабли, и, в конце концов, крестьяне разбежались.
Мы разделили на три части нашу добычу, состоявшую из денег, серебра, золота, часов и других ценностей; лишних лошадей же мы продали. Частью добытого нами продовольствия мы поделились с нашими товарищами по несчастью.
Я был очень доволен выпавшей мне удачей и уже представлял себя возвращающимся домой. Я думал о моей благоверной и надеялся с помощью оставшихся у меня средств приобрести небольшое имение, где бы я прожил остаток своих дней в довольстве и умиротворении. Однако высший Божий суд все решил иначе!
4 декабря мы дошли до Benitska, где я встретил вахмистра Липса из 1-го гусарского полка, который родом был из Касселя, и принадлежащего к тому же полку бригадира Ранделя из Марбурга, будущего зятя булочника господина Аренса из Ганновер-Мюндена.
Выехали мы очень рано и скоро добрались до небольшой деревушки. Там у входа в трактир мы увидели троих солдат саксонской пехоты и одного крестьянина - все они стояли вокруг потухшего костра и были обезоружены.
Мы спросили, почему у них не оказалось при себе оружия. Они ответили, что накануне были захвачены в плен казаками, которые у них все отобрали. Во время нашего разговора крестьянин куда-то исчез, что несколько обеспокоило нас.
Мы тут же собрались в путь, но не успели выехать из деревни, как увидели, что навстречу нам едет продовольственная повозка с несколькими французами, кричащими на своем языке: "мы пропали!".
Враг был повсюду. Русский офицер приказал конфисковать наших лошадей, наш багаж и все наше оружие, но, тем не менее, оставил нам продукты. Нас привели на опушку леса, где уже находились около тысячи пленных.
Я тут же понял, какие тяжкие дни ждали нас впереди: один пленный французский гвардеец поднял с земли саблю и спрятал ее в свои лохмотья. Видевший же все происходящее башкир зарубил несчастного насмерть.
Опасаясь за свою жизнь, я попятился назад, но один из неприятельских гусаров в сером хотел было ударить меня своей саблей; я перепрыгнул ров глубиной в восемь футов и получив последний удар в спину, сумел увернуться и смешаться с толпой пленных.
Моя рана начала сильно кровоточить; шедший рядом со мной солдат Вестфальской армии помог мне перевязать рану, которая оказалась серьезней, чем я полагал.
Нас было около двух тысяч военнопленных, которых уже во второй половине того же дня отряд казаков увел за собой. У нас отобрали и ту малость продуктов, которую мы оставили себе с разрешения офицера.
На рассвете я рискнул убежать в город. Я дошел до рынка и услышал; как из еврейского дома доносилось празднование шаббата; я подошел к окнам, постучал и сказал открывшим мне людям, что я их единоверец. Через окно они передали мне хлеба и немного мяса, но этим их помощь и ограничилась.
В то время, как я брел по городу, навстречу мне вышел русский офицер, который на немецком языке спросил меня, как я здесь оказался. Я честно признался ему, что совершил побег. Тогда он спросил, откуда я; когда же я ему ответил, что пришел из района Геттинген, он сказал, что два года учился там; затем дал мне несколько су и настоятельно советовал вернуться в колонну пленных, если я не хочу быть насмерть забитым крестьянами.
Когда я подошел к этой колонне, то увидел, как она поднимается на лесистый холм. Действительно, за мной уже шли вооруженные дубинами крестьяне, но, поскольку я был намного впереди них, то избежал этой опасности.
В целом, казаки, какими бы они не были бесчувственными, никогда нас намеренно не оскорбляли и не обижали, чего я не могу сказать о большинстве испанцев, которые, напротив, были очень изворотливы и склонны к насилию.
Еврейские торговцы и казаки.
За час до рассвета я занял место у углового окна, расшатал свинцовые шарниры форточек до такой степени, чтобы можно было свободно вылезти. Мои бедные товарищи в то время еще спали глубоким сном и не отдавали себе отчет в том, что происходит. Убедившись в том, что я не был замечен стоявшими на этой стороне часовыми, я выпрыгнул и благополучно убежал.
Когда я завидел нескольких идущих мне навстречу евреев, я приблизился к ним и сказал, что являюсь их единоверцем. Они тут же окружили меня и проводили в еврейский госпиталь; я благодарил Всемогущего за то, что в этот раз мне удалось спастись.
Днем я мог свободно перемещаться куда мне было угодно и каким угодно способом находить себе средства к существованию, чаще всего я просил милостыню. Поскольку я был полностью одет на польский манер и носил длинную густую бороду, то меня принимали за польского еврея, что меня хоть как-то спасало от гонений русских.
Русские солдаты и казаки в доме еврея.
Однажды вечером у меня начались ужасные головные боли и меня так сильно тошнило, что я думал, что сойду с ума. Врач тут же дал мне выпить большой стакан водки, в который он добавил перец и еще какой-то ингредиент. Затем, после того, как я выпил эту смесь, он заставил меня бегать около часа, от чего я очень сильно пропотел. На следующее утро почувствовал себя абсолютно здоровым.
Вскоре я смог добраться до Вильно. Благодаря полученному в Минске рекомендательному письму, которое было адресовано богатому торговцу, я смог устроиться, по крайней мере, на ночь, в учебное заведение.
Там я встретил множество французских военных евреев и одного известного своей эрудицией итальянского еврея сержанта, с которым все очень хорошо обходились.
На всем дальнейшем пути евреи помогали мне, давали кров и пищу и даже деньги. А всех других только обирали и обманывали. Главный раввин достал мне паспорт, по которому я являлся евреем города Тыкоцин, и затем я продолжил свое путешествие к Германии.
Вестфалия.
Вестфальская монета с изображением Короля Вестфалии - Жерома Бонапарта, брата Наполеона
Взято: oper-1974.livejournal.com
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]